Два Волоска
Вот что, к примеру, рассказывали про Кия. Будто однажды заехал к нему
удалец по имени Вострогор, попросил наконечников к стрелам и еще меч. Его
род жил на севере, у самых Железных Гор, и там давно уже никому не было
доброй судьбы. Слепой отец Вострогора сам благословил младшенького в
дорогу, велел искать счастья на стороне. Подобных скитальцев год от году
делалось больше. А меч был нужен затем, что Люди сделались разными, не
обязательно добрыми, надо же уметь за себя постоять.
Войдя в кузницу Кия, Вострогор, как баяли, тотчас заметил под его
молоточком два тонких волоса, серебряный и золотой. А заметив – больше не
мог отвести глаз.
– Что такое куешь? – поздоровавшись, спросил он умельца.
– Судьбу – кому на ком жениться, – отвечал будто бы Кий. Тогда
Вострогор не удержал любопытства:
– Чью же ладишь теперь?
– Да вот твою как раз, – с усмешкою отмолвил кузнец. Затрепетало
сердце в груди удальца, еле–еле осмелился выспросить о невесте, о своей
суженой. И кузнец, глядя в вещее пламя, сказал ему так:
– Вижу твою невесту, живет она у далекого моря. С рождения лежит
бедная в гноище, вся–то кожа в коросте, что в еловой коре...
Застонал Вострогор–удалец, обхватил руками буйную голову, едва на
ногах устоял. Не спросил более ни о чем. Насилу дождался, пока сделает ему
Кий обещанный меч и наточит как следует. Да с тем и уехал.
Долго ли странствовал, коротко ли... Ни к какому морю, понятно,
старался и на сто верст не подъезжать, только от судьбы не ускачешь.
Вывела его дороженька, тропка лесная, к самому берегу. Увидел он серые
волны от окоема до окоема и лодку, вытащенную на песок. А под соснами –
бревенчатую избушку, сети развешанные. Спрыгнул с коня Вострогор,
постучался.
– Входи, добрый молодец, гостем будь, – отозвался милый девичий
голос. Растворил удалец скрипучую дверь, стянул шапку с кудрей – кланяться
Огню в очаге да добрым хозяевам... сам высматривает – где же
девка–красавица, что с ним ласково говорила? – только нету
девки–красавицы, лежит на лавке страшное страшило: лица в коростах не
видно, все тело что еловой корой обросло... тут и встали у храброго парня
русые волосы дыбом, язык к небу присох. А девка и спрашивает:
– Не видал ли ты, молодец, где–нибудь моего суженого Вострогора?
Скоро ли ко мне припожалует?
Ни слова не смог вымолвить удалец. Не боялся он ни медведей, ни
свирепых волков, стаями рыскавших у Железных Гор – а тут оплошал, струсил.
Закрыл руками лицо, отвернулся...
– Стало быть, ты и есть мой жених? – сказала тихо девица. – Что ж,
вижу, в обиду тебе жениться на такой жене, хворой да некрасивой. Не то что
в уста целовать, глядеть даже не можешь. Убил бы уж, жених ласковый, затем
что не быть нам с тобою поврозь, а и вместе, видно, не быть...
Будто вихрь завертел тогда Вострогора. Сам не ведал в отчаянии, что
руки творили. Схватил свой тяжелый, отточенный меч и ударил с размаха
невесту прямо в открытую грудь. И кинулся бежать прочь, словно обронивши
рассудок... Опамятовался неведомо где, в черном лесу, перемазанный,
изодранный в кровь о колючие ветви. Открыл глаза – верный конь рядом
стоит, губами мягкими трогает, жалеет хозяина. Сел на него Вострогор,
заплакал и поехал куда придется, проклиная свою непутевую Долю, пришедшую,
знать, к его колыбели все с тех же сумрачных гор...
Долго еще странствовал молодой удалец. Ехал по заросшим холмам, где
уходившее Солнце щедро золотило лесные макушки, а меж сосен наливалась
багряным медом брусника. Ехал берегом тихих озер, где безмятежно дремали
белые кувшинки, и плакучие ивы спускали зеленые косы к самой воде, к
густым, тихо шепчущим тростникам... И думалось Вострогору – век вечный не
позабудет он полные муки глаза страшила–невесты, век будет звучать в ушах
тихий голос:
– Убил бы уж, жених ласковый...
Клял Вострогор свою трусость и, кажется, сам себя готов был убить, да
вот незадача – меча–то с собою не прихватил, там же и бросил.
Но вот минуло время, и прошлое начало заплывать, зарастать, как
покинутая могила, травою–быльем. Вышел Вострогор к Людям из лесу, речь
человеческую припомнил помалу. А еще погодя надумал построить дом и
жениться. Начал приискивать себе ровнюшку–невесту, непременно разумницу да
красавицу.
Что ж, нашли ему добрые Люди душу–девицу. Сказывали, допрежь гнала
она всех женихов, а тут засобиралась немедля. И только что увидал ее
Вострогор – в тот же миг влюбился без памяти, не стал даже выпытывать,
умна ли. Честь честью сладили им свадебный пир, трижды обвели вокруг
священной ракиты на берегу, вокруг свидетеля–Огня в очаге. Уложили в клети
держать опочив... обнял жену Вострогор, да тогда и заметил у ней на белой
груди, как раз против сердца, маленький рубчик.
– Али не узнал, суженый? – засмеялась краса ненаглядная. – Больно
быстро ты убежал тогда, не дождался, пока опадут коросты, корки еловые...
Предал ты меня смерти, а хватило бы поцелуя. Довольно ли теперь хороша?
Тут и понял все молодец, в самом деле спознал, что своей судьбы не
минуешь. Кинулся на колени перед женой, взмолился простить...
Сказывают, до смертного часа помнил он о двух волосках, скованных на
наковальне. А девки стали ходить к кузнецу:
– Скуй и мне свадебку, Кий!
