лежала на переднем сиденье.
- Браво, старина, браво, - сказал Хаген, когда ювелир вылез из кабины
и, надевая на ходу очки, направился к нам - Но выключать двигатель на
спуске - это безумие.
Володя вытащил свою сумку, осмотрел.
- Где вы ее нашли?
- Внизу, в километре отсюда, как раз посреди деревни, - ответил Зо
Мьин. - Дети стояли вокруг и смотрели на нее так, как будто она упала с
неба. Надеюсь, там нет никакого стекла? Что-то будто звенит.
- Пусть звенит, - с деланной беспечностью сказал Володя. - Теперь уже
поздно.
От сумки слегка попахивало джином, но Володя был прав: сейчас это уже
не имело значения.
- Ну, слава всевышнему, - с облегчением проговорил Ла Тун - Но едемте,
господа, едемте, время уходит.
И в самом деле, близился полдень, а ведь выехали мы рано утром. Мы
торопливо погрузились и, чтобы восстановить справедливость, предложили
кому-нибудь из заднего "джипа" пересесть к нам в передний Бени и Зо Мьин
изъявили желание остаться на месте, чтобы уже не спускать глаз с вещей, к
нам пересел Хаген, любезно уступивший свое место в кабине Ла Туну, и теперь
тесно стало уже нам.
Но эти неудобства продолжались недолго: поистине какая-то злая сила не
хотела пропускать нас к океану Мы успели проехать не более километра:
внезапно машина наша завиляла, нас стало кидать от стенки к стенке, весь
багаж перепутался с нашими телами, и с невероятным трудом, судорожно крутя
баранку, шаркая бортом по каменному парапету, наш водитель затормозил
Выбравшись из кузова, я поспешил к Инке. Она сидела в кабине, бледная
как полотно, и не могла выйти.
- Думала, конец, - вымученно улыбаясь, проговорила она.
На локте у нее была ссадина, мы же отделались легкими ушибами.
Хорошо, что на этом повороте какие-то добрые люди соорудили
полуметровой высоты парапет, ограждавший дорогу от пропасти. "Джип" наш
стоял накренившись, водитель, присев на корточки, рассматривал переднее
левое колесо: покрышка была сжевана.
- Все из-за меня, - жалобно сказал Володя. - Зря вы со мной связались.
А от второго "джипа", остановившегося чуть поодаль, к нам бежали Бени,
Ла Тун и Зо Мьин.
Толстяк и ювелир накинулись на нашего водителя, Тимофей достал
медикаменты и принялся ловко и бережно обрабатывать Инкину ссадину, а мы,
остальные, подошли к парапету и заглянули вниз.
- О йес, - весело сказал Хаген. - Гравитация.
На этом повороте мы б летели вниз метров тридцать, пока не оказались бы
на ветках деревьев.
Неожиданно Бени начал смеяться. Он смеялся здоровым заразительным
смехом жизнерадостного человека, но мы все посмотрели на него с удивлением.
- Шоковая реакция, - заметил Хаген. - И вполне естественная.
Отсмеявшись, Бени вытер платком слезы, подошел к Хагену.
- Поздравляю вас, профессор, - сказал он и с чувством пожал ему руку. -
С вами этого больше никогда не случится.
Между тем наши бирманцы обступили шофера покалеченной машины и бурно с
ним дискутировали.
- Ла Тун, дорогой, - сказал я, - стоит ли так волноваться? Он не
виноват. Ну, поймал гвоздь, всякое бывает.
- Вы еще не знаете, Александр Петрович, - весь раскрасневшись, ответил
мне Ла Тун, - у этого человека нет запасного колеса. И у второго тоже.
Вот тут-то мы и сели. В буквальном смысле слова - как по команде, сели
на парапет рядком, спиной к пропасти, и крепко задумались.
12
Солнце клонилось к закату, и Андаманское море отливало горячей медью,
когда мы, замученные вконец, въехали в Маумаган.
Маумаган поистине был чудесен. Вдоль широкого песчаного пляжа, как на
смотру, стояли высокие пальмы, под ними так же ровненько расставлены были
аккуратные домики-бунгало. Стволы пальм и деревянные стены бунгало в свете
заката казались бронзовыми.
