Мы поравнялись с первой лодкой, что было нетрудно, потому что одинокий
рыбак уже не греб, а дрейфовал, положив весла. Склонившись через борт ухом к
самой воде, он одной рукой придерживал свою чалму, а другою как бы гладил
поверхность моря, не касаясь ее. Оба наших гребца, как по команде, подняли
весла и замерли.
- Слушают рыбу! - крикнул с соседней лодки Тимофей, и все рыбаки
укоризненно на него посмотрели
Каким далеким и нелепым казалось отсюда все, что нас вчера беспокоило:
таинственная кража в гест-хаузе, ботинки Зо Мьина, содержимое спортивной
сумки Хагена, переговоры о моторной лодке, проколотое колесо...
Нам с Инкой выдано было по мотку суровой бечевки с грузилом и тройным
крючком, и старик, вытряхнув на свободную скамейку из брезентовой сумки
дюжину летучих рыбок с длинными, как у ласточек, крыльями, принялся ловко
резать их ножом на аккуратные дольки. Про себя я подумал, что лично мне уже
этих рыбок хватило бы на хорошую "жарешку", видимо, рыбаки рассчитывали на
несравненно больший улов.
Тан Тун уже успел наживить свой тройничок и сейчас озабоченно, обеими
руками, спускал в воду бечевку. Тимофей же готовился к ловле, как хирург к
операции: закатав рукава, он зачерпнул забортной воды, совершил омовение
лица и рук до локтей, прополоскал морскою водой рот, сплюнул, приосанился,
огляделся. Лицо его, в мелких светлых брызгах, сияло в предвкушении радости.
Впрочем, наш Тимофей неисправимый оптимист, его натура замешена на
радостном, безоговорочном приятии мира, где всякий микроб, всякая водяная,
ползучая и летучая тварь кружилась вместе с человеком в праздничном
танцевальном вихре. Даже симптомы болезней своих пациентов Тимофей описывал
с таким упоением, как будто это были удачные па. Взявшись за снасти, Тимофей
то и дело окликал меня с соседней лодки: "А что это вы сейчас делаете, сэйя?
Насаждаете, насаживаете? Как правильно по-русски? Значит, это будет насадка?
Наживка?" Я с удовольствием подкидывал ему новую лексику (скажем, "грузило",
"поклевка"): приятно, когда человек так старательно учится без отрыва от
жизни. "А глагол "клевать" изменяется как? Я клеваю, они клевают? Все
понятно, как "танцевать".
Инка, разумеется, запуталась в бечевке, и старый рыбак, перебравшись к
ней поближе, помогал ей высвобождаться.
Я уже давно сидел в напряженной позе, держа леску, чтобы острее
чувствовать поклевку, на согнутом пальце правой руки, а на левую намотав для
верности несколько витков свободного конца бечевки, и всеми фибрами души
чувствовал, как вокруг лежащих на фантастической глубине грузила и приманки
ходит, принюхиваясь, темная крупная рыба, а Инка еще только спускала в воду
свою бечеву. Внезапно она резко вскинула руку и закричала:
- Попалась! Товарищи, честное, слово, попалась!
Рыбак засмеялся, обнажая розовые десны, странно светлые на темном фоне
лица, и что-то сказал своим.
- Инна Сергеевна, вы подождите, пока грузило опустится на дно, - мягко
и участливо, как тяжелобольной, сказал ей Тимофей.
Но Инка не слушала его. Быстро перебирая руками, она тащила из воды
бечевку Рывок - и большая, с две моих ладони, рыба, круглая, как сковорода,
серебристая, с розовой каймой и ярко-желтыми плавниками, шлепнулась на дно
лодки и заколотилась о борта.
- Ура! - закричали мы с Тимофеем, а Тан Тун ревниво покосился через
плечо и ничего не сказал.
Клев начался, и Инка оказалась удачливее всех: одну за другой, почти
без передышки, она вытащила пять штук таких же, желто-розовых, одинаковых по
величине, как будто под водой кто-то для нее изготавливал их, раскрашивал и
насаживал на крючок Она уже перестала вскрикивать каждый раз и только
озабоченно приговаривала.
- Вас поняли. Тяну.
И тянула, а мы все молча за нею наблюдали.
- Послушай, это уже браконьерство, - сказал я Инке, когда она вытащила
шестую, но тут по моей бечевке что-то стукнуло, я сделал подсечку почти
машинально - и вытащил крупную, такую же круглую, как Инкины, только
ярко-зеленую с поперечными красными полосами.
