Преемник - Марина и Сергей Дяченко - Книжная Полка

Глава Седьмая
* * *

Перед выступлением Эгерт собрал свой отряд, намереваясь произнести короткое слово.

Он хотел подбодрить своих бойцов накануне трудного и опасного по хода – однако при виде угрюмых либо равнодушных лиц вдруг озлился, и речь его обрела совсем иное направление.

И в лучшие времена полковник Солль горазд был насмешничать; теперь он просто брызгал ядом, хлестал подчиненных едкими и жестокими упрека ми, язвил и издевался – и в конце концов горько пожалел, что не погиб во время Осады вместе с последними достойными воинами городского гар низона... Ибо счастье им, так и не дожившим до великого позора, а по томки их, те, кто носит оружие теперь, годны разве что на посмешище да на расплод...

Тут полковник, осененный новой мыслью, пообещал обратиться к го родскому начальству с инициативой – оскопить наиболее трусливых и глу пых стражников, дабы не плодить на земле бездарность. Трое дамочек вольного поведения, традиционно прикрепленных к гарнизону и потому ставших свидетелями Соллевой речи, переглянулись с мрачными усмешками; стражники потели, играли желваками и с ненавистью поглядывали на на чальника – ибо друг на друга они смотреть и вовсе избегали.

Наконец, Солль выдохся, с презрением оглядел свое покрытое красны ми пятнами воинство и приказал выступать.

Стража на воротах отсалютовала товарищам, отправляющимся в поход; закрыв глаза, Солль вообразил ниточки слухов, выползающие из ворот вслед за отрядом... а то и впереди него. Сеть слухов, как круги по во де, вестники и шпионы, пробирающиеся с хутора на хутор, несущие сведе ния Сове...

Он закусил губу. Если отряд за его спиной казался подобравшимся, злым медведем – то в подчинении у Совы озверевший осиный рой. И нет другого выхода – взять или погибнуть, причем второе лучше, мертвый Солль вряд ли сможет вернуться в город и арестовать собственного сы на... То есть того, кто считался таковым без малого двадцать лет.

Ни с того ни с сего он пришпорил лошадь; бойцы его, ругаясь сквозь зубы, поспешили следом. Сквозь редкие тучи пробилось наконец солнце, осветив расстеленную перед полковником цветную тактическую карту: рощу вдалеке, перекресток дорог да отдаленное селение. Даже не закрывая глаз, Эгерт видел теперь и сокрытое горизонтом – зеленый шелк с выши тыми на нем перелесками и полями, деревнями и хуторами, рекой и ручь ем, стенами глухого леса – разбойничьего угодья...

Эгерту снова показалось, что он раздвоился. Что вот он идет на смертельную охоту – и он же мрачно затаился, собирает вести, поджидает охотника...

Эгерт хрипло крикнул и снова дал шпоры. Те, что ехали за его спи ной, проклинали всех на свете сумасшедших полковников.

Сова, как выяснилось вскоре, и не думал таиться. Во всем мире он знал одного лишь охотника – себя; к полудню второго дня пути Эгертовы воины почуяли запах дыма.

Так не пахнут костры, и не такой дым поднимается над печными тру бами; угрюмый Соллев отряд безошибочно нашел дорогу к пожарищу, став шему к тому времени пепелищем.

Хутор на развилке дорог – всего несколько домов и обширное хозяйс тво; под копытами лошадей металась с лаем обезумевшая собака. Куры как ни в чем не бывало искали пропитание на истоптанном огороде, бродил растерянный теленок с обрывком веревки на шее, большой хлев был пуст, и ветер теребил клочки грязной соломы посреди пустого двора.

Дом сгорел наполовину; огонь почему–то пощадил его и не уничтожил дотла. Труп хозяина, висящий на дереве перед окном, пострадал куда больше – Эгерт глянул и тут же отвел глаза.

Люди – всего несколько десятков – стояли, сбившись в плотную мол чаливую толпу. Их дома и их жизни остались в целости; глядя на обезоб раженный огнем труп, они смирились с потерей денег и скота, муки, за пасов и прочего своего достояния, и только средних лет женщина билась о дорогу над телом девушки лет шестнадцати – щуплой девчонки с широко раскрытыми мертвыми глазами и бурыми пятнами крови на рваной юбке...

Отряд Солля остановился, сбившись, в свою очередь, в бряцающую же лезом стаю; хуторяне молчали, глядели исподлобья, решая, чего ждать еще и от этих – новой беды?

Рыдания женщины на дороге на минуту стихли – и слышно стало, как в траве надрываются, стрекоча, разомлевшие кузнечики.

Женщина на дороге подняла лицо; в какой–то момент Эгерту померещи лось, что глаза их встретились – но то был самообман, женщина не виде ла никого и ничего, и Солль с его вооруженным до зубов отрядом был для нее так же безразличен, как эти кузнечики...

Хуторяне смотрели. На стражников, на женщину, на кидающуюся под копыта собаку и на черный обезображенный труп.

Тогда полковник Эгерт Солль вскинул над головой руку, повернул ко ня и поскакал, увлекая по горячему следу свой онемевший отряд.

Ночь положила конец преследованию.

Сова – а Эгерт скоро уверился, что сидит на хвосте у самого Совы – неприкрыто издевался. Разбойники уходили врассыпную – уведенный с ху тора скот непостижимым образом потерялся среди больших и малых поселе ний, жители который клялись чем угодно, что никаких разбойников не ви дели ни разу в жизни. Озверевший Эгерт закатил оплеуху здоровенному парню, который явно лгал, бегая глазами – парень охнул, облился кровью и жалобно запричитал о доле земледельца, землепашца, которого всяк но ровит обидеть...

Под вечер отряд вошел–таки в лес – но сгустившаяся темнота скрыла даже те скудные разбойничьи следы, которые удавалось высмотреть Солле вым разведчикам. Полковник сжал зубы и скомандовал привал.

В затухающем костре подергивались черные угольки прогоревших ве ток; Эгерт смотрел, как чья–то рука в задумчивости ворошит угли тонкой палкой с горячей искрой на конце. Ему вдруг ясно представилось, что это Луар сидит рядом с ним у огня – тот любил в свое время и ночные костры, и такие вот прутики с угольком, и красные узоры, на мгновение зависающие в темном воздухе...

Эгерт поднял голову. Молодой стражник поймал его взгляд, смутился и отвернулся, бросив палочку в огонь.

Это был на редкость молчаливый привал – не было сказано ни слова, только скрипела и возилась ночь, вышагивали часовые да трещал огонь. Ночной костер виден издалека, Сова опять знает больше, нежели полков ник Солль; Сова снова хозяин положения, не зря так торжествующе ухают среди черного леса его лупоглазые тезки...

Эгерт подмостил в изголовье седло и лег, укрывшись плащом. Над ним висела многослойная темнота – беззвездное небо, затянутое тучами, не видимые кроны, неведомая ночная жизнь...

Он глубоко вдохнул запах земли и леса – и тогда пальцы его, судо рожно сжавшись, вцепились во влажную шкуру травы.

Муравей на огромной карте, где вышит шелком ночной лес, где не от мечены тропы и тропинки, где тут и там торчат булавки с красными го ловками костров... И крыши деревень, и ниточка ручья, протянувшаяся к синей ленточке реки... Спинки шелковых мостов – здесь и здесь... И ни точка парома. И очертания оврагов. И буреломы, которых нет на карте... Хлещут по щекам ветки. Чужая воля становится своей, Эгерт Солль сидит, ухмыляясь, в своей берлоге и ждет, когда поутру другой Эгерт Солль, считающий себя охотником, совершит очередной безнадежный бросок... Безнадежный, потому что...

Эгерт сел. Лейтенант Ваор, прикорнувший неподалеку, испуганно вскинулся:

– А?!

Медведь в погоне за стаей шершней. Очень отважный, очень глупый мишка...

Эгерт кивнул лейтенанту и улегся снова; в прореху облаков над ним заглянула одна–единственная, тусклая звездочка. Эгерт с удивлением по нял, что она не белая, а зеленоватая, как кошачий глаз.

Он закрыл глаза – и на черном небе собственных век увидел созвез дие. Россыпь родинок на высокой шее. Не сейчас... Нельзя.

Наутро отряд был шокирован приказом своего полковника. Презирая здравый смысл, Эгерт Солль повелел бросить преследование по вчерашнему свежему следу и круто повернуть на север – к реке.

Стражники роптали. Стражники скрежетали зубами и переглядывались, даже лейтенант Ваор, боявшийся Солля как огня, осмелился на некое по добие бунта: как же... след же... хутор же... Господин полковник, да видано ли?!

Господин полковник оскалился и выхватил меч. Лейтенант Ваор отшат нулся – но полковник всего лишь вскинул оружие над головой, покляв шись, что следующий, кто задумает обсуждать с ним его приказы, повис нет на первом же крепком суку.

Лейтенант Ваор притих – однако недовольство не улеглось. Никто из следовавших за Соллем людей не сомневался теперь, что по возвращению в город полковника ждет открытый бунт; играя желваками и переживая предстоящее поражение, стражники влачились за Соллем – а он, оконча тельно спятив, погонял и погонял. Скоро отряд несся сквозь лес, остав ляя на сучьях обрывки одежды, и ни у кого не осталось времени даже на ругань – все силы уходили на то, чтобы обогнуть и прорваться, не нале теть на ствол и не изувечить лошадь...

Потом лес поредел, и обезумевший полковник пустил свою лошадь в галоп.

Вскоре между стволами впереди замелькало небо; через несколько ми нут отряд вырвался на открытое место, к реке. Вдоль берега тянулась дорога, а поодаль виднелась и переправа – широкий паром успел добрать ся уже до половины реки, и был он перегружен. Более десятка лошадей и столько же спешившихся всадников, паромщику приходится несладко...

На берегу ожидали переправы еще всадники – несколько десятков, как сосчитал про себя Эгерт. Ему показалось, что все это уже было ког да–то, что в каком–то сне он видел и этот паром, и эти обернувшиеся к нему лица – а выражение их казалось у всех одинаковым, впрочем, изда лека не разглядеть...

За спиной у него кто–то ахнул. В ту же секунду над рекой грянул пронзительный, раздирающий уши свист, и там, на пароме, панически зар жали лошади.

Попал, подумал Эгерт с удивлением. В детстве он забавлялся, бросая камушки с закрытыми глазами, и иногда – нечасто, но все–таки – ухит рялся попасть в узкое горлышко глиняного кувшина... Это вслепую–то... И всякий раз испытывал такое вот радостное удивление – попал...

Но на этот раз он не был слепым. Чувство, приведшее его к парому в этот день и в эту минуту, казалось более зрячим, нежели чьи угодно глаза; он знал, что так будет – и все же успел удивиться.

Паром тяжело закачался посреди реки – забегали люди, забеспокои лись лошади, присел, закрывая голову руками, пожилой паромщик. Те, что оставались на берегу, сбились в плотную кучу; уже на скаку Эгерт по нял, что это не напуганная толпа, а отряд, готовый к бою. Хорошо, по думал Эгерт почти с уважением. Сова на берегу, стало быть... Без Совы они бы разбежались. Врассыпную – ищи ветра в поле... Хотя нет. Теперь нет, слишком близко, как на ладони, выходит, поздно им бежать...

Он думал, а вскинутая над головой рука сама собой отдавала прика зы, не требующие уже и голоса. За спиной его разворачивались и перест раивались, вздымали пыль копыта и скрежетала извлекаемая из ножен сталь; на скаку он успевал оценить силы противника и просчитать вари анты боя – но и свои и чужие бойцы в тот момент были ему странным об разом безразличны. Небо, неужели Луар...

Солль не знал, что сталось бы с ним, если б в толпе этих убийц об наружилось знакомое лицо. Но Луара здесь нет – он понял это с первого же взгляда, но, собственно, он знал это и раньше... Так–то, судья Ан син. Нет его здесь и никогда не было. Мое дело – Сова.

Теперь Сова, думал он, вглядываясь в белые лица всадников у паро ма. Только Сова. Сам. Своей рукой.

Разбойники уступали числом; часть их застряла посреди реки, решая, очевидно, прийти ли на помощь либо дать деру. Паромщик, увидел Эгерт боковым зрением, лежал на досках, и безжизненно отброшенная рука его касалась воды. Зачем, подумал Эгерт. Зверье, его–то зачем?

Уже через мгновение он понял, зачем. Разбойникам просто некуда бы ло отступать – привычные жить на пороге смерти, приноровившиеся уби вать, они и умирать умели. Да не в петле на площади, а в схватке, пусть даже с превосходящим противником, лишь бы утащить за собой как можно больше чужих жизней... Они будут резать всех подряд, подумал Эгерт. Они бы и лошадей перерезали.

А стражники – что ж... Им тоже некуда отступать. После той убийс твенной Эгертовой речи, после той мертвой девочки на дороге, обуглив шегося хозяина под окнами собственного сожженного дома... Никуда не де нутся. Вперед...

И два отряда сшиблись жестко и беспощадно.

Эгерт врезался в схватку все глубже и глубже – не отдавая себе от чета, он лез прямиком на клинки. Он ловил своим телом смертоносные острия, и подспудная тяга к самоубийству, со стороны казавшаяся нече ловеческой отвагой, заставляло трепетать даже бывалых душегубов. Ко роткий меч – оружие стражи, которое Солль никогда не любил – успел тем временем окраситься кровью.

Перед глазами его стремительно проносились земля, нещадно изрытая копытами, небо с тонкой сеткой перистых облаков, потом лицо с выпучен ным глазом, на месте другого – кровавая рана, потом другое лицо, рот перекошен криком, видно гнилые пни зубов... Потом снова земля с валяю щимся на ней кистенем, потом топор на длинной рукоятке, медленно–мед ленно падающий сверху – и удивленная волосатая харя, и собственная ру ка с мечом, сильный толчок, едва не сносящий с седла – небо с перистой сеткой... Визг обезумевшей лошади. Падение тяжелого тела; хрип. Прок лятия; он в последний момент отразил два сильных, последовательных удара – справа–плечо и справа–пояс. Шипастый шар на длинной цепи, слившийся в один размазанный круг, просвистел прямо перед его носом – ему показалось, что он слышит запах мокрого металла...

Запах смерти. Кровь и мокрый металл; металлический привкус во рту, солоноватый вкус крови. Как он ненавидит все это. Как сильно...

Тогда, в дни Осады, он не искал гибели. Тогда он твердо знал, что должен выжить и спасти Торию, спасти сына... а с ними и город. Тогда все было по–другому... Был смысл... Цель...

Сова! От этой мысли он заметался, как ошпаренный; походя отшвырнул в сторону чей–то занесенный клинок, завертелся, высматривая среди сра жающихся тайного или явного предводителя. Бой растянулся вдоль берега, теперь каждый бился за себя, но Эгерт видел, как попытавшегося уска кать разбойника настигают двое с короткими мечами... И сразу возвраща ются, оставив на произвол судьбы волочащееся за разбойничьей лошадью тело...

Он мрачно усмехнулся. Здорово он подготовил своих людей... Здорово разозлил. Впрочем, и Сова их разозлил тоже. Никто не уйдет...

Царство смерти. Чтобы остановить смерть, надо убивать во множест ве, и лучше сейчас, иначе случиться площадь с шеренгой виселиц...

Он скрежетнул зубами. Светлое небо... Он один знает, как тошнот ворно пахнет эта ярость, эта жажда разворотить от плеча и до седла. Это хуже, чем запах крови. Что за отвратительное месиво чувств владеет сейчас сцепившимися людьми...

Он закричал; крик помог ему овладеть собой. Он воин; если время от времени ему открываются чужие боль и ярость – тем хуже...

Снова кинувшись в схватку, он давился боевыми кличами и искал Со ву; чья–то рука перерубила веревку, соединяющую берега, паром медлен но, но неуклонно сносился течением – но никто не уйдет... Ряды разбой ников поредели, песок покрылся темными пятнами, а у самой воды уныло стоял конь под опустевшим седлом, переступал копытами и смотрел на ре ку...

Эгерт увернулся от удара – и даже не оглянулся на нападавшего. Конь под пустым седлом... Больше десятка их носится по берегу, испу ганных, с боками, испачканными чужой кровью... Холеный, породистый, замечательный конь...

Вновь вырвавшись из схватки, Солль сощурился, как близорукий, шаря глазами по водной глади. Нет? Померещилось, нет?

У противоположного берега покачивалась под ветром плотная стена камыша; паром сносило все дальше и дальше, а берегом уже спешила пого ня... Но померещилось или нет?!

И он дождался. Доля секунды – черная голова, показавшаяся из–под воды и скрывшаяся снова. И конь под пустым седлом...

Эгерт знает. Вся его хваленая интуиция вопит и велит действовать. И каждая секунда промедления...

Кава. Теплая Кава – гордость старинного Каваррена. Эгерт Солль неплохо плавал в отрочестве...

Небо, как давно было это его отрочество!

...Вода оказалась теплой, как тогда.

Он сразу вспомнил, как плавают. В штанах и рубашке было неудобно – но куртку и сапоги он догадался оставить на берегу. Вместе с мечом – лишняя тяжесть...

Противоположный берег не желал приближаться. Раз или два ему пока залось, что он видит над водой голову плывущего впереди человека; по том он захлебнулся, закашлялся и едва смог справиться с дыханием. Те чение сносило его вслед за паромом.

Ансин, думал Солль, рывками проталкивая свое тело сквозь желтова тую, как мед, речную воду. Судья Ансин... Я выполню. Выполни и ты... Я привезу в цепях... Но ты – ты отдай мне сына... Что за вздорные обви нения, ты сам увидишь... А я – я исполню...

Стена камыша была совсем рядом, когда твердые от мышц, мокрые, цепкие руки явились из толщи вод и вцепились Соллю в глотку.

Перед глазами его поплыли цветные пятна; светящиеся искорки за сновали вверх–вниз, поверхность воды отдалилась и сделалась похожа на мутную пленку рыбьего пузыря. Могучие руки на его шее сжимались все сильнее, Эгерт почувствовал, что теряет сознание, из последних сил изогнулся рывком и впервые так близко увидел Сову – черные волосы и борода шевелились, как водоросли, злорадно горели прищуренные глаза, а из широких ноздрей один за другим вырывались пузырьки.

Слабеющая Соллева рука нащупала у пояса кинжал.

Злорадное лицо перекосилось яростью и болью; вода замутилась, и хватка на Соллевой шее ослабла. Сквозь темноту в глазах он сумел–таки прорваться к солнцу; он дышал и дышал, со всхлипом, со свистом, хватая воздух носом и ртом, порами кожи и опустевшими легкими.

В следующую секунду рука его перехватила руку Совы с зажатым в ней лезвием; Солль не мог разглядеть оружия, видел только блики солнца на металле, белые блики среди желтой воды. Над поверхностью Сова не ка зался таким зловещим, волосы липли ему на лицо и мешали смотреть...

Некоторое время они молча боролись, то уходя в глубину, то снова поднимаясь на поверхность. Сова был силен, ухожен и сыт; противником Совы был человек, всадивший клещи в грудь Фагирры, дорогого «господи на». Атаман узнал Солля сразу. Ничтожная рана, нанесенная Эгертовым кинжалом, злила – но не более того. Вот только вода все время мутит ся...

Но и Эгерт тоже был силен; смятение от первых минут схватки смени лось свирепой радостью действия – наконец–то. Столько долгих пустых дней, столько бесплодной борьбы с самим собой – и вот перед ним насто ящий враг, явный и мощный, и не надо больше копаться в собственной ду ше, следует лишь слушать приказы тела... А тело его есть воин, вышко ленный с детства, наделенный и силой и нюхом, следует лишь дать ему волю...

Эгерт с трудом оторвал от своего горла цепкую волосатую руку. Весь смысл борьбы заключался теперь в одном простом условии – схватить воз дух самому и не дать вздохнуть противнику, удушить, притопить, дож даться, пока объятия врага ослабеют; при этом ярость или страх умень шают шансы на победу, ибо хладнокровный, уверенный в себе человек спо собен дольше сдерживать дыхание. Тут у Солля было преимущество, ибо Сова не был хладнокровен. Сова ненавидел , он был горяч и азартен и потому скорее начинал задыхаться – но в последний момент всегда выры вался наверх, и Солль никак не мог подмять под себя эту мощную жизне любивую тушу.

И Эгертов кинжал, и мясницкий нож Совы давно почивали на дне; вце пившихся друг в друга противников вынесло на мелководье, и борьба про должалась в черной илистой мути. Сова ухитрился встать на ноги, захва тить мертвой хваткой Эгертовы плечи и всем весом навалиться сверху – но Солль поднырнул под противника и сбил его с ног, лишив преимущест ва, снова окунув в непроглядную муть...

Камыш стоял совсем рядом – в рост высокого человека. В какое–то мгновение Эгерт потерял противника, заметался в панике – и тут же сно ва обнаружил его, уже выбирающегося на берег; Эгерт решил было, что враг бежит – однако Сова просто видел то, чего не заметил полковник Солль. В камышах застряла лодочка – наследство от сбежавшего в панике рыбака; проваливаясь по колено в илистую кашу, Сова добрался до лодки и схватил лежащее на корме весло – широкое, как лопата, с тяжелой толстой ручкой.

Силы тут же сделались не равны; Сова наступал на Эгерта, и огромный рот его тянулся от уха до уха. С черной бороды ручьями лилась вода, глаза горели злобно и победоносно – Сова не только защищал свою жизнь и свободу, он мстил за давно погибшего «господина».

Ноги обоих увязали в иле; то тут, то там плюхались в воду потрево женные лягушки, над теплой тиной вилась мошкара. Эгерт чувствовал, как сквозь босые пальцы ног продавливается нежная грязь – давно забытое ощущение, что–то из детства, как странно и некстати...

Сова усмехнулся и ткнул веслом – умело ткнул, без размаха, коротко и сильно; Эгерт Солль, прославленный фехтовальщик, увернулся. В следу ющую секунду Сова ударил по низу – Эгерт не мог подпрыгнуть, ноги его увязали в иле. Угадав движение противника, он всеми силами попытался уклониться – но Сова все равно попал.

Весло угодило Эгерту выше колена; на мгновение он потерял способ ность видеть и соображать, и после секундного провала в памяти обнару жил, что лежит на спине, что высоко–высоко в синем небе парит голова Совы – мокрая, лохматая, с необъятным ощеренным ртом, и рядом – весло, видимое с торца, занесенное и уже падающее в ударе...

Солль перекатился. Весло ударило в тину, Сова зарычал – и лицо его сразу оказалось близко, так, что стали видны черные точечки в коричне вых с ободком глазах:

– А–а–а... Ща–а...

Весло легло поперек Эгерту поперек горла; захрипев, он беспомощно ударил руками – и правая ладонь его натолкнулась в тине на круглое и острое, как осколок зеркала. Судорожно сжав находку в ладони, Солль вслепую ударил туда, где должно было быть нависавшее над ним лицо.

Сова взревел; Эгерт ударил еще и еще. В руках у него был осколок большой раковины – неправильной формы перламутровый нож. Сова понемно гу ослабил хватку – из его шеи лилась кровь, красные ручейки из глубо ко рассеченного лба заливали глаза и скатывались по бороде.

Рванувшись из последних сил, Эгерт оттолкнул от своего горла ду шившее его весло, полоснул Сову по протянувшейся руке, откатился в сторону и встал на четвереньки. Раковина раскололась на два красивых и бесполезных перламутровых осколка.

Сова рычал, зажимая рану на плече. Черные сосульки волос падали ему на лицо, и сквозь них, как сквозь лесную чащу, проглядывали полные боли и ненависти круглые глаза.

– Сдавайся, – сказал Эгерт хрипло.

Сова рывком поднялся на ноги и вскинул весло:

– А–а–ща–а...

Удар его получился выше, чем следовало; Солль поднырнул под весло, схватил Сову за ноги и резко дернул на себя – разбойник грянулся спи ной в мутную жижу. Эгерт прыгнул, да так удачно, что ручка весла ока залась теперь уже против горла Совы.

Дальше было просто. Эгерт давил и давил, пока глаза его противника не сделались из злорадных отчаянными, а из отчаянных мутными и не зака тились под лоб. Сова захрипел, и лицо его покрылось наплывающей со всех сторон тиной.

Некоторое время Солль бессильно сидел на теле своего поверженного противника; потом со стоном поднялся, ухватил Сову за бороду и рывком выдернул его голову на поверхность. Атаман не подавал признаков жизни.

Хромая и со свистом втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, Солль добрался до лодки и нашел на дне ее рыбацкую сетку и моток веревки. Вернувшись к Сове, он с натугой перевернул тяжелое тело на бок и свя зал за спиной толстые, как окорока, безвольные руки.

Потом стянул с плеч рубашку – когда–то белая, она походила теперь на пиратский флаг. Солль методично прополоскал ее в относительно чис том месте, выкрутил и разорвал на полосы.

Сова лежал, и тина вокруг него пропиталась кровью. Эгерт сжал зубы и крепко перевязал атаманову рану; на окровавленной шее Совы болтался шелковый шнурок, и Солль бездумно заглянул в пришитый к нему кожаный мешочек.

Камушек с дырочкой, тусклая монетка и круглая пряжка, кажется, от плаща. Память? Талисман? И это он таскал при себе, как святыню? Святы ня – у Совы?!

Порыв ветра сухо зашелестел в камышах; Эгерт вздрогнул, опомнился и только теперь посмотрел на противоположный берег.

Бой был давно закончен; луг и дорога являли собой жутковатое зре лище. Стражники сваливали трупы на чью–то телегу; оставшиеся в живых разбойники сидели поодаль – спина к спине, и рядом, картинно опершись на копье, стоял часовой. Снесенного парома на было видно; некий толс тяк – Эгерт издалека узнал лейтенанта Ваора – размахивал руками, ука зывая на реку, камыши у дальнего берега, Эгерта, Сову...

Атаман зашевелился. Глаза его, снова обретшие осмысленное выраже ние, обрели вместе с тем и ненависть. Если бы можно было задушить взглядом, то Сова обвил бы его, как удавку, вокруг Соллевой шеи.

– Вставай, – сказал Эгерт одними губами.

Сова обнажил зубы и не шелохнулся. Солль встал, прихватив весло:

– Вставай, падаль! Ну?!

Сова завозился, рывком попытался освободиться, зарычал от боли; с третьей попытки тяжело поднялся, пошатнулся и едва не рухнул снова.

– В лодку, – бросил Солль.

Сова смотрел на устало и мрачно. Во взгляде его не было ни тени смирения – атаман не собирался сдаваться.

Эгерт толкнул его веслом между лопаток – и потом долго смотрел, как связанный Сова пытается влезть в лодку, как сопротивляется неус тойчивое суденышко и шумят под ветром камыши.

Наконец Сова тяжело перевалился через борт, покосился на Солля су зившимся глазом и завозился на дне, устраиваясь; Солль вытолкнул лодку на чистую воду и, зашипев от боли, забрался на корму.

Пострадавшая нога его понемногу отекала, становясь толстой и неук люжей; Эгерт греб, закусив губу, греб медленно и неумело – лодку сно сило течением, даже распоряжающийся лейтенант Ваор, того и гляди, скоро скроется из виду... Лейтенант проявлял рвение, отдавая неслышные приказы, желая и не умея помочь своему командиру; представить к капи танству, подумал Эгерт вяло.

Ладони его оказались порезанными – не то о раковину, не то о мяс ницкий нож; Сова сидел напротив, привалившись спиной к скамейке, и не сводил пристального, сосущего взгляда. Волосы атамана , борода, усы – все слилось в одну неопрятную массу, и Эгерту пришел на ум дохлый волк, виденный однажды в каварренском лесу. Свалявшаяся шкура... Мут ный глаз... Все, подумал Эгерт. Дело сделано. Что ты теперь скажешь, Ансин, теперь ты будешь...

Во взгляде Совы что–то изменилось. Кажется, расширились зрачки; Эгерт успел ощутить беспокойство и напрячься.

Резко откинувшись назад, Сова ударил Солля ногами.

Лодка заплясала, черпая бортами воду; Эгерт согнулся от боли, и Сова ударил снова – головой. Третий удар мог оказаться для Солля пос ледним – но атаман потерял равновесие и с рычанием выпал за борт.

Суденышко, лишившееся большей части груза, подскочило как попла вок и повернулось почти на целый оборот; там, где ушел под воду связа нный Сова, поднимались к поверхности пузыри.

Что ты теперь скажешь, Ансин, отрешенно подумал залитый кровью Эгерт.

...Лохматая борода очень удобна, если хватать за нее утопающего. Эгерт захлебывался и задыхался, плыл, оставаясь на месте – пока чьи–то руки не подхватили его и не подтянули к берегу, где суетился лейтенант Ваор, где глядели во все глаза молодые стражники, где угрюмо отворачи вались уцелевшие разбойники и молча лежали на траве пятеро Соллевых бойцов, не доживших до победы...

Утопшего Сову с трудом подняли за ноги четыре человека; из него, как из огромной бочки, извергся целый поток воды, после чего атаман закашлялся и стражники победно закричали.

Эгерт сидел на траве, бессмысленно глядя на красного с черным жуч ка, украшавшего собой раздавленный лист подорожника. То простое и опасное, что было целью, обернулось теперь победой; пытаясь поудобнее пристроить отекшую ногу, Солль признался себе, что этой удаче предпо чел бы смерть. Потому что теперь не за что прятаться – ни перед собой, ни перед судьей Ансином.

И придется смотреть в глаза.