Наши пожитки были свалены в кучу возле первого бунгало, два солдата и
водитель перетаскивали их наверх. Оба солдата - в гимнастерках
военно-морского флота и в светлых клетчатых юбках, босые, в ярко-оранжевых
туристских кепочках. Впрочем, автоматы у них были самые настоящие,
израильские "узи".
Мы посмотрели, как они работают, и молча побрели к воде
Ясное закатное небо над океаном было как будто пустим. Шел прилив,
черные рыбацкие лодки качались метрах в двадцати от берега,
Инка наклонилась, зачерпнула в ладошки воды.
- Теплая, - проговорила она.
Ополоснула разгоряченное лицо, промыла ссадину.
- Щиплет.
Мы все молча и серьезно наблюдали за нею, как будто она совершает
какой-то религиозный обряд. Затем так же молча повернулись и зашагали к
своему бунгало.
Наше бунгало стояло на высоких сваях, стены его были добротно забраны
досками. Под сваями лежал пляжный песок, усыпанный мягкой хвоей и подернутый
морской рябью. Рядом - обвешанные, как сухими серыми тряпками, лохмотьями
засохшей коры, кокосовые пальмы.
Вещи были уже наверху, Тан Тун и водитель, присев на корточки,
озабоченно изучали лежащее на песке поврежденное колесо В руках у Тан Туна
был гвоздь, который он молча нам показал.
- Подумать только, - сказал Володя, - из-за этой железяки мы все могли
сейчас висеть на деревьях с выпущенными кишками
Каждый из нас счел своим долгом подержать гвоздь в руках. Я выразил
пожелание оставить его себе на память. Все отнеслись, к этому с пониманием.
По прочной лестнице с дощатыми перилами мы поднялись наверх. Бунгало
было окружено галереей с узорчатой деревянной решеткой, на которую и
выходили две лестницы. Внутри, со стороны фасада, просторный, окнами на
море, холл с выходом на широкий балкон, на противоположном конце здания -
кухня с тяжелыми откидными деревянными столами. Холл и кухню соединял узкий
коридор, по обе стороны которого за дощатыми переборками находились спальни,
три справа и три слева. Мы с Инкой заняли первую, ближе к холлу, Хаген и Зо
Мьин облюбовали тоже первую, только с левой стороны Бени и Володя
разместились во второй слева Тимофей и Тан Тун - во второй справа, рядом с
нами А Ла Тун совершенно серьезно, без тени юмора, занял обе последние
комнатушки в одной он устроил кладовую, в другой, последней справа,
расстелил на полу постель
Пол в спальнях, что нас удивило, был тоже решетчатый, сквозной, нам
было видно, как оба солдата, сидя внизу, между сваями, на скамеечках, курят
и что-то едят.
- Вентиляция, - объяснил я Инке, которая, по вполне понятным причинам,
была несколько озадачена.
Но, по-видимому, это соображение пришло в голову и заботливому Ла Туну,
потому что сквозь пол мы увидели, как он, спустившись, подошел к охранникам
и, показав наверх, что-то коротко сказал. Оба охранника, смутившись,
поспешно поднялись и ушли.
Облегчений вздохнув, Инка переоделась и озабоченно спросила.
- Послушай, а тебе не кажется, что наша охрана как-то странно реагирует
на Бени? Перед ним чуть ли не тянутся во фрунт.
- Дался тебе этот Бени, - возразил я. - Ну, тянутся, ну и что? При
его-то росте - как перед ним не тянуться?
- И все же, все же... - не слушая меня, сказала Инка. - Слишком много
странностей. Кража, сумка, странный Бени, странный Хаген, странный какой-то
Зо Мьин, это еще колесо..
Вместо ответа я задумчиво посмотрел на гвоздь, который все еще держал в
руках. Гвоздь был совершенно прямой и, я бы сказал, новенький, с
указательный палец длиной. Что могло заставить его встать на дороге торчком?
Должно быть, он торчал из обломка какого-нибудь ящика.
- Черт его знает, - сказал я и положил гвоздь в карман. - Повешу на
цепочку и буду носить на груди.
- Леди и джентльмены! - громовым голосом объявил в коридоре Ла Тун. - В
нашей программе - ужин а-ля фуршет и морское купание!
