12. «я Ее Нашел!»
Сварог по сути бездельничал. Он навестил сначала Орка, потом
снольдерского любителя риска, разговаривал с обоими недолго, чуть ли не
стоя, создавая впечатление, что невероятно спешит. Уже возле особняка Орка
к нему обрадованно сели на хвост потерявшие было след шпики – с которыми
он учтиво раскланялся из коляски. Того, получившего от Мары монетой в
глаз, он больше не видел – но один из новых, хоть и не похожий внешне на
горротца, при каждом резком движении девчонки торопился отъехать подальше,
что выдавало его принадлежность к белому флагу с черным солнцем.
Остаток этого дня и весь следующий Сварог болтался без дела по дому
графини, готовому к любым неожиданностям: у ворот и в саду прохаживались
вооруженные дворяне, вдоль стен, позвякивая скользившими по натянутым
канатам цепями, бегали здоровенные псы мясницкой породы, черные,
гладкошерстные, с отрезанными ушами и хвостами. Гребень стены покрылся
железными «ежами», ворота закрыты плетенками из колючей проволоки. Все
слуги вооружены. Особняк стал наглядной иллюстрацией к историческому
роману о войне Кабанов с Волками [междоусобная война двух дворянских
группировок, длившаяся в период Троецарствия около шести лет; символом
одного лагеря был дикий кабан, другого – волк], когда лихие налеты средь
бела дня на городские дома недругов были делом самым обычным. Войдя в
азарт, Маргилена велела было выкатить из каретного сарая две старинные
фамильные пушки, но Сварог ее отговорил, пожалев пауков, давно устроивших
в жерлах дачи. По городу ползали пущенные людьми Гинкера слухи – что барон
Готар собирается перевезти в дом графини сокровища своего предшественника
и загодя принял меры предосторожности. На самом деле Сварог, превращая
особняк в крепость, хотел заставить своих конкурентов решить, будто
найденную принцессу он намерен укрывать у графини. Между тем укрыть ее
должна была бабка–гусятница...
Конкуренты не дремали. В окошках дома напротив порой довольно
откровенно поблескивали стекла наведенных на особняк подзорных труб. Время
от времени по улице проезжали и проходили субъекты, чья профессия сомнений
не вызывала. Все эти знаки внимания Сварога мало занимали и ничуть не
трогали. Он довольствовался тем, что без особой необходимости частенько
обходил посты. И ждал. То есть делал единственное, что мог. Если так вели
себя и остальные главные игроки, ситуация не имела в шахматах ни аналогии,
ни названия – участники игры отошли от доски, а их пешки, кони и слоны
совершенно самостоятельно носились по черным и белым квадратам, не нанося
урона противнику.
Тяжба старшего графа прямо–таки молниеносно закончилась его полным
поражением. Король Конгер Ужасный, узнав о поступившей к коронному судье
жалобе на нарушение «Закона о колдовстве», не стал ни гневаться, ни
ввязываться в затяжную возню судейской бюрократии. В тот же самый день
снольдерские самолеты перелетели на заброшенный ипподром, принадлежавший
самому королю, а королевские домены, считалось, вне всяких законов, кроме
воли венценосца... Изящный ход, беспроигрышный и не ведущий за собой
никаких репрессий. Узнав о нем, Сварог совершил действия, недвусмысленно
квалифицировавшиеся законами Ронеро как «оскорбление величества словом».
Но поскольку свидетелями были люди верные – Мара и отрешенный от всего
сущего, кроме «пятнашки», граф Дино, – Конгеру так и не довелось узнать,
что некий барон назвал его в сердцах сукиным котом и осколком феодализма.
Впрочем, последнее оскорбление вряд ли понял бы и король, и зловещая
Багряная Палата...
За бабку–гусятницу Сварог не беспокоился – он приезжал туда,
убедившись, что слежки нет. Трудами барона Гинкера из домика напротив
выставили хозяина–огородника, сполна заплатив ему за недвижимость и
намекнув, что его развалюха понадобилась конторе, о которой и думать
страшно, не то что называть вслух. Со строжайшим напутствием держать язык
за зубами огородник был выставлен в противоположный конец города, где
купил домик не хуже и затаился, как мышка, а на его бывшем подворье
поселились несколько неразговорчивых верзил – в количестве, достаточном
для круглосуточного наблюдения за бабкиным домом. Сварог хотел избежать
любых неожиданностей – и потому у бабки поселился приехавший из деревни
родственник, скрывавший под кафтаном пистолет, налитую свинцом дубинку и
полицейскую бляху. Капрал Шег Шедарис, трезвехонький, как стеклышко,
приобрел новую одежду, пробавлялся двумя кружками пива в день и готов был
прянуть в седло по первому зову трубы. Леверлин сидел в Ремиденуме, ожидая
боевого клича. Тетка Чари купила на деньги Сварога десяток выезженных
лошадей и держала у себя в конюшне. Сварог запасся у Гинкера полицейской
бляхой, офицерской, с золотой каймой. Одним словом, все было расписано,
как по нотам. И Сварог задавался одним–единственным вопросом: есть ли у
конкурентов столь же детальные планы на случай, если он найдет принцессу
первым? Пожалуй, есть, и вопрос следует сформулировать иначе: насколько
действенными окажутся их планы, учитывая, что конкуренты все же действуют
шпионским образом на территории чужой державы?
А ночи, две подряд, выдались бурными. Прекрасно спевшиеся боевые
подруги заявлялись к нему с темнотой – и, несмотря на все приятные стороны
этих вторжений, Сварогу приходилось нелегко. Пожалуй, он охотно раскрыл бы
графу Дино секрет решения – но решений–то не существовало... Что до
головоломки, она завоевала Равену в двое суток, и страсти понемногу
накалялись... Сейчас, стоя ранним утром на галерее, Сварог думал почти
весело: когда бомба взорвется, от особняка Орка останутся одни стены...
– Когда же мы будем драться? – спросила бесшумно подошедшая Мара.
– Надеюсь, до этого вообще не дойдет, – сказал Сварог, ухитрившись не
вздрогнуть от неожиданности и чертыхнувшись про себя. – Один умный человек
написал как–то, что лучший полководец – тот, кто выигрывает сражение, так
и не развязав битвы...
– Никогда не слышала.
– Он давно жил, – сказал Сварог.
Проще говоря, он еще и не родился, но не стоит объяснять боевой
подруге эти сложности. К тому же Сварог не уверен был до конца, что это –
прошлое. С тем же успехом и долей вероятности окружающее могло оказаться
пресловутым параллельным пространством, очередной копией Солнечной
системы, живущей по иным картам, иному календарю и иным часам.
– Вообще–то в этом утверждении есть резон, – сказала Мара. – Для
больших сражений это, возможно, и годится. Но я не возражала бы против
легкой разминки...
– Не накаркай, – сказал Сварог. – Я очень хотел бы убраться отсюда
тихо и благопристойно, не протыкая по дороге встречных. – Он повернул
голову на стук колес. – Поздравляю. Кажется, в романах это и называется
«интрига завязывается». – Он перегнулся через перила и закричал дежурившим
у ворот дворянам: – Пропустить!
Паколет влетел в ворота, размахивая большим синим конвертом
«соколиной почты» [почта различается на обычную, доставляемую почтовыми
каретами (зеленый конверт с изображением двух почтовых рожков) и срочную,
которую возят верховые почтари (синий конверт с соколом)], держа его на
виду скорее для сторонних наблюдателей – так что это, вероятнее всего,
была уловка. Опрометью бросился на галерею, к Сварогу, перепрыгивая через
три ступеньки. Сварог напряженно ждал с колотящимся сердцем, надеясь на
лучшее, но из суеверия ожидал самого худшего.
Паколет остановился перед ним, тяжело дыша, словно сам бежал всю
дорогу в оглоблях вместо извозчичьей лошади. Счастливо улыбнулся во весь
рот, отступил, опять придвинулся, большими пальцами взъерошил свои редкие
усики. Сварог взял его за локоть и потащил в комнату с занавешенными
окнами.
– Командир!
– Ты не спеши, – посоветовал Сварог, сам охваченный радостным
возбуждением. – Членораздельно, спокойнее...
Паколет швырнул бесполезный конверт:
– Ваше величество!
– Спокойно! – рявкнул Сварог.
Подействовало. Спокойно, даже чуточку равнодушно Паколет сказал:
– Нашел я ее. Бабка не догадалась, а я догадался, как–никак бабка у
нас примерная гусятница, а я – ночной парикмахер и всякое повидал... Эти,
которые не мужчины и не женщины, – притон для педрил! Понимаете, почему
бабке не удалось? Вы ж сами с магией знаетесь, командир! У нас эта мода
давненько приугасла, пока лет двадцать назад не занесли из Балонга...
Кажется, Сварог понял. Запах мысли. Возьмите у матери–собаки щенка,
хорошенько натрите его кошачьей писуркой, положите назад – и какое–то
время мать будет в полном недоумении, не в силах определить, к какой же
породе относится это странное существо. Потому что для собаки запах важнее
того, что она видит глазами. Так и с колдунами. Они чуют запах – в данном
случае запах мысли. У женщины свой запах мысли, у мужчины свой. И колдун,
если нет практики, непременно собьется со следа...
– На Морской, неподалеку от переулка Белошвеек, есть притон, –
продолжал Паколет. – Столь высокого пошиба, что это уже не притоном
называется, а салоном, где собираются сплошь благородные. Хозяином там
разорившийся барон. Полиция не препятствует, потому как туда похаживает
сам барон Гинкер. Грешен, командир, я там частенько брал кошельки, так что
место знакомое. У педрилы мозги, как бы вам объяснить, сдвинуты с обычного
ритма, его «оседлать» легче... Ну вот, когда мне эта мысль стукнула в
голову, поднял я бабку спозаранку, сожгла она тот платочек, сделала
«черный настой», сунул я склянку в карман, помчался на Морскую, подошел к
дому – и фыркнул настой так, что пробка вылетела, и залило мне весь бок...
– Иди переоденься в мужское, – бросил Сварог Маре. – Возьми свое
оружие, какое есть.
Фокус с «черным настоем» он тоже знал. Настой на пепле из сожженной
вещи разыскиваемого человека, если его готовил знающий дело колдун,
багровеет и пенится, стоит ему оказаться неподалеку от хозяина вещи. Этот
прием не годится для поисков наугад – попробуйте обойти большой город
вроде Равены, вытаскивая скляночку под каждым окном, у каждой калитки...
Зато этот метод прекрасно срабатывает, когда есть подозрения на какой–то
определенный дом. В старину этим широко пользовались, чтобы уличить
преступника, если находилась оброненная им вещь, а женщины, заподозрив
конкретную соперницу, бежали к колдуну с платком мужа и ловили его на
горячем.
Неужели Гинкер, владелец этого притона, ведет двойную игру? Или дело
в той самой логике непрофессионалов и он сам ни о чем не подозревает?
Бордель для педрил – последнее место, которое ассоциируется со словом
«женщина». А темнее всего – под пламенем свечи. Слухи об этом роскошном
притончике гуляли при дворе, могло дойти и до Делии...
Вот и все. Бабка–гусятница приютит. Лошадей у тетки Чари в избытке.
Нынче же днем группа всадников с железными документами и выправленными по
всей форме подорожными покинет город. А отъехав в безлюдные места, сядут
на пароход и поплывут в Харлан – туда ближе всего, там заправляет Хартог,
не столь давно взошедший на престол, чтобы успеть преисполниться
неблагодарности. И дальше – море...
Сунув Паколета за стол в красной гостиной напротив равнодушного ко
всему на свете, кроме «пятнашки», графа Дино, поставив перед верным
мошенником бутылку и стакан, Сварог побежал к себе в комнату, переоделся в
простой дорожный костюм. Собирать ему было почти что и нечего –
Доран–ан–Тег, пару пистолетов да несколько туго набитых кошельков и
кое–какие бумаги. Застегнул кожаный колет, глянул в зеркало – еще один
дворянин–путешественник, какие в превеликом обилии снуют по дорогам
королевства. Застегнул на груди перевязь, так, чтобы ножны меча оказались
за спиной, а рукоять торчала над плечом. Оказалось, так носить меч и в
самом деле гораздо удобнее – выигрываешь секунды, можно, выхватив, нанести
удар без всякого замаха...
– Вот и все?
– Вот и все, Маргилена, – сказал Сварог, обернувшись. – Сюда мы в
любом случае не вернемся, хотя шпики должны думать иначе...
– И это все, что ты можешь сказать?
Сварог смотрел в ее печальные серые глаза и лихорадочно искал слова.
Ну что тут скажешь?
– Ты удивительная женщина, – сказал он. – Серьезно.
– Я знаю. И постарайся никогда ко мне не возвращаться. Во–первых, я
не умею долго спать в одиночестве и терпеть не могу воскрешать былые
привязанности. Очень быстро забываю прошлое. Во–вторых, для тебя время
идет по–другому, ты и не заметишь за хлопотами, сколько лет пронеслось – а
с нами обстоит чуть иначе. Береги девочку. Удачи... Серый Рыцарь.
Приподнялась на цыпочки, чмокнула его в щеку, отвернулась и вышла из
комнаты. Сварог подумал, что лучшего прощания нельзя и выдумать.
Когда они втроем сели в коляску, Сварог спросил:
– Ты меч в руках когда–нибудь держал?
– Вот уж чего не доводилось, – сказал Паколет. – Драться могу неплохо
и с ножом тоже управлюсь. Если честно, найдется за мной и полдюжины
порезанных, и даже один жмурик. Но вот военного оружия в руках не
держал...
– Тогда не стоит и пробовать, – сказал Сварог. – Будешь пока что
пребывать в обозе.
Хвосты они рубили там же, где и в прошлый раз, когда ехали к
Леверлину. В одном из хитрых домов, охваченных вниманием барона Гинкера, –
входишь в сапожную лавку, ныряешь в дверцу за прилавком, и сидящий в
задней комнате посвященный человек бегом провожает тебя по лабиринту
переходов, лестниц, коридорчиков, тупиков и двориков, пока не окажешься за
квартал отсюда, на совершенно другой улице, вовсе даже перпендикулярной
той, где размещен исходный пункт. Помимо сапожной лавки, имелись другие
входы и выходы, так что лабиринтов было несколько – и все они затейливо
вмонтированы в самые обыкновенные доходные дома, так что жильцы ничего не
подозревают и привыкли к шмыгающим мимо незнакомцам.
...Паколета оставили в обозе, сиречь в карете отца Калеба. Леверлин и
капрал Шедарис заняли позицию у задней калитки, выходившей в безлюдный
переулок, где не было домов – лишь стена чьего–то парка. Сварог же с Марой
поступили, как вежливые люди: подошли к парадным воротам в стене,
окружавшей ухоженный сад и двухэтажный красивый домик с желтой черепичной
крышей.
Рядом о воротами блестела начищенная медная ручка звонка в виде
бутона розы, но переигрывать с вежливостью не стоило – условного сигнала
они не знали, а на беспорядочный трезвон наверняка вышел бы неприветливый
тип в ливрее без герба и сообщил, что господа в отъезде, а ему настрого
ведено никого не пущать, чтобы не пропадали серебряные ложки... Поэтому
Сварог, определив по заклепкам калитки, где с внутренней стороны находится
засов, оглянулся и, убедившись в полном отсутствии свидетелей, нанес в то
место страшный удар топором. Толкнул калитку ногой, и она бесшумно
распахнулась на добротно смазанных петлях.
Они прошли по дорожке, никого по пути не встретив, как ни в чем не
бывало вошли в дом. В прихожей и в самом деле обнаружился хмурый верзила в
ливрее без герба, уставившийся на них несколько оторопело:
– Как это вы сюда? Здесь владение...
– Друг мой, – мягко прервал его Сварог. – У вас есть нравственный
стержень или высокие идеалы?
Верзила не испугался бы удара, но таким вопросом он на миг был
приведен в состояние полного отупения. Сварог ударил его локтем в
подбородок, подставив подножку, потом, когда верзила уже валился, резко
выпрямил руку и добавил ребром ладони по черепу. Прислушался. Где–то
поблизости жеманно смеялись, на втором этаже лениво позвякивали струны
виолона – но никаких признаков оживленного веселья. Должно быть, не время.
Верзила зашевелился. Сварог дал ему время привыкнуть к новой ситуации
и спросил:
– Где хозяин? – для вящего эффекта приблизив к горлу лезвие топора. –
Хозяин где? Зарежу, сучий потрох...
Тот на всякий случай вовсе не произнес ни слова, только показал рукой
на второй этаж.
– Вставай и веди, – приказал Сварог, убирая топор.
Верзила встал, потирая то челюсть, то висок, покорно пошел впереди.
Мара замыкала шествие. Сварог не волновался ничуть – скорее, в голове была
совершеннейшая пустота.
Распахнулась дверь, в коридор выпорхнули двое некрашеных юнцов в
женских платьях. Сварог молча показал им кулак, и они понятливо юркнули
назад, спасаясь от грубой прозы жизни. Верзила молча тащился впереди.
– Эй, ты, часом, не онемел? – полюбопытствовал Сварог.
Верзила угрюмо проворчал:
– У нас сегодня барон Гинкер ожидается, шли бы вы подобру–поздорову,
пока не огребли хлопот выше ушей...
Сварог молча ткнул его обухом в поясницу, и тот пошел быстрее.
Остановился перед дверью в конце коридора и наладился было нырнуть в нее
первым, но Сварог его на всякий случай придержал. Сам нажал на ручку,
осторожненько заглянул внутрь. Спиной к нему сидел в кресле старик и
что–то увлеченно писал, временами воздевая глаза к потолку и помахивая
пером. Походило на творческие муки поэта. Удовлетворенно кивнув, Сварог
хотел войти.
За его спиной раздался непонятный звук, оханье. Сварог резко
обернулся. Верзила оседал, выронив литой медный кастет, а Мара преспокойно
убирала за голенище кинжал. Сварог, досадливо поморщившись, вошел и, чтобы
не довести седовласого до инфаркта, громко сказал:
– Гхм!
Тот обернулся. Судя по его изменившемуся лицу, муза резво упорхнула.
Предупреждая вопросы, Сварог вразвалочку подошел, прислонил топор к столу
и надежно сграбастал старика за худую черепашью шею. Придавив немного,
отпустил. Сказал веско, с расстановкой:
– Душу выну. Сволочь. Тварь. Задавлю. Где принцесса, мать твою?
Глаза старика невольно скосились в сторону приоткрытой двери в
глубине комнаты. Сварог обернулся туда – и очень вовремя. Она уже
надвигалась с занесенным мечом в руке – очаровательная, долгожданная,
прекрасная в гневе... Сварог мысленно умилился и отпрыгнул, крикнув Маре:
– Стоять! Старика держи!
Делия сделала выпад. Уклонившись, Сварог схватил ее за рукав у
запястья, отработанно взял на прием, выкрутил руку – меч лязгнул об пол, –
левой обхватил поперек груди, прижал к себе. Делия молча, яростно
вырывалась, колотя его затылком в грудь.
– Я тебя отшлепаю, – сказал Сварог. – На друзей с мечом бросаться
нехорошо.
Она чуточку унялась. Сварог ногой отшвырнул подальше ее меч и
спросил:
– Звезда моя, будете вести себя примерно, если я разомкну нежные
объятия?
Делия ответила словами, каких благовоспитанная принцесса и знать–то
не должна, не то что произносить без ошибок, нисколько не путая ударения.
– Ладно, рискнем, – сказал Сварог, не без сомнений отпуская девушку.
Она с кошачьей грацией прянула вбок, прижалась к обитой зеленым штофом
стене, выхватила кинжал из–за голенища высокого сапога – она была в
мужском охотничьем костюме – и стояла так, быстрыми взглядами во все
стороны оценивая обстановку. Конечно, она была и испугана, и рассержена,
но видно, что начала уже думать, гадать, шевелить мозгами и прикидывать
шансы – по лицу видно. Сварог, глядя на нее не без эстетического
наслаждения, благодушно спросил:
– Ваше высочество, отчего вы на меня так уставились?
– У вас улыбка совершенно идиотская, – сердито и настороженно
ответила Делия.
– Возможно, – сказал Сварог. – Я так долго и старательно вас искал...
Бросьте в меня кинжалом, принцесса. Прямо в мою честную, открытую
физиономию. Многое поймете.
– Я и в самом деле могу бросить...
– Умоляю вас это сделать.
Ее лицо стало жестким, решительным, но в лицо все же бросать не стала
– нацелилась в ногу. Кинжал отлетел в сторону, зазвенел на полу.
– Попробуете еще? – предложил Сварог.
– Вы лар? – спросила она недоверчиво.
– Ну, наконец–то, – сказал он. – Я – лорд Сварог, граф Гэйр, между
прочим, яшмовый мушкетер императрицы, и я вас ищу который день...
Пойдемте.
– Почему я должна вам верить?
– Да потому, что больше некому верить, – сказал Сварог. – У вас под
дверями что, очередь просителей, наперебой предлагающих им верить?
– Я никому теперь не верю...
– И вы намерены провести в этом приятном заблуждении остаток дней, не
покидая сего милого заведения?
«Сейчас, – подумал Сварог, – или она сломается, или придется
наплевать на этикет и волочь ее в карету силой, потому что время уходит и
возможны любые неожиданности самого пакостного характера».
И она сломалась. Уронив руки, устало вздохнула:
– Я так больше не выдержу. Хочется хоть какой–то определенности,
ничего не понимаю...
Жалеть ее, а там более утешать было некогда, Сварог решительно
подошел, взял за руку:
– Нужно спешить. Я вам все расскажу в карете.
– Во дворец? – В ее глазах вспыхнула надежда.
– Нет, – сказал Сварог. – Вам же нельзя во дворец. Убьют.
– Я знаю, – вяло кивнула Делия.
– Тогда идемте. Заберите оружие. Где ваша шляпа? – Он повернулся к
Маре. – Быстренько сходи в комнату, принеси...
Когда Делия уже направилась к выходу и вернулась Мара, Сварог вдруг
подумал, что старый владелец заведения что–то подозрительно притих.
Подошел к столу. Почтенный старец откинулся на спинку кресла, и глаза у
него уже стекленели. Догнав Мару, Сварог воззрился на нее с немым
вопросом. Она преспокойно пожала плечами:
– Зато никому не расскажет. Надо бы найти тех двух, да некогда, пусть
живут...
И ужасаться ее манере работать было некогда. Сварог, махнув рукой,
поспешил за принцессой.
Гинкер появился, когда они уже спустились в прихожую. Он увидел
принцессу, он ее узнал. И стало ясно, что двойной игры он не вел и о
присутствии Делии на своей явочной квартире не подозревал. Какой–то миг
казалось, что он уже не оправится, рухнет замертво. Но старые царедворцы –
народ все же закаленный...
– Сколько лет вы были протектором – тридцать? – безжалостно
ухмыльнулся Сварог. – Ваше счастье, что не я тут король...
– Логика непрофессионала... – еле выговорил барон. – Я же говорил...
– Да, помню, – Сварог упер указательный палец ему в грудь, повыше
ониксовой пуговицы в золотой оправе. – Слушайте внимательно. Двойнику во
дворце осталось жить недели две. Потом весьма эффектно издохнет. Так что
не вздумайте начать свою игру... Мы уезжаем из города, как вы понимаете. И
чтобы...
– Я не ребенок, – угрюмо отозвался барон.
– Вот и прекрасно. Я с вами свяжусь, если будет такая надобность. Где
тут проход к задней калитке? Пойдемте, принцесса.
Они вышли из безлюдный переулок – к огромному облегчению Леверлина и
капрала.
– Но зачем мы уезжаем? – остановилась вдруг Делия. – Вы же сами
сказали только что – этой... осталось две недели. Вы же о ней говорили?
Граф Леверлин, вы?! А это... – Она уставилась на Шедариса, явно
прикидывая, граф это или герцог. – Вас я не знаю...
– Ничего, это верный человек, – сказал Сварог, побыстрее уводя ее от
калитки. – Увы, принцесса, нам придется покинуть город. И потому, что
чересчур опасно ждать здесь две недели, и потому... – он решил ковать
железо, пока горячо. – Вы знаете пророчество Таверо о златовласой
принцессе, которой суждено спасти три королевства? Отлично. Вам никогда не
приходило в голову, что это – о вас?
– Я иногда набиралась дерзости так думать...
– А если вы узнаете, что Серый Рыцарь – это я и есть?
– Послушайте, – сказала Делия устало. – Я сейчас готова верить всему
и спасти что угодно от кого угодно. Только побыстрее увезите меня, куда
угодно. Я... – она уткнулась в плечо Сварога и захлебнулась плачем.
Леверлин рванулся к ней, но Сварог, одной рукой обняв принцессу,
остановил его жестом:
– Ничего страшного, дружище. У человека наконец появилась в жизни
какая–то определенность, и он понял, что находится среди друзей...