Посланник - Василий Головачев - Книжная Полка

Глава 6

Визит «чекистов», охотников за головами из службы ликвидации СД, не только не выбил Никиту из колеи, но, наоборот, заставил яростней взяться за тренировки и решиться на эксперименты с включением канала Вести, а также готовиться к Посвящению. Он окончательно осознал, проанализировав свое душевное состояние, что возврата к прежней жизни действительно не будет. В этом вопросе, если бы даже он захотел, ему не помог бы и Зу–л–Кифл. И Сухов начал готовиться к своей миссии Посланника всерьез.

– Почему «чекисты» не напали? – спросил его Такэда после празднования финала кемтессий, когда они остались в спальне одни. – И почему не сработал эрцхаор?

– Он сработал, – ответил Никита, укладываясь спать.

– И ты не сказал!

– А зачем? Что бы это изменило? Зу–л–Кифл тоже знал о прибытии охотников... и, естественно, не дал им необходимой свободы.

– Но они будут ждать нас в темпорале.

– Пусть ждут. – Никита остался спокоен.

Такэда понаблюдал за ним немного, хмыкнул, лег тоже.

– Ты становишься воином, Сухов, что равняется трети Посланника.

– Почему трети?

– Первая треть – творец, но эту «степень» ты уже подтвердил, как великий танцор, победитель кемтессий Риангомбе. Я не преувеличиваю. Вторая треть – великий воин, этой вершины ты еще не достиг, но идешь в правильном направлении.

– А последняя треть? – заинтересовался Никита, не дождавшись продолжения.

Вместо ответа Такэда повернулся к стене, помолчал и спросил с наигранным простодушием:

– А что–то сегодня ты так рано спать ложишься? Поссорился с Селкит?

Сухов пристально посмотрел на приятеля, словно пытаясь разглядеть его мысли, откинулся на подушки из мха камеланда. Признался:

– Меня тянет к ней, Оямыч. Селкит – не только красивая девушка, она... может быть, и не маг, но дочь мага, колдунья, так сказать, и очень неординарный человек.

«Как Ксения?" – хотел спросить Толя, но прикусил язык, потому что Никита уловил это желание и добавил с неожиданной злостью:

– И в то же время она часто заставляет меня вспоминать Ксению. Прямо мистика какая–то!

Толя снова промолчал. Разговор о «трех составляющих» души Посланника увял. Такэда в силу своей врожденной тактичности не стал говорить в лоб, что третьим необходимым «ингредиентом» личности Посланника был романтизм, вернее, способность к «великой любви» в самом широком смысле этого слова, но Сухов должен был догадаться об этом сам.

Наутро после полуторачасовой зарядки–тренировки и завтрака зашел к гостям Зу–л–Кифл и повел их в пустыню, но не в «черные земли» со следами битвы воинства демонов и магов, а в другую сторону, к недалекой горной цепи. Уже через три километра песчаные дюны закончились, и с холма путешественникам открылся вид на оазис исключительной красоты, скрывавшийся в гигантском рифтовом разломе.

Глубина почти отвесных слоистых стен разлома достигала не менее двух километров. По его дну текла довольно широкая река серебристого цвета, берега которой поросли лесом знакомых светлокорых, с зонтичными кронами и листьями–метелками, деревьев. Кое–где сквозь заросли проглядывали сверкающие зеркала озер, красивые группы скал, искрящиеся слюдой оранжево–желтые языки и россыпи камней, а среди скал бродили гигантские бронированные звери, похожие на динозавров из мезозоя Земли, но отличные от них явным налетом осмысленной деятельности. Звери... строили пирамиду! Точно такого же гиганта Сухов и Такэда встретили на водопое после выхода из темпорала.

– Нгана–Суубха, – сказал Зу–л–Кифл, оглядывая долину из–под козырька руки. Найдя то, что нужно, он вытянул руку вперед, сжав ее в кулак. С костяшек пальцев сорвалась ярко–зеленая молния и унеслась в долину. Не говоря больше ни слова, маг жестом пригласил землян следовать за ним.

Спуск в долину длился всего полчаса: тропа явно была создана искусственно, превращаясь иногда в широкую лестницу из ступеней–террас.

Такэда, размышлявший над последними словами мага («Нгана–Суубха» лингвер перевел как «Древние» или «Предтечи»), все–таки решился выяснить их значение, и Зу–л–Кифл, отвечая на вопрос, пояснил:

– В отличие от Земли на нашей планете существуют целых три ветви разума, причем Суубха – те самые бронезавры в долине – более древняя, чем человеческая. К сожалению, миллион лет назад они выступили на стороне первого Синклита Четырех, то есть на стороне Хаоса, что отбросило их эволюционно на сотни тысяч лет назад. Но среди них есть и гиганты мысли, опередившие собратьев на многие тысячи лет.

– Вы... симпатизируете им?

Зу–л–Кифл покосился на невозмутимую физиономию инженера.

– Дети не отвечают за преступления родителей, не так ли? Эта этическая норма почти универсальна. К тому же новая волна Суубха живет и мыслит по–новому. Они – мои друзья и помощники, как и Нгана.

– Э–э? – сказал Толя.

– Нгана – это растительная форма разума, рощи из «мыслящих» деревьев с зонтичной кроной. На Айгюптосе они появились сотни миллионов лет назад, гораздо раньше бронезавров Суубха.

– Мы заходили в одну из таких рощ, – сказал Никита, – но испугались пси–давления на мозг. Кстати, Суубха, которого мы встретили, уполз в рощу. Они живут в симбиозе?

– Не совсем, вернее, симбиоз односторонен: деревьям Суубха нужнее, а те вообще могут обойтись без Нгана, потому что питаются минералами.

– Мы идем к ним в гости?

– Каждая цивилизация во всех хронах имеет мыслителей высокого класса, опережающих соплеменников по уровню развития. Мы идем к такому мыслителю.

– Зачем?

– Я не всесилен. Для того чтобы помочь вам, мне необходима консультация. Да и не только.

Зу–л–Кифл вдруг замедлил шаг, нахмурился, глядя куда–то вверх, на стену каньона.

– Мне это начинает надоедать! Придется заняться ими всерьез.

Никита быстро глянул на перстень – в камне светилась перевернутая пентаграмма, «знак дьявола» – и перевел взгляд на скалу. На краю обрыва неподвижно высились три черные фигуры. И исчезли, словно удостоверившись в том, что их заметили.

– Выходит, они не ушли, – произнес Такэда, сжимая рукоять лазера. Как истый оруженосец, он продолжал носить с собой оружие «рыцаря» хардсан, нервайлер, вардзуни и транскоф, хотя покровительство мага в этом мире было нужнее любого оружия.

Зу–л–Кифл продолжил путь. Вскоре они достигли первых деревьев, вблизи которых Никита начал слышать странный «шепот», повернули вдоль реки, не обращая внимания на встречающихся бронезавров, провожающих их взглядами, и вышли к одной из пирамид, оказавшейся почти прозрачной, словно из стеклянных кирпичей. Шесть или семь особей Суубха, обступивших пирамиду, не обратили на людей никакого внимания. Они всматривались в прозрачную глубину, пребывая в странном гипнотическом трансе, напоминая группу курильщиков опиума.

Зу–л–Кифл обогнул пирамиду, вывел спутников к холму с живописной грудой камней, похожих на древние развалины, и жестом предложил сесть на обломки скал. Через некоторое время из рощи Нгана у подножия холма донесся шелест, из–за деревьев показалась апокалиптическая фигура ящера Суубха, одетая в чешуйчатую зеркальную броню. Над сидящими людьми нависла кошмарная, рогатая, со множеством наростов и светящихся деталей, но с умными, пронзительно–желтыми глазами морда зверя. Впрочем, после встречи с его глазами зверем эту громадину назвать уже не поворачивался язык.

– Суубха Сеттутеп приветствует Посланника, – раздался в голове Никиты тихий дружелюбный голос.