Все, конечно же, проголодались, как звери. Высыпали в холл, уже одетые
для выхода к морю, и, не садясь, набросились на приготовленные Ла Туном
бутерброды.
Тан Тун стоял на балконе с гигантскими многоэтажными сандвичами в обеих
руках и, ожесточенно жуя, смотрел на море.
Океан уже всасывал в себя темно красное разбухшее солнце, и короткий
тропический закат сменился глухим багрово-коричневым мраком. Худенький,
низкорослый Тан Тун стоял на балконе, фигурка его, по-первобытному
грациозная (юбку свою он свернул в набедренную повязку), живописно чернела
на фоне жарко-холодного неба, обильно украшенного черными пальмовыми
перьями. Инка сбегала за фотоаппаратом и, к неудовольствию Хагена, сделала
снимок.
Покончив с едой, мы все, кроме Тан Туна, который предпочел любоваться
ночным океаном с балкона, спустились вниз и по холодному тяжелому песку
побежали в темноте к темному океану.
Профессор Боост один из нас был в слипах и ступал осторожнее других,
по-утиному, и поэтому отстал.
- Мой юный друг! - крикнул он бежавшему впереди всех Тимофею. - Куда вы
так спешите? Не надо рисковать собой, как врач вы слишком ценны для нашей
экспедиции!
- А что за риск? - замедляя шаги, спросил Володя.
- А змеи? - зловещим шепотом произнес Хаген. - У них сейчас самое время
охоты!
Володя остановился.
- Прекрасно! - воскликнул он. - Кто как, а я по ночам не купаюсь. Что
я, швед, что ли?
Но обратный путь к нашему ярко освещенному, как океанский лайнер,
бунгало был настолько темен, что Володя, поколебавшись, поплелся вслед за
нашей компанией.
Мы в темноте и безмолвии продолжали свой путь. Черные пальмы
укоризненно шумели над нами своей поблескивающей в лунном свете листвой.
- Пусть я погибну, - громким голосом говорил Хаген, - и пусть на моей
могиле напишут: он был гордым и нежным, его любили женщины и не любили
друзья.
Однако, войдя в теплую черную воду, мы все позабыли про осторожность:
прыгали, плескались, барахтались, освежая истомленные потные тела, оглашали
окрестности криками, которые долетали, наверное, до самих Змеиных островов
Я зашел в воду по грудь, похлопал руками вокруг себя, подозвал Инку.
Тут накатила такая оглушительная волна, что нас обоих накрыло, ударило и
потащило к берегу. Океан показывал свои когти
Небо над нами было широким и звездным. Орион тут стоял почти в зените,
а Большая Медведица - низко над горизонтом.
Вдруг Хаген отчаянно вскрикнул:
- Кто-то схватил меня! Самбоди кот ми! - и, уронив в воду слипы,
которые он с чисто немецкой обстоятельностью не выпускал из рук, кинулся к
берегу.
- Что за шутки на ночь! - сердито сказал Володя.
Но Хаген не шутил. Как ошпаренный, он выскочил на берег и принялся
скакать на одной ноге по песку, продолжая выкрикивать:
- Самбоди кот ми! Самбоди кот ми!
Мы не на шутку перепугались. Тимофей и Ла Тун подхватили герра Бооста
под руки, и мы, уже не думая об опасности, помчались назад, к бунгало.
Тревога оказалась ложной: по-видимому, Хаген наступил в темноте на
острую коническую ракушку, каких здесь было множество. Даже царапины на его
ноге не осталось.
Около полуночи мы опустили тяжелые ставни и разошлись по своим
каморкам. Океан шумел вдалеке, наше бунгало гудело на ветру, как
многопалубный галеон.
Я постучался к "немцам". Зо Мьин уже спал, отвернувшись к стене, Хаген,
лежа на своем надувном матрасике, перелистывал книгу с цветными фотографиями
змей.
- Ну как, профессор, - спросил я, - вы еще не отказались от идеи
приобретения острова?
- Ни в коем случае, - с кислой улыбкой ответил Хаген. - Пусть даже он
будет стоить миллион.
Зо Мьин заворочался под своим покрывалом, но ничего не сказал.
