* * *
Луар проснулся от шороха и возни за дверью кабинета . «Он там?" –
явственно спросил чей–то сдавленный шепот; Луар с трудом поднял голову
и в задумчивости потер онемевшую щеку. Вчера он заснул за столом, и
массивный магический том, послуживший ему подушкой, оставил на лице
теплый рубец.
За дверью деканова кабинета ходили и шептались; не вставая с крес
ла, Луар потянулся к чернильнице на краю стола, задел ее кончиками
пальцев и сбросил на пол.
Последовал грохот; в коридоре послышались быстрые удаляющиеся ша
ги. Луар перегнулся через стол и посмотрел на дело рук своих.
Медная чернильница лежала на боку, и черная лужа вокруг напоминала
очертаниями танцующую женщину. Луар даже протер глаза – вскинутые ру
ки, развевающаяся юбка...
Он тяжело поднялся, обошел необъятный стол, выглянул в коридор;
ему показалось, что в одной из ниш кто–то прячется. Проверять он,
впрочем, не стал. Пусть суетятся...
Он вернулся к упавшей чернильнице. Встал перед ней на колени и
медленно, но без усилия втянул черную лужу обратно в медное горлышко,
так что пляшущий силуэт на полу потерял очертания и пропал.
Зачем, подумал Луар устало.
Чернильница вскочила обратно на стол; медная крышечка на шарнире
со звоном захлопнулась. Луару неизвестно почему сделалось противно.
Чуть приоткрыв темную штору, он долго стоял у окна, подставив лицо
горячему летнему солнцу; университет давно был пуст, студенты разбежа
лись на вакации, и только старенький университетский служитель никак
не может смириться с тем, что кабинет декана сделался жилищем его вну
ка...
Следовало позавтракать. На тот случай у него припасены были хлеб и
копченая куриная нога; развернув тряпицу, в которой они хранились, Лу
ар понял, что не голоден.
Нахмурившись, он долго вспоминал, когда в последний раз испытывал
нечто похожее на голод или жажду; не вспомнил, обеспокоился и заставил
себя поесть.
Утоление желаний доставляет удовольствие, думал он, вытирая руки о
тряпицу. Худо, если желаний нет совсем. Ни тебе чревоугодия, ни тем
более сладострастия – ничего не хочется, и даже жажда знаний притупи
лась. Он ест через силу и через силу читает – скоро придется признать,
что и живет–то он через силу, по привычке, стыдясь прошлого и боясь
будущего...
В серебряной чаше посреди кабинета стояла вода. Луар задумчиво су
нул в нее руку; сколько же труда отняло это Зеркало Вод. Он обошел
пять источников с пятью баклажками, Он два дня провел в заклинаниях,
он успел десять раз отчаяться и взять себя в руки, прежде чем поверх
ность воды потемнела и на ней проступили тени...
И тогда он что есть силы ударил по воде ладонью. Теперь чаша стоит
бесполезная, и поверхность ее слепа...
Луар в задумчивости подобрал с пола упавший белый листок и смасте
рил кораблик. Края бумаги должны идеально совпадать – иначе суденышко
получится кривобокое... Ох, как ругала его когда–то мать – бумага слу
жит не для того, зачем ты испортил целый лист, больше никогда так не
делай...
Почему он все–таки разбил свое Зеркало? Страшно, или стыдно, или
не на что смотреть?
Небо, как он хочет увидеть мать. И Танталь. И сестру. Ведь хочет
же, истово хочет – почему разбил?!
Магические книги смотрели на него строгими внимательными корешка
ми. Щерилось чучело крысы, закованное в цепи; весь кабинет глядел ис
пытывающе, как судья или экзаменатор.
Нечего пялиться, сказал Луар. Я думал, что магия поможет мне – фи
тюлюшки, как говаривала моя старая нянька. Фитюлюшки, зря надеялся, из
меня такой же маг, как из этой крысы... То есть, конечно, зарабатывать
на ярмарках я мог бы – запихнуть в чернильницу расплескавшиеся черни
ла... Изготовить зеркало в обыкновенной чашке, а потом маяться и му
читься, заранее боясь того, что оно мне покажет...
Ублюдок, укоризненно сказала крыса. Тебя не должно было быть... Ты
занял место их сына – сына Эгерта и Тории, это был бы добрый мальчик,
приносящий счастье... Ты выжил его с этого света, ты убил его тем
только, что родился... На тебе печать, лапушка. Потому Танталь тебя
прокляла. Потому даже твоя мать отреклась от тебя – а как ей поступать
с убийцей собственного законного сына?! А Фагирра в земле. Фагирру так
и похоронили – с клещами... И такие же клещи готовят тебе. Доберутся
до тебя, лапушка, и правильно ведь доберутся, тот самый добрый дядя,
что мастерил тебе кораблики, что носил тебя на плечах и учил владеть
шпагой, и ты еще звал его «папа»...
Луар медленно вытянул руку.
Пальцы его напряглись и задрожали; из кончиков их вырвался белый
летучий огонь и хлестанул крысу по ощерившейся морде.
Кабинетом прошелся ветер; где–то хлопнул ставень, звонко разбилось
стекло, завыл чей–то пес. Чучело – или Луару показалось – сверкнуло
глазами в немыслимой злобе; сразу после этого цепи со звоном упали, но
и чучело повалилось тоже, обернувшись просто пустой истлевшей шкуркой.
Луар осел на пол; руки его дрожали. Он совершил нечто большое и
страшное – и совершенно зря, ведь не крыса разговаривала с ним, ох, не
крыса, он сам наконец–то сказал себе правду... большую часть правды.
Кто знает, сколько лет простояло здесь это дохлое животное, а он убил
его снова, теперь уже навсегда...
Шкурка потрескивала, сворачиваясь, как в огне; через несколько ми
нут среди цепей лежала только щепотка пепла. За окном быстрее, чем
следовало, собиралась гроза.
Ты силен, с уважением сказал Фагирра.
Я слаб, подумал Луар. Я жалок. Мне нигде нет места...
«Нет места в этом мире».
За окном бледно полыхнула молния. Гром ударил глухо и с опозданием
– будто неповоротливый хозяин гоняет на кухне таракана, и деревянный
башмак его бьет в то место, где усатая тварь была минуту назад...
«Нет места в этом мире, но, может быть...»
По стеклу забарабанил дождь, тут же обернувшийся ливнем.
Как, почему ты не хочешь быть магом, удивился Фагирра.
Луар подошел к окну и оттянул в сторону занавеску; мир по ту сто
рону стекла утопал в серой мути. Самое время подсесть к огоньку, при
жаться к теплому отцовскому боку и послушать историю о славных подви
гах, о боях и походах, о разящем оружии и поверженных врагах...
Но–но, ублюдок, сказал призрак крысы. К чему эти сантименты...
Дождевая вода размывает глину, где–то на склоне оврага обнажаются кос
ти егеря, загрызенного волками в позапрошлом году...
Рука Луара нащупала на груди медальон.
Молния вспыхнула одновременно с ударом грома, и Луар разглядел на
небе голубую сетку вен; в свете следующей вспышки он увидел Амулет на
своей ладони – он был изъеден ржавчиной почти полностью.
Следующую молнию он увидел уже через прорезь. Гром оглушил его,
как дубина.
...Человек сидел за клавесином; руки его неподвижно лежали на кла
вишах, и мелодия звучала сама собой. Старинная пастушья песенка, ис
полняемая с торжественностью гимна.
– Уймись, – сказал человек с кривой улыбкой. – И оставь меня в по
кое.
Один глаз его был живой и смотрел с мрачной насмешкой; другой,
мертвый и неподвижный, казался осколком стекла. Мелодия смолкла; те
перь сидящий просто стучал по клавишам длинным сухим пальцем, и звук
получался нудный, немузыкальный и однообразный.
– Спроси его, – пробормотал человек, рассеянно наклонив голову к
плечу. – Он должен знать... У него большое преимущество – он жив...
Хотя это как расценивать... М–м–м... Рано или поздно... А я уже успел,
– и он ударил по клавишам, извлекая полный диссонансов аккорд.
– Вы кто? – спросил Луар и не услышал себя. Человек за клавесином
пожал плечами:
– Зачем они извратили его имя... И дали его тебе. Перевертыш... –
он вдруг захлопнул крышку и навалился на нее локтями. Луар отшатнулся
– так пристально смотрел единственный зрячий глаз.
– Не обижайся... – незнакомец вздохнул. – Но если ворону вывалять
в муке – она все равно не станет лебедем, верно?
– Да, – сказал Луар. Незнакомец вдруг усмехнулся:
– Разве небо покрыто кожей? Голубой кожей? И кровь и сукровица? И
пылающие книги? Я знаю, ради чего... Но и он ушел. Да, – и незнакомец
печально покивал.
– Я пойду, – шепотом сказал Луар.
– Да кто ж тебя держит, – рассеянно пробормотал незнакомец, снова
открывая крышку клавесина.
За спиной у него оказалось огромное, до потолка, зеркало; в зерка
ле отражался печальный черноволосый мужчина с больными, почти собачь
ими глазами.
– Свечи только зажги, – сказал человек за клавесином. Пастушья пе
сенка грянула снова – надсадно, как похоронный марш.
...Он открыл глаза.
В кабинете было темно, и за окном лил дождь. На письменном столе
оплывала невесть откуда взявшаяся свеча.
