старый доктор Шмот, коллеги из лаборатории и даже невеста, брак с которой так
и не состоялся. Но аппетита у меня не было. Магические цифры - 5000 и день
работы заслоняли мир.
В лаборатории меня встретили с интересом.
- На Мейсенской улице был?
- Не был? Зря. Для тебя работка.
- И однодневная.
- Дни инструктажа прибавь.
- Все равно кратковременная. Возьми отпуск за свой счет, если примут.
Скажи: тетка при смерти или что...
- А почему вы думаете, что его примут? - вмешался Жилинский, самый
занозистый наш лаборант. - Одного правостороннего сердца мало. Читали? Работа
требует мужества и бесстрашия. А откуда у него мужество и бесстрашие? В
автогонках не участвовал, на скалы не лазил, драться не умеет. Дадут по носу -
сразу сникнет.
Появление профессора Вернера мгновенно рассеяло митинг. Лаборанты
вспорхнули к своим местам. Меня ни о чем не спросили и ничего не советовали:
профессор Вернер "Леймонтской хроники" не читал.
Но я читал и перечитывал и по окончании работы в институте послал из
ближайшего почтового отделения письменное предложение юридической конторе
"Винс и Водичка". Послал и стал ждать.
Но ждать пришлось не долго. Дня через три почтальон принес мне карточку с
приглашением явиться в частную клинику доктора Харриса для специального
обследования.
Приняла меня медицинская сестра, похожая на голливудскую "звезду" в белой
наколке, прочла карточку и проводила без вопросов в кабинет Харриса. Доктор
был ни на кого не похож. Толстый, с модной черной бородкой, очень вежливый и
незаинтересованный: никакого гонорара ему от меня не причиталось. Он сначала
прослушал сердце, потом выключил свет в кабинете и втиснул меня между
створками рентгеновского аппарата для просвечивания грудной клетки.
- Все в порядке. Подходите, - изрек он и добавил: - Правда, остается еще
кардиограмма и запись электрической активности мозга.
Но и эти процедуры не подвели. Ленты с записями аппаратов подтвердили
диагноз.
- Порядок, - повторил доктор Харрис. С этой запиской, - он сунул мне в
руку что-то вроде рецепта, - явитесь в контору "Винс и Водичка" на Мейсенской
улице.
Мной играли, как мячиком. Хмурый мужчина лет под пятьдесят, не то Винс, не
то Водичка, избегая смотреть вам прямо в глаза, прочитал записку доктора
Харриса, задал несколько вопросов об уровне моего образования, благосостояния
и профессиональной обученности и позвонил кому-то по телефону.
- Есть еще один от Харриса. Берни Янг, физик-лаборант в Институте новых
физических проблем. Подходит по всем данным. Может взять отпуск за свой счет
на потребное время. Поэтому лучше всего вам поговорить с ним лично.
Получив ответ, он предложил мне явиться в офис Якова Стона на Блайдерской
площади в многоэтажной резиденции торгово-промышленных городских воротил. Это
был еще один данайский дар: "подходит по всем данным". Третий и, видимо,
последний должен был мне предложить неведомый Яков Стон.
В изысканно старинном кабинете без стекла и пластика меня принял
худощавый, с густой проседью в волосах, неопределенного возраста человек с
глубокими морщинами у губ, какие оставляет трудный путь наверх. Вероятно, Стон
родился и вырос далеко не таким состоятельным человеком, чтобы купить контору
в небоскребе торгово-промышленной резиденции. Но это меня совсем не касалось.
Обо мне уже доложили, и я спокойно ждал вопросов, которые мне будут заданы.
- Берни Янг? - спросил Стон.
Я пожал плечами:
- Вероятно, вам об этом уже сказали.
- По специальности физик?
- Об этом я уже писал в юридическую контору.
- Меня зовут Яков, вас - Берни. Это упрощение снимает официальность с
нашего разговора. А он будет долгим, если не возражаете.
Я снова пожал плечами. Какие же могут быть возражения, я пришел по
объявлению и ждал разъяснений. А времени у меня было достаточно.
