Посланник - Василий Головачев - Книжная Полка

Глава 3

Их достали через сорок минут, хотя там, где позволяла гладь моста, гнали они километров под шестьдесят, а велосипеды являли собой чудо света – обтекаемые, зализанные, с удивительно удобной рулевой вилкой, выраставшей прямо из колеса (!), с еще более удобным седлом, также выраставшим из заднего колеса, с педалями, цеплявшимися за ноги, и с цепью, не похожей на цепь, входящей прямо в оба дисковидных колеса. Такэда оглянулся как раз в тот момент, когда сзади в ущелье моста появилось бликующее облачко, из которого вырвалась синяя молния и вонзилась в перила моста слева, испарив часть конструкций и настила на протяжении полусотни метров.

– Зело рассвирепел Хуббат, – хладнокровно констатировал Такэда, увеличивая скорость. – Хотел бы я знать, на чем они нас преследуют. Не бегом же? Бросай что–нибудь из подарков его брата, не то следующий выстрел – наш.

– Мне казалось, Хуббат – джентльмен. Он давно мог убрать меня издалека, с помощью вардзуни или хабуба, а то и обыкновенной винтовки.

– Не будь наивным, для Хуббата ты не человек, вернее, не разумное существо, достойное поединка, а просто препятствие вроде камня или пня.

– Но один раз он же удостоил меня дракой? Значит, уважает?

– Он уважает только себя, а дрался с тобой, чтобы унизить, доказать, что ты – ноль!

Словно в подтверждение слов Такэды новый сине–фиолетовый высверк уничтожил кусок дороги перед беглецами, так что они едва не сковырнулись в провал, обогнув его по узкой тридцатисантиметровой полосе у ограждения справа. Никита достал одну из «гранат» Вуккуба – грецкий орех – и бросил назад. Орех ударился в желтое покрытие, подскочил, как мячик, и запрыгал по настилу, как живой, пока не упал в проделанную разрядом дыру. В то же мгновение страшный удар потряс мост, и в дыру просунулось бородавчато–чешуйчатое рыло какого–то гигантского зверя, взламывая настил и фермы моста метров на двести.

Велосипедисты едва не попадали со своих машин, хотя успели отъехать от монстра на порядочное расстояние. А зверь, с плеском скрывшись из глаз, через секунду снова вынырнул из болота, расширяя провал, довершая разрушение пролета моста, пока не рухнул второй пролет.

– Жми на педали! – осевшим голосом проскрипел Такэда, и беглецы помчались дальше, то и дело ощущая сотрясение дороги: неизвестная тварь продолжала молча трудиться над уничтожением моста – «стоячей волны здравого смысла».

Они были уже близко от острова с коконом темпорала, когда спецпатруль «свиты» догнал их снова. Однако теперь Никита был настороже и не стал ждать выстрела в спину, метнув назад окатыш янтаря. Оглянувшись через несколько секунд, он увидел такое, что тут же затормозил. Остановился и Такэда. Вдвоем они молча взирали на метаморфозы янтаря с мошкой внутри.

Медово отсвечивающий камень превратился в клуб дыма, потом в метровый пушистый шар и наконец в гигантское облако, состоящее из каких–то движущихся зерен. Одно из зерен вырвалось из облака, и люди невольно отшатнулись, когда оно с гудением и звоном сделало круг над их головами: это был огромный, размером с кулак, комар!

Он опустился ниже, ворочая хоботком величиной с иглу хорошего шприца, и вернулся к сородичам. Рой с тугим гудением подался в противоположную сторону, навстречу приближающимся преследователям.

Беглецы не стали ждать, чем закончится столкновение роя и «свиты Сатаны», потрясенные, они продолжили путь. Через несколько минут подъехали к разрушенному участку, с сомнением глянули на поверхность болота, под которой лежал рухнувший пролет. Вода необычного сиренево–молочного цвета была спокойна, но она стала непрозрачной!

– Что бы это значило? – пробормотал Никита, начиная спускаться к воде, но Толя удержал его за руку.

– У нас еще есть свисток.