- Я тоже хочу зелененькую, - сказала Инка - и, как по заказу, вытащила
зелененькую, чуть побольше моей.
Через какие-нибудь полчаса мы уже натаскали изрядно; во всяком случае,
наш старик не без удовольствия поглядывал на бьющуюся между скамейками рыбу.
Один только Тан Тун сидел неподвижно, сутулясь все больше, и очень
переживал. Наконец он вытянул свою пустую бечевку, демонстративно принялся
насвистывать песенку "Стрэйнджер ин зи найт" и перочинным ножичком зачищать
крючок. Потом, бормоча что-то себе под нос, насадил кусок копченой колбасы,
закинул и разлегся на корме лодки с видом человека, которого ничем не
удивишь. Остаток колбасы он стал жевать, пренебрежительно выплевывая шкурку
в воду. У рыбаков клевало непрестанно; Тимофей тоже таскал одну за другой;
мы с Инкой несколько сбавили темп, и я разделся до пояса, а Инка стала
фотографировать нас в процессе ловли.
Вдруг Тан Тун вскочил, Тимофей тоже, их рыбак заметался по лодке, все
трое сгрудились на корме и чуть не перевернули челнок, при этом они
вполголоса переругивались по-бирмански и тянули вместе бечеву, а бечева
натянулась как струна и косо шла прочь от лодки.
- Что у них там такое?. - обеспокоенно спросила Инка, убирая
фотоаппарат.
Она сделала это вовремя, потому что у нее тоже клюнуло, она схватилась
за бечеву и, ойкнув, выпустила ее из рук.
- Жжет! - сказала она жалобно.
Старый рыбак сообразил быстрее меня: метнувшись к Инке, он подхватил
убегающую бечеву, и она тоже косо натянулась и даже, кажется, загудела.
Тут на лодке Тан Туна раздался торжествующий вопль. Из воды с
оглушительным плеском выскочила длинная серебристая рыбина с разинутой
зубастой пастью (в первый момент меня поразила не пасть, а именно длина,
поистине змеиная) Вдобавок рыбина извивалась на лету и, кажется, плавала в
воздухе, как летающая пиявка Стругацких. Тяжело рухнув в лодку, рыбина
заскакала, колотя хвостом по бортам: это была настоящая пушечная пальба.
Наконец рыбак-бирманец, по-казачьи хакнув, рубанул ее секачом, и стало тихо.
- Вот это да! - крикнул нам возбужденный Тан Тун. - Понравилась ей
русская колбаска!
- А кто это? - спросил я.
- Барракуда! - вытирая пот со лба, ответил Тимофей.
Он поднял судорожно вытянувшуюся рыбину - она оказалась не так уж
велика, чуть больше полуметра, но по сравнению с нашими разноперками была,
конечно, громадной
Третий рыбак, державшийся от нас чуть поодаль, между тем поднял якоря и
поспешно подгребал к нашему месту.
Мы забыли про своего старика, но тут он, вскочив и упираясь босыми
ногами в дно челнока, крикнул мне что-то по-бирмански. Я сразу понял, что
именно: "Помогай!" Жилы на лбу его надулись, чалма слетела. Я бросился к
нему на помощь, и мы с большим трудом втянули в лодку здоровенную барракуду,
которая тут же начала ходить по челноку колесом, щелкая при этом зубами.
- Ой, Сашка, я ее боюсь! - крикнула Инка, подбирая под себя ноги.
Тут барракуда метнулась прочь от нее, старик рубанул мачете, но
промахнулся, и возле самых своих колен я увидел лобастую рыбью голову с
разъяренно разинутой пастью и исступленными глазами ихтиозавра. Не помню,
как в руках у меня оказался тяжелый секач, я стукнул ее по лбу, и она,
вытянувшись, замерла.
Мы поймали еще несколько штук (я говорю "мы", хотя рыбаки решительно
отобрали у нас снасти и орудовали втроем), и море, так и кипевшее вокруг нас
рыбьим плеском, успокоилось, видимо, стая ушла.
Барракуды, как серебряные поленья, лежали в лодке у наших ног, время от
времени то одна, то другая, разевала пасть и, подыхая, клацала зубами.
Мы высадились на пляже прямо напротив нашего бунгало Тан Тун и Инка
были героями дня. Рыбаки, выгружая рыб), похваливали Тан Туна, одобрительно
улыбаясь, смотрели на мою Инку Затем разделили улов: все точно по долям. Нам
досталась большая половина рыбы, столько мы осилить не могли, тем более что
холодильника в бунгало не было, и мы уступили еще пару барракуд рыбакам.
