Глава 4
Город, странный, сказочно–громадный, со следами седой древности,
потрясал красотой и необычайной гармонией, строящейся на асимметрии,
геометрических контрастах, на отличных от земных законах зодчества.
Архитектуру его сооружений можно было бы отнести к готическому стилю
Земли, если бы не «египетский» силуэт, «исламский» колорит башен,
асимметричная завивка и сложнейшая скульптурная обработка порталов и
фасадов зданий. Город стоял пустым более тысячи лет, никто в нем не
селился, кроме кинноров–хемуу и всякой нечисти, никто не поддерживал в
нем чистоту и порядок, не ухаживал за постройками, и все же он был
почти цел: рука разрушения коснулась лишь кое–каких жилищ на окраине
да акведука, некогда подводящего к нему воду из высокогорного озера.
Полдня пришельцы провели на улицах и площади Соут–Хорра – так
назывался город – и не заметили этого. Сопровождала их Селкит, одетая
в тонкую красную тунику с узором паутины, перехваченную в талии
золотым пояском. На руках и ногах девушки позванивали золотые браслеты
необычайно тонкой работы, на шее блестел обруч, а в ушах покачивались
и сверкали рубинами огромные красивые серьги в форме свернутой в
спираль змеи.
Такэда некоторое время шел рядом, вслушиваясь в гортанно–низкий
голос Селкит, рассказывающей о достопримечательностях города, потом
отстал, с каким–то внутренним сожалением оценив, насколько Никита и
Селкит внешне идеальная пара. Оба были высокими, гибкими, сильными и
красивыми, разве что тип красоты у них был разный да уровень знаний
тоже. Зато примат чувств над разумом одинаков, подумал Толя
неодобрительно. Характер? Или влияние среды? Толя имел в виду Никиту.
Очередная площадь распростерлась перед ними шахматной доской с
«толпой» фигур–скульптур и колонн. Затем слева потянулось гигантское
здание – Лабиринт, по словам Селкит, пантеон бесчисленного множества
богов страны, среди которых были не только человекоподобные существа,
но и кинноры, «кентавры наоборот», и другие монстры,
полулюди–полузвери–полуптицы, выраженные галереей скульптурных
шедевров, созданных неведомыми скульпторами.
Справа открылась аллея своеобразных сфинксов – динозавров с
человеческими головами, размеры которых по мере продвижения
увеличивались, росли, пока не превзошли размеры здания за ними.
Последний сфинкс высотой с небоскреб казался живым, а формой больше
всего походил на... жругра! Он смотрел вниз, на людей–букашек, с
насмешливым презрением и улыбался, и от этой улыбки по коже ползли
мурашки.
– Это мавзолей Ахтоя, последнего кемтарха Риангомбе, – сказала
притихшая Селкит. – Он пришел с юга с армией хемуу, победил
Хаттусилиса и возвел эту часть города.
– Видимо, строителями у него были недобрые люди, – тихо проговорил
Никита, поднимая голову: показалось, что сверху на них упала чья–то
холодная зловещая тень. Оглянулся.
Оставленная позади часть города была творением умелых зодчих и
художников, выражением их эстетического идеала, пусть его пропорции и
казались странными для людей Земли. Впереди же город преображался,
становился иным, более грубым и тяжелым, подавляющим психику и
воображение. Ухищрениями архитекторов и строителей человек здесь
низводился до уровня песчинки, теряя остатки воли и превращаясь в
послушного чужому приказу исполнителя. Главными элементами этой
архитектуры были гигантские пирамиды, видимые издалека, за десятки
километров от города, и «зиккураты» – витые асимметричные башни с
колючими шпилями.
– Там живут хемуу, – кивнула на пирамиды Селкит, – а также зимба,
тиесс нисут и другие твари. Кроме того, иногда пробуждается Ме, а это
очень опасная укву, справиться с ней невозможно. Вы сильные маги, но я
не советовала бы идти туда.
– Я тоже, – сказал Такэда, задирая голову на «сфинкса». – Вылитый
жругр, а?
Никита, стоящий в тени здания, кивнул, разглядывая город впереди.
