* * *
Луар спал. Я не сомкнула глаз ни на секунду.
Невозможно было сказать «люблю». В памяти сразу вставали все эти
Розы и Оллали, принцессы и единороги – повторяемое многократно, слово
давно потеряло для меня смысл, и я не знала теперь, как мне думать о
Луаре.
Я лежала затылком на его расслабленной тонкой руке. Я боялась не
то что пошевелиться – вздохнуть; мое тело затекло до бесчувствия, а Лу
ар все не просыпался, и, скосив глаза, я минуту за минутой разглядывала
его спокойное умиротворенное лицо.
Небо, сколько лет я потеряла вдали от него. Сколько самовлюбленных
ловеласов я называла «мужчинами». Как страшно я сделалась похожей на
Гезину...
Он спал. Кое–где в лице его проступали черты матери – совершенней
шей красавицы; но Луар не был красив. За последние тяжкие недели маль
чишеское обаяние стерлось с него, как позолота; взрослое лицо, оказав
шееся под ним, никак не соответствовало общепринятым понятиям о красо
те.
Будто бы назло Эгерту, подумала я устало. Те же светлые волосы и
серо–голубые глаза – но лицо у Луара другое, удивительно, что это
вскрылось только сейчас... А может быть, это последние дни так изменили
его?
У него, оказывается, жесткие губы. У него, который сама нежность,
который целует так ласково и одновременно страстно... Фу ты, уж не из
пьесы ли это, не хочу, не буду, так страшно, что это – настоящее – мо
жет разрушиться от фальшивого слова...
Длинные загнутые ресницы – от матери. А скулы – чужие. Скулы – от
отца, и подбородок, и линия лба...
Я поймала себя на попытке вообразить, как выглядел этот ужасный
Фагирра, о котором столько говорено; вот уж был бы тесть так тесть...
Я улыбнулась; будто отвечая на мою улыбку, в дверь деликатно поск
реблись:
– Не желает ли молодой господин отобедать?
Который час, подумала я в смятении.
Луар пошевельнулся. Я с наслаждением переменила позу, позволяя его
руке выскользнуть из–под моего затылка.
– Не желает ли молодой господин...
– Желает, – сказал Луар хрипловато, но без тени сна в неожиданно
властном голосе. – Обед на двоих.
Не оглядываясь, он выскользнул из–под полога и тут же задернул его
обратно; я смотрела, как тяжело качаются бархатные кисти у меня над го
ловой, и слушала, как он плещет водой в фарфоровом тазу. Богато живут
господа–постояльцы в гостинице «Медные врата»...
– Когда мне было пять лет, – сказал Луар, закончив плескаться, – я
упал в бочку с дождевой водой... Жаркий день, вода свежая, но не холод
ная...
Он замолчал.
– Ну? – спросила я, выждав минуту.
Он тихонько звякнул пряжкой на поясе. Пробормотал рассеянно:
– Потом захлебнулся и стал тонуть.
Снова последовала пауза; через дырочку в пологе я смотрела, как
Луар натягивает сапоги.
– И что? – спросила я снова.
– Ничего, – отозвался он слегка раздраженно. – Не утонул же... Как
видишь.
Мне показалось, что вместо «как видишь» он хотел сказать – «к со
жалению».
Как и я, он украл у судьбы эти несколько часов. Как и мне, ему
трудно и больно было возвращался к действительности. На секунду мне по
казалось, что он – это я и есть.
– Луар, – сказала я, обращаясь к бархатным кистям, – Луар... Я все
знаю.
Он не удивился. Он помолчал несколько минут; потом отозвался с ка
ким–то даже облегчением:
– Значит... Тем лучше. Ни о чем не будешь спрашивать, да?
Я прикусила язык. Не буду спрашивать. Сама узнаю.
Глаза у горничной Даллы сделались круглые, как блюдца. Ледяным то
ном я перечислила ей требования господина Луара; Далла неуверенно пред
положила, что, наверное, ей следует переговорить с госпожой...
Я рявкнула на нее, как рявкала, бывало, по ходу действия на Три
ра–простака. Господин Луар – совершеннолетний; никто не лишал его нас
ледства, не говоря уж о том, что требуемые мною вещи принадлежат ему и
только ему...
Пряча глаза, Далла вынесла мне сундучок. Я ни на секунду не сомне
валась в том, что сразу же после моего ухода госпожа Тория узнает все
причитающиеся подробности.
По дороге обратно я зашла в оружейную лавку – лучшую и самую бога
тую лавку под кичливой вывеской «Необоримый дракон». Посетители – два
пышно разодетых аристократа – уставились на меня с таким видом, будто
пред их спесивые очи явилась обритая наголо ежиха. Хозяин за прилавком
нахмурился и собрался меня выставить.
– От господина Луара Солля, – сказала я небрежно и выложила на по
лированные доски прилавка маленький кинжал в богато изукрашенных ножнах.
Аристократы вытянули шеи; кинжал был очень красив, он намертво
приковывал даже взгляд дилетанта – хозяин же, осмотрев инкрустированный
клинок и перерубив на лету собственный вырванный волос, тихонько и
удовлетворенно крякнул.
– Цена господина Солля? – вкрадчиво осведомился один из посетите
лей.
Я назвала цену. Хозяин напрягся:
– Передергиваешь, плутовка! Хочешь подзаработать на хозяине, да?
Я пожала плечами:
– Вам прекрасно известна истинная цена этой вещи... Она сделана на
заказ оружейниками города Каваррена, славного своими воинскими традици
ями... Если вы не желаете приобрести игрушку – что ж...
Я протянула руку, собираясь забрать кинжал; второй посетитель шеп
нул что–то на ухо первому. Хозяин поймал его взгляд и цапнул меня за
запястье:
– Хорошо... Ладно, – рука его потянулась к кинжалу, но я проворно
накрыла его рукавом:
– Деньги, досточтимый господин.
Бранясь и проклиная мою жадность, хозяин скрылся в недрах лавки;
на плечо мне легла покрытая перчаткой ладонь. О, как мне были знакомы
эти прикосновения – покровительственные и как бы случайные, цепкие, на
рочито чувственные, убежденные в безнаказанности: смазливая комедиант
ка, отчего бы не пощупать...
Первый посетитель наклонился к самому моему уху. От него несло,
как из парфюмерной лавки, где на полу лежат с десяток неухоженных мок
рых псов.
– Я бы набавил пару монет, плутовка, – предложил он игривым шепот
ком. – Игрушка того стоит... – и в подтверждение некой двусмысленности
своих слов он больно щипнул меня за ребро.
– Я продаю кинжал за цену, назначенную господином Луаром, – сказа
ла я громко и холодно. Первый посетитель отдернул руку – а хозяин, воз
никший в дверях в объемистым мешочком, недобро ощерился:
– Нехорошо, господа... Торг свершился, соблюдем же благородство...
С твоей рожей только о благородстве говорить, подумала я, тщатель
но и без спешки пересчитывая деньги. В жизни не видела столько золотых
монет.
Первый посетитель озлился – на хозяина, на меня и на судьбу; я уш
ла с гордо поднятой головой, оставляя за спиной некрасивую базарную пе
ребранку.