«Посланник приветствует Суубха Сеттутепа», – хотел ответить Сухов, но у него вдруг так сильно и болезненно задергало плечо со звездой Вести, что он забыл приготовленную фразу и схватился за него. В следующую секунду удивительно пронзительная ясность хлынула в голову – поразительная глубина понимания сути происходящего открылась перед внутренним взором Никиты. Вселенная вошла в его увеличившееся до необычайных размеров тело, и сам он превратился во Вселенную, ощущая ее колоссальную протяженность во времени и пространстве, изменчивость, пульсацию энергий и многомерных информационных потоков.

Длилось это состояние недолго, буквально долю секунды, затем жаркий вихрь боли очистил тело от чувств, а голову – от мыслей, оборвал сознание... также на долю секунды, и Сухов ощутил себя стоящим на ватных ногах рядом с Зу–л–Кифлом; маг поддерживал его под локоть.

Пока он приходил в себя, между Суубха Сеттутепом и Зу–л–Кифлом произошел пси–разговор.

– Он слаб, – сказал мысленно бронезавр.

– Он способный ученик, и у него большой потенциал, – возразил маг.

– Человек по натуре эгоистичен и властолюбив. Вся история земного человечества подтверждает формулу: кто вкусил власти – никогда добровольно ее не отдаст. Если ваш гость найдет выход в эйдосферу, он обретет власть.

– Вы пессимист, Сетту. Земляне действительно двойственны по природе, как и хаббардианцы, однако они талантливые творцы и способны на великие деяния.

– Они подвержены резонансам: ненависти, злобе, страху, лжи...

– ...симпатии и любви.

– Я не одобряю вашего решения, архонт... но помогу ему.

– Я это знал.

– Да и я тоже. Он мне сразу понравился: нельзя лишать человека шанса. Пусть попробует.

Разговор этот длился четверть секунды. Никита остатком сверхчувствительного озарения уловил его, но из–за высокой скорости пси–обмена и объема передаваемой информации понять не сумел.

Аудиенция закончилась.

Зу–л–Кифл повернул Сухова лицом к спуску с холма и повел, спотыкающегося, вниз. Озадаченный Такэда засеменил следом, оглядываясь на задумчиво глядящего им вслед гиганта Суубха.

– Приходите еще, Посланник, – услышал Никита тот же голос. – Побеседуем.

Сил оглянуться не было, и Сухов ответил мысленно:

– Благодарю за прием, Сетту...

Зу–л–Кифл засмеялся, мысленно подмигивая бронезавру:

– Я же говорил, что он способный ученик.

Еще трижды приходил Сухов «на прием» к динозавроподобному мыслителю из породы Суубха, чей род был гораздо древнее расы Зу–л–Кифла, и каждый раз чувствовал себя все смелее, сильнее и раскованнее в диалоге с Вестью. Канал связи с эйдосом, колоссальным полем информации Веера, начал потихоньку подчиняться ему, хотя хрупкий человеческий организм вряд ли мог позволить полноценный контакт, для этого требовались энергии, по крайней мере, на порядок выше, чем давала химическая, окислительно–восстановительная энергосистема человека. И все же Никита не терял надежды, чувствуя пробуждение экстрасенсорного резерва и памяти поколений. Для полного подключения к Космосу, по его мнению, требовалось совсем немного времени.

Такэда не разделял его оптимизма, зная о ресурсах человеческого тела больше, чем танцор, однако ни на йоту не отклонялся от принципа: другу – все, в том числе поощрение и поддержку, себе – что останется. Даже видя развитие отношений Сухова с Селкит, он не счел себя вправе высказать порицание, хотя был уверен, что Ксения жива и ждет их. Где? Он не знал. Хохха молчала. Не знал о местонахождении художницы и Зу–л–Кифл, не удивившийся вопросу Такэды: маг знал, кто она такая и почему о ней печется «оруженосец» Посланника. Но помочь найти ее он не мог.

Толя и не ждал чуда, стоически воспринимая любые повороты судьбы, как своей собственной, так и друзей, хотя за них он переживал больше.

