*** *** ***
В который раз Макс поглядел на чуть смазанный снимок: на бегу не
очень удобно фотографировать. Узкий, словно каньон, двор, светлое
пятно арки, и на его фоне – два силуэта. Снимал Макс с пояса, поэтому
силуэты видны с непривычно низкой точки и кажутся очень высокими. Один
– так вообще оглоблей кажется. Действительно высокий! Судя по
очертаниям – дог. Второй похож на терьера или ризена, но на терьера
больше. М–да, надо же, единственный снимок, и тот на фоне света, ни
хрена не разглядишь.
Макс с сожалением вздохнул. Плотно его эти ребята в оборот взяли.
И, главное, совершенно не пытались действовать скрытно, втихую. Прямо
по центральной улице за ним бегали. Черт, может они все же сибиряки? У
себя дома никто не прячется, зачем, скажите на милость, прятаться у
себя дома?
Неужели он ошибся? По его расчетам, эти двое были агентами Балтии,
и именно их поджидал на лавочке ныне покойный Карл Логан.
Конечно, никто не смог бы предвидеть события за двадцать лет. Как
говорил пойнтер–связной, никто не сможет поручиться даже за нынешнее
мгновение. И в том, что Логан окопался в Алзамае именно из–за маяка,
тоже нельзя быть абсолютно уверенным. Не боялся же он, в конце концов,
носить на пальце именной перстень Университета Хельсинки, хотя имя на
Эдуарда Эрлихмана все же сменил. Интересно, как далеко он зашел в
своих изысканиях? Если, конечно, разрабатывал именно эту тему. И
вообще, видел ли он маяк? Координаты он, похоже, знал.
Неужели прибалты еще тогда, двадцать лет назад, что–то заподозрили
и попытались раскопать? Ну, ладно, не двадцать, а восемнадцать, это не
слишком меняет дело. А если так, почему все эти годы только Логан
сиднем сидел в Алзамае и притворялся Эдуардом Эрлихманом? Впрочем,
может он здесь и не один. Но пойнтер сказал, что больше никто не
интересовался маяком. И даже не пытался приблизиться. Да и
Эрлихман–Логан к нему не приближался, видимо, изучал издалека, с
помощью селектоидов–эмпатов и дистанционной аппаратуры.
Макс взял со стола другую фотографию, и с минуту пристально
вглядывался в удивленное лицо Логана. Снимок был сделан, наверное, в
ту самую секунду, когда скорпион вонзал жало; яд еще не начал
действовать и жертва почувствовала только болезненный укол. Миг перед
смертью.
Так и не сумев ничего прочесть в этом взгляде, Макс разорвал обе
фотографии на клочки и устроил в пепельнице миниатюрный крематорий.
Пока обрывки фоток горели, с ножницами в руках подошел к щербатому
зеркалу. С тяжким вздохом отхватил себе первый локон роскошной
ухоженной шевелюры. Первый, второй, третий... А когда на голове
остались только безобразные клочки, намылил все это безобразие, и
принялся тщательно выбривать. Под ноль. Даже уши.
Еще час он провел под кварцевой лампой, придавая лысине
естественно–загорелый оттенок.
Когда он снова подошел к зеркалу на него глядел худой и скуластый
парень, которого Макс уже успел забыть. М–да. Наметанный глаз,
конечно, в конце–концов распознает того самого вчерашнего волосатика.
Обыватель же непременно решит, что перед ним другой человек. Ну и
ладно.
Одежду Макс запихал в непрозрачный пакет и бросил в угол; придет
час и пакет этот успокоится на какой–нибудь далекой свалке.
В крошечное оконце под самым потолком с любопытством заглядывал
вечер.
«Подремлю», – решил Макс.
Ему предстояло насыщенное утро. А еще нужно унять панику в
разбитом подсознании от сегодняшнего убийства. Макс не впервые убивал
себе подобных. Но психика – слишком тонкая штука, чтобы не обращать
внимания на ее фокусы. Нервный срыв может погубить в итоге все
задание.
Макс лег на расстеленный спальник и сконцентрировался. И стал
крупица за крупицей вытравливать из собственной души страх,
растерянность и боль – все, что скопилось там за прошедшие после
убийства Карла Логана часы.
