Незаменимый Вор - Александр Бачило - Книжная Полка

Глава 14

...Придя в себя, Христофор прежде всего удивился. Как! Это еще не все? Некоторое время он прислушивался к своим внутренним ощущениям. Они не были похожи на ощущения человека, раздавленного в лепешку. Хотя, кто знает, какие при этом бывают ощущения?...

...Постепенно в сознание стали проникать разрозненные сигналы из внешнего мира. В отдалении с дробным стуком сыпались камни, едкая пыль висела в воздухе и скрипела на зубах. Гонзо открыл глаза, но сначала ничего не увидел – либо наступила ночь, либо свет сюда вообще не проникал.

Где–то вверху послышалась возня, снова посыпались камни. Христофор поднял голову и увидел звезды. Они казались красноватыми, неуверенно перемигивающимися сквозь пыль. Опять это незнакомое созвездие в небе, подумал Христофор. Где–то он его уже видел. Совсем недавно... Над трубой... И тогда это не казалось странным. Он понимал тогда, почему над трубой такое удивительное созвездие. В голове вдруг огненной надписью вспыхнуло слово: КОНСТРАКВА. Вместе с ней навалилась неосознаваемая до сих пор боль и тошнота.

«Похоже, меня здорово садануло по голове," – подумал Гонзо.

Но боль помогла ему вспомнить: такое созвездие он видел в небе над озером констраквы. А это значит, что и сейчас...

Он вздрогнул и стал вглядываться в окружающую темноту. Пыль немного осела, проступили смутные очертания каких–то предметов, пока совершенно бесформенные. Где же стены?... Теперь он вспомнил точно: ифрит, эта сволочь из бутылки, заманил их в мышеловку и прихлопнул, столкнув между собой две стены. Или не прихлопнул? Может быть, они все–таки в последний момент убежали? Нет. Убежать нельзя было, потому что из–под земли прорвалась констраква, а вместе с ней и одно из чудовищ нездешнего мира...

Христофор принялся ощупывать землю вокруг, боясь наткнуться на маслянистые потеки констраквы, и неожиданно обнаружил лежащее возле него тело.

– Оля! – голос его прозвучал едва слышно. В горле запершило от пыли, Христофор закашлялся.

Он перевернул Ольгу на спину, и на него уставилась черная бесформенная маска вместо лица. Христофор отшатнулся в ужасе, но это была только пыль. Ольга застонала и открыла глаза. На ее перепачканном лице поочередно отразились боль, испуг и удивление. Она села, оглядываясь по сторонам, попыталась что–то сказать и тоже поперхнулась.

– Где... Джек? – удалось ей выдавить сквозь кашель.

– Здесь я! – граф лежал неподалеку, слегка приваленный камнями. – Что произошло?

– Только это и осталось выяснить, – сказал Христофор. – Оля, ты как?

– Кажется... – сказала Ольга, пытаясь подняться.

Христофор, как мог, помогал ей, несмотря на дьявольскую боль в коленях. В каких–нибудь две минуты они поднялись на ноги и, пошатываясь, приблизились к Джеку Милдэму. Но тот уже сам справился с лежащими на нем глыбами. Тренированное тело лучшего гвардейца герцога Нью–йоркского совершенно не пострадало. Что же касается последствий удара головой о землю, то Джек не испытывал их вовсе. Гонзо, к сожалению, не мог сказать того же о себе. Голова его раскалывалась, и перед глазами плавали какие–то радужные пятна. Тем не менее, он первым сообразил, что нужно сделать прежде всего.

– Граф, там у вас в сумке... кстати, вы сумку не потеряли?

– Здесь она, на мне.

– А бутылка с Амиром?

– На месте.

– Цела?

– Цела и запечатана.

– Прекрасно! Значит нас гвоздит только один ифрит? Это радует. Так вот, граф... о чем бишь я?.. Да! Там, рядом с бутылкой, должен быть фонарь. Достаньте его... Достали?

– Ну да.

– Так включайте! Должны же мы, наконец, узнать, где находимся!

Луч фонаря уперся в гладкую черную поверхность, заскользил по ней вдаль и, наконец, затерялся в глубине узкого прямого коридора, образованного двумя стенами, отстоящими шагов на двадцать друг от друга.

– Вот тебе раз! – с веселым удивлением сказал Христофор. – Они все–таки не столкнулись! Интересно, почему это?

– Он еще недоволен! – хохотнул граф, но тут же умолк, потому что сверху снова посыпались камни.

Джек круто развернулся и направил луч фонаря в противоположный конец коридора.

– Мама! – испуганно вскрикнула княжна, хватая за руку Христофора.

Прямо перед ними коридор перегораживало гигантское, вытянутое кверху до края стены, тело какого–то существа. Разделенное на одинаковые сегменты, каждый из которых имел свою пару маленьких ножек, оно напоминало земную сколопендру по строению, но в сотни раз превосходило ее по размеру. К тому же хитиновая броня, как видно, отличалась огромной прочностью – достаточной, чтобы заклинить каменную мышеловку ифрита. Столкнувшиеся стены зажали сколопендру, но не смогли ее раздавить. Гонзо, граф и Ольга с изумлением смотрели на кошмарное детище констраквы, которое сначала помешало им выбраться из ловушки, а затем спасло жизнь.

Голова чудовища, с острым винтообразным рылом вместо челюстей, нависала над коридором. У основания головы зияла воронка ротового отверстия, окруженная пучком длинных тонких щупалец. И эти щупальца, так же как и вся сотня ног сколопендры, бесшумно и быстро шевелились.

– Вот что, ребята, – сказал Христофор, – пошли–ка отсюда, пока эта штука не вырвалась на волю...

Охотники поспешили ретироваться со всей быстротой, на которую были способны их избитые, натруженные за день ноги. Они направились к противоположному концу коридора, надеясь, что и там стены мышеловки не смогли сомкнуться.

– Давайте поднажмем, – озабоченно говорил Христофор, морщась от боли в коленях. – Если сколопендре удастся высвободиться, перед нами откроются две дивные перспективы: во–первых, мышеловка может захлопнуться...

– Но может и не захлопнуться... – сказал Джек.

– А во–вторых, этот милый червячок может проголодаться.

– Есть еще третья возможность, – тихо сказала Ольга.

– Какая?

– Констраква. Она польется, когда червячок перестанет затыкать дыру в земле своим телом.

– Но откуда здесь констраква?

– Не знаю. Сама удивляюсь.

– Может быть, это ифрит постарался? Специально для нас...

– Черт его разберет, – устало сказала Ольга. – Я уже ничего не понимаю! Зачем ему мешать самому себе? Он построил каменную мышеловку, ловко нас в нее заманил и захлопнул... А тут вдруг, ни к селу, ни к городу, выброс констраквы и этот червяк... Ясно, что ифрит не мог такого предусмотреть!

– Нашла коса на камень! – глубокомысленно изрек граф, припоминая еще одно высказывание турицынского конюха.

– Кстати, граф! А почему вы не стреляли? – спросил Гонзо. – Может быть, мы успели бы выскочить на ту сторону...

Джек Милдэм пожал плечами.

– Так ведь я думал, что это опять морок...

– Какой морок? – не сразу понял Христофор.

– Да тот, что был в Легостаевском лесу. Кажутся всякие чудеса, а на самом деле ничего нет.

Христофор смотрел на графа с изумлением.

– Так вы считали, что нам все это кажется? И бегущие стены, и это чудище из–под земли, все – морок?

– Ну да... – скромно признался граф.

– А, простите за любопытство, когда же вы поняли, что все это происходит на самом деле?

– Да вот сейчас, когда мы пошли в обратную сторону...

Христофор вздохнул.

– Счастливый вы человек, граф!

– Почему?

– Потому что вам все нипочем. Приключения, от которого у меня до сих пор дрожат коленки, вы даже не заметили. Это редкое качество!

Граф глубоко задумался.

– Да, – сказал он, наконец, – меня трудно выбить из колеи.

– Практически невозможно, – подтвердил Гонзо.

Он посмотрел на Ольгу. Княжна шагала быстро, а если надо, могла бы, наверное, и бежать, но Христофору хорошо было видно, с каким трудом дается ей каждый шаг. Плечи ее опустились, спутанные волосы почти закрывали перепачканное лицо. Узенькая юбка расползлась по шву, на бедре видна была свежая царапина. Ольга не смотрела по сторонам, она вышагивала, точно машина, потерявшая управление. Машина, которая движется неведомо куда, пока в запасе есть хоть капля горючего...

Христофора пронзило вдруг острое неуютное чувство. Это была не просто жалость, он испугался за Ольгу.

– Оля! – он взял ее под руку, хотел сказать что–то ободряющее и одновременно нежное, но ничего так сразу не придумалось, и он спросил:

– Ты как?

– Я очень устала, – еле слышно произнесла Ольга, не поворачивая головы, – и мне страшно...

– Ну ничего, – уговаривал Христофор, – сейчас выберемся из коридора, а там легче пойдет...

Ольга равнодушно кивнула, хотя и она, и сам Гонзо прекрасно понимали, что легче не пойдет. Пойдет самое интересное.

Тем не менее, до выхода добрались благополучно. С огромным облегчением охотники за ифритами, чуть было сами не превратившиеся в охотничьи трофеи, спрыгнули в густую траву у края бывшей площади. Снова под ноги стали попадаться металлические листы, бруски и проволока, но теперь они уже ни у кого не вызывали раздражения. К тому же, совсем рядом была дорога. За ней гостеприимно распахнул ворота заготовительный цех. Выйдя на дорогу, Ольга и Христофор прежде всего тщательно исследовали асфальт. Он, как и прежде, был покрыт трещинами, но свежих среди них, кажется, не было. Со стороны леса доносились какие–то непонятные звуки, зато дорога к заводоуправлению была пуста и просматривалась ясно, как на ладони. Словом, пока все складывалось хорошо.

Однако Ольга уже не верила в спокойствие здешних мест. Ступая по асфальту, как по тонкому льду, она осторожно приблизилась к воротам цеха. Луч фонаря осветил безмолвные ряды покрытых ржавчиной станков. Здесь все было по–прежнему, но княжна поспешно отвела луч в сторону и отошла от ворот подальше.

– Ладно, – сказала она, собравшись с силами и снова переходя на командный тон. – Попробуем двигаться по дороге. Я иду первой. Гонзо за мной, в пяти шагах. Джек, ты замыкаешь. Если из леса что–нибудь появится – стреляй. И не забывайте смотреть под ноги. Все, пошли!

Охотники, невольно пригибаясь, двинулись по дороге в сторону заводоуправления. Они не разговаривали и старались ступать потише – может быть, из–за того, что в эту минуту стихли все звуки на территории завода. Не слышно было даже привычных завываний со стороны озера.

– Чего это они? – не выдержал граф. – То галдели без умолку, а то вдруг затихли... И тишина какая–то странная... будто земля дышит...

– В каком смысле – дышит? – спросил его Христофор, озираясь по сторонам.

– А в таком! Поднимается медленно и опускается, разве не чувствуешь?

– Нет, – сказал Гонзо. – Это у вас головокружение. От полетов на метле...

– Тихо! – Ольга вдруг остановилась и присела. – Что это там?

– Где? – граф и Гонзо тоже пригнулись пониже.

– Вон, впереди, на дороге!

Христофор медленно приблизился к Ольге, пытаясь определить, куда она смотрит.

– Ничего не вижу, – сказал он, – дай–ка фонарь... Вон то черное, что ли? – он встал на цыпочки и поднял фонарь над головой. – Обычный канализационный люк. Закрытый. Ржавый. Чего ты испугалась?

– Мне показалось, там что–то шевелится...

Гонзо еще посветил.

– Нет, – сказал он убежденно. – Люк, как люк. Если земля и дышит, как утверждает граф, то, во всяком случае, не через эту дыру – она надежно закрыта...

В следующее же мгновение Христофору пришлось пожалеть о сказанном, потому что крышка люка вдруг сорвалась с места и, словно тарелочка для стендовой стрельбы, улетела далеко в траву. Из колодца фонтаном ударила знакомая маслянистая жидкость, а вместе с ней наружу полезли верткие хвостатые существа размером со взрослого крокодила. Прокатившись несколько метров по земле, они поднимались на задние лапы и деловито разбредались, кто в траву, а кто вдоль по дороге, как видно, на поиски пищи. С десяток этих существ, оставляя на асфальте блестящие пятна констраквы, направились прямо к экипажу межмирника.

– Ну ясно! – угрюмо сказала Ольга. – Констраква прорвалась в канализацию. Теперь они могут вылезать на поверхность в любом месте...

– Вот откуда взялась сколопендра, – почти равнодушно сказал Христофор. – А я–то голову ломал!

– Констраква в канализации... – произнес граф. – Ну, конец теперь промзоне...

– Какой промзоне!? – закричал Христофор, выходя из оцепенения. – Это нам конец! Что делать будем?

– Спокойно, – сказала Ольга. – Отступаем к лесу...

Экипаж межмирника повернул назад и снова стал приближаться к деревьям, то и дело оглядываясь на бродящие по дороге силуэты. Слева из темноты опять выступили стены каменной мышеловки, а справа распахнулся черный зев входа в заготовительный цех.

– Попрощались, называется! – ворчал Христофор. – Опять к озеру идем!

Он говорил тихо, но княжна услышала.

– Нет, – ответила она, – не к озеру. Попробуем укрыться в чаще. Лесом проберемся до заводского забора, а потом обойдем все это болото по кругу...

– Не выйдет, – заявил вдруг Джек Милдэм.

– Почему не выйдет? – Ольга повернулась к нему.

– Да ты посвети в лес!

Едва луч фонаря уперся в ярко–зеленую листву, как в чаще все зашевелилось, затрещало, из–за деревьев показались сразу сотни извивающихся, прыгающих, шагающих и переваливающихся фигур. С воплями, визгом, рычанием и клекотом они высыпали на дорогу и двинулись навстречу охотникам. Опережая всех, по земле расплывалась жирная лужа констраквы.

Вот так, вероятно, выглядит карнавальное шествие в аду, подумал Христофор.

– Стрелять, что ли? – спросил граф.

– Бесполезно, – Ольга опустила голову, – нам все равно не перебраться через лужу...

Сзади тоже послышались вопли. Вылезшие из колодца существа были уже близко и теперь не то приветствовали сородичей, не то радовались, что добыче некуда ускользнуть.

Оставалась только одна возможность.

– Быстро – в цех! – сказала княжна.

Гонзо и граф не без колебаний последовали за ней в черный провал ворот, понимая, что цех не может служить надежной защитой – у него нет стен. В то же время, здесь было абсолютно темно из–за стоящих плотными рядами станков и низко нависающей крыши. Все же Христофор, войдя в цех, дернул ручку ближайшего рубильника. Он сделал это почти машинально, совершенно не рассчитывая на какой–либо эффект. К его немалому изумлению и общему испугу, раздался пронзительный скрип, завывание перегруженного электромотора, и огромная железная воротина, рассыпая хлопья ржавчины, перекрыла выход из цеха. Как только это произошло, мотор пролил дождь электрических искр и замолк навсегда. Путь к отступлению был отрезан. Впрочем, на отступление рассчитывать и не приходилось. В закрытые ворота уже ударили снаружи чем–то тяжелым.

– Так, – сказал Христофор, – куда теперь?

Ольга медленно пошла по проходу между рядами станков. Луч фонаря выхватывал из темноты застывшие справа и слева гильотины, прессы и циркулярные пилы. Неизвестно отчего, на Христофора все эти лезвия, зубья и прочие сверла производили зловещее впечатление.

«Ерунда, – думал он, отгоняя страх, – просто горы ржавого металлолома. Одна опасность – могут рухнуть на голову.»

Гонзо старался идти по самой середине прохода. Он зорко вглядывался в темноту и в то же время прислушивался к звукам, доносившимся снаружи. Сердитые удары в ворота сыпались теперь непрерывно.

«Совсем как тогда, в Сент–Луисе... – подумал Христофор. – ...До сих пор не пойму, кто запустил среди вкладчиков утку, будто я собираюсь удрать с деньгами? И кто знает, если бы они не принялись тогда высаживать дверь, может быть, я бы и не удрал?»

После уголовной полиции Христофор больше всего на свете не любил обманутых вкладчиков, разумеется, после того, как они открывали обман. И все же сейчас он, пожалуй, предпочел бы иметь дело с ними, а не с этими исчадиями констраквы, которых нельзя ни поссорить друг с другом, ни обмануть поодиночке, ни натравить на кого–нибудь другого.

А ведь они раньше тоже были людьми! Христофор вдруг вспомнил, что сделала констраква с Федулом и его бригадниками. Может быть, не все это кишащее стадо, но какая–то часть его – бывшие люди. Рабочие, застигнутые аварией, любопытные, желающие поближе рассмотреть невиданное озеро, и, конечно, предприимчивые ребята, вроде него самого, мечтающие грести золото лопатой, а откуда – неважно, хотя бы и со дна озера констраквы. Интересно, что они чувствуют? И что они помнят? Судя по их поведению – ничего. А может быть, им просто наплевать на то, кем они были в прошлой жизни, и нынешнее положение заботит их гораздо больше. Также, впрочем, как и нас...

Всем нам место в этом стаде, горестно вздохнул Христофор. Правильно Ольга говорит. Всех, кто собирает сметану на констракве и на других, подобных ей «прибыльных предприятиях», следует загонять сюда и превращать в крокодилов. Одного только княжна не учитывает – ведь это относится и к тем, кто разбрасывает по разным мирам беспризорных ифритов... Вот, кстати, один из них уже шлет весточку!

Где–то под крышей цеха вдруг загудело, в дальнем конце его обнаружилось движение, и скоро охотники увидели несущуюся на них широкую тень. Это был довольно обычный механизм – кран–балка – предназначенный для переноса грузов внутри цеха. Вот и сейчас под крюком у него раскачивалась на длинном тросе большая вязанка металлических туб. Ничего особенного не было бы в этой картине, если бы трубы не летели так стремительно прямо над проходом – как раз навстречу экипажу межмирника.

Гонзо застыл на месте. Он понял, что будет, когда вязанка окажется над их головами. Укрыться здесь совершенно негде...

Не успев еще до конца додумать эту мысль, Христофор схватил за плечо графа и выкрикнул ему в ухо:

– Срезать трос!

В следующее мгновение аннигилятор был уже в руке Джека Милдэма. Христофор увидел только, как над трубами, там, где проходил почти невидимый отсюда трос, вспыхнул сноп искр. Вязанка сначала даже не дрогнула, продолжая лететь над проходом. «Не вышло!" – испугался Христофор, но тут же увидел, что она стала снижаться – сначала медленно, затем все быстрее и, наконец, врезалась в пол, не долетев всего шагов двадцати до замерших охотников за ифритами. Раздался звонкий грохот, вязанка рассыпалась от удара, и трубы, подпрыгивая и кувыркаясь, разлетелись в разные стороны.

И вдруг весь цех пришел в движение. Взвыли моторы, закружились, набирая обороты, диски циркулярных пил, сверла, фрезы и маховики. Труба, отброшенная мощным поворотом карусели, влетела прямо в пасть гильотины, и та с тяжелым паровозным вздохом сейчас же перекусила ее пополам. Одна половина затряслась под ударами стоявшего рядом перфоратора, а другая откатилась в сторону и попала под пресс. То же самое происходило по всему цеху. Отовсюду летели обрезки, осколки труб, искры и стружка.

Охотники за ифритами поняли, какой сюрприз был приготовлен любому, кто войдет в цех. Если бы не выстрел графа и не рассыпавшаяся вязанка труб, все эти станки рано или поздно набросились бы на людей. Теперь же, пока оборудование было занято работой по металлу, можно было попытаться ускользнуть. Эта мысль одновременно пришла в голову всем троим.

– За мной! – крикнул Гонзо и первым бросился вперед по проходу. Ольга и Джек не отставали.

Огни электросварки, прилежно кромсавшей железо, освещали все вокруг. В этом рваном бенгальском свете то и дело мелькали высовывающиеся из рядов шатуны, опасно занесенные над проходом рычаги и крюк крана–балки, переносящий какие–то изогнутые, сплющенные силуэты с одного пыточного места на другое.

– Держитесь середины прохода! – крикнул Христофор.

Совет был хорош, но только до половины пути. В самом центре цеха, как раз на середине двух пересекающихся проходов и, как положено, вровень с полом, лежала крышка канализационного люка. Подбежав ближе, Христофор вдруг заметил, что край крышки уже выступает над полом, словно какая–то сила давит на нее снизу. Гонзо хорошо знал, что это за сила, но останавливаться было поздно.

– Прыгай! – крикнул он Ольге, а сам с разбегу наступил на крышку, стараясь всем своим весом вдавить ее обратно в углубление. На какую–то долю мгновения это ему удалось. Ольга и граф пронеслись мимо него, счастливо миновав опасное место, если только в этом цеху могли быть безопасные места.

Гонзо не любил долго геройствовать и что есть сил припустил вслед за ними. Центральный перекресток остался позади. Теперь охотники быстро приближались к противоположному выходу из цеха. Позади них, сорвав люк, выплеснулась наружу волна констраквы. В ней, как и в прошлый раз, копошились зубастые твари. Оказавшись на поверхности, они по привычке разбрелись в разные стороны и сейчас же попали в сферу действия станков.

– Ого! – воскликнул Христофор, оглядываясь на бегу и снова приходя в хорошее настроение. – Прямо как в песне... «И бесплатно отряд поскакал на врага, завязалась кровавая битва!"...

Битва и в самом деле разгорелась не на шутку, но крови не было. Дети констраквы оказались явно не по зубам ржавому заводскому оборудованию. Их можно было толкать, бить, подвешивать на крюк – все без малейшего для них ущерба, а вот проткнуть или распилить, раздавить прессом или разрезать электросваркой – совершенно невозможно. Один за другим, станки выходили из строя: крошились зубья, ломались лезвия, тяжелые молоты разлетались на куски, а невредимые монстры, напоминающие сонных кенгуру, высвобождались из–под обломков и брели к следующему механизму.

«Этих игрушек им хватит ненадолго, – подумал Гонзо. – Нужно сматываться...".

Он оказался прав. Пресытившиеся луддиты все чаще стали появляться в центральном цеховом проходе и вместе с волной констраквы пускались вдогонку за беглецами. К счастью, вторые ворота цеха были открыты настежь, и в проеме не было видно ничего подозрительного. Экипаж межмирника с разбегу выскочил во тьму за воротами. Но прежде, чем бежать без оглядки подальше от этого опасного места, Гонзо снова схватил за руку Джека Милдэма.

– А теперь, граф, – быстро сказал он, – план номер один!

Нужно отдать должное графу Бруклину. В боевой обстановке он соображал достаточно быстро. К тому же план номер один принадлежал лично ему. Выслушав Христофора, граф спокойно повернулся лицом к цеху, поднял аннигилятор и прицельным огнем срезал, одну за другой, все стойки, поддерживающие крышу.

Христофор надеялся таким способом хоть немного задержать погоню, но то, что произошло в следующую минуту, даже для него оказалось полной неожиданностью.

Крыша рухнула со скрежетом, звоном и грохотом, накрыв собою поле битвы, но этим дело не кончилось. Вероятно, от удара большой массы металла о фундамент, почва под ним вдруг просела, и все здание разом провалилось в какую–то подземную бездну. Цех исчез в одно мгновение, а следом за ним в бездонные провалы, выеденные констраквой, обрушились и складская площадка, и березовая роща, и многое другое, скрытое от глаз темнотой. Почти вся территория завода «Спецагрегат» оказалась на дне нового котлована.

Охотники за ифритами, далеко разбросанные друг от друга землетрясением, не сразу пришли в себя. Первой подняла голову Ольга. Она нашарила возле себя погасший при падении фонарь и включила его на полную мощность. В ярком прожекторном луче замелькали отдельные детали нового пейзажа – дикого и ни на что не похожего. Граф, оказавшийся ближе всех к обрыву, с изумлением смотрел на дело своих рук.

– Вот это долбануло! – пробормотал он. – Ничего не пойму. Аннигилятор, что ли, сломался?

Но аннигилятор был ни при чем. Просто разлившаяся под землей констраква отвоевала у этого мира очередной кусок территории. Из старого котлована в новый уже хлынул поток красно–синих растений и сейчас же закружился водоворотом, прямо на глазах растворяя в себе острова рухнувшей земли. В нем бесследно исчез не только заготовительный цех, но и столярный, и стены ифритовой ловушки, и, что самое страшное – здание заводоуправления. На краю обрыва возвышался только чудом сохранившийся памятник.

Гонзо со стоном поднялся с земли, вытряхнул глину из волос и медленно поплелся вдоль обрыва. Он не сказал ни слова, да Ольга с графом ни о чем его и не спрашивали, они просто по привычке побрели следом. У подножия памятника Гонзо остановился, чтобы подождать своих спутников. Он тяжело опустился на нижнюю ступеньку постамента, расстегнул рубашку и вытряхнул из–за ворота еще порцию глины. Памятник, изображавший не то директора, не то главного конструктора завода, в очках и с портфелем в руке, слегка накренился во время землетрясения, но стоял вполне надежно и довольно далеко от обрыва.

Подошла Ольга. Она попыталась сесть рядом с Гонзо, но не смогла – ноги уже не слушались ее. Она осталась стоять и спросила:

– Здесь было заводоуправление?

Гонзо молча кивнул.

– И там прятался ифрит?

– Амир сказал – там.

Ольга сделала шаг к обрыву. Перед ней в темноте ворочался океан констраквы.

– Теперь мы его никогда не найдем... – сказала княжна.

Гонзо пожал плечами.

– Почему? Найдем.

– Если я его найду, – сказал граф, – то я его без заклинаний в бутылку забью. Задницей вперед. Только вот где его искать? – он подошел к Ольге и тоже стал смотреть в темноту под обрывом.

– А чего его искать... – Христофор с трудом поднялся со ступеньки и повернулся к памятнику. – Ладно, – сказал он, – хватит, слезай. Не смеши людей!

Граф и княжна медленно обернулись и ошарашенно уставились на памятник. Каменные черты лица вдруг дрогнули, забегали глаза под дужками очков, памятник судорожно вздохнул и превратился во вполне обычного человека. На вид ему было лет двадцать пять, он был скромно одет и смертельно бледен...