Шок
Боль все дни невыносимая. Это просто не передать словами.
Шестого мая я почувствовал физически, что Алеся появилась, по крайней
мере, в общежитии. Перед праздником победы я предпринял последнюю попытку
вернуть Алесю. Я позвонил на вахту, и попросил позвать её к телефону. Она
спустилась. Голос был радостный, весёлый, полный надежды на всё хорошее.
Она не могла меня узнать по голосу:
– Алло, кто это?
– Алеся?
– Да! А кто это?
– Алеся, это Игорь.
В ответ молчание с секунду, а после короткие гудки.
Вечером этого дня меня буквально трясло. Анастасия опять произнесла: «Она
будет говорить страшные вещи». Помимо того, что рвало на части грудь,
невероятная слабость была по всему телу. Словно я нёс на себе мешок с
песком. Анастасия дала знак. Я оторвал свой взгляд от асфальта. Впереди
шли две подружки. Одна из них сильно напоминала Наташу, соседку Алеси по
общежитию. И вторая девушка сказала этой: «Я боюсь, что мой родственник
опять будет сильно обижаться». Эту фразу можно было понять двояко. Не буду
вдаваться в подробности, но она давала идеально ключ к двум аспектам наших
взаимоотношений. Но соображать я не мог. Боль в груди, невероятная
усталость блокировали любую работу мозга. Я удивляюсь, как Анастасия
смогла достучаться до меня.
В эти дни я дал почитать «Луч» ещё трём своим друзьям, которым доверял на
все сто – двум женщинам (удивительно прекрасным, как внешне, так и
внутренне) и своему другу. Мне было необходимо понять, что же я всё–таки
написал.
Девятого мая мне позвонил мой друг, и я поехал к нему домой. Анастасия
дала отрицательный сигнал, который можно было понять двояко: или не надо
ехать, или не надо нервничать в гостях. Когда он высказывал своё мнение,
мне хотелось вцепиться ему в рожу мёртвой хваткой. Повторяю, это мой самый
близкий друг. Кстати, эта была всего вторая книга из моих, которую он
прочитал – загруженность, свои проблемы, отсутствие принтера... И «Луч» я
его упросил, заставил прочитать.
– Игорь, я прочитал. Знаешь, что я тебе хочу сказать – мне впервые
захотелось стать твоим импресарио. На этой книге можно зарабатывать
деньги. Только нужно убрать нудные рассуждения, побольше секса, добавить
художественность. Сюжет прекрасный, нестандартный, полуфантастический! И
получится отличный бестселлер!
От его слов в груди стало жечь ещё сильнее. В итоге я, голодный, съел у
него весь салат с картошкой, и поскорее смылся. Я торопился на салют.
Каждый год я хожу на салют. Как правило, никого там не встречаю, но
главное в другом – посмотреть на весь город, который глазеет в небо,
полюбоваться фейерверком. И ведь это ж надо – в океане пьяных и весёлых
лиц, стоящих на огромной площади, как селёдки в бочке, я точно вышел на...
Наташу.
Ещё в январе Алеся говорила, что в начале марта Наташа уедет домой писать
диплом. Я тогда радовался, что с марта мы будем совершенно одни,
закрывшись от всего мира, не вздрагивая от звука Наташиного ключа в
скважине замка... Получилось с точностью до наоборот, как говорили у нас в
науке...
Наши взгляды встретились. Я с трудом натянул улыбку и поздоровался.
Наташа смотрела на меня, как на убийцу. От одного её взгляда мне хотелось
самому сесть на электрический стул.
– Привет. Давно приехала?
– Нет, на днях.
– Как поживает Алеся?
– Я её толком не видела, мы говорили минут пять, она живёт с парнем на
Юго–Западном.
– ...Передавай привет...
Земля провалилась из–под ног. Мир, гнусный и поганый, стал ещё чернее и
зловещее. Я не помню, как я шёл. Я молча выл на луну. Это был уже не вой,
а зловещий крик кончины. У меня не хватало сил даже просто, по–мужски,
разозлиться на Алесю. Разозлиться за измену, за предательство, за её
жестокость... Отойдя метров на сто, я решил вернуться. Но пройдя метров
тридцать обратно, понял, что среди такой толпы народа, среди броуновского
движения людей, выйти опять на Наташу невозможно. И всё–таки я вышел. Или
кто–то вывел. Дословно разговор не помню. Я что–то говорил о том, что не
знаю, что случилось, и хочу знать правду, почему Алеся меня ненавидит. Я
кое–как дошёл до дома. Внутри была пустота. Даже не было мыслей о суициде.
Он был не нужен, поскольку я уже не жил. Все психотропные службы с их
пси–генераторами и операторами, с танцорами и операми, не могли сделать
то, что сделала Алеся за десять дней этого месяца. Я был зомби. Без
эмоций, без мыслей, без желаний. Боль не прекращалась ни на секунду,
выжигая всё внутри. Я дышал, ел, двигался, ходил на работу через силу. И
теперь я прекрасно понимал – наступит миг, и сердце уже не выдержит – оно
просто остановится. За ненадобностью работы.