Ла Тун суетился на кухне в компании солдата и двух тенассеримок, на наш
улов он взглянул очень небрежно и тут же сказал, обращаясь ко мне.
- Что-то Зо Мьина долго нет. С утра ушел, а скоро обедать.
- Куда ушел? - спросил Тан Тун.
- За катером, - с досадой ответил Ла Тун. - Герр Боост очень хочет на
острова.
Хаген и Бени, оба в шортах, загорелые и все насквозь западные, как на
картинке из каталога, сидели в креслах и пили пиво. По-видимому, они
занимались этим уже давно и очень усердно, потому что стол был заставлен
пустыми банками.
- А, жертвы страсти! - насмешливо сказал Хаген. - Ну, как отдохнули?
Наш изнуренный вид говорил лучше всяких слов, и мы с Инкой молча сели.
- Что острова? - спросил Хаген. - Вы там высаживались? Они и в самом
деле змеиные? Мы завтра все туда поплывем.
Мне показалось, что герр Боост не столько навеселе, сколько
притворяется. У него был такой вид, как будто он обеспокоенно к чему-то
прислушивается. Впрочем, и Бени то и дело приподнимался в кресле и
поглядывал на пляж. В отличие от Хагена Бени был мрачен, очень недоволен
собой и, похоже, даже не пытался притворяться.
- Наш друг мсье Ба, - продолжал болтать Хаген, - очень скучает без
коллеги Зо Мьина. Любовь с первого взгляда... ведь вы никогда не видели
раньше коллегу Зо Мьина, профессор?
Бени угрюмо посмотрел на него, отхлебнул пива и ничего не сказал.
- Но это любовь без взаимности, - болтал Хаген. - Коллега Зо Мьин ушел
за катером и даже не предупредил коллегу Ба. Это очень жестоко с его
стороны.
Тут Бени, пробормотав что-то вроде "мерд", встал и крупными шагами
начал ходить по холлу.
Герр Боост откровенно упивался каким-то своим торжеством, а Бени так
покорно все это сносил, что оставаться с ними означало бы лишь подыгрывать
Хагену. Мы поднялись, извинились, Инка пошла к себе, а я решил заглянуть к
Володе.
Володя лежал в своей комнате, накрывшись до глаз простыней, и тихо
стонал. По его огненно-красному лбу я сразу понял, что случилось: бедняга
перегрелся.
- Пойдем окунемся, - предложил я. - В воде легче.
- О прохладное раскидистое Московское метро... - простонал Володя - В
погреб хочу, в подземелье... О крещенские холода, трескучие морозы... Вот
север, тучи нагоняя, дохнул, за-вы-ыл...
- Ну ты еще не так уж плох, - ободрил я его. - Пошли, пошли, нечего
терять время. Скоро обедать
Володя встал, накрылся с головой обширным купальным полотенцем, и мы с
Инкой вывели его на свежий воздух.
- Смотрите-ка, лягушонка в коробчонке, - сказал он, опустившись на
песок. - Вот уж не думал, что наш приятель вернется.
И в самом деле, сквозь глухой шум прибрежных волн послышалось тонкое
пение лодочного мотора. Вдоль берега метрах в двадцати от полосы прибоя,
подпрыгивая на волне, мчалась моторная лодка. В ней сидел один человек, он
приветливо помахал нам рукой. Вне сомнения, это был Зо Мьин.
- Ну слава богу, - сказал я, - все в сборе.
Приблизившись к берегу, Зо Мьин заглушил мотор, и лодка мягко
выкатилась на песок. Зо Мьин встал (он тоже сегодня был одет по-бирмански, в
клетчатой юбке и тенниске) и весело крикнул:
- Теперь все острова - наши!
- Ну вот, - проговорила Инка, - человек хотел сделать нам приятное, а
мы тут упражняемся.
- Что-то не верится мне, - ворчливо сказал закутанный, как бедуин,
Володя, - что бизнесмен способен оплатить сюрприз из собственного кармана.
Вопрос: что ему это дает?
Мы столпились вокруг лодки, подошли Хаген, Бени и наши тьюторы с
Тимофеем, а Зо Мьин стоял поодаль и поглядывал на нас с видом богатого
покровителя. Лодка была так себе, черная деревянная рыбацкая развалюха, чуть
поглубже и пошире нашего челнока, но на корме ее были установлены два
новеньких мотора "Ямаха".
- У нас в ФРГ, - тоном знатока сказал Хаген, - один такой мотор стоит
две тысячи марок.
