33. Нанга-Парбат – Манслу.
Первым в себя пришел несгибаемый вирг Вольво.
Он поднялся, отряхнул часть налипшего песка и сбросил спасжилет.
– Сушиться надо. И двигать отсюда...
Он, подавая пример, решительно стянул и расправил на прохладном с
утра песке куртку и рубаху; тщательно расшнуровал высокие кожаные
ботинки и долго вытряхивал из них упрямые капли.
– Штаны тоже можешь снять, – с ехидцей бросила ему Инси. Но вирга
трудно было смутить.
Скоро узенький пляж между морем и Чонгаром сплошь покрылся
одеждой, а живые сбились в круг, отогреваясь в лучах встающего солнца.
Прибой равнодушно вылизывал прибрежный песок, а в проливе гуляли у
самого дна причудливые случайные течения, то и дело вспенивая ни с
того ни с сего еще недавно спокойную поверхность. Над водой носились
чайки, едва не задевая кончиками крыльев волны, что бежали куда–то
беспорядочно и торопливо.
Халькдафф отдал Инси длинную мужскую рубашку из непромокаемого
рюкзака. А Пард рассмотрел в том же рюкзаке весь курительный набор –
эльф действительно всюду таскал за собой эти безделицы.
Крымские торпедники продолжали шнырять на виду; правда, из десятка
осталось всего четыре. Остальные убрались. Но эти словно задались
целью разнюхать дальнейшие действия живых с потопленного броненосца.
Два раза корабли с командой Техника Большого Киева топили. Два
раза пришлось спасаться вплавь. Два раза всех могло затянуть вслед за
гибнущей посудиной в пучину, откуда нет выхода даже во мрак вечной
ночи. Первый раз команда недосчиталась половины живых. Второй, хвала
жизни, обошлось без жертв, если не брать в расчет ранения Мины и
Роелофсена.
Система была упорна и последовательна. И поразительно невезуча.
Кто–то помогал живым, и Пард даже знал наверняка – кто именно.
Мир против Системы. Живая земля против железных машин. Зелень
загородных парков против бетона городских кварталов.
Сама Жизнь вступается за тех, кто жаждет движения и не приемлет
тысячелетней спячки. Привычный мир раскололся на две непохожих
половины. Но никто, как всегда, точно не мог сказать где именно
пролегает невидимая граница.
Живые Техника Большого Киева пользуются машинами. Бездушная
система наносит удары руками ничего не подозревающих живых.
Кажется, что совсем рядом зеркало – но в чем–то оно врет. Кое–что
отражает правильно, а кое–что – шиворот–навыворот. И поди разберись
где правда, а где ловкий обман, иллюзия...
И поди разберись – на чьей ты стороне. Даже если искренне уверен,
что выбор давно сделан, каждый твой поступок лишь подтверждает этот
выбор.
Все, абсолютно все может обернуться всего лишь отражением в
неправильном зеркале, и тогда тебя вдруг настигнет твоя же рука, в
час, когда этого совсем не ждешь.
И хорошо, если тебя самого, а не твоего друга.
Из раздумий Парда вывел хлопок по плечу. Пард приподнял голову с
надутого жилета, прикрылся ладонью от солнца.
– Надо бы идти, шеф!
Над лежащим Пардом склонился уже одетый Халькдафф.
– Чего–то торпедники нервничают!
Команда облачалась во влажную одежду. Это было неприятно, Пард
вскоре ощутил на себе, но торчать дальше на узком мысу и впрямь было
глупо.
И они двинули прочь от восточного края косы. Сначала по
чонгарскому берегу, но постоянный ветер со стороны Киева за долгие
годы нагнал к Тузле столько всякой плавучей дряни, что чонгарский
берег жизнь весть когда превратился в сплошное малопроходимое болото.
Пришлось идти по черноморскому. Этот берег, напротив, был чист, словно
пляжи курортных районов. Разве что, песок кое–где был разбавлен
россыпями битых ракушек: зимние штормы, бывало, перехлестывали косу,
будто притопленное бревно.
Коса становилась шире. Правый, северный берег постепенно пропал из
виду. Голый песок сменился сначала редкими кустиками травы, потом
просто травяной полосой, а дальше стали попадаться даже маленькие
деревца. Через километр деревца стали выше хольфингов, еще через
полкилометра – выше гномов.
Пард помнил, что в самой широкой части море от Чонгара отделено
четырьмя сотнями метров суши. А в длину Тузла протянулась на добрых
семь километров. Или пять миль – как кому больше нравится.
Пропали куда–то еще два катера, но оставшаяся пара продолжала
неотступно сопровождать неровную цепочку живых, бредущих по песку.
– Чего им неймется? – ворчал Бюскермолен, зыркая на катера.
– Эх, ракетницу бы... – вздыхал в ответ Беленький.
«Ну, дойдем мы до западного края косы, – рассеянно думал Пард. – А
дальше что? Опять вплавь? Крымский берег оттуда должен быть виден...»
Он уже собирался посоветоваться с Халькдаффом, Вольво и Инси,
когда идущий первым Иланд вдруг замер, издав короткое негромкое
восклицание.
Невдалеке, метрах в семидесяти от берега, в зарослях
деревьев–маслин что–то краснело. Что–то до боли знакомое.
Надувной спасательный плот, похожий издали на натянутую палатку. И
по тугому резиновому борту плота змеилась черная, ясно различимая
надпись: «Гелиодор».
А потом из плота–палатки выбралась высокая тень в темно–зеленой
маскировочной одежде, на миг замерла в недоумении, и бросилась к ним.
А Иланд бросился навстречу, нелепо, словно чайка на взлете, раскинув
руки.
– Иланд!
– Вахмистр!
Вольво даже остановился.
– Ну и ну! Выплыл, чертяка!
Впервые за много дней Пард видел улыбающегося Иланда.
– Привет, Вахмистр! – поздоровалась с эльфом Инси. – Как ты здесь
оказался?
– Течением принесло, не поверите! Тащило в пролив, но я сумел
запустить двигатель на плоту. Но вы–то как здесь оказались?
«Действительно, – подумал Пард рассеянно. – Вахмистр должен
удивиться сильнее нас...»
– А нас потопили, – объяснил неунывающий орк Вася. – Слыхал пальбу
пару часов назад?
– Слыхал! – кивнул Вахмистр.
– Это мы! – гордо объяснил Вася, словно подчинение дикого
броненосца была целиком его, Васина заслуга.
Все невольно засмеялись, даже раненые Роелофсен и Мина.
– А ты, гляжу, неплохо устроился, – сказал Иланд, обернувшись к
плоту. Рядом, в тени маслин виднелся над погасшим кострищем котелок на
треноге, а на натянутой между ветвей веревке сушилась внушительная
низка бычков и несколько крупных кефалей.
– Пришлось... – Вахмистр уныло вздохнул. – Я раз шесть удрать
пытался, да катера крымские, заразы, тут же назад загоняют. Как они
только плот не прострелили, ума не приложу. Вот, решил выждать, может
снимут оцепление...
– Жди, снимут они, как же, – проворчал Халькдафф.
Вахмистр впервые поглядел седому эльфу в лицо.
– Кстати, – сказал он. – Здравствуй, Халькдафф. Сколько мы с тобой
не виделись?
– Здравствуй, Вахмистр, – вежливо ответил Халькдафф. – Давненько
не виделись, ты прав. С войны за Балеары, кажется.
– Халькдафф в команде, Вахмистр. А за хозяина теперь у нас Пард, –
предупредил Вольво.
– Значит, – бесстрастно уточнил Вахмистр, – все получилось?
– Еще не все, – вздохнул Вольво, – но многое. Броненосец,
например, по рецепту Парда мы подчинили... правда, таким способом, что
я и за тысячу лет изобрести не сумел бы.
– Выходит, ваш выбор оказался верным, – пожал плечами Вахмистр. –
Я рад, что мы снова в одной команде, Халькдафф, хоть я всегда и
осуждал твои методы.
– Не вижу ничего недостойного в моих методах, – огрызнулся
Халькдафф.
– Прекратите, – решительно оборвала их Инси. – Я, конечно, недолго
пробуду Техником Большого Киева, но пока я все еще Техник.
Эльфы, тысячелетние эльфы послушно склонили головы перед ней,
перед женщиной–лонгером, только начинающей жить. И Пард вдруг понял,
как нелегко дается им эта покорность. И попытался представить – каково
это, строить надгробные памятник и себе, и собственной расе.
Ведь все долгоживущие в команде Техника Большого Киева последнее
время занимались именно этим – рыли собственную могилу, чтоб однажды
исчезнуть из этого мира. Раньше срока, отпущенного свыше.
И Пард с трудом сдержался, чтоб не вздрогнуть от прогулявшейся по
спине стужи.
А Бюскермолен с отвращением огляделся – его, конечно, расстраивала
жалкая полоска песка и целое море воды.
– Значит, отсюда нас добром не выпустят? – сказал он угрюмо и
поднял глаза на Парда. – Шеф, придумай способ покинуть этот островок.
Только побыстрее, а?
– Я постараюсь, – честно пообещал Пард.