- Вы уже четвертый, которого я нанимаю для этой работы, и единственный,
который может по-настоящему оценить обстановку, где придется эту работу
выполнять. У меня два гуманитарника и один совершенно невежественный субъект,
шофер по выучке и уголовник по склонности. Вы же человек с научно
подготовленным мышлением.
- Не преувеличивайте, - перебил я, - обыкновенный физик-лаборант, отнюдь
не элита.
- Я и не думал, что на мое предложение откликнется представитель научной
элиты. Но мыслить научно вы можете и оценить обстановку тоже. А обстановка
весьма необычная.
Стон прошелся по комнате, не позволив мне встать, и продолжал с интонацией
скорее застольного собеседника, чем нанимателя-шефа:
- Вы слышали об исчезновениях людей на Леймонтском шоссе?
- Читал в газетах, - сказал я равнодушно.
- И не пытались искать объяснения?
- У нас что-то говорили о супер- или гиперпространстве, то есть о
пространстве, лежащем за пределами нашего трехмерного мира, но я как-то не
задумывался над этим. Не склонен к фантастике, да и в исчезновения не верил.
Могли же люди куда-то уехать и где-то скрываться. А полиция часто делает из
мухи слона.
- Полиция констатировала только факт исчезновения, но люди не исчезли. Они
все умерли, Берни. Я сам видел их трупы. Они и сейчас там лежат.
- Где?
- В вашем гиперпространстве у "ведьмина столба".
У меня, вероятно, был вид идиота, так что Стон даже улыбнулся, наблюдая
мою реакцию на его слова.
- "Ведьмин столб", - сказал он, - был врыт там, где стояли когда-то старые
башмаки бродяги Кита. Он их снял, прежде чем нырнуть в гиперпространство. Не
упрекайте меня в терминологии: мне ваше определение очень понравилось. Оно,
пожалуй, точнее всего определяет и все последующие исчезновения. Я тоже
побывал там. Только не умер, как видите.
Я молчал, ничего не понимая.
- Сейчас объясню, - продолжал Стон. - Иногда - далеко не всегда и не
часто, мы это проверили, - у "ведьмина столба" появляется туманность, легкий
дымок, сквозь который можно пройти. Вопрос: куда? За дымком недлинный коридор,
этак метров тридцать, не больше. Человек может пройти по нему не сгибаясь.
Окружающий мир исчезает в сумеречном свете, проникающем не сзади, откуда вы
вышли, а спереди. Коридор не широк, посреди тропа, в зоне которой немеет вся
левая сторона тела - очевидно, реакция двух встречных воздушных потоков.
Немеет полностью, парализуя всю сердечно-сосудистую систему. Но у меня сердце
справа, а не слева, к тому же я шел, прикасаясь, вернее, прижимаясь вплотную к
правой стене, невидимой, по упругой на ощупь. Всех исчезнувших я нашел в
коридоре, но почему-то не разложившимися.
- Может быть, они еще живы? - спросил я.
- Нет, сердце не билось и дыхания не было. К тому же прошло столько
времени, что говорить об оживлении их бесполезно. Трупы не разложились из-за,
вероятно, стерильной обстановки. А умерли они потому, что у них не было
сердечной аномалии, которая сохранила мне жизнь... Сохранит она жизнь и вам,
если вы, приняв мое предложение, пройдете по этому коридору туда и обратно в
наш мир, к ожидающему вас авто на шоссе.
- Зачем? - спросил я.
Стон посмотрел на меня пронзительно и угрожающе: видимо, в том, что он
собирался сказать, и заключалось самое главное - последний данайский дар.
- Чтобы получить пять тысяч монет, - отчеканил он.
Я по-прежнему ничего не понял. Научный эксперимент? Подготовка
эпохального, равного эйнштейновскому, открытия? Тогда зачем четверо подручных,
не только научно не связанных, но и различных по своему образованию людей? И
для чего секретность эксперимента и необычайно высокий для участия в нем
гонорар?
- Выйдя из коридора, - продолжал Стон, - вы попадете в ограниченное
пространство, вроде параллелепипеда с закругленными углами, этак метров
четыреста на сто, чуть побольше стадионов в Лондоне и Мюнхене, оформленного
скалами и утесами вместо трибун, травы и неба. А вместо солнца ярчайший свет
из каждого утеса или скалы, словно в них были источники света мощностью в
несколько тысяч ватт. Вы едва не ослепнете от нестерпимого блеска, онемевшая
левая нога не позволит вам идти дальше, и вы хлопнетесь, как и я, на россыпи
острых хрустальных осколков на клочке земли вроде фермерского садика по своим
размерам. Сознания вы не потеряете, но увидите нечто другое, не то, что вас
окружает, - это вы рассмотрите после. Я, например, увидел сначала ленту как бы
из цветных стеклышек, сумбурную и пеструю, вроде живописи абстракционистов,
потом - реальность, живую человеческую жизнь, фактически свою жизнь от
рождения до смерти, вернее, до путешествия в этот каменный сверкающий кокон.
Не скажу вам, что это приятно. В моей жизни было немало дней и часов, о
которых не хочется вспоминать, а галлюцинация воспроизвела их с полным
совпадением ощущений. Вот почему я не иду сам вторично, а посылаю других,
которые, как и я, могут пройти. Может, у вас была более спокойная и не трудная
жизнь, вспомнить которую даже приятно; если нет, мужество и бесстрашие,
конечно, необходимы. Воспоминания иногда болезненны, потому я и плачу так
много.
В комнату без стука тихо, как кошка, вошел или, вернее, скользнул
широкоплечий, коренастый, похожий на отставного боксера человек в модном
клетчатом пиджаке и палевых брюках. Седоватый, коротко стриженый ежик волос,
как и у Стона, не говорил о молодости, но лоснящееся лицо его без единой
морщинки никак уж не принадлежало старцу. А его оливковый цвет явно выдавал
южанина, как и густые черные, словно подкрашенные брови над маленькими
глазками-льдинками, смотревшими прямо, не избегая вашего взгляда.
- Привет, мальчики, - сказал он, плюхнувшись в кресло напротив, - я всегда
вхожу без стука, хотя постучать есть чем. - Он выразительно оттопырил боковой
карман пиджака, в котором сверкнула синяя сталь пистолета. - Надеюсь, не
помешал деловому разговору?
Стон чуть-чуть скривил губы, явно не слишком довольный этим самочинным
вторжением, однако недовольства не показал. Вежливо улыбнувшись, он тотчас же
представил меня:
- Берни Янг. По специальности физик. Веду переговоры по нашему делу.
- Сердце справа? - спросил клетчатый, не называя своего имени.
- Харрис считает, что он подходит по всем данным.
- Интеллигент? - не то спросил, не то констатировал клетчатый.
Я обозлился:
- Вы не ошиблись, синьор безымянный.
- Синьор, это верно. Так меня звали в Палермо, а то, что безымянный, так
ты, мальчик, ошибся. Джакомо Спинелли знает весь город. - И отвернувшись от
меня, как будто бы меня и не существовало вовсе, он по-хозяйски скомандовал
Стону: - Значит, четвертый. Народу хватит. Пора начинать.
- Начнем, - согласился Стон.
- Чтоб я знал день и час. Ясно? Без моих парнишек все равно не управитесь.
Сколько нужно?
- Четверых хватит. Плюс две машины. День и час сообщу, как условились.
- Ладно, - сказал клетчатый и встал так же бесшумно, как и вошел. - А
ликвидированных интеллигентов, милый, - обратился он ко мне, - у меня больше
десятка по списку. И ни одного процесса. Вот так.
Он вышел, не прощаясь со Стоном, и даже не обернулся. Я не выдержал:
- Кто же руководит экспериментом, вы - или этот тип?
- Я бы не стал так говорить о Джакомо Спинелли, - заметил, опустив глаза,
Стон. - Он получает шесть-семь миллионов в год одних дивидендов, не считая
биржевых операций. А из этой суммы не менее четырех миллионов наличными.
- Из какого же мешка он их черпает?
- Из тайных игорных домов, игральных автоматов, бильярдных и баров. Нет ни
одного заведения в Леймонте, которое не отчисляло бы львиную долю Джакомо
Спинелли.
- Какое же отношение он имеет к науке?
- К какой науке? - не понял Стон.
- Я полагаю, что до сих пор шла речь о вашем научном открытии.
Стон даже не улыбнулся, он просто заржал, если так можно выразиться о
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг