V
Следующим заявился, как и следовало ожидать, Лешка, баржинский школьный
приятель, руководитель теоретической группы лаборатории и вообще( Что
скрывалось за этим «вообще», Баржин и сам не знал. Но без Позднякова
лаборатория была бы совсем не той(
Лешка молча поставил на стол бутылку коньяку, ткнул в вазу букет
гвоздик, потом подошел к Баржину, встряхнул за плечи:
– Ну, шеф, торжественные дары будут в следующий раз. Пока же нам не
сорок а лишь тридцать девять, с чем и имею честь поздравить! И знаешь, давай
сегодня ни о чем не думать! Будем пить, танцевать и рассказывать анекдоты.
Договорились?
– Ага, – сказал Баржин, прекрасно зная, что ни он, ни Лешка при всем
желании не смогут «ни о чем не думать». – Договорились. И давай–ка, брат,
помоги мне накрыть на стол, не то Озол ругаться будет.
– Буду, – подтвердил Озол из кухни, откуда доносились уже совершенно
неправдоподобные ароматы. – Еще как буду! Так что, если хочешь спасти шефа,
Лешенька, – принимай командование на себя. Он у нас сегодня в расстроенных
чувствах, чую. Он у нас сегодня недееспособный(
– Язва ты, – фыркнул Лешка. – Фан–та–сти–чес–кая.
– Кофе не дам, – парировал Озол. – А что твой коньяк без кофе?
– Мы уже идем! – взмолился Поздняков. – И в самом деде, пойдем, а то
он такой, он все может(
Что бы Лешка ни делал, все получалось у него изумительно изящно. И
сейчас, глядя, как он сервирует стол, Баржин снова, в который уже раз, не
мог удержаться от легкой, «белой» зависти.
Будучи внуком, – точнее, внучатым племянником, – одного из
композиторов «могучей кучки», Лешка обладал абсолютным слухом и неплохим
баритоном, – на радость всей семье, прочившей ему великое будущее. Но он
пошел в медицинский, а окончив – уехал в Калининград, где стал судовым
врачом на БМРТ. Был он врачом, как говорили в старину, «Божьей милостью», –
блестящим хирургом и вообще универсалом. А если учесть, что к тому же он был
отнюдь не из хмурых фанатиков а ля Баталов в роли Устименки, а человеком
обаятельным, умеющим вызывать «улыбки дам огнем нежданных эпиграмм», знающим
анекдоты ты чуть ли не «от Ромула до наших дней», – если учесть все это, то
неудивительно, что всегда в везде он становился душой общества.
Когда–то они с Баржиным учились в одном классе. И встретились снова
десять лет спустя, когда Лешка приехал в Ленинград поступать в ЛИТМО –
Ленинградский институт точной механики и оптики – на факультет медицинской
кибернетики.
– Понимаешь, Боря, – сказал он тогда Баржину, – как хирург я не могу
сделать шага вперед без медкибернетики. Тяжко без нее. Специалистов пока
мало, у меня же есть некоторые преимущества: я ведь практик.
Баржин сразу же решил, что Лешка будет в лаборатории. Будет, чего бы
это Баржину не стоило. А своего он умел добиваться. Во всяком случае,
большая часть теоретических разработок лонг–стресса – бесспорная заслуга
Позднякова. Он 6ыл генератором сумасшедших идей, причем сумасшедших именно в
необходимой степени, в отличие от бредовых по большей части идей Озола.