За «сфинксами» площадь уступами спускалась к реке – Лойянгалани, через
которую переползали тяжелые и угрюмые мосты. Идти через реку не
хотелось.
– А почему вы не живете в городе? – спросил Сухов, решая задачу –
идти или не идти.
– Я же говорила – Ме, – коротко ответила Селкит, веселость которой
улетучилась без следа.
– А то такое Ме? – деликатно спросил Такэда.
– Могучая таинственная сила, управляющая миром. Иногда она
приходит в образе богини–воительницы Найт, но чаще безлика, хотя и
вездесуща. От нее все наши беды. Если бы она выходила еще чаще, наш
народ давно исчез бы.
– И как часто она выходит?
– Раз в пятьдесят лет. Прошло уже сорок семь с момента ее
последнего появления.
Такэда подошел к Сухову, сказал вполголоса:
– Уж не наша ли знакомая Гиибель – эта «богиня–воительница» Найт?
Здешний мир явно под контролем игв.
– Если бы он был под контролем игв, мы были бы уже мертвы. Идемте,
– решил наконец Никита; эрцхаор не показывал присутствия «князей тьмы»
– «свиты» Люцифера, к тому же для демонов свиты расстояние не служило
препятствием. Если бы они захотели нанести удар, они нашли бы
Посланника везде.
Такэда снова поплелся сзади беседующей пары, остро осознавая свою
ненужность и вспоминая их появление в доме отца Селкит, номарха
провинции, колдуна и мага, воителя и врачевателя со звучным именем
Зу–л–Кифл...
Путь от родника к селению, где жили Селкит и ее родичи, оказался
достаточно коротким, не более двух километров. Селение – десятка три
квадратных башен, окруженное оградой из огромных, наклоненных наружу
острых копий, пряталось в скалах, на плоскогорье с отвесными стенами,
поднятом над равниной на высоту в триста–четыреста метров. Добраться
до него можно было только по висячему мосту или с помощью подъемника,
которые охранялись могучими воинами, вооруженными пиками, короткими
мечами, скорее всего бронзовыми, и кистенями – тяжелыми колючими
шарами на цепях. Начальник стражи, молодой, скуластый, энергичный, был
к тому же вооружен плетью наподобие плети Селкит. Пропустил гостей он
только после повторного приказа девушки, вспыхнувшей под взглядами
Никиты и Толи.
Ни дети, ни старики и женщины на улицах селения не появлялись,
лишь изредка проходили одетые в длинные, до пят, рубахи мужчины с
грузом на плечах или на тележках да группы обнаженных по пояс воинов.
На пришельцев они смотрели косо, и лишь присутствие Селкит заставляло
их сдерживать любопытство.
«Мэр» селения, он же номарх, то есть правитель области – нома
Кемет, оказался отцом Селкит. Звали его Зу–л–Кифл, и выглядел он как
вылитый египетский фараон из земной истории. Он вышел из «дворца» –
такой же башни, как и все остальные, разве что украшенной барельефами,
– в ослепительно белой галабии – то ли рубахе, то ли плаще, с красным
шарфом на шее и красным поясом, обутый в золотые сандалии. В ушах его
качались такие же серьги, как и у Селкит, а голову украшала необычная
шапочка, сплетенная из золотых нитей.
У него было длинное, надменно–усталое лицо с тяжелым скошенным
подбородком и полузакрытыми глазами и седые волосы, но стариком он не
был. В каждом его движении чувствовалась сдержанная сила, шаг был
легок, а под галабией угадывалась атлетическая фигура если не юноши,
то зрелого мужчины. Никита, даже не глянув на индикатор, понял, что
перед ним тот, кого он искал, маг и хозяин хрона. Перстень
отреагировал на появление номарха зеленой вспышкой, и тотчас же Никите
показалось, что кто–то открыл дверцу в голове, заглянул, увидел, что
надо, улыбнулся и закрыл. Лицо у Зу–л–Кифла при этом осталось
неподвижным, но в глазах мелькнул веселый огонек.
– Привет, Посланник, – сказал он звучным и глубоким голосом. –
Будь моим гостем. Привет и тебе, Наблюдатель.
– Э–э... – сказал в ответ Такэда.
– Привет, один из Семи, – уверенно произнес Никита.
– Не торопитесь, Посланник, – улыбнулся Зу–л–Кифл, отступил в
сторону. – Селкит, проведи гостей ко мне. Прошу простить меня, я
вернусь вечером, – обратился он к землянам, – появились неотложные
дела. Отдыхайте, здесь вы в безопасности.
– Отец, они спасли меня от хемуу.
– Ты, как всегда, уходишь без охраны и когда–нибудь будешь
наказана.
Селкит фыркнула, высокомерно подняла подбородок и прошествовала в
дом.
– Оказывается, и дети магов не слушаются родителей, – проявил
сочувствие Такэда, реабилитируя себя за растерянность во время
знакомства.
– Такова реальность. – Зу–л–Кифл снова улыбнулся и... исчез!
Друзья невольно оглянулись, но хозяин действительно испарился. Им
ничего не оставалось делать, как войти в никем с виду не охраняемую
резиденцию номарха.
Селкит они увидели через два часа, только после того, как их
искупали в огромных чанах юные обнаженные девушки, похожие друг на
друга, как сестры, и после вечерней трапезы. Для путешественников это
был завтрак, обед и ужин одновременно.
Зал–столовая находился на первом этаже дома, две стены его были
прозрачными, как и потолок, и поэтому казалось, что едоки сидят на
открытой веранде, но оба точно знали, что извне стены владения номарха
кажутся каменными, потолок сделан из толстых каменных перекрытий и
прозрачным быть не может.
Были поданы салаты из бобов и трав, а также из какого–то растения,
напоминавшего цветную капусту, но со вкусом сладкого перца. Потом
вынесли кашу из проса, овсяные лепешки и мясо – на вид телячий язык
под белым соусом. «Язык» оказался мясом камеланда, животного,
соединявшего в себе признаки верблюда и кенгуру. И завершало обед
сладкое: нечто, напоминавшее по вкусу финики и сок бангеро – местной
разновидности кактуса, коричневый, тягучий, как сироп, но прекрасно
утоляющий жажду, бодрящий и вкусный. Ничего напоминающего вино и
другие алкогольные напитки подано не было, а когда Такэда ради
любопытства спросил об этом служанку, та его не поняла.
Тот же самый вопрос он задал и Селкит, которая после раздумий
сообщила, что существует такой священный гриб – теонанакатл, поев
которого человек ощущает опьянение, эйфорию, становится на некоторое
время неуязвимым для любого оружия, но потом теряет рассудок и память.
– Но употребление гриба запрещено законом, а больше ничего
подобного народ не ест и не пьет.
Селкит вывела их на плоскую крышу здания, и они с интересом
посмотрели заход солнца: краски были иными, чем на Земле, но зрелище
от этого своего великолепия не потеряло.
Затем Никита, переодетый, как и Толя, в такой же белый халат –
галабию, принялся расспрашивать девушку о местных обычаях, разговор
перескочил на развлечения молодежи в обоих мирах, и Селкит, пораженная
рассказом танцора, слушала его, забыв обо всем, в том числе и о своей
роли хозяина и дочери главы государства. Оживилась она лишь тогда,
когда Сухов проговорился, что он профессиональный танцор. Оказалось,
что Селкит – победительница кемтессий, ежегодного праздника–состязания
танцоров, собирающихся со всех концов страны в бывшей ее столице
Соут–Хорре.
– Послезавтра как раз начало очередных кемтессий. – Селкит
оценивающе глянула на Никиту. – Что, если ты будешь моим партнером? –
Глаза ее загорелись, она захлопала в ладоши. – Если ты «великий
искусник» (так переводилось на местный язык слово «профессионал»), то
мы наверняка станем победителями. Не возражай! Превращу в аазы или в
бииняо!
– А что это такое? – Никита с удовольствием смотрел на лицо
Селкит, воодушевленное идеей, молодое и прекрасное.
– Аазы – наш посыльный. – Палец девушки показал на пересекающий
пустыню, приближающийся к селению хвостик пыли.
– Такой маленький бегун с глазами на макушке? Мы его встречали. А
бииняо?
– Утка с одним крылом. Чтобы летать, ей надо соединиться с другой
уткой – мужского пола.
– Ну если второй половиной будешь ты...
К дальнейшему разговору юной пары Такэда не прислушивался, ему
стало скучно, и выручило его лишь появление у дома посыльного
Зу–л–Кифла.
Бегун и в самом деле оказался человеком, вернее пародией на него,
с тонкими ручками и длинными, кузнечикообразными ногами, с головой
огурцом, с которой смотрели во все стороны не два, а целых пять глаз:
три по бокам и два на макушке! Он принес сообщение от номарха, в
котором тот извинялся за задержку, обещал быть завтра к обеду и просил
Селкит показать гостям утром город.
Пожелав всем спокойной ночи, Такэда ушел спать, а утром они
направились в Соут–Хорр, бывшую столицу Риангомбе...
– Уснул, что ли? – донесся голос Никиты.
Такэда встряхнулся, подхватил транскоф («Вы всегда с этим ходите?
– поинтересовалась Селкит утром. – У вас там спрятаны сокровища?" –
«Жизнь», – серьезно ответил Толя) и с готовностью затрусил вслед за
Суховым и Селкит, уже вступившими на мост. Идти на ту сторону все так
же не хотелось, но Толя никогда не спорил с тем, кого сам же определил
в лидеры. Догнав молодежь, он спросил:
– А почему все–таки город стоит так долго, не разрушаясь?
– Он законсервирован, – ответил Никита, понимающе подмигивая
инженеру.
– Кем и для чего?
– Хорошо, что ты не спрашиваешь – как, – засмеялся Сухов, повернув
голову к Селкит. – Что скажете, принцесса?
– На город наложено страшное заклятие, – понизила голос девушка. –
Он будет стоять таким до конца вселенной, как напоминание о
предательстве, и даже Хаос не сможет разрушить его.
– Что за предательство?
– Номарх Маунглай позволил воину Сахаб–Бассо–Нарока, правой руке
Люцифера, спрятаться в городе и ударить силам Закона в спину. Из–за
этого предательства погиб один из Семерых магов. Если вы шли через
Черные Земли, вы должны были его видеть.
– Великан в латах с мечом, разрубившим... м–м... чудовище?
– Это чудовище – искусственное существо, Конь Великих игв.
Справиться с ним может только один из Семерых.
– Что же тогда говорить о всаднике? – пробормотал Такэда. – Если
его конь–робот способен уничтожить полпланеты.
Никита вдруг насторожился: ему снова показалось, что сверху на них
упала холодная мрачная тень. Но это был лишь отзвук его
экстрасенсорного восприятия. Кто–то следил за ними, угрюмый,
сосредоточенный в себе, тяжелый, как горы, и смертельно опасный. Он
следил и решал, что ему делать с пришельцами.
Ме, вспомнил Сухов слова Селкит, таинственная и могущественная
сила. Что за сила? Добрая или злая? И почему она дремлет здесь, в
городе, красота которого принадлежит вечности? Или это и есть заклятие
Семерых?
Селкит, ушедшая вперед, нетерпеливо оглянулась.
– Поторопитесь, Посланник, нас уже ждет отец. Я покажу вам только
мбори, и мы вернемся.
– Мбори? – переспросил заинтересованный Такэда, потому что лингвер
не дал перевода слова.
– Увидите.
Девушка вывела их на площадь, мощенную булыжником, по углам
которой стояли четыре пирамиды, сложенные из какого–то слоистого
камня. Каждая пирамида достигала стометровой высоты, имела лестницу
для подъема на вершину и входной портал со множеством колонн. И у
каждой стоял свой «сфинкс» – динозавровидное чудовище с человеческим
лицом. Лица были разные, видимо, строились пирамиды разными
властителями, но одинаковые в выражении презрительного высокомерия.
– Династия Птахоттепа, – сказала Селкит. – Это усыпальницы
кемтархов Шешонка, Снофру, Хасехема и Птахоттепа.
Где–то вдруг послышался шум и высокие пронзительные крики. Стихли.
Селкит поморщилась, сказала с отвращением:
– Сонгайхай... хемуу развлекаются. Идемте, нам осталось немного.
– Я бы хотел посмотреть, как развлекаются хемуу, – сказал Никита.
Селкит удивленно вскинула брови, но перечить не стала. Дернула
плечами.
– Это не очень интересное зрелище.
– А если они нападут? – корректно вмешался Толя.
– Во время сонгайхай хемуу беспечны. Но ведь вы – риддхи, неужели
не справитесь?
Возражать было нечего, и Такэда снял с пояса нервайлер. Никита
только усмехнулся в ответ.
Сонгайхай оказался «театром страуса», аналогичным тому, что
существовал у африканских племен на Земле: страусам, а то и двум и
трем сразу, отрубали головы и смотрели, как они мечутся по арене.
Только вместо страусов здешние «театралы» – «кентавры наоборот»
использовали странных животных, совмещавших в себе несколько земных. У
них были по две длинных и сухих ноги лошади, торс медведя, длинные шеи
жирафа и узкие змеиные головы с огромными, зонтикоподобными,
переливающимися всеми цветами радуги ушами.
Толпа кинноров выла, ревела и визжала при каждом «удачном» прыжке
безголового «страуса», люди–лошади колотили палками по спинам соседей,
производя небывалый шум, и ничего не слышали и не видели по сторонам.
– Флоэры, – назвала Селкит животных, – они собирают насекомых,
которые садятся им на уши, принимая их за цветы.
Понаблюдав за реакцией кинноров, Никита сделал знак, и они
поспешно обошли «театр» стороной, снова выбираясь к пирамидам. Через
несколько минут дочь Зу–л–Кифла вывела их к колодцу. Правда, размеры
колодца потрясали: в землю уходило каменное кольцо диаметром в
километр, если не больше, возвышаясь над землей метра на полтора.
Толщина кольца тоже действовала на воображение – метров десять, и
собрано оно было из многотонных каменных блоков по пять метров в
поперечнике каждый.
Никита и Такэда, заинтересованные, влезли на кольцо, подошли к
краю колодца, огромного, как вулканическое жерло, и заглянули внутрь.
И отпрянули! Из глубины провала на них злобно посмотрел некто,
наделенный ужасающей силой и мощью, настроенный враждебно, внушающий
страх и желание бежать отсюда со всех ног.
Заглядывать в колодец больше не хотелось, но, преодолевая
отвращение, зябкое чувство страха и ожидания выстрела в лицо,
мобилизовав силы, Никита заставил себя еще раз наклониться над
провалом.
В колодце никого не было! Но стены его экранировали какое–то
явление, физическая сущность которого не поддавалась анализу
человеческого мозга. И все же в голове Сухова загорелся огонек
догадки, словно кто–то шепнул ему верные слова: пересечение времен!
– Это узел пересечения хронов, – сказал он, отступив и встретив
восхищенный взгляд Селкит. – И колодец – защита окружающей среды от
последствий. Так?
– Ты настоящий Посланник! – сказала девушка восторженно. – Там,
очень глубоко, находится источник Хаоса, замкнутый еще одним страшным
заклятием. Отец говорил, что там проникают друг в друга множество
миров с разными временами.
Такэда деликатно кашлянул:
– Очень интересно! Значит, стены колодца или весь он – и есть
реализованная формула заклятия?
Селкит беспомощно оглянулась на Сухова.
– Не понимаю, он произносит слова, которых я не знаю.
– Он всегда так говорит, – меланхолически заметил Сухов. – Не
обращай внимания. А твоя таинственная Ме не здесь проживает?
– Не шути так, – сдвинула брови Селкит. – Она все слышит и
видит... – Девушка не договорила.
Где–то в загадочных недрах колодца раздался гулкий рыдающий стон,
и над его срезом вознеслась исполинская полупрозрачная фигура
неведомого существа, неимоверно сложного, с тысячью пересекающихся
друг с другом форм и конструкций, выступов, впадин и деталей,
светящихся пятен и линий, но тем не менее фигура, карикатурно
повторяющая тело человека с конусовидной головой, руками–крыльями и
безобразно раздутыми ногами. Конус головы существа повернулся из
стороны в сторону и наклонился вниз, на людей глянули два черных
провала–глаза с плавающими в них огнями.
Селкит закричала, спрыгивая с кольца, Такэда последовал за ней,
выхватывая из–под плаща хардсан, однако Сухов остался стоять, словно
завороженный глядя вверх, на лицо–маску чудовища, соединяющего в себе
признаки робота и старухи в капюшоне в образе Смерти.
Длилось это противостояние несколько секунд, в течение которых
Никита с нарастающей яростью боролся с наплывом слабости и
гипноволной, внушающей ему приказ сделать шаг и прыгнуть вниз, в
бездну колодца. Потом опомнившийся Такэда выстрелил из лазера –
сиреневый всплеск света пронзил фигуру, не причинив ей вреда, а Сухов
наконец смог мобилизовать волю и включить на короткое время
экстрарезерв.
Монстр отшатнулся, получив всплеск пси–энергии – отражение
собственного импульса от защитного блока Сухова, переломился пополам и
с тем же стоном провалился в колодец. На дрожащих ногах Никита
спрыгнул с обреза колодца на камни, подошел к девушке, бледной,
глядящей на него с недоверием и испугом.
– Что это было?
– Бахр–дар асмэтра! – Селкит сделала жест, словно отгоняя
нечистого. – Ты настоящий маг, Сух! Ты смог выдержать взгляд Морока!
Селкит произнесла другое слово, но лингвер перевел его как
«Морок», и Такэда, во всем любивший точность, вспомнив земную
мифологию, не удержался от вопроса:
– Вы сказали – Морок, любезная Селкит? Кто он? Один из ваших
богов? Или демонов?
– Морок – одно из воплощений Веб–Шабель, то есть Того, Кто Заперт.
Олицетворение Мрака, Темноты, Бездны, Смерти.
Такэда кивнул:
– Я так и думал. – Повернулся к Сухову. – Это была тень Люцифера,
Кит. Призрак Люцифера, если быть точнее, живущий самостоятельно. А
может быть, нечто вроде голографической проекции с эффектом сенсорного
присутствия, память среды, так сказать.
– Что он говорит? – требовательно обратилась к Сухову Селкит. – Я
не понимаю.
– Если бы он сам понимал, – буркнул Никита. – Но он Наблюдатель и
много знает, больше, чем я.
– Я тоже Наблюдатель, – гордо сказала девушка. – Отец был
Наблюдателем много лет, а потом, когда стал врачевателем, посвятил
меня в тайну Страшного Заклятия.
– Так он – врач?
– Сейчас он – номарх, правитель Лойянгалани, хотя продолжает
заниматься врачеванием.
– И что же он лечит, какие болезни?
– Он лечит не болезни – весь наш мир. Он никого не боится, как и
Посланник Сух, даже Найт и Веб–Шабель, потому что он маг. И я тоже
когда–нибудь буду магом.
Назад через мост они шли быстро, почти не разговаривали, думая
каждый о своем. Возле «сфинкса» с лицом последнего кемтарха Риангомбе
им навстречу высыпала группа кинноров, понукающая ползущую тварь,
помесь черепахи и крокодила, но Никита спокойно направился прямо на
«кентавров наоборот», расстроив их ряды. Никто из них не решился
напасть на маленькую группу людей.
У гигантского храма с тысячью колонн путешественников ждала
странная повозка – без колес, висящая в воздухе без опор, запряженная
в уже знакомых животных – «пустынных кенгуру». Селкит запрыгнула в нее
без удивления, с видимым удовлетворением, Никита тоже сел без
вопросов, и лишь Такэда не удержался от попытки объяснения феномена.
– Антигравитационная тележка. Странно, что без мотора...
Селкит уничтожающим взглядом смерила его с головы до ног, и Толя
умолк.
Уже подъезжая к отвесным стенам плоскогорья, они увидели на краю
обрыва белую фигуру – Зу–л–Кифл ждал своих гостей.
