Глава 66
Василий давно уже собирался вызвать герцога на поединок, но Цион,
успешно освоивший закулисную сторону дворцовых интриг, убедил его, что от
этого бездумного поступка пострадает доброе имя герцогини, да и карьера
самого маэстро будет поставлена под удар.
– Неизвестно еще, как расценит Генрих расправу с великим полководцем, –
наставлял он друга, – месть надо готовить исподволь, сэр, и уж если бить,
то наверняка.
– Ты или дурак, или большая шельма, если считаешь герцога великим
полководцем, – с досадой отвечал маэстро, слушая рассудительные доводы
оруженосца. Несмотря на понятное раздражение, Василий отлично понимал, что
Заярконский, в сущности, прав и погубить герцога следует его же
собственными руками. Но как? Маэстро думал об этом неустанно, он отменил
профилактические осмотры, придворных дам, и подолгу запирался в кабинете,
делая вид, что занят разработкой глобального проекта разрешающего проблему
абортов любовниц сановных лиц государства. Герцогиня видела, как задумчив
и грустен ее муж, но ничем не могла ему помочь.
– Что–то вы совсем заскучали, маркиз? – упрекнул его однажды король,
застав маэстро, за составление знаменитого проекта, которого с таким
нетерпением ждали почти все блудливые аристократы странны. Его величество
привык видеть Васю неуемным малым и, полагая, что тот переутомился на
службе, пригласил его на рыцарскую попойку с участием хорошеньких фрейлин.
Василий действительно отвлекся в гостях у фрейлин и даже посмеялся над
старыми шутками короля, но вдруг, «средь шумного бала», заметил ироничный
взгляд де Брука, (знавшего о его вражде с герцогом), и настроение его
безнадежно испортилось. Ему вспоминалась наглая усмешка Балкруа, его
намеки на интимную связь с Алисой, которые он распространял повсюду, и
слепая ненависть к врагу заполонила его сердце. Почему он не может загнать
герцога в угол, и превратить его рожу в кровавое месиво?
Выдающийся сердцеед, перед бурным натиском которого не выдерживали
красотки южного Тель–Авива, он мог изменить любимой женщине, но позволить
распускать о ней грязные слухи – это уже слишком.
– Тебя гложет ревность, сэр, – сказал ему однажды Цион, – она ведь любила
его, разве не так?
– Ревность – признак ограниченного ума, – глубокомысленно заметил
Василий, – такая женщина, как Алис, может любить только настоящего
мужчину, а таковых вокруг я не вижу...
– Ты хочешь сказать, что ты единственный мужчина в Английском
королевстве?
– Странно, Ципуля, что ты до сих пор сомневался в этом.
– Ну если считать, что мужчина это тот, кто умеет размахивать кулаками,
то здесь тебе действительно трудно составить конкуренцию...
– Я согласен с тобой, дружище, но помимо кулаков у меня есть еще кое–что
в запасе. – Василий, обожавший риск и идущий всегда напролом, на сей раз,
приготовил для «Меченого» небольшой, но довольно эффектный презент.
«Как он возмужал со дня своей женитьбы на Алис, – порадовался за друга
Цион, – стал более осмотрителен, что ли, а главное мудрее»
* * *
Давние подозрения маэстро вскоре подтвердились – Балкруа, в самом деле,
флиртовал с королевой, и тайные агенты лекаря представили ему
неопровержимые доказательства; измена нагло свершалась под сенью великой
британской короны.
Воспользовавшись опытом бывшей жены, Василий затаился лунной ночью в
личном будуаре ее величества.
В тихую звездную полночь герцог тайно проник в покои неверной Альеноры и
вышел оттуда лишь на рассвете, когда на Востоке заалели первые лучи
холодного солнца. Несколько часов они занимались любовью с такой
необузданной страстью, что Вася, окончательно утвердился в своем диагнозе
относительно странных галлюцинаций королевы.
Узнав о тайных встречах пылких любовников, маэстро испытал ни с чем не
сравнимое удовольствие и на следующем медицинском осмотре королевы не
удержался, чтобы не поддеть ее:
– Вам как будто должно полегчать, моя королева, я ведь прописал вам
близость с Генрихом четвертым.
– Полноте, маркиз, – гадливо усмехнулась королева, – будто вы не знаете,
что Генрих только и может, что набивать утробу мясом и вином.
Василий изобразил на лице удивление, и высочайшая пациентка, понимая, что
дала лишку, попыталась исправить положение, игриво забрасывая удочку в
сторону простоватого лекаря:
– А почему бы вам лично не полечить меня, друг мой?
– Я полагаю, что господин герцог прекрасно справляется с этой ролью, –
вежливо отклонил предложение лекарь. Королева вспыхнула от гнева:
– Соглядатай, – зашипела она, – гляди, ничтожество, ты жестоко
поплатишься за это. – Василий, гордый тем, что отверг предложенную
королевой любовную интрижку, знал, что отныне она будет плести заговор
против него, чтобы при случае прихлопнуть «Ничтожного лекаришку», как за
глаза называл его Балкруа. О том, что в стане тайных любовников затевается
злодейство, Васе доложили тайные агенты, которых он держал в штате своей
клиники. Он не счел нужным приставить к своей особе личного телохранителя,
ибо по–прежнему надеялся только на свои кулаки; преданный оруженосец
повсюду сопровождал его, но от него было мало проку, и ложкой он орудовал
более ловко, чем шпагой.
– Ты должен соблюдать меры предосторожности! – настаивал Заярконский, но
Вася, бравируя своей смелостью, ждал только удобного случая, чтобы раз и
навсегда покончить с герцогом.
* * *
Утро в тот день выдалось ненастное.
Холодный осенний ветер гнал по земле сухие листья, свинцовые облака
предвещали дождь, не располагающий к увеселительным прогулкам. О непогоде
и предполагаемых осадках на брифинге кабинета министров заявил Цион,
которому Василий, пользуясь влиянием при дворе, выбил должность
королевского метеоролога. Заодно оруженосец курировал работу
мануфактурного цеха по производству гигиенических прокладок, серийный
выпуск которых маркиз наладил в странах Западной Европы. На заседании де
Хаимов сделал доклад о состоянии печени Генриха четвертого и предписал
королю развеяться посредством охоты на дикого кабана.
Несмотря на неутешительную сводку Главного метеоролога, Генрих не стал
нарушать дворовый график.
– Бой и охоту не отменяют из–за плохой погоды! – твердо сказал он, – вы
правы, маркиз, в этом году мы запоздали несколько с открытием охотничьего
сезона...
Королева с самого начала заявила о своем участии в праздничном эскорте, и
маркиз советовал королю непременно уважить желание божественной супруги.
Тайные агенты доложили ему, что Альенора решила участвовать в мужских
забавах, узнав, что герцог включен в список именитых охотников.
Цион оказался прав, погода явно портилась, и зверь, предчувствуя
перемены, попрятался в норы. С утра зарядил колючий дождь, который быстро
утих, оставив после себя запах отсыревшей земли и лесных гнилушек.
Король, с удовольствием вдыхая легкий аромат хвои и наслаждаясь
великолепием осеннего пейзажа, вел ученый разговор с главным лекарем
государства, которому поверял теперь все свои сердечные тайны.
– Я слышал маркиз, вы принимаете жен моих восточных сюзеренов? – с
любопытством поинтересовался он. Василий расширил в последнее время
лечебную практику; приглашая в кабинет местных аристократок, и разглядывая
в лорнет их половые органы, он прописывал им гигиенические прокладки,
серийное производство, которых наладил в замке герцогини де Блюм. Высокая
должность, предложенная королем, оказалась весьма прибыльной и служила
прекрасной рекламой для нового бизнеса, о котором он мечтал, разорившись
после развода с дочерью академика.
– Видите ли, Ваше величество, – зная, чем можно пронять занудливого
короля, сказал Василий, – с недавних пор я изучаю природу клитора, и
должен сказать, вам, что этот маленький и нежный зверь – Чудо природы...
– В чем вы видите тут чудо, господин маркиз? – сказал Генрих, упорно не
замечая уединившихся в густой чаще любовников.
Уже придворные сплетники, самозабвенно шушукаясь, ощущали в воздухе
приближение кровавой драмы, а король все еще интересовался природой
«Чарующего и маленького зверька».
«Идиот, – мысленно обругал Василий своего патрона, – даже извозчик
заметил бы исчезновение супруги, а этого дебила кроме зверей, чарующих да
нежных, ничего не интересует»
Переменив тему разговора, Василий предложил Его величеству травить кабана
в более подходящем месте.
– Оставьте свиту, Ваше величество, – твердо потребовал он, – брать зверя
надо в другом месте...
– Да, но без загонщиков нам не справиться, милорд – задумчиво сказал
король...
– Это я беру на себя, – пообещал главный лекарь, – мы возьмем кабана
голыми руками, верьте мне, сир.
* * *
На опушке леса, маэстро предложил Его величеству спешиться.
Пройдя некоторое расстояние по жухлой прошлогодней траве, он остановился
перед большим белесым холмом, напоминавшего понурый, одинокий гриб, и
железной перчаткой подал знак прислушаться. Король не понимая, почему
вдруг посерьезнел лекарь, напряг слух, но ничего не услышал. Маэстро
бесшумно шагнул к подножию холма и с таинственным видом показал Генриху на
одинокую сосну, сиротливо возвышавшуюся на вершине холма. Под стройным
высоким стволом отчетливо виднелся расстеленный на пригорке плащ, на
котором в сладостном томлении извивались сплетенные тела любовников.
Увидев заговорщиков, король подумал сначала, что это придворные уединились
в поисках любви.
– Ах, это молодежь веселится! – сказал он умиленно и вдруг узнал
королеву, содрогавшуюся в объятиях могучего Балкруа. Побледнев, Генрих
схватился за эфес шпаги, висевшей на боку, и в одно мгновение оказался на
вершине холма. Чуткий герцог, учуяв опасность, быстро вскочил на ноги, и,
увернувшись от смертоносного выпада, успел огреть рогоносца по спине своей
огромной волосатой ручищей. Покатившись кубарем под гору, король
прозаически растянулся на земле, неуклюже пытаясь подняться на ноги.
Герцог, не мешкая, вскочил на коня, подлетевшего на его призывной свист,
рывком подхватил обнаженную королеву, и любовники скрылись в глухой чаще
дремучего леса. Король поднялся на ноги и, пряча глаза, полные слез, тихо
произнес.
– Что я сделал ей плохого, маркиз? Что может быть такого у герцога, чего
нет у меня?
– Вряд ли вы уступаете ему в чем–либо, Ваше величество, – успокоил его
придворный лекарь, – разница, не очень существенная, лишь в том, что
герцог у нас поднатаскался в куннилингусе, а вы застряли на теории
эрогенных зон, тогда как женщины более приветствуют практику.
– Господи, до чего дожил король Англии, – вздохнул Генрих четвертый, –
приближенные знают больше, чем я