13
Выспаться в эту ночь как следует мне не удалось. Неутомимый Тан Тун
поднялся в четыре утра, сбегал к морю и договорился с местными, что они
возьмут нас с собой на рыбалку. Затем с усердием, достойным лучшего
применения, он принялся всех нас будить.
Бени сонно ответил через дверь, что он предпочитает вечернюю ловлю;
Хаген и Володя не удостоили нас ответом; Зо Мьин вышел заспанный, посидел в
холле, поежился, потом сказал, что оденется потеплее, ушел к себе и не
вернулся. Когда мы заглянули к нему, он, повалившись ничком поверх одеяла,
крепко спал. Ла Тун пошел на берег посмотреть, что за лодки. Вернулся ужасно
довольный, с большим мясистым акульим плавником:
- Вы как хотите, а я уже поймал. Будет на обед отличный супчик, незачем
и на рыбалку ходить.
Мы вышли на улицу. Утро было прелестное, хотя и несколько холодноватое
для тропиков Пляж казался неузнаваемым: море отошло далеко от берега,
широкая полоса мокрого плотного песка блестела как зеркало. По всему морю,
гладкому, светлому и почти такому розовато-голубому, как песок, плыли в
сторону островов лодки с коричневыми прямоугольными парусами Реи у местных
лодок крепятся к мачтам в виде буквы У Некоторые паруса казались темными,
другие, повернутые к встающему за нашей спиной солнцу, празднично рыжели.
По самой кромке воды ходил человек с бреднем, время от времени он
вынимал закрепленную на шесте прямоугольную сетку (каждая ниточка в ней
светилась розовым) и, стоя по пояс в белой пене прибоя, методично
перекладывал серебристую мелочь в висящую через плечо сумку. Лицо его.,
темное, да еще затененное полями зеленой парусиновой шляпы, было сумрачно и
серьезно: человек работал, добывал свой насущный хлеб.
Наши рыбаки, уже столкнувшие на воду лодку, с нетерпением на нас
поглядывали. Все трое были немолоды, темнолицы, в клетчатых выгоревших
рубахах, юбки подобраны выше колен, на головах нечто вроде чалмы из
свернутого серого полотенца. Инкин вид (белые брюки, белая кофточка,
полотняная кепочка с розовым козырьком, фотоаппарат через плечо) вызвал у
них беспокойство. Один из них что-то быстро сказал по-бирмански.
- Он спросил, умеет ли женщина плавать, - перевел Тимофей
Инка храбро ответила, что она, во всяком случае, умеет держаться на
воде, и это было лишь небольшим преувеличением: по-собачьи, с надутыми
щеками и вытаращенными глазами она могла проплыть метров пять, чем очень
насмешила бы оказавшуюся рядом акулу.
Рыбаки предложили внести Инку в лодку на руках, но она с негодованием
отказалась. Закатав брюки до колен, Инка вступила в лодку и, зашатавшись,
чуть не свалилась в воду вместе с кепочкой и фотоаппаратом.
- Боже мой, какая скорлупка, - проговорила она, садясь. - А где у нее
парус?
Паруса не было. В сущности, это была не лодка, а старенький
потрескавшийся челночок Мы расселись: я с Инкой - в одной лодке, Тимофей с
Тан Туном - в другой Третий рыбак, с облегчением, убедившись, что у него не
будет пассажиров, оттолкнул свой челнок подальше, лихо взобрался в него на
ходу, сел за весла и, весело крикнув что-то товарищам, быстро и мощно начал
грести, удаляясь от нас со скоростью торпедного катера. А мы еще долго
устраивались. Инка как села, вцепившись, обеими руками в борта, так и
осталась на месте, упорно отказываясь перейти на другой конец челнока.
Наш рыбак, пасмурный старичок с тощей темной грудью, поросшей седым
волосом, налег на весла, и мы стали быстро удаляться от берега. Инка сидела
у него за спиной, на носу челнока, и это, видимо, рыбака беспокоило: он то и
дело оглядывался проверить, не свалилась ли она в воду Но Инка сидела
смирно, подобрав под себя ноги, и не двигалась
- Стыдно как-то, - сказала она мне. - Люди едут на работу, а мы
развлекаемся.
Но по лицу ее было видно, что никаких развлечений она сегодня не
ожидает.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг