жизнь в этом странном мире. Беседы не тяготили, лица не надоедали, стены не
давили. Я продолжал оставаться Пятым и вел себя подобающим образом. Но порой
воображение уносило меня далеко - туда, куда Пятому не положено было
забираться даже в мыслях. Я тосковал по Мари.
В один из этих дней я в очередной раз повстречал Десятого. Он шел, неся
на своем лице то не свойственное Эмилю беспечное выражение, которое поначалу
так удивляло меня в дни послеоперационного заключения. Мы обменялись
приветствиями, поинтересовались планами собеседника и неожиданно обнаружили,
что оба никуда не спешим. Тогда мы весело посмотрели друг на друга и стали
медленно прогуливаться, беседуя о последних новостях. В основном рассказывал
Эмиль, я же изредка вставлял свои замечания.
Седьмой нарисовал очередную картину. Полотно представляет собой
правильный зеленый квадрат на белом фоне. Седьмой уверяет, что это - основа
нового направления в живописи, но даже такой сторонник авангардизма, как
Первый, относится к этому творению весьма скептически. Ева, посмотрев на
картину, заявила, что Седьмой превращается из художника в потребителя
красок. Адад объявил, что через несколько дней он опять будет брать у всех
анализ крови. На предмет профилактики насморка. Авель, недавно
переквалифицировавшийся из скульптора во врача, будет ему помогать. Сегодня
во время завтрака Четвертый посоветовал новоявленному доктору
потренироваться сначала на собственных статуях. Авель ответил, что он бы
рад, но, как известно, будучи скульптором, он работал в самобытном
нетрадиционном направлении и ваял исключительно фигуры, погрузившие руки в
карманы. Присутствовавший при разговоре Третий заметил, что он в свою
очередь рад тому, что его сын работает в традиционном направлении и поступки
персонажей его книг не сводятся к исследованию содержимого своих карманов.
Тут все заговорили о литературе и сошлись на том, что Пятый пишет отменно,
но давно уже не радовал новинками своих читателей. Тогда Третий по секрету
сообщил всем присутствующим о новой книге, над которой работает сейчас
талантливый прозаик.
Слушая журчащую речь Эмиля, я думал о том, что он - самый близкий мне
человек в этом замкнутом мире. Нас связывали не только проведенные вместе
полгода. Да, "там" мы не были закадычными друзьями, но все же наше общение
было достаточно тесным. Лекции Катру, веселые разговоры в кафетерии,
бесчисленные попытки сдать экзамен - все это теперь сплеталось вместе,
порождая то теплое чувство, которое испытываешь к старому другу. Ну а кроме
того, он знал Мари. И хотя я не мог говорить с ним о ней, уже одно сознание
того, что они знакомы, делало его ближе всех остальных людей, с которыми я
мог общаться. "Хорошо бы, - думал я, - пойти вместе ко мне, забыть обо всем
и всласть поболтать о былых временах. И о ней". В этот момент Эмиль упомянул
мою книгу. И тут хитрый бес ткнул меня острым локотком куда-то в область
печени. Это был превосходный предлог. Замирая от собственной мысли, я быстро
стрельнул глазами по сторонам. Мы находились недалеко от моего жилища.
Поблизости никого не было. И я решился.
- А хочешь, я тебе почитаю свои наброски? - спросил я, стараясь не
менять тона.
Он посмотрел на меня вполоборота. Мне показалось, что на его лице
мелькнула понимающая полуулыбка.
- А ты уверен, что это удобно? - спросил он.
- Конечно, - ответил я, поддерживая игру.
- Ну пошли, - сказал Эмиль.
Через минуту мы были у меня. Опустившись в мягкие кресла, мы некоторое
время по инерции продолжали обсуждать новости. Затем я решил брать быка за
рога и предложил, указывая на дверь в спальню: - Может, пройдем туда? Там и
почитаем.
На лице Эмиля возникло какое-то то ли, виноватое, то ли удивленное
выражение. Он посмотрел на меня, затем на дверь, потом опять на меня.
- Но ведь туда нельзя, - ответил он наконец.