Никита достал последний подарок Вуккуба, пожал плечами и свистнул, вернее, подул в свисток, из которого не вырвалось ни звука. Но свисток действовал. По воде вдруг побежала рябь, и сквозь радужные разводы и пленку сизо–белой накипи проступил овальный бугор, похожий на панцирь черепахи. Впрочем, это и в самом деле была гигантская черепаха! Она вытянула змеино–птичью, с загнутым клювом, голову из грязи, глянула вверх на застывших людей и снова уронила голову в воду. В тот же момент всплыло еще множество панцирей, соединяясь в цепочку и образуя своеобразный мост до самого берега.

– Чудесно! – недоверчиво промолвил Сухов, но на черепаху полез первым.

Через несколько минут они выбрались на берег и припустили к холму, внутри которого рос кокон темпорала. Черепахи скрылись под водой тотчас же, как только выполнили свою миссию, но беглецы понимали, что открытое болото не задержит преследователей надолго.

Уже стоя на холме перед зияющей дырой в пещеру с темпоралом, Сухов оглянулся. На срезе уцелевшего пролета моста вспыхнула синяя искра, понеслась к берегу, вонзилась в основание холма, с грохотом подняла веер взрыва.

– Привет на привет, – проговорил Никита, с силой бросая в сторону моста копье вардзуни. На торце моста вспыхнул серебристый язычок и тотчас исчез. Часть желтой фермы беззвучно сложилась и соскользнула в болото.

– Попал! – с удовлетворением произнес Такэда. – Хорошо бы с ними больше не встречаться. Но я не верю, что Хуббат успокоится.

– Если встреча произойдет, она действительно станет для него последней, – сказал Никита глухо. – Но мы должны быть ему благодарны: мы живы лишь благодаря его самонадеянности и... как ты там говорил? Хубрус?

– Хубрис, беспримерная гордыня, надменность.

– И благодаря его невероятному высокомерию и мании величия.

Такэда вдруг ткнул друга в плечо и показал вверх. Над островом парила какая–то гигантская птица, рогатая и четырехпалая.

– Вуккуб?

– Не уверен, – сказал Никита, понаблюдав за полетом птицы, и полез в нору темпорала. Вопреки мнению Такэды, Хуббат засады у станции хроносдвига не оставил.

Толя не спросил, куда они направляются на этот раз, только дружески похлопал Сухова по спине, подчеркивая свое расположение, и Никита почувствовал вдруг мимолетное раскаяние и благодарность к этому человеку, идущему в неизвестность с верой в товарища. Никто не заставлял его следовать за Посланником в преисподнюю, в опасный поиск, никто не уполномочивал быть проводником и защитником, но он не мог жить иначе, для себя, исповедуя странный для нормальных людей принцип: если тебе плохо, найди того, кому хуже, и помоги ему. Сколько раз Толя пытался удержать неподготовленного друга от Пути, который может выдержать далеко не каждый маг? А сколько раз он спасал ему жизнь?..

– Ты отрицаешь всякую покорность... – пробормотал Никита, борясь с желанием обнять Толю.

– Что? – не понял тот.

– Ничего, это стихи. – Никита поискал камень и сел лицом к выходу из пещеры, откуда просачивался в подземелье тусклый желтоватый свет.

Они уже прошли темпорал, вынырнув в другом хроне, но в каком именно, Толя не знал. Сел рядом, спросил:

– Ты все еще хочешь найти тренера, учителя?

– Учитель находится сам, если готов ученик, – ответил Никита с отсутствующим видом. – Если я прав, он ждет меня здесь. Давай–ка, прежде чем мы направимся на его поиски, определимся, кто нам противостоит. Составим, так сказать, иерархию врагов.

– Если память мне не изменяет, Гиибель уже однажды проговорилась насчет этого. Разведка, техническая служба наблюдения...

– Короче – ЦРУ. Это второй уровень. Первый обыкновенные люди, в силу черных свойств души перешедшие на сторону Сатаны. Тот же Сипактональ, например. Потом «следящие демоны», самый низкий уровень в системе магически одаренных существ. Потом группа целенаведения, ГПУ.

– Название сам придумал?

– А чем плохо? ГПУ – аббревиатура слов «группа преступного управления». Затем ЧК – группа захвата и уничтожения, охотники и ликвидаторы. Этому же уровню соответствуют и раругги СС, группа подстраховки с Хуббатом во главе. Кто еще?

– Резерв.

– Что еще за резерв?

– «Маги запаса» вроде Тааль, жены Вуккуба, второстепенные демоны. Они рассеяны почти по всем хронам и представляют внушительную силу.

– Что–то у меня о них нет никаких сведений. Но пусть будут «демоны запаса». И последними в нашей табели о рангах идут Великие игвы, демоны холодного интеллекта, и один из них – женщина. Правда, у меня есть сомнение в том, что нас посетила сама Гиибель. Скорее это ее «проекция» на тот хрон, одна из трехмерных ипостасей. Игвы – многомерные существа. И наконец Денница–Люцифер.

Такэда суеверно сплюнул через плечо, но Никиту его реакция не рассмешила.

– Что ж, идем? – встал он с камня. – Возьми оружие, а я возьму транскоф.

– Хорошо бы перекусить чего–нибудь, – проворчал Толя, следуя за ним. – Плохо, что на складе этого темпорала нет еды. Меня больше всего мучает вопрос: что мы ели на острове, если болото на самом деле – математическая абстракция? Не мог же я ловить и жарить формулы?

– Мы ели «чистую информацию». Если реальная пища сигнализирует в мозг при прохождении пищевода и желудка, то болотные головастики, которых ты «жарил», воздействовали прямо на мозг, создавая иллюзию насыщения. Но вообще–то болото – не совсем иллюзия, оно имеет материальную основу.

В это время они вышли из пещеры в новый мир. В лицо пахнуло зноем, пылью и незнакомыми запахами.

Темпорал был установлен внутри столбообразной скалы, а вокруг расстилался удивительный ландшафт, напоминавший город: скалы самых причудливых форм, с плоскими вершинами, слоистые, изъеденные крупными порами составляли живописные «кварталы», окруженные пустыней и россыпями камней, редкими зарослями кустарника, колючек и деревьев, похожих на громадных, застывших на щупальцах осьминогов.

– Эолов город [Результат выветривания и избирательного разрушения непрочных горных пород.], – сказал Такэда со знанием дела. – Такие области в Африке называются «ньика», опустыненная саванна. Ты уверен, что мы попали туда, куда надо?

– Это хрон Афруа, – сказал Никита, поправляя под волосами усики лингвера, – и здесь живет тот, кто мне нужен. – Он показал Толе перстень: камень позеленел, внутри него загоралась и гасла изумрудная пятиконечная звездочка.

– Маг? Один из Семерых?

– Может быть.

– Это меняет дело. Веди. Я, например, не знаю, куда идти.

Никита глянул на высоко стоящее в густо–синем небе солнце, вполне земное, но менее ласковое, и увидел рядом с солнцем яркую звезду. Произнес уверенно:

– Да, эрцхаор не подвел, мы на месте. Видишь рядом со светилом звезду?

– Я думал, показалось.

– Эта звезда доказывает, что мы приблизились к граничным хронам с доминирующим Хаосом. То есть к Болоту Смерти.

– То есть мы находимся в верхней части эволюционной кривой с преобладанием законов магической физики. Так?

– Вуккуб оценил тебя правильно, – усмехнулся Никита. – Ты догадлив и любопытен.

– Я такой, – скромно потупил глаза Такэда. – А звезда – планета?

– Звезда есть звезда – такое же светило, как и солнце, разве что массой поменьше, и крутится она между орбитами Марса и Юпитера, если взять за аналогию Солнечную систему.

– Фаэтон, – сказал Такэда. – На Земле о нем придумано множество легенд и гипотез. В некоторых он назван... Люцифером.

– Символично.

Они отошли от скалы с темпоралом и двинулись вниз, к руслу высохшей реки, заметному по синевато–зеленой полосе колючек. Если бы не голубые костюмы–«трико», все еще продолжавшие работать, – спасибо Истуутуке и высочайшей технологии его мира! – путешественники тут же начали бы таять от жары, исходить потом, но зной и так давал о себе знать, превратив головы в тлеющие головешки.

Какой–то звук коснулся слуха Никиты. Он остановился, предостерегающе придержав инженера. Через несколько секунд тихое шуршание услышал и Толя. Оно усиливалось, превратилось в дробный топот, между скал возник пышный хвост, проскользнул между людьми и исчез за поворотом русла. Никита успел разглядеть метровой высоты фигурку существа, похожего на гнома с головой огурцом. Он мог бы поклясться, что у существа глаза торчат на лысой макушке, но скорость движений бегуна была столь велика, что можно было и ошибиться.

– Зверь или человек? – спросил Такэда.

– По–моему, человек.

– Значит, это был не человек.

Они пересекли сухое русло и направились на запад, таща за собой короткие тени. Скала с темпоралом затерялась среди таких же скал эолова города, но путешественников это не трогало, у них имелся транскоф.

Спустя полчаса ландшафт начал меняться. Скалы приобрели геометрические, осмысленные формы, теперь они в самом деле напоминали разрушенные временем, оплывшие и сгоревшие здания необычных пропорций. Почва почернела, кое–где она покрылась пятнами глазури и ржавчины. А потом взору землян открылся гигантский котлован диаметром в добрых два десятка километров, на дне которого застыли две фигуры: жуткая, отблескивающая перламутром и оплавленным металлом, черная, с фиолетовым отливом, вплавленная в камень туша и погруженный в почву по пояс, закованный в латы великан с мечом, проткнувшим монстра. Высотой он был не меньше трехсот метров, и все пропорции, очертания фигуры, конструкция лат говорили о его неземном происхождении, не говоря уже о размерах. А туша у его ног, разрубленная почти пополам, принадлежала, несомненно, жругру.

– Похоже, мы прибыли прямо на место последней битвы Семерых и Люцифера, – тихо сказал Такэда.

Никита покачал головой.

– Это один из пограничных миров, где происходили единичные схватки, а в Болото Смерти – хроны, где происходила основная битва, и сунуться нельзя, это мертвые миры.

– Сколько же здесь прошло лет с момента битвы?

– Не меньше тысячи.

– А выглядят они так, будто закончили бой только что. Кто этот исполин?

– Не знаю. – Сухов смотрел на одну из скал на краю котлована, похожую на покосившуюся башню в форме креста. – А ну, подойдем поближе.

Обходя огромные ямы, продолговатые, похожие на шрамы, заполненные рыжей и черной сажей, поднимая облачка пахнущей железом и серой пыли, они обошли котлован и приблизились к башне.

– Лопни мои глаза! – прошептал Такэда.

То, что они приняли за башню, оказалось высохшей, как мумия, фигурой какого–то существа с раскинутыми в стороны руками и утонувшего в почве по колени. Голова у него казалась просто продолжением шеи и прикрывалась грибообразной шляпой, а лицо напоминало сморщенный картофельный клубень. Нос на нем отсутствовал, рот был разинут и застыл в немом крике. Узкие вертикальные глаза без зрачков фосфорно светились, и в них стыли ужас и безумие. Одет высохший был в складчатый серо–сизый балахон, хотя это могла быть и кожа, приставшая к костяку.

– Как они его!.. – пробормотал Сухов, никого конкретно под словом «они» не подразумевая. – Лихие тут были ребята.

Он поднялся на возвышенность, оглядел пустынный – «городской» пейзаж, но пятидесятиметровых гигантов, подобных «мумии», не увидел. Россыпи камней создавали довольно правильную мозаику и были похожи на японские иероглифы.

– Сад камней, – кивнул на них Сухов. – Может, в этих рисунках есть смысл?

Такэда оторвался от созерцания «мумии», критически оглядел россыпи, хмыкнул.

– Смысл японского «сада камней» – воплощение идеи бесконечности мира и бесконечности процесса познания [Ни с какого места широко известного японского «сада камней» нельзя увидеть сразу все камни, составляющие композицию, часть всегда прячется за другими.]. Но ты прав: этот «сад» необычен. Не говоря уже об остальном.

Никита вытянул руку к горизонту. На севере, справа от места битвы колоссов, он заметил несколько треугольных силуэтов, подрагивающих в мареве раскаленного воздуха. Это были пирамиды. Ни слова не говоря, путешественники направились в ту сторону, одновременно оглянувшись на «мумию». Та провожала их безумным взглядом, словно предупреждая о чем–то.

Слоистые скалы и почерневшие, оплывшие, как свечи, башни, не то каменные остатки, не то здания некогда существовавшего города, постепенно ушли назад. Жаркое море дюн и долин, полузасыпанных обломков скал и необычайно ровных прямоугольных плит, венчающих некоторые скалы, простиралось перед путешественниками почти до горизонта. За этим морем вырастали из струящегося марева зыбкие силуэты пирамид и тонких шпилей. Вероятно, это был настоящий – не мертвый город.

Однако уже через час пути ландшафт изменился. Друзья начали спуск в широкую низину, испятнанную круглыми черными воронками, окруженными серыми кольцами солей и коричнево–зелеными – колючек. Это были высохшие водоемы, соединенные самыми настоящими каналами в облицовке из глазурованных каменных плит. Еще через некоторое время полоса мертвых озер сменилась системой идеально круглых водных зеркал, появились кустарники и деревья, сначала большей частью засохшие, корявые, вызывающие впечатление застывших скелетов, а потом живые, с желто–оранжевыми стволами и темно–зеленой листвой. В одной из рощ, созданных толстопузыми, похожими на баобабы деревьями самых неожиданных форм, со светло–желтой корой и пушистыми метелками вместо листьев, путешественники остановились на отдых, предварительно попробовав воду из ближайшего озера: вода оказалась солоноватой и горькой и жажду не утоляла. Зато стало очевидно, что сеть озер создана искусственно и очень давно, хотя система каналов, питающих озера, еще действовала.

Никита прилег на взгорке с жесткой и очень густой коричневой травой, попытался проанализировать свои решения, прикинуть соответствие желаний и возможностей, но что–то мешало ему, как бормотание зрителя над ухом рыбака. Он насторожился, прислушался к тишине рощи, и атмосфера таинственного подсознательного шепота и застарелой тоски, подспудное ощущение чьего–то незримого присутствия, заставили его вскочить и оглянуться.

– Ты что? – вскинулся Такэда.

– Показалось...

Но ощущение дискомфорта не исчезло. Кто–то невидимый продолжал смотреть на них со всех сторон, безмолвно жаловаться на судьбу и ждать неизбежного конца...

– Ф–фу! – Никита выдохнул и сел. – Это лес.

– Что – лес?

– Я его чувствую, вернее, чувствую внешнее психологическое давление. Не могу сказать, что эти деревья мыслят, но то, что у них есть развитая нервная система, – точно. Пошли отсюда, неизвестно, на что они способны.

Путешественники вышли из рощи на берег ближайшего озера диаметром всего около сотни метров и замерли. На противоположном берегу гигантский дракон лакал воду длинным раздвоенным языком. Он был похож на древнего динозавра – стенеозавра, предка современных крокодилов, но с головой другого хищного ящера – тираннозавра. Пластинчатая броня его отбрасывала множество ярких цветных зайчиков, как гора драгоценных камней. Высотой он был – в холке – с пятиэтажный дом и мог, наверное, перейти озеро вброд, не замочив брюха. Напившись, он утерся (!) пятипалой лапой, совершенно как человек, посмотрел на стоящих в столбняке людей умными, ярко–желтыми, щелевидными глазами, кивнул, будто поздоровался, и бесшумно уполз в рощу за холмом позади озера.

– По–моему, он тебя знает, – хладнокровно заметил Такэда, пряча хардсан. – И у меня создалось впечатление, что он разумен.

– Во всяком случае, не дурак. – Никита машинально глянул на мигающий камень индикатора, пожал плечами. – Это мир магифизики, у него свои законы.

Динозавра они так больше и не увидели и обогнули рощу, сделав приличный крюк. Зато наткнулись на знакомого бегуна, несущегося с неимоверной скоростью напрямик через барханы, скалы, каменные россыпи, заросли кустарника и водоемы. На сей раз Сухову удалось разглядеть его сквозь пыльный хвост более детально.

Это было тщедушное существо ростом с ребенка четырех–пяти лет, с вполне человеческими ручками и ножками, с головой огурцом и сдвинутыми буквально на макушку глазами. Оно было закутано в пушистый коричневый свитер до колен, хотя «свитер» мог оказаться собственной шерстью.

Человечек вломился в заросли колючек, пропахал в них борозду, едва не столкнулся с людьми, не обратив, впрочем, на них никакого внимания, и нырнул в рощу, в которой скрылся желтоглазый крокодило–тираннозавр.

– Быстрый парень, – сказал Никита, проводив его взглядом. – Может быть, это местный маленький Мук в сапогах–скороходах?

– Скорее местный псих, сбежавший из лечебницы, – предложил свою гипотезу Толя. – Он очень напоминает Ба – демона засухи из древнекитайской мифологии. Там, где появляется Ба, начинаются жара, засуха, мор. То, что мы и наблюдаем.

Никита остановился, приставил ладонь козырьком ко лбу, вглядываясь в небо. Потом глянул на приблизившуюся цепь пирамид.

– Это город, Оямович, но и он мертв, хотя и не так разрушен, как тот, что мы прошли.

– Я думал, ты точно знаешь, куда мы направляемся.

Сухов закрыл глаза, сосредоточился. Волосы его вдруг встали дыбом, заискрились, с пальцев опущенной руки сорвалась в песок длинная белая искра. Длилось это недолго, через минуту танцор перестал испускать электрическое сияние и стал прежним Суховым.

– Он где–то близко... и здесь еще есть люди, я чую.

Такэда, на которого метаморфозы друга произвели впечатление, лишь легонько сжал его локоть, давая понять, что полностью ему доверяет.

Спустя час они вышли к поясу скал, в окружении которых лежал город, некоторое время любовались пирамидами и многоколонными зданиями необычной архитектуры – готической, но со своеобразными нарушениями, возводящими асимметрию в ранг совершенства, и молчали.

– Гоппурам, – сказал наконец Такэда, показывая на шпиль одной из башен, – и в то же время готическая базилика, чрезмерно вытянутая по вертикали.

– Я не специалист, – отозвался Никита рассеянно. – Посмотри лучше сюда. Здание за храмом видишь?

Такэда послушно глянул в указанном направлении и увидел пирамиду, словно разрубленную надвое каким–то огромным лезвием, застрявшим в ее основании. Впрочем, она и в самом деле была разрублена – мечом, наподобие того, что держал в руке великан, убивший жругра.

– Если битва гигантов происходила и здесь, – помолчав, сказал Толя, – то почему так мало разрушений?

Никита молча повернул в обход скалы и вдруг остановился, сделав предостерегающий жест. В небольшой впадине за грудой скальных обломков скопилось небольшое озеро прозрачной воды – из–под скалы бил родник, и над этим озерцом девушка поразительной красоты с волосами, густой черной волной ниспадающими со всех сторон ее стройной фигурки, держала ладони перед лицом, шепча что–то про себя. Смуглая, гораздо смуглее, чем бронзовокожие индейцы, она тем не менее не была черной, как негры. Гордая посадка головы, великолепное, почти обнаженное тело, каждый жест ее подчеркивали красоту дикую, грозную и одновременно трогательно–наивную. Ее миндалевидные, светящиеся глаза поднимались к вискам, брови над высоким лбом, в хищном изгибе нос, прямой и тонкий, идеального разреза губы дополняли портрет, и смотреть на это лицо хотелось не отрываясь.

На девушке была короткая юбка из чего–то напоминающего перья павлина, а на ногах золотые сандалии с ремешками, охватывающими лодыжки. Рядом, на плоском камне, стоял кувшин с узким горлышком и лежала свернутая кольцом плеть из кожи с колючим узлом на конце. Плеть не очень вязалась с мирным видом незнакомки, но уже через минуту наблюдатели поняли, для чего она смуглянке с лицом Нефертити.

Оказалось, не только они прятались в камнях, подсматривая за девицей. В тот момент, когда Никита собрался выйти к роднику и представиться, из–за груды валунов на противоположной стороне выскочило с десяток существ, которых можно было назвать людьми лишь с большой натяжкой.

Голые смуглые тела, состоящие, казалось, из одних жил, лоснились, будто смазанные жиром, и набедренные повязки удерживались на них чудом. Руки и ноги у существ были как у человека, а головы – почти лошадиными, но чем–то напоминали лицо человеческое.

– Кинноры! – прошептал сзади Такэда. – Кентавры наоборот!

Девушка вскочила, метнулась к камню, и плеть свистнула в ее руке, встретив первого «антикентавра». С визгом тот рухнул на камни, схватившись за морду: колючий шар плети выбил ему глаз. Еще и еще раз свистнула плеть, останавливая кинноров, высоких – не менее двух метров – и гибких, бросающихся на девушку молча, без кличей и криков. Но их было слишком много.

Плеть незнакомки казалась живой и вездесущей, опоясывая ее со всех сторон и раздавая удары независимо от положения руки. Смуглянка успела уложить пятерых полулюдей–полуконей, но один из них все же ухитрился схватить ее сзади. И именно в этот момент подоспел Сухов.

«Кентавры наоборот» были вооружены пращами и короткими палками с утолщениями на концах, похожими на берцовые кости какого–то животного, их можно было легко уложить с помощью, например, нервайлера, но у Сухова были свои резоны.

Три киннора улетели за камни и не поднялись, четвертый успел нанести танцору удар палкой по спине и получил ответный – ногой в лошадиный нос, а пятый, держащий девушку, оказался самым догадливым: бросив добычу, он мгновенно скрылся за скалами, куда уползли и побитые соплеменники.

Девушка живо схватила свою плеть, прочертившую смертоносную кривую вокруг руки, отступила на шаг, исподлобья разглядывая освободителя. Так же внимательно оглядела Такэду, выступившего из–за камня с улыбкой на лице.

– Хет ка?

Голос у нее был низкий, бархатного тембра, такой же красивый и глубокий, как у Ксении, и у Никиты перехватило дыхание. Она и смотрела, как художница, исподлобья, без тени смущения или страха, внимательно и серьезно. Сухов глубоко вздохнул, мотнул головой, избавляясь от наваждения.

– Хет ка? – повторила вопрос девушка.

– Кто вы? – с запинкой перевел лингвер. – Это такемтский диалект языка мыср. Планета называется Айгюптос, страна – Риангомбе.

– Ка раддхи? – продолжала незнакомка, в голосе которой прозвучали удивление и нетерпение. – Ка птах маинсс?

– Вы маги или духи умерших? – добавил лингвер.

– Мы люди, – ответил Никита, показывая ладони дружеским жестом, – и не причиним вам зла. Меня зовут... м–м... Сухов, а его – Такэда. А вас?

– Селкит, – назвала свое имя девушка, гордо вздергивая подбородок, и волосы волной–цунами взметнулись над ее головой. – Чего вы хотите?

– Мы ищем пристанища, а также человека, который мог бы нам помочь.

– Тогда идите за мной. – Девушка ничуть на удивилась, прислушиваясь одновременно к тому, что говорит Никита, и к переводу лингвера. Она взяла кувшин с водой, непонимающе глянула на Толю, предложившего помощь, но кувшин не отдала. – Поспешите, хемуу могут вернуться.

Грациозно изгибаясь с сосудом на плече, она, не оглядываясь, заскользила по тропинке между камней, а друзья смотрели ей вслед.

– Ты был великолепен, – пробормотал Такэда, – но на нее, похоже, это не произвело впечатления. Она даже не поблагодарила. Как настоящая богиня! Селкит... Красивое имя и, по–моему, встречается в земном фольклоре. Ну, что стал, идем?

Никита безмолвно двинулся следом за Селкит.