С интересом наблюдая взаимодействие Сухова и бронезавра Суубха по имени Сеттутеп, Толя пришел к выводу, что тот в какой–то мере исповедует принципы земных восточных цивилизаций. Если земная западная медицина лечила конкретную болезнь, то восточная – конкретного больного, и Сеттутеп пользовался второй моделью, идя путем психофизического отождествления с объектом исцеления, коим был Сухов. Правда, «исцелить» надо было, по мнению Толи, слишком много, причем избирательно, не касаясь этических норм и человеческой сути, но он надеялся, что Зу–л–Кифл не благословил бы этот контакт, предвидя отрицательный результат. На вопрос же Толи: «Почему не вы помогаете Посланнику овладеть новым знанием?" – маг ответил:

– Потому что Суубха сделает это лучше. По сути, вы шли к нему. Помните, Сухов говорил о некоем целителе–маге, который способен «включить» Весть? Информацию об этом целителе он расшифровал правильно, но неверно интерпретировал ее, посчитав, что я и есть тот самый целитель.

– Но ваша дочь говорила, что вы «излечиваете» мир.

– Она сказала правду. Но я лечу мир не как врач, а скорее, как ассенизатор, очищаю его от следов войны и контролирую попытки просачивания Хаоса. Что, кстати, не всегда удается.

Такэда подумал о трех функционерах ЧК, проникших на Айгюптос. Зу–л–Кифл согласно наклонил голову.

– Вы угадали. Конечно, на моей территории, то есть в моем хроне, они не могут открыто делать все, что им вздумается, но и я, в свою очередь, не могу запретить им посещать этот мир через темпорал. – Маг с сомнением посмотрел на Толю. – Я вас не убедил, кажется, в вопросе с Посланником.

– В общем–то, не совсем, – признался инженер.

– Дело в том, что Сеттутеп – бывший Посланник. Он был Посланником еще до Битвы и с тех пор живет здесь, на родине, где родился и вырос. Его возраст достиг десяти тысяч лет. Но не это главное. Посланники отбираются Собором Веера по одному качеству, которое нельзя выразить одним словом земного языка. Ближе всех по значению слов, способных хоть как–то это качество обозначить, будут такие далекие по смыслу слова, как – индивидуализм, благородство, честолюбие, стыд, патриотизм, успех, слава, признание, искусство. Профессионализм, доброта.

– Так много?! – Такэда был потрясен.

– Немало. Но качество это синтезировано именно таким количеством понятий. И Суубха Сеттутеп работает с Суховым в резонансе, что намного ускоряет процесс.

«Кажется, я вступаю в область запретного для нормального человека знания, – подумал Такэда с мимолетным сожалением. – Скоро Никита сможет обходиться без моей помощи, а мне... мне придется вернуться на Землю. Что ж, у каждого свой путь. Хорошо, если Никите удастся избавиться от «мусора» вредных привычек и налета спеси. Вряд ли они входят в необходимые качества Посланника».

Как выяснилось уже в скором времени, Такэда не зря сомневался в скором исчезновении «мусора».

После очередного сеанса общения с Суубха Толя стал замечать любопытные вещи: то Сухов, сам того не замечая, перепрыгнул без разбега шестиметровую трещину в земле, то сломал кресло, упав в него с видом полного изнеможения, то замедлил полет бокала с напитком, так что тот не разбился. Никита уверенно приобретал навыки мага. А когда Толя сообщил ему о своих наблюдениях, танцор, поэкспериментировав на природе, поверил в свои силы и решил, что встреч с бронезавром достаточно. Тем более что и те маленькие чудеса, которыми он овладел, действовали на Селкит в превосходной степени.

Решение Сухова заставило Зу–л–Кифла отложить свои дела, отослать Селкит в одну из провинций якобы для выполнения неотложного задания и вызвать танцора на разговор. Выслушав доводы Никиты, маг не стал осуждать его открыто, зная, что упрямство от этого становится только крепче. Помолчав, он сказал:

– У вас на Земле существует притча о трех мастерах кунгфу. Слава о каждом из них обежала всю Поднебесную, и однажды они встретились, чтобы продемонстрировать свои искусства и выявить, чье мастерство выше. Собрав народ, они объявили о состязании, предложив бросать в них камни. Первый очень ловко увертывался от града камней, так что в него никто не мог попасть, до второго камни просто не долетели, а в третьего мастера – Зу–л–Кифл совсем опустил веки, пряча проницательный взгляд, – никто не бросил ни одного камня.