Я поджал губы. Разумеется, поход в чужую спальню являлся серьезным
нарушением приличий, но ведь это был единственный способ поговорить, не
опасаясь свидетелей. "А может, он не знает о том, что там нет камер?" -
неожиданно подумал я и сказал, делая ударение на последние слова:
- Там читать гораздо удобнее, поверь мне.
- Но ведь туда нельзя, - повторил он, глядя на меня с этим
неопределенным выражением.
- Ты не понимаешь, - сделал я последнюю попытку. - Там разговор будет
иным.
Он как-то растерянно поморгал. И как заведенный повторил:
- Но туда ведь нельзя.
Я не стал спорить. Он был абсолютно прав. И все-таки я так надеялся на
то, что он пойдет. Мой план рушился на глазах, и тем менее из какого-то
непонятного упрямства я тщился поговорить не с Десятым, а с Эмилем. Я уже
понял, что никакой откровенной беседы у нас не получится, но все равно
пытался вытянуть из него хоть одно слово, напоминающее о прежней жизни. Эта
была странная, нелепая атрофия воли, действие во имя действия. Я шел на
поводу у своего абсолютно неоправданного желания, отлично сознавая, что
подвергаю себя никчемному риску. Пока эти мысли проносились в моей голове,
возникла неловкая пауза.
- А о чем твоя новая книга? - спросил Эмиль, нарушая ее.
И лукавый бес опять тихо толкнул меня в бок. Чувствуя, что совершаю
невероятную глупость, я наклонился к Эмилю и тихо сказал:
- О Париже.
Он удивленно взглянул на меня и недоуменно повторил:
- О Париже?
Я кивнул, довольный своей выдумкой. Разве писатель не имеет права
выдумывать новые слова? Вот я и придумал отличное словечко. Теперь, дорогой
Эмиль, пришла твоя очередь показать, что ты помнишь тот старый добрый мир. В
конце концов, что это за упрямство? Давай, скажи хоть одно слово, и я
отстану от тебя... Улыбка осталась на его лице как приклеенная.
- А что такое Париж? - медленно спросил.
И тут мне вдруг стало не по себе. На меня как будто дохнуло ледяным
холодом посреди жаркого летнего дня. Не Эмиль сидел напротив меня. Нет, это
Десятый, вечноживущий и спокойный, непонимающе смотрел мне в глаза. Странные
слова произносил его давний знакомый Пятый, и вот он сидел и вглядывался и
пытался попять, что за блажь взбрела в голову его собеседнику. Некоторое
время мы молча смотрели друг на друга. Затем я поднялся и сказал:
- Париж - это просто моя выдумка. Секция, которая не существует. Мне
казалось, что я говорил тебе об этом раньше.
Он неловко улыбнулся.
- Нет, я никогда не слышал этого слова. Хотя оно мне нравится.
- Знаешь, мне, пожалуй, не стоит пока читать тебе эту книгу, - ответил
я. - Ведь это еще черновик. И я даже не дошел еще до описания Парижа.
- Тебе виднее, - легко согласился он. И вдруг заторопился. - Пойду
посмотрю, какая еда у нас сегодня на обед. Хочешь взглянуть?
- Нет, спасибо, - грустно ответил я, - у меня сегодня был поздний
завтрак.
- Тогда до встречи, - весело сказал Эмиль и ушел. И я остался один. Вся
безрассудная глупость моей нелепой попытки стала теперь очевидна. Если наш
разговор был замечен, я рисковал остаться без единого сантима. И все ради
чего? Ради того, чтобы заставить Эмиля совершить такую же глупость и на
мгновение сдвинуть свою маску? Что за блажь взбрела мне в голову? Хорошо
хоть, на нас никто не смотрел, иначе мои поползновения были бы пресечены в
самом начале. Но ведь я просто рисковал всем, ради чего полгода отказывался
от нормальной жизни. Никогда еще я не был так зол на себя. Остаток дня я
провел у себя в комнате, не рискуя показываться на свет в таком
раздосадованном состоянии. Я боялся, что капля недовольства может
просочиться даже сквозь мою закаленную психологическую броню.
Ночью мне привиделся возникший посреди комнаты Тесье. Держа руки по
швам и неестественно качаясь из стороны в сторону, будто воздушный шарик на
ветру, он грозно гудел:
- Пятый, проснитесь! Пятый, проснитесь!
- Отстань, зануда, - отмахнулся я от него, ощущая ту нелепую смелость,
которая часто сопутствует нам в наших снах.
Но он не отставал, а лишь продолжал свое угрожающее бормотание. Затем
он вдруг склонился ко мне, заслонил своим холеным лицом всю комнату и
рявкнул:
- Да проснитесь же!
И я действительно проснулся. В моей сонной голове стоял невообразимый
шум. Там кто-то громко и со вкусом ругался.
- Спит, мерзавец! - восклицал голос. - Он, видите ли, спит!
Дальше последовало смачное ругательство. Страдальчески морщась и
протирая глаза, я пытался попять, что происходит. Наконец, восстановив
некоторую способность мыслить, я с удивлением узнал голос Тесье. Вальяжный,
аристократичный психолог бушевал, словно грузчик. Тараща глаза в темноту и
продолжая слушать этот концерт, я добрался до стола, на ощупь нажал кнопку
микрофона и недовольно осведомился:
- В чем дело?
Концерт тут же прекратился.
- Здравствуйте, Пятый, - произнес Тесье после недолгой паузы. Теперь он
был сама любезность. - Мы вас не сильно потревожили?
Я ничего не понимал, но не считал нужным скрывать свое недовольство.
- Несильно? Да вы мне своими криками обеспечили на завтра головную
боль.
- Ой, простите, пожалуйста, - вкрадчиво сказал он. - Так вы спали?
- Конечно, спал, - хмуро ответил я. - Что еще я должен делать посреди
ночи?
- Например, обдумывать очередную провокацию, - сказал он тем же елейным
тоном.
- Какую еще провокацию? - начал было я и запнулся.
- Очередную, - вкрадчиво повторил Тесье.
Только теперь я понял, чем был вызван этот ночной подъем. Они знали о
моем идиотском поступке! Я изо всех сил закусил губу. Доигрался, умник?! Как
теперь быть? Понимая, что молчать нельзя, я медленно произнес, старательно
подбирая слова:
- Нет, я действительно спал и ничего не обдумывал.
Мозг лихорадочно работал. Что именно им известно? В какой момент кто-то
из них взглянул на экран? Запираться было бесполезно и даже опасно, но я
боялся сказать что-нибудь, что могло дать им дополнительную информацию.
Однако Тесье разом ответил на все вопросы:
- Мы тоже считаем, что настойчивого приглашения в спальню и игры со
словом "Париж" более чем достаточно. Для того чтобы разорвать контракт,
большего и не требуется.
Я похолодел. Неужели это все?
- Вы собираетесь разрывать мой контракт?
- Нет, что вы, - ответил Тесье, - мы собираемся вынести вам
благодарность. Ведь вы могли натворить гораздо больше бед.
- Я... Я больше не буду, - робко сказал я, понимая, как неубедительно
это звучит.
- Конечно, не будете, - ласково согласился Тесье. - Уж мы об этом
позаботимся.
Мне стало ясно, что он говорит всерьез. Проклиная свое легкомыслие, я
повторил:
- Но я действительно больше не буду. Это была глупость, глупая шутка,
она больше никогда не повторится. Я очень жалею об этом.
- В вашей работе нет места глупым шуткам, - сказал Тесье уже другим
тоном.
Всю его любезность как рукой сняло. Теперь его голос был полон
холодной, еле сдерживаемой ярости.
- Вас наняли для того, чтобы вы были Пятым. И никем иным. Ни на миг,
нигде, ни с кем вы не имеете права быть Андре Рокруа.
В первый раз за все время нашего знакомства он произнес мое старое имя.
- Нарушая это условие, вы подвергаете риску весь эксперимент,
многолетнюю работу сотен людей. Контракт четко оговаривает ваши обязанности,
и тем не менее вы позволили себе эту возмутительную выходку. Понимая, что мы
не следим постоянно за каждым человеком, вы не только вышли из своего
образа, но еще и пытались спровоцировать па это другого актера. Хорошо еще,
что Десятый оказался сознательней вас. Если бы не он, мы бы так и не узнали
о вашей эскападе.
Я слушал, угрюмо глядя в темноту.
- Мы могли бы заменить вас прямо сейчас. Нам ничего не стоит позвать
вашего бывшего конкурента или просто предыдущего Пятого. Но, принимая во
внимание ваше раскаяние, мы вас прощаем. В первый и последний раз. Ваше
вознаграждение уменьшается ровно на четверть. Если вы нарушите условия
контракта еще раз, мы распрощаемся с вами навсегда.
В моей голове наступила тишина. Я обессиленно откинулся на спинку
стула. Произошедшее было настолько нелепо, что у меня даже не было желания
себя ругать. Четверть моих денег улетели на ветер из-за нескольких дурацких
слов! Я встал и бесцельно прошелся по комнате. Четверть вознаграждения! Нет,
каким сумасшедшим надо быть для того, чтобы выкинуть такую сумму! Повторяя
про себя эти слова, я сел на кровать и прижался щекой к ее холодной спинке.
И только тогда понял, что еще сказал мне Тесье.
Медленно, словно опасаясь, что фраза рассыплется при мысленном
прикосновении, я повторил про себя: "Десятый оказался сознательней вас". И
подумал: этого не может быть. "Если бы не он, мы бы так и не узнали о вашей
эскападе". Нет, этого просто не может быть. "Если бы не он..." И тем не
менее это так, Эмиль донес на меня. Настучал. Заложил. Накапал. Предал. Не
снял передо мной маску только для того, чтобы снять ее у себя комнате. А
может, я что-то не так понял? Хотя что тут понимать. А все-таки? Что, если
эти расплывчатые слова обозначают совсем другое? Я встал и снова направился
к столу. Гордиевы узлы надо разрубать не думая.
Некоторое время никто не откликался.
- Николь... Николь, - настойчиво продолжал твердить я в микрофон.
Наконец в голове послышался слабый шум.
- Пятый? - спросил полузнакомый мужской голос.
- Кто это? - вопросом на вопрос ответил я.
- Это Катру, - вежливо сказал он.
Я немного растерялся. Вот уж кого не ожидал услышать.
- Чем могу помочь? - спросил он тем временем.
- Я не уверен, что вы в курсе дела, - сказал я, прикидывая, можно ли с
ним откровенничать.
Он усмехнулся.
- Я в курсе всех ваших дел.
- А где Николь?
- Мадемуазель Луазо не работает по двадцать четыре часа в сутки. Так же
как и другие наблюдатели. По ночам их присутствие не так необходимо. А я
иногда прихожу сюда вечерами. Порой тут бывает очень интересно. Например,
сегодня.
Я понял, что он осведомлен о моем проступке. Скорее всего, он даже был
свидетелем головомойки.
- Скажите, Эм... Десятый в самом деле донес на меня? - спросил я, решив
называть вещи своими именами.
Катру помолчал. Слышно было, как он вздохнул. Потом сказал:
- Ну зачем же так - "донес". Не надо придавать его действиям личный
характер. Десятый просто сообщил нам о потенциальной угрозе, нависшей над
экспериментом.
- Сообщил все подробности? - уточнил я.
- Все, - лаконично ответил он. Больше говорить было не о чем.
- Спасибо. Спокойной ночи.
- Я надеюсь, вы не собираетесь делать глупости? - встревоженно спросил
он.
- Нет, все глупости уже сделаны, - тихо ответил я и нажал кнопку.
- Спокойной ночи, Пятый, - сказал он, когда я уже брел обратно в
кровать. Мне показалось, что в его голосе промелькнуло сочувствие.
Я чувствовал, как во мне начинает подниматься мутная волна ненависти.
Мысли метались. Вот ведь подлец. Сидел, говорил, моргал своими глазенками.
Понимающе улыбался. А затем пошел и все подробно изложил кому надо. До
последнего слова все пересказал, память у него хорошая. Отличился, ничего не
скажешь. Далеко пойдешь, парень. С такими лояльными осведомителями им
действительно не надо за всеми следить. Ну, сволочь, я тебе завтра устрою!
Мы с тобой побеседуем... Тут я вдруг понял, до чего довело меня сообщение
Тесье. Кому я собрался что-то завтра устраивать? Зачем? Чтобы меня выставили
за дверь? Хватит, один раз я уже не сумел рассуждать трезво. Эмиль оказался
подлецом, но это не значит, что из-за него надо все терять.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг