Посланник - Василий Головачев - Книжная Полка

Глава 7

Программа новостей закончилась.

Толя поколдовал с переносным пультом, переключая каналы, но ни одна программа не заинтересовала его, и он выключил телевизор.

Из ванной вылез распаренный, разомлевший и счастливый, что наконец отвел душу, Никита, одетый в чужой махровый халат. Волосы его блестели, рассыпавшись по плечам. Он был тщательно выбрит, хотя и оставил бакенбарды, но отсутствие усов и бороды вернуло ему прежние двадцать с лишним лет.

– Что нового? – Кивок на телевизор.

– Ситуация стабилизируется медленно, – сказал Такэда, разглядывая похудевшее лицо танцора. – Видимо, наш друг Вуккуб за время нашего отсутствия мало что успел сделать. Во всяком случае, в Афганистане и Ираке он не был, война там длится до сих пор. Да и в Лиге не все в порядке, Закавказье все еще воюет.

– А у нас дома?

– Лиги в принципе больше не существует. Украина окончательно откололась, закапсулировалась, там сейчас режим не лучше, чем в фашистской Балтии. К сожалению, со сменой президентов границы не перестали существовать, как и таможни–волкодавы. Россия выживет, судя по стабилизации рубля и медленному, но подъему производства. Что тебя еще интересует?

Никита подошел к стене, на которой висела картина в стиле Константина Васильева: русский воин в кольчуге и доспехах срубает голову гиганту–татарину.

Новая квартира, в которой они находились, принадлежала Роману, первому тренеру Никиты по россдао. Хозяин отсутствовал, предоставив нежданным гостям все три комнаты, и друзья кайфовали, впервые за много месяцев почувствовав себя как дома.

– Что ты там увидел? – проворчал Толя, продолжая неторопливое чаепитие, от которого уже успел отвыкнуть.

– Эмоциональная вещь, – кивнул на картину Сухов. Отошел от нее и сел в кресло напротив Такэды. – Помнишь «видеомы» Вознесенского, поэта, так сказать? Я только сейчас понял, насколько этот «поэт» презирает и ненавидит своих читателей и зрителей. Ну не любишь ты себя и презираешь – Бог тебе судья! Но зачем же говорить об этом вслух? Это что – высокая поэзия? Сигарета в заднице – это высокое искусство?

– Поэзия дерьма.

– В самую точку, Оямович. Сатана его задери, Вознесенского. А хорошо быть дома, а, самурай? Конечно, в своей квартире я чувствовал бы себя лучше, но прошлого не вернуть. Кстати, и машина не помешала бы, а?

Такэда согласно кивнул.

– Кстати, а как мы расплатимся с Романом за квартиру, которую мы сожгли?

– Это твоя забота, ты мой квартирьер.

Сухов налил себе чаю и на время замолчал, блаженно отхлебывая пахучий напиток. А Толя вспомнил, как они возвращались на Землю...

Посыл транскофа на сей раз был точным (Никита научился управлять им без ошибок и сбоев) – вышли они прямо в камере сдвига, залитой сиреневым светом. Но Такэда оказался прав: их ждали.

Их ждали во всех помещениях темпорала, в том числе и в камере сдвига, и единственным преимуществом беглецов было их незнание того, что внутри темпорала нельзя применять оружие. Таков был один из основных законов жизни этого объекта, по сути – разумного, существующего сразу во всех Мирах Веера, выращенного искусственно в одном из хронов–лабораторий Люцифера, но «откорректированного» Семеркой магов–создателей после Битвы таким образом, чтобы сетью темпорала могли пользоваться не только демономаги: игвы, раругги, маги рангом пониже из «свиты Сатаны» и просто исполнители дьявольских приказов, но и законопослушные жители Веера.

Такэда вывалился из тоннеля транскофа в тот момент, когда Сухов барахтался под наброшенной на него двумя «коммандос» сетью, и с ходу выстрелил в одну из черных фигур из хардсана. Тусклый в сиреневом свете камеры луч пронзил «чекиста» насквозь и воткнулся в стену кокона, образовав в ней яркую светящуюся опухоль. В то же мгновение внутри Такэды – не то в голове, не то в груди – лопнула граната боли, лишив его подвижности и контроля над мышцами. Видимо, то же самое, только в разной степени, почувствовали и все, кто находился в камере. Пронзенный лазерной трассой «коммандос» съежился, как проколотый воздушный шарик, но не лопнул, не упал и не умер, а его напарник отскочил к стене, растопырив руки – целых четыре! – как гигантский черный богомол.

Сухов выпростался из–под сети, поднял вардзуни, поморщился, потер виски:

– Чем это ты их угостил?

– Лазером.

– Такое впечатление, что ты выстрелил мне в ухо.

– Да и себе тоже. Наверное, это реакция темпорала.

– Да уж, наверное. – Никита навел вардзуни на замершего «чекиста». – Забирай приятеля и выметайся. Живо!

– Не надо. Энергия, – четко выговорил «чекист», лицо которого смертно белело из–под капюшона. – Мы уйдем. Еще энергия – небытие. Всем внутри. Независимо. Захлоп слоя. Небытие.

Сухов двинул копьем.

– Убирайтесь. Передай всем своим в коконе: чтобы через минуту ноги вашей здесь не было!

Четырехрукий монстр убрал под плащ нижнюю пару рук и, поддерживая приятеля, уменьшившегося в объеме втрое, вывел его из камеры. Опухоль на стене камеры перестала светиться и оплыла, рассосалась. Такэда почувствовал, что может двигать руками и ногами.

– Переведи, что он сказал.

– Я не знал, что здесь нельзя стрелять, то есть «выделять энергию». Темпорал может «обидеться» и схлопнуть местную станцию хроносдвига, уничтожив все и всех, кто находится внутри. «Небытие». Понял?

– Он что – живой?

– А разве ты не слышал его крика? Он многомерен и живет не так, как мы с тобой, но живет. Пожалуй, он единственное на весь Веер существо, живущее сразу во всех хронах.

Такэда помолчал, по–новому глядя на обстановку камеры темпорала, с удовольствием проводил тающий след боли в груди.

– По–моему, скучно ему тут... в неподвижности.

– Скучно? Не думаю. Он ощущает всю «лестницу» Шаданакара, читает мысли всех существ, путешествующих по... по его нервной системе, если можно так выразиться, черпает информацию во всех Мирах Веера... Он гораздо богаче нас с тобой, Оямович, а главное, терпеливее.

– Что–то я этого не ощутил – чуть сознание не потерял!

– А ты поставь себя на его место. Выдержал бы ты спокойно, скажем, неожиданный укол в задницу?

– Не знаю, – честно сознался Такэда. – Но я ограниченный человек, и мне трудно представить задницу у темпорала. Тому, что он – живое существо, я не очень удивляюсь, но наделять его чертами личности... не знаю, не знаю. Между прочим, если тебе об этом было известно, мог бы и предупредить.

– Ни сном ни духом! «Пакет» знания пришел только сейчас. Все–таки канал Вести срабатывает позже, чем надо. Извини, Отшельник, – обратился Сухов к потолку камеры, прислушиваясь; кивнул, словно получил ответ. – Нас простили. И ты кое в чем прав, Оямович, Отшельнику, наверное, скучновато жить в неподвижности. Ну–ка, пошли со мной, у меня идея.

Они вышли из камеры с сиреневым темным светом в медово светящийся коридор. Никого из «черных коммандос» здесь не оказалось. Никита уверенно направился по коридору налево.

– Как ты его назвал? – вспомнил Такэда.

– Отшельник, – улыбнулся Сухов. – Впрочем, имя – не главное, главное – что ты чувствуешь, когда его произносишь.

Толя не понял танцора, но переспрашивать не стал.

Коридор, извиваясь, как живой, вывел их к «складу». Правда, Толя не был уверен, что они шли: скорее всего, темпорал просто создавал иллюзию движения, демонстрируя возможности многомерного бытия.

Склад был как склад: множество светящихся ячей, с десяток – темных, указывающих на то, что ими пользуются. Никита огляделся и уверенно сунул руку в одну из шестиугольных крышек. С тихим шипением крышка погасла, расползлась желтым дымком, а из образовавшегося отверстия выпал какой–то суставчато–коленчатый сверток, тут же развернувшийся в жуткую четырехлапую и четырехугольную скелетоообразную фигуру из черно–зеленого чешуйчатого металла с крысиной на вид металлической головой. Замерла, развернувшись, как пустая шкура – без мышц и позвоночника. Вид она имела достаточно устрашающий.

Такэда, по привычке схватившийся за рукоять хардсана, хмыкнул.

– Скорлупа. Но похожа на скафандр... или на экзоскелетный костюм–механизм.

– Ты угадал, инженер, это именно экзоскелетон, устройство для увеличения мышечных усилий. Оно предназначено не для человека, но для наших целей сгодится. Если бы это был скафандр типа тех, что носит команда Хуббата, можно было бы жить спокойно.

Никита шлепнул ладонью по морде механизма, и тот засеменил к выходу, как громадное насекомое. В таком порядке: механическая «шкура» – Сухов – Такэда они и вернулись к мигающей фиолетово–оранжевыми звездами двери камеры хроносдвига. Сухов поколдовал вокруг «шкуры», поглаживая ее то спереди, то с боков, то по голове, отобрал у Такэды хардсан и нервайлер, всунул их в лапы механизма, и тот затопал в камеру, равнодушный ко всему, что происходило вокруг. Скрылся за дверью.

– Надеюсь, он–то не живой? – сардонически осведомился Такэда. – Не родственник нашим друзьям из СС?

– Не родственник, – успокоил Толю Сухов, – обычный кибер с линейной программой, но худо–бедно команды кое–какие, альтернативно кодированные, может выполнять самостоятельно. Заходи. – Они вошли в камеру. – Я запрограммировал его на разминирование пути, если на Земле нас ждет засада. Что с тобой? – Последний вопрос Никита задал, заметив, что Толя смотрит на него со странным выражением.

– В твоем лексиконе появились необычные выражения: «кибер с линейной программой», «альтернативно кодированные», «экзоскелетон»... А ведь ты чистый гуманитарий, далекий от любой техники и инженерной терминологии.

– Совершенствуюсь, – отмахнулся Сухов. – Не рефлексируй, ничто научно–инженерное не чуждо и лирикам.

Камень эрцхаора на пальце танцора высветил в воздухе объемную фигуру, напоминающую пятиконечную звезду и человечка одновременно. Мерзкий чешуйчато–лапчатый механизм исчез. А потом в бездну хроноскважины провалились и люди...

Куда делся запрограммированный Суховым кибер, Такэда так и не понял. Они спокойно покинули камеру сдвига, забрались на склад, взяли варзуни и по тонкому кинжалу, который раскопал Никита, настроили транскоф, не покидая кокона темпорала, и вышли из такого же «дипломата» уже в трехмерной реальности Земли. Как оказалось, в доме Вуккуба, который, правда, отсутствовал, зато оставил им странную записку: «Посланник, берегитесь черных рук».

Задерживаться у Вуккуба не стали: переоделись по весеннему сезону в то, что было для них приготовлено, – Вуккуб явно знал, когда они вернутся, и даже оставил деньги, – и отправились в аэропорт Душанбе, удостоверившись, что никто за ними не следит. Через четыре часа уже были в Москве...

– Чай прекрасен, – сказал Никита, откидываясь на спинку кресла. – Ты мастер не только в цукими–юкими на татами, но и в чайной церемонии. Можешь наниматься в любой японский ресторан.

Сухов дразнил друга, пребывая в хорошем расположении духа, намекал на его «японскую половину» натуры. Цукими в переводе с японского означало любование луной, а юкими – любование снегом.

– Если хвалишь, говори – аната, что значит «вы», – назидательно проговорил Такэда. – Японцы вежливый народ.

– Этого у них не отнять, – согласился Никита. – Потому что они всех боятся.

Толя мгновенным движением кисти метнул в него чашку с остатками чая, но танцор без малейшего усилия поймал ее, не пролив при этом ни капли.

– Но вообще–то я бы поел чего–нибудь, – продолжал он тем же безмятежным тоном.

– Колдани, – предложил Такэда. – Колдун ты наконец или нет? У Романа все равно холодильник пуст.

– Во–первых, я не колдун, а во–вторых, ты сам говорил, что законы физики нашего хрона не позволяют работать магии слова, жеста и мысли. Разве нет?

– Наверное, да. Но существует такое понятие, как «порог мысленного контроля», и хотя в земных условиях, да и вообще в нашей Вселенной, он очень высок, преодолеть его можно. Преодолевает же Вуккуб.

– Значит, он маг более высокого класса. – Никита с подозрением глянул на Толю. – Что ты хочешь сказать? Что мне надо тренироваться в магии, чтобы сравняться с ним?

– Не сравняться, – покачал головой Такэда. – Превзойти.

– Надоело мне все, – нахмурился Сухов. – И советы, и дела, и заботы. Хочу в театр, в спортзал хочу, танцевать... танцор я, в конце концов, или нет?

– Танцор, – бесстрастно согласился Такэда.

Сухов долго смотрел на него, решая, насмехается над ним инженер или нет. Махнул рукой.

– Ясно. Безнадежен, да?

– Маме позвони, – посоветовал Толя, – или дай лучше телеграмму, что жив–здоров. Волнуется, поди.

Никита нахохлился, хорошего настроения как не бывало. Однако уйти в меланхолию ему не дал вернувшийся с ворохом пакетов Роман. Он пересказал все новости, какие узнал, обо всем, что было связано с судьбой Сухова и Такэды, однако новостей было мало. Ксения не появлялась, мастерскую ее забрали под коммерческий магазин, никто ее не искал и не спрашивал. Квартиры Толи и Никиты давно принадлежали другим людям, которые ничуть не интересовались, кто в них жил раньше. В театре Сухова практически забыли, хотя о последнем его выступлении ходили легенды. Точно так же был предан забвению и Такэда, хотя сослуживцы все еще хранили в памяти образ «русифицированного» японца, эрудированного, выдержанного и тактичного.

– Но с тех пор как меня помяли, – продолжал рассказ Роман, – ни одного из обидчиков я больше не встретил. Исчезли вы, прекратились и странные происшествия.

– И все же ЦРУ работает, – проворчал Никита, показывая Толе перстень индикатора, в камне которого подрагивала россыпь желтых искр. – Да я и чувствую «качание» эфира.

– Что еще за ЦРУ? – полюбопытствовал Роман. – Зачем вы понадобились американской разведке?

– Это не американская разведка, – сказал Сухов. – Это информразведка.

– Точнее, психоразведка, – добавил Такэда.

Бывший тренер россдао подождал более подробных объяснений, не дождался и скрылся на кухне, объявив:

– Сейчас приготовлю поесть. Обычно я обедаю в центре, там хороший кофе, а ужин предпочитаю легкий.

– Не торопись, – посоветовал ему Никита. – Во–первых, уже время полдника, а во–вторых, предлагаю сходить в ресторан.

– Не возражаю, – подал голос Роман, гремя посудой.

– Я возражаю, – тихо сказал Такэда. – Зачем лезть на рожон, зная, что по следу идут две стаи – СС и ЧК?

– Отобьемся, – небрежно бросил Никита. – Так быстро они на нас выйти не должны, наш скелетообразный «авангард» шумит сейчас вверх по «лестнице» Шаданакара, и, пока его не накроют, мы свободны. А мне хочется подышать нормальной атмосферой. Выбирай ресторан.

– Я против.

В глазах Сухова мелькнул упрямый огонек.

– Баба Яга всегда против... Не хочешь – не ходи, мы сходим вдвоем с Ромой. Лично мне нравится Дом актера, но, поскольку меня там знали и могут вспомнить, – видишь, какой я осторожный? – пойдем в другой. Ресторан Центрального дома литераторов тебе подойдет? Тихо, уютно, спокойно.

Такэда смахнул с плеча невидимую пылинку, словно отгонял нечистого.

Недавно отреставрированный дубовый зал ресторана ЦДЛ и в самом деле был уютен и достаточно тих, несмотря на то, что ни одного свободного места не было. Правда, и писателей среди постоянных посетителей надо искать днем с огнем.

Как Сухову удалось уговорить администратора, чтобы она отдала им забронированный столик, осталось тайной, но в результате они сели слева, у камина, за столиком с красивой настольной лампой под оранжевым абажуром. Первое время Толя приглядывался к соседям, пытаясь сначала определить «контрразведчиков» ЦРУ, потом узнать знакомых писателей, однако попытки его не увенчались успехом, и он расслабился.

Заказали шампанское, «Киндзмараули», жюльен из шампиньонов, тарталетки с сыром и паштетом, севрюгу, телятину маренго и гювеч по–фракийски. Роман с сомнением заглянул в свое портмоне, но Никита похлопал его по плечу, успокаивая: денег Вуккуба хватало на месяц такого питания.

Выпив шампанского за встречу, все трое принялись за трапезу с одинаковым чувством голода. Роман рассказал о своих тренерских проблемах, потом о личной жизни, ожидая, что друзья в свою очередь расскажут о своих приключениях, но те молчали. Ничем не выказав своего разочарования, тренер перевел разговор на книжную тему, которую поддержал только Такэда. Никита почти не слушал, уйдя мыслями в себя, потягивая шампанское и односложно отвечая на вопросы в свой адрес. Наконец Роман насытился и задал вопрос, бесхитростный по сути, но провокационный по интонации:

– Ну и чему ты там научился, в своих странствиях?

Сухов, очнувшись от грез, понял тренера. Улыбнувшись, уронил бокал с вином и поймал его у самого пола, не разлив ни капли мускатного игристого. Затем достал из кармана сторублевую ассигнацию, подкинул в воздух и мгновенным, практически неразличимым для глаза, ударом пальца пронзил ее.

Роман цокнул языком, переглядываясь с Толей.

Никита поставил бокал с шампанским на салфетку, выдернул ее из–под бокала, так что тот не шелохнулся, снова подстелил салфетку, взялся двумя руками за ее края и... дернув вверх, как бы продел бокал в образовавшуюся круглую дыру. Круглый кусок салфетки остался под донышком бокала, абсолютно ровный, словно отштампованный на станке.

– Впечатляет.

– Фокусы, – проворчал Такэда, довольный тем не менее манипуляциями Сухова. Скосил глаза на зал: на них обратили внимание.

Никита кивнул, незаметно показал приятелям на камин, на полке которого горела толстая витая свеча; до нее от столика было не менее трех метров. Сосредоточился, подняв руку ладонью к свече, и точным, бесшумным, невероятно быстрым толчком погасил свечу на расстоянии.

– Браво! – вполголоса похвалил Роман танцора.

– Интересно, где это и когда ты научился подобным трюкам? – осведомился Такэда.

– Это элементарно, – с показным равнодушием ответил Никита и не выдержал, засмеялся. – Сам же показывал мне «приветствие огня» [Обработка свеч (от трех до семи) мастером кэмпо, при правильно построенном резком ударе пламя свечи издает характерный чмокающий звук («приветствие огня»).], ну а я потихоньку работал. Пока я обрабатываю одну–две свечи, но дойду до максимума.

– Далеко пойдешь, – одобрительно сказал Роман. – Может быть, продемонстрируешь?

– Дома, – не согласился с предложением Толя. – И так на нас все смотрят. Пошли от греха подальше.

Допив кофе, они вышли на улицу Воровского.

– Останавливай такси, – сказал Сухов, оглянувшись на взрыв смеха и нестройных воплей: из арки дома на противоположной стороне улицы вывалила толпа парней и девушек.

– Черт! – сказал Роман. – Пошли отсюда. Терпеть не могу подобных компаний!

Но Такэда уже останавливал машину – красный «жигуль» девятой модели, приглашающе махнул рукой. В тот же момент один из парней, в рубахе нараспашку, в зеленых штанах и немыслимого фасона туфлях, оттолкнул его в сторону, а второй, верзила на две головы выше, сплюнул на куртку Толи и прогудел:

– Папаша, не путайся под ногами...

Больше произнести он ничего не успел. Такэда нанес ему один почти незаметный и несильный с виду удар, от которого верзила беззвучно лег на асфальт.

Компания перестала шуметь, пытаясь сориентироваться, но их было втрое больше, и инстинкт возобладал над трезвым расчетом. На Такэду бросились с трех сторон сразу. Двоих он встретил в стиле тангсудо – пальцами обеих рук, а третьего заблокировал в нырке, чуть не сломав ему шею. Но, во–первых, Толе мешал транскоф и спрятанное под курткой копье–вардзуни, с которыми он не расставался как верный оруженосец, а во–вторых, парней было еще много, и Никита вынужден был вмешаться, не обращая внимания на предостерегающий окрик Романа:

– Ник, это, наверное, ловушка!

Но на этот раз все обошлось: компания была как компания – алкоголь, гонор, злоба, трусливая жестокость и ни капли интеллекта. Таких веселящихся групп нынешний социум рождал множество, чтобы хоть как–то уравновесить появление одного таланта или просто доброго человека.

Никита не напрягался особенно, утихомиривая разбушевавшуюся полупьяную стихию, и Роман еще раз убедился в возросшем мастерстве танцора. Двум парням Сухов мгновенно связал руки их же собственными куртками, третьему дал пощечину, от которой тот заверещал, как заяц, а четвертый получил щелчок в лоб, заставивший его сесть на тротуар с тупым удивлением на лице. На этом инцидент был исчерпан, если не считать ругани и угроз, причем девицы ругались больше парней.

Поскольку владелец «девятки» удрал сразу же после начала конфликта, пришлось останавливать другую машину. Никто уже не мешал, юное воинство, ропща, но без эксцессов, приходило в себя, и троица уехала спокойно.

– Мы в Москве полдня, а уже успели нарваться на неприятности, – брюзгливо заметил Такэда. – Тебе это ни о чем не говорит?

– Извини, что вмешался, – примирительным тоном сказал Никита. – Конечно, ты бы справился и сам.

– Я не о том. Надо уходить отсюда, вообще с Земли. Зу–л–Кифл предупреждал: любое перемещение мага по сети темпорала моментально лоцируется. Нас наверняка уже засекли. А ЧК в отличие от СС предупреждать тебя не станет: выстрел в спину – и прощай, Посланник.

– Именно так, – сказал вдруг шофер, направляя на Сухова, сидевшего с Такэдой на заднем сиденье, тупорылый револьвер.

Все трое замерли как громом пораженные, пока такси мчалось по тоннелю под Тверской, и каждый по–своему реагировал на ситуацию. Менее всех к неожиданности оказался подготовленным Сухов. И хотя экстрарезерв его сработал и растянул время, отчего танцор видел все как бы при замедленном повторе: неторопливое, даже ленивое движение пальца, нажимающего на курок, движение барабана, поворот головы шофера – но сделать он ничего не смог бы. Зато оказался на высоте Такэда, в момент выстрела толкнувший Сухова в бок и одновременно руку с револьвером («браунинг» 9,01) вверх. После этого в действие вмешался Роман, точным ударом в шею усыпив шофера и перехватив управление. Такси остановилось в переулке за магазином «Диета», и пассажиры, проверив, не видел ли кто их появления, выскочили из машины и перебежали на другую сторону улицы. Через минуту Толя остановил еще одно такси, и до района, где жил Роман, ехали молча, в напряжении, перепугав своим поведением таксиста до смерти.

– Вселение, – сказал Такэда, когда они уже подходили к дому. – Нас нашли. Если бы это был живой «чекист», ты был бы уже мертв.

– Черт! – выругался в сердцах тренер. – Неужели все так серьезно? Я думал, все утихло, нормализовалось.

Такэда посмотрел на него, но обратился к мрачному Сухову.

– Надо уходить, Кит. Ксении здесь нет, Вуккуб тоже ничем помочь не сможет, да и занят он своими делами. Мы только теряем время.

– Роман, проверьте, пожалуйста, квартиру, – сказал Никита. – Наверное, Оямович прав. Посидим у вас полчаса, прикинем план действий и уйдем.

Тренер молча исчез в подъезде. Через десять минут появился снова.

– Никого, никаких следов, все тихо.

Они поднялись в квартиру Романа, еще раз обшарили все углы с эрцхаором, но рисунок звезд в камне перстня не изменился: никто здесь не появлялся и не внедрялся в предметы быта.

– Поразительно, как быстро нас нашли, – сказал Никита, осознавая наконец, какой опасности он избежал благодаря Толе. – Спасибо, Оямович, я теперь твой крестник.

– Поэтому и надо побыстрей сматываться отсюда.

Сухов не успел ответить, как в дверь позвонили.

Друзья переглянулись. Никита поднес к глазам индикатор, Такэда выхватил вардзуни, протянул ему, жестом предложил скрыться в спальне.

– Я открою? – сделал шаг в прихожую Роман.

Сухов, поглядывающий то на дверь, то на перстень, вдруг побледнел: камень стал черным, а в его глубине разгорелся и замигал круглый желтый глаз. В следующее мгновение дверь открылась сама, и в гостиную с криком «Ник, это я!" ворвалась Ксения в невообразимо красивом, переливающемся огнями платье.

Никита попятился, направив девушке в грудь замерцавшее голубым сиянием острие вардзуни. Глянул на перстень, мотнул головой, проговорил хрипло:

– Стой, где стоишь! Ты не Ксения.

Девушка рассмеялась, и в тот же миг платье с нее исчезло, а сама она в течение нескольких мгновений приняла поочередно облик Тааль, Селкит и Заавель, пока странным и страшным образом все черты этих женщин не перемешались в ней, создав синтетический образ совершенной красоты! Снова раздался смех гостьи, низкий, волнующий, торжественно–довольный.

– Поздравляю, Посланник, ты явно вырос и продолжаешь прогрессировать. Это становится забавным. Не пора ли тебя остановить? Или посмотреть, что будет дальше?

Роман сделал движение к ней, и женщина, одетая в кисейно–черный комбинезон с бегающими по ткани искрами, небрежно качнула в его сторону пальчиком.

Роман замер на полушаге.

– У тебя хорошие друзья, – продолжала гостья, черты лица которой плыли: то это была индианка Тааль, то – Заавель, то Селкит, то Ксения. – Но помочь тебе они не смогут. Я слышала, ты хорошо танцуешь и даже заслужил кубок кемтессий на Айгюптосе. Не станцуешь ли для меня?

– Гиибель, – прошептал стоявший неподвижно Такэда, внешне спокойный, но ловивший момент, чтобы прыгнуть.

Женщина посмотрела на него, погрозила пальцем, как и Роману.

– Не стоит пытаться, Наблюдатель. – Повернулась к Никите. – Ну что, пошли, танцор?

Взгляд Сухова вспыхнул. Он сделал над собой какое–то жестокое внутреннее усилие и вдруг с ног до головы покрылся сеточкой голубых молний. Гиибель с удивлением подняла брови, отступила на шаг.

– Посланник, ты противишься моей воле?!

Лицо Сухова тоже стало голубым и как бы прозрачным, волосы поднялись облаком над головой, и длинная голубая искра упала с них на пол.

– Уходи! – твердо, гортанным голосом произнес Никита. – На Земле, в моем хроне, твоя власть имеет пределы. Может быть, я и станцую когда–нибудь, но только для настоящей Гиибели, а не для ее трехмерного воплощения.

По телу гостьи пробежала волна ряби, искажая лицо и пропорции, превращая ее в колеблющийся сгусток световых волн. Этот сгусток со смехом выскользнул из гостиной, и все стихло.

Никита еще несколько секунд прислушивался к звукам в коридоре, продолжая светиться и постреливать искрами, потом разом погас и без сил рухнул в кресло, выронив копье.

– Еще бы немного, и я...

– Кто это был? – зашевелился, едва не упав, Роман.

– Гиибель, – пробормотал Такэда, обнаружив, что у него тоже дрожат ноги. – Одна из Великих игв, демономаг. Но ты гигант, Сухов! Я уж думал – кранты!

– Это была не она, – покачал головой Сухов. – Всего лишь ее «проекция», тень, так сказать, призрак, обладающий в некоторой степени свободой воли. Он пытался воздействовать на нас психоэнергетически.

– То–то я заснул, – почесал затылок тренер.

– Слава Богу, что ему не удалось в полной мере!

– Ему это удалось, – сказал Сухов.

– Что?! Как?

– Он... или все–таки она? Короче, дубль Гиибели снял всю нашу мысленную картину, и теперь игвы знают, что мы затеваем.

– О Сусаноо! – пробормотал Такэда – Что же нам делать?

– Продолжать Путь. – Никита невыразительно улыбнулся. – Ты был прав, надо было задержаться у Зу–л–Кифла, потренироваться с Суубха Сеттутеном. Но что сделано, то сделано. Идем в Мир Свентаны, за мечом. Моим мечом.

– Свентана... знакомое имя... Твоя знакомая?

– Свентана – это Русь, Оямович. Святая Русь!