– Спасибо, я понял, – нетерпеливо кивнул Никита; его мысли витали далеко отсюда. – Конечно, мне еще многому предстоит научиться, и все же с этим я справлюсь сам. Куда вы спрятали Селкит?

– Она помогает мне... в некотором роде.

– У меня ощущение, что вы прячете ее от меня.

Зу–л–Кифл нахмурился, затем вздохнул и сказал с грустью:

– У вас кружится голова, Посланник. Впрочем, как и у моей дочери. Но Суубха Сеттутеп прав: вы, люди, все еще живете в этическом неолите. Поступайте как хотите, но я бы все–таки посоветовал вам познать все свои возможности, чтобы не ошибаться в оценке ситуаций. Даже в нынешней.

– Вы так и не ответили на мой вопрос: вы согласны стать одним из Семерых или нет?

Зу–л–Кифл отвернулся от Сухова и прошелся вокруг бассейна с изумительной прозрачно–голубой водой, разговаривали они на «веранде» во дворце мага.

– В принципе я – на стороне сил закона, света, созидания и творчества, хотя и не за счет узурпации свободы и творческой инициативы других. Но Люцифер выступил не только против воли создателей, подвергнув смертельной опасности все цивилизации Шаданакара, но и против Универсальной Этики Веера, имеющей характер и силу закона, которому подчиняются хроны–Вселенные. Поэтому я с вами. В нужный момент я приду.

– Благодарю. – Никита сделал шаг к выходу, но остановился. – У вас есть какие–то принципиальные возражения против моих встреч с вашей дочерью?

– Принципиальных нет. Но...

– Я понял. Извините. Я найду ее. А завтра, вероятнее всего, покину ваш дом... и мир.

– Поступайте как знаете, Посланник, хотя я и не одобряю поспешных действий.

– Один вопрос. – Никита заколебался, руководствуясь ложной гордостью, ослепленный своими успехами в овладении Вестью. Но все–таки пересилил себя. – Мне все время талдычат об этике Пути, о поисках своего оружия, то есть меча... Почему обязательно меча? Разве меч – лучшее оружие?

– Вы убедитесь в этом при Посвящении, когда найдете его. Овладение мечом – это по сути овладение энергиями, необходимыми для преодоления Пути. И еще: ваш меч не только универсальное оружие, равного которому нет во всех Мирах Веера, но и концентратор волевых усилий, генерирующих любое гипервоздействие, а также одновременно эффектор, реализующий эти воздействия. Я понятно выражаюсь?

– Более или менее, – кивнул Никита. – Еще раз спасибо за все.

Ушел он в менее радостном настроении, чем явился сюда, но Зу–л–Кифл скептически оценил свои усилия по воспитанию строптивца. Он знал, что мудрость не приходит мгновенно, как озарение, и Сухов все равно поступит по–своему.

Такэда дважды пытался уговорить друга продолжать контакты с бывшим Посланником, но Сухов был непреклонен. Каким образом он отыскал Селкит в горах Суангай, Толя не знал: может быть, с помощью Сеттутепа, а может, и сам, воспользовавшись новыми возможностями. Но вернулся танцор из похода в горы один, угрюмо–разочарованный, обиженно–злой, полный решимости добиться поставленной цели. Какой – не знал, наверное, он сам.

– Собирайся, – сказал он обрадованному Такэде. – Жив, неслух! Уходим.

– Прямо сейчас?

– А у тебя здесь остались какие–то дела?

– Нет, но... некрасиво как–то... уходить неожиданно. Попрощаться хотя бы надо.

– Зу–л–Кифл знает, а Селкит... с ней я... попрощался.

Толя с любопытством оглядел лицо Сухова, переодевшегося в голубой комбинезон, начал переодеваться сам.

– Ты что, поссорился с ней?

– С чего ты взял?

– На тебе лица нет.

Никита натянул комбинезон, поправил рукава, пояс, потом вдруг швырнул на пол нервайлер.

– Я вел себя как свинья!

– Ну это нормальное твое состояние, – произнес Толя.

Сухов шутки не принял. Он вообще ничего не слышал, заново переживая, видимо, встречу с Селкит. Но подробности встречи пересказывать не стал, заметил только:

– Она права. Нельзя обнимать одну, вспоминая при этом другую. Кто–то околдовал меня. То ли Селкит, то ли... Ксения. Не знаю. Но разберусь! – Последние слова Сухов произнес с угрозой, будто забивая гвоздь. – Готов, оруженосец?

Толя был готов. Однако он помнил и о другом.

– Те трое ждут нас где–то неподалеку.

– Пусть сунутся! – Глаза Никиты сверкнули. Он поднял вардзуни, и с наконечника копья слетел рой маленьких молний, вонзился в стену комнаты, проделав в ней множество отверстий, образовавших буквы, которые в свою очередь сложились в слова: «До свидания, Седьмой!»

– Э–э... кхе–кхе, – сказал Такэда, прокашлялся. – Мне кажется, ты все равно не прав. Кое–чему ты, конечно, научился, спору нет, но осторожнее не стал.

– Следуй за мной, самурай.

– Куда? Разве мы пойдем к темпоралу пешком?

– Нет, но я хочу посмотреть на город в последний раз. Оттуда и прыгнем через транскоф.

Никто их не задерживал, не интересовался, куда они направляются, никто не смотрел им вслед. Такэде стало грустно, он не привык уходить, не поблагодарив за гостеприимство, однако и ссориться с упрямцем не хотел, подумав, что Зу–л–Кифл поймет их и простит. Он не знал, что маг давно определил все нюансы поведения землян и вычислил траекторию их «свободного полета».

Город встретил их зноем – Зу–л–Кифл снял метеорологический контроль – и неприятным сухим ветром, гнавшим по аллеям и площадям потоки текучей, похожей на зелено–серый дым пыли. Некоторые из этих потоков казались живыми, подолгу кружа возле людей, но Никита ничего не замечал, упорно шагая вперед, пока Толя не понял, что танцор идет к колодцу с призраком Веб–Шабель. Догнав, встал на его пути:

– Зачем тебе это?

Сухов остановился, с изумлением глядя на Толю, огляделся, провел рукой по лицу, словно стирая паутину.

– О дьявол! Где мы? Я же только хотел посмотреть на город сверху, на сфинксов...

Липкий, обволакивающий сознание страх пронзил Такэду, заставил оглянуться, схватиться за оружие. Закружилась голова, ноги стали рыхлыми и слабыми, будто из них вынули кости.

– Дьявол! – повторил Сухов спокойнее. – Он меня вел!

– Кто?

– Веб–Шабель... тень Люцифера. Надо же, какая могучая тварь!

– Не ходи туда. Зачем он тебе?

– Вопрос стоит так: зачем ему я. Может быть, затем, чтобы еще раз заглянуть в меня, попытаться подчинить изнутри... Хорошо, что это не сам Денница. Пожалуй, ты прав, к колодцу мы не пойдем. Но я не уверен, что не вернусь сюда.

Успокоившись, они сделали круг по городу, попрощались со сфинксами и храмами, постояли у моста, а возвращаясь, наткнулись на лошадиноголовых кинноров. Однако «кентавры наоборот» и на этот раз не стали нападать на людей, поглазев на них с безопасного расстояния и растворившись в колоннаде ближайшего здания. Никита задумчиво смотрел им вслед, пока Толя не напомнил о себе. Тогда Сухов раскрыл транскоф, приготовился прыгнуть в зеркальный прямоугольник входа, но вдруг задержался и поднял голову:

– До встречи, Седьмой.

– До встречи, Посланник, – раздался из ниоткуда, с небес, могучий и грозный голос, так что дрогнули дома вокруг, сфинксы и даже земля. И Толя Такэда.

Никита вскинул руку, сжатую в кулак, и прыгнул в зеркало транскофа, держа наготове копье вардзуни, прошептав: «Не обижайся, Зу–л–Кифл». Такэда последовал за ним и не услышал, как невидимый маг засмеялся в ответ.