Он подошел к своему бывшему тьютору и торжественно пожал ему руку.
- Благодарю вас, сэр, - проникновенно сказал он, - от имени всех
островитян Андаманского моря.
Бени, глядя на них искоса, возился с моторами. Моторы были откинуты, он
сделал пробный запуск - японская механика работала безотказно, и не с
бечевки, а по-автомобильному, от ключа.
На следующее утро мы с Инкой проснулись от необычной тишины в бунгало.
- Послушай, я знаю, в чем дело, - сказала мне Инка. - Они все уплыли к
островам, а нас будить не стали.
Я прислушался. Действительно, кроме шума моря, ничего не было слышно.
Солнце лезло во все щели, внизу, под решеткой, был пустой истоптанный
следами песок. Впечатление такое, будто летишь в решетчатой гондоле
воздушного шара под ослепительно солнечным небом.
Мы вскочили и, наспех одевшись, выбежали в холл.
То, что мы увидели там, сразу нас обеспокоило. Собственно, ничего
особенного, но вся наша компания сидела в креслах и выжидательно на нас
глядела. Володя, Тан Тун, Л а Тун, Тимофей и Хаген смотрели на нас так, как
будто мы единственные могли разрешить мучившие их сомнения.
- Доброе утро, джентльмены, - сказал я. - Что-нибудь случилось?
- Именно, - отозвался Володя. - Я, как всегда, был прав. Надо было
оставить кого-то дежурить у лодки.
- Да в чем дело, в конце концов? - рассердился я
- Садитесь, пожалуйста, Александр Петрович, - пригласил меня Ла Тун. -
Инна Сергеевна, прошу вас. С добрым вас утром. У нас тут небольшое
совещание.
Мы сели в предусмотрительно приготовленные для нас плетеные кресла.
- Лодка исчезла, - сказал Ла Тун, - исчез и Маун Зо Мьин. Помимо всего,
он забрал с собой все свои вещи. Надо полагать, уехал на лодке, как только
мы все улеглись. Никто из нас ничего не слышал.
Ла Тун посмотрел на Хагена, Хаген криво усмехнулся и неопределенно
повел плечами: "Что я мог сделать?"
- А где профессор Ба? - спросил я.
- Мистер Ба, - отозвался Ла Тун, - ушел по своим делам. По очень важным
делам, могу вас заверить.
- С солдатами? - спросила Инка.
Все удивленно на нее посмотрели, кроме Ла Туна.
- Да, солдаты пошли вместе с ним, - ответил Ла Тун. - Сэйяма, вы очень
догадливы.
Наступило молчание.
- Господа, - сказал Ла Тун, - я попрошу вас сообщить все, что вам
известно о причинах столь странных событий. Я понимаю так, что Зо Мьина
никто не обижал, он сам напросился на эту поездку, и отъезду его пока нет
никакого объяснения.
- Вопрос, касается только нас, четверых иностранцев? - спросил Хаген.
- Нет, сэйя, с Тан Туном и Тин Маун Эем я уже побеседовал. Они в полном
неведении.
- Нас, иностранцев, здесь пятеро, - обидчиво сказал Володя. - У меня
есть свои соображения, но я дожидался прихода Александра Петровича,
поскольку мы оба с ним были свидетелями некоего происшествия...
Я сделал ему знак, чтобы он продолжал говорить, и Володя довольно
толково рассказал о том, что мы видели с ним в тавойских рыбных рядах.
- И какой же из этого вывод? - спросил Ла Тун.
- Возможно, контрабандисты, - сказал Володя. - Наркотики, древности.
Могокские камни, наконец.
- Не то, - проговорил Тан Тун. - Связаться с контрабандистами Зо Мьин
мог и позднее, не обязательно сегодня. У нас впереди была неделя, а он
спешил, даже спать не ложился. И потом, все дела он мог сделать и в Тавое,
не заезжая сюда. Хозяин лодки почти наверняка контрабандист, иначе откуда у
него такие мощные японские моторы? А наркотики отсюда далеко, наркотики идут
через северные границы. Кроме того, контрабандой отсюда заниматься выгоднее
на суше, до границы полдня пешего ходу. А морем - сотни и сотни миль. Морем
идут из дельты, из Аракана, в Сингапур. Зачем ему было ехать именно сюда, в
Маумаган? Это первый вопрос И второй: почему именно сегодня?
- Если бы кое-кто меньше говорил о море, об островах, - пробормотал
Володя.
- А разве он много говорил об островах? - спросил Ла Тун
И все посмотрели на Хагена.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг