* * *
В его комнате было непривычно, неестественно чисто. Далла убирает
каждый день... Да и некому мять постель, марать половицы и разбрасывать
где попало вещи и книги.
Тория постояла на пороге, не решаясь войти. В детстве она вот так
же боялась войти в комнату, где лежала ее мертвая мать...
Тихо и чисто. Как при покойнике.
Комната ее мертвого сына.
Она закрыла дверь, так и не переступив порога. Луар...
Имя обожгло, как кнут.
Ночью она проснулась оттого, что посреди комнаты кто–то стоял –
молчаливый и холодный, как отражение в толще льда.
– Уйди, – взмолилась она, натягивая на голову одеяло, – уйди...
Что... За что...
Тогда, в подземелье, она тоже плакала и спрашивала, за что. Он
объяснял, не жалея времени, что чудовищное преступление должно быть по
карано... Наслать Мор – чудовищное преступление, не так ли?.. Она умо
ляла – но ведь не я... Я не виновата... И он объяснял, понимающе кивая:
наказывают не обязательно виноватых. Жертва должна быть невиновна –
иначе какая она жертва?..
Да, еще он хотел знать, где медальон... Очень хотел знать; Тория
сказала бы, чтобы прервать мучения – но в шоке и боли позабыла...
Посреди комнаты уже никого не было. Только запах горелого мяса.
Отвратительный запах.
...Руки, привязанные ремнями к деревянной скамье. Насладившись ее
стонами, он ослабил ремни, стягивающие ее щиколотки... Снял вовсе...
Она хотела ударить его ногами – но сил не было, она лишь жалко дерну
лась, и тогда руки в перчатках развели ей колени...
В перчатках? разве он был в перчатках? Она же вспоминала отврати
тельно–теплое, бескостное прикосновение голых ладоней...
Стояла глухая ночь. Тория встала, зажгла светильник, оделась и се
ла у окна.
Так и просидела до рассвета.
Мальчишка явился в кабинет, сопровождаемый старичком–служителем.
– Студент Якон? – осведомилась она холодно.
Мальчишка всхлипнул. Белесая головенка, россыпь веснушек на пух
ленькой детской физиономии.
– Больше не студент, – она повертела у него перед носом приказом
господина ректора.
Глаза его сделались большими–большими, жалкими и мокрыми:
– Госпожа... Я клянусь... Не надо, госпожа... За что... Я не хо
тел...
Она кивнула служителю; тот вывел парня за плечо. Из коридора до
неслись несдерживаемые, истошные рыдания.
Тория ничего не испытала. Разве что чуть–чуть облегчение – теперь
обо всем этом можно будет забыть...
С глаз долой.
