С драгоценной ношей на плече, герцог спокойно вышел из дома Заярконского, неторопливо повернул в сторону старого Яфо, но тут дорогу ему внезапно преградил Иуда Вольф.

По плану, разработанному в Главном управлении полиции, комиссар должен был перехватить рыцаря при выходе из логова, в котором обитали «путешественники». Именно это обстоятельство имел в виду Чомбе, когда помешал Васе добить герцога. Задержание опасного преступника Вольф как всегда решил провести самолично, чтобы обеспечить себе назавтра утраченное внимание прессы, не очень то жалующей его в последнее время.

– Я Иуда Вольф, – грозно сказал он герцогу и лихо вскинул оружие, – подними руки, мистер, и не двигайся, если хочешь жить!

Герцог, сметавший обычно все на своем пути, на сей раз, как–то странно замешкался:

– Иуда Искариот?!. – воскликнул он в изумлении и остановился.

– Моя фамилия Вольф, – высокомерно сказал комиссар, вряд ли знавший своего легендарного тезку, – освободи девушку немедленно, если не желаешь заработать пулю в живот!

Комиссар привык, что при звуке его голоса преступников охватывает мелкая дрожь, но на сей раз, все было иначе: грозные интонации «начальника» только разозлили герцога:

– Дьявол! – громовым голосом воскликнул рыцарь.

Удивлению и ярости его не было предела. Он опустил девушку на землю, чтобы расправиться с тем, кто, по его мнению, предал Иисуса Христа.

Несмотря на солидное брюшко и толстые ляжки, комиссар живо забежал за мусорный контейнер и, заняв здесь удобную позицию, открыл огонь на поражение. В руках у него был добротный русский автомат, доставшийся ему год назад в кровопролитном бою с террористами. Питавший страсть к коллекционированию, Иуда Вольф держал трофей в своем кабинете в качестве декоративного украшения, но сегодня что–то подсказывало ему, что он может вполне сгодиться в деле, и предчувствие не обмануло его.

Комиссар стрелял без промаха, чем всегда бахвалился перед подчиненными, но сразить «объект» сходу, как он не раз делал это в подобных переделках, сегодня ему не удавалось: непробиваемый герцог все шел и шел навстречу изумленному Вольфу, игнорируя пули, насквозь прошивавшие его бесчувственное тело. Когда он почти вплотную приблизился к комиссару, случилось то, что тот потом долго не мог забыть: вдруг из темноты пустынного двора выскочил коренастый, коротконогий мужчина в маскировочном плаще и по–детски стал бить герцога кулаками в грудь. Комиссар не сразу узнал в незнакомце майора Петербургского. Появление этого безоружного кретина было столь неожиданно и глупо, что Вольф не успел даже удивиться.

Чудаковатый заместитель начальника Главного управления сам вызвался участвовать в необычном захвате, и вел себя при этом так, будто собирался после операции получить звание окружного комиссара как минимум. Великий правдолюб Петербургский считал всегда несправедливым, что триумфальные поимки шеф обычно оставляет за собой, не желая ни с кем делиться славой.

Майор Петербургский, ненавидел Вольфа всеми фибрами своей канцелярской души, но, несмотря на это, заслонил его грудью в минуту смертельной опасности. Этот склочник бросился на герцога как на амбразуру, не имея в руках никакого оружия. Никто позже (майор был посмертно удостоен медали «За отвагу») не мог понять мотивов его странного поступка; зачем ему надо было высовываться из укромного места именно в тот момент, когда систематически разоблачаемое им «коррумпированное начальство» готовилось отдать Богу душу?

В одно мгновение герцог расправился с Петербургским, свернув ему шею одним лишь мощным движением руки. Этого мгновения комиссару было достаточно, чтобы бросить ставший ненужным автомат и, пользуясь темнотой, скрыться в соседнем переулке.

Герцог побежал, было, вслед за презренным предателем, но на полпути раздумал почему–то и вернулся к бесчувственной Алис. Бережно подняв девушку на руки, он быстро ушел лабиринтом проходных домов в сторону Яффо.

Комиссар, не веря, что отделался легким испугом, вместо того, чтобы оказать помощь своему героическому заму (который, возможно, был еще жив), проворно забежал в темный подъезд, и, вторгшись в квартиру Заярконского, торжественно объявил:

– Господа, убит мой заместитель Давид Петербургский, пал смертью храбрых, так сказать.

– Наши вам соболезнования, господин комиссар, – скорбно отозвался Цион.

– Пули этого мерзавца не берут, – констатировал Иуда Вольф без всякой связи со своим первым сообщением

– Что, значит, не берут пули, – нахмурил брови Василий, – ты же сказал, что его прикончили?..

– Я говорю о герцоге, – нетерпеливо отвечал комиссар, – я стрелял в него в упор из автомата...

– Не боись, командир, – сказал Василий, – я Дубровский.

– Что ж ты притворялся де Хаимовым, сволочь, – насторожился комиссар, – уж не заодно ли ты с этим придурком из прошлого?

Циону пришлось прочитать Вольфу пространную лекцию о творчестве Александра Сергеевича Пушкина, пока тот понял, наконец, кого имел в виду Василий, публично заявляя, что он гвардии корнет царской армии Владимир Андреевич Дубровский. Хорошо зная революционные гимны второй половины девятнадцатого столетия, комиссар имел смутное представление о знаменитых героях великого русского классика, и в этом, пожалуй, был самый серьезный пробел его образования, концентрирующего в себе некий стандартный набор сомнительных ценностей тоталитарного режима.

– Не понимаю, как это ему удалось пройти незамеченным, – недоумевал Иуда Вольф, – мы перекрыли все подступы к дому?

– А у тебя под носом целый полк можно провести, конспиратор ты задрипанный, – сказал Василий и горько пожалел о том, что дал этому гаду герцогу увести Алис