Планета Единорогов
О путешествии на планету Единорогов я рассказывать не хотел. Во–первых,
попал я туда вовсе не потому, что очень желал этого. Во–вторых, – не один.
Видите ли, я терпеть не могу путешествовать или, тем более, выполнять
какую–то работу в компании – выслушивать мнение попутчика или компаньона
по поводу ужасных дорог или не менее гнусного провала во времени в районе
Беты Стрельца... Особенно не люблю выслушивать чужое мнение, зная, что
собеседник прав – тогда я вынужден как бы подчиняться чужой воле, что для
моего независимого характера совершенно невыносимо. Но ведь если перед
тобой лежит белый камень, и твой компаньон говорит, что камень белый, ты
ведь не станешь ради удовлетворения собственного самолюбия утверждать, что
камень черный! Я знаю людей, которые на это способны, например, моя жена
Далия, но сам я к таким людям не принадлежу. Если мне на белое говорят,
что это белое, я соглашаюсь, но потом в течение недели ощущаю сильную
изжогу и неодолимое желание покрасить белое в черный цвет самой
несмываемой на свете элдохринной краской...
Это я все к тому говорю, что, когда Фред предложил мне слетать на планету
Единорогов, первым моим желанием было сказать: «Нет». Фред Ньюмен –
хороший парень, мы с ним как–то служили в одном отряде зман–патруля, делая
свое дело, конечно же, поодиночке. А однажды много лет спустя встретились
случайно в буфете космопорта Бен–Гурион, похлопали друг друга по спине
(по–моему, Фред поставил–таки пластиковые ребра, что–то подозрительно
скрипело у него внутри, когда я давал приятелю тумака), а потом Фред
неожиданно сказал:
– Послушай, Иона, я сейчас улетаю на Каппу Телескопа, не хочешь ли
составить мне компанию?
Вопрос был слишком неожиданным, до меня не сразу дошла вторая его часть, и
я ухватился за первую:
– Что это еще за Каппа Телескопа? Никогда о такой не слышал.
– Звезда класса «ка–шесть». Карлик. Есть планета, похожая на Землю,
называется Блямзик.
– Хорошее название, – пробормотал я.
– Блямзик, – пояснил Фред, – это «планета» на языке альдераминцев, они
первыми посетили Каппу Телескопа сто лет назад...
– Ясно, – кивнул я, и тут до меня дошел смысл второй части вопроса,
заданного Фредом. Повторяю, первым моим желанием было сказать «нет», но я
посмотрел на выражение лица старого приятеля...
– Зачем я тебе? – с подозрением спросил я. – Мне, вообще–то, в другую
сторону.
– А ты отложи дела, – с жаром произнес Фред. – Давай со мной, не
пожалеешь. Там, видишь ли, живут Единороги.
– Большое дело, – небрежно сказал я. – Единорогов во Вселенной пруд пруди.
– Не таких, Шекет! Нормальный единорог – тупая скотина размером со слона,
неповоротливая и жрущая траву. А Единорог Блямзика – существо,
появляющееся ниоткуда, когда его ждешь меньше всего, резвое, как белка,
стремительное, как гепард, и умное, как... как Иона Шекет!
Если бы не последнее сравнение, я бы все–таки от поездки отказался – ну
что я, в самом деле, единорогов не видел? Но скотина, равная умом такому
человеку...
– Когда отлет? – спросил я.
...Три дня пути до Каппы Телескопа мы с Фредом провели в каюте – у меня
разыгрался приступ мизантропии, я не желал видеть пассажиров и донимал
приятеля расспросами о блямзикских Единорогах. В результате, когда нас
высадили в порту Блямзика, я знал об этих тварях не больше, чем три дня
назад, поскольку знания самого Фреда оказались столь же отрывочными, сколь
и бесполезными.
У выхода в город висел огромный транспарант: «Берегись Единорога!" А чуть
пониже приводились правила для гостей. Примерно такие: «Увидев перед собой
рог животного, немедленно бросайтесь на землю и не шевелитесь, пока не
получите разрешение спасательной службы! Ни в коем случае не махайте
руками и не хлопайте в ладоши, это смертельно опасно, и служба будет
вынуждена использовать против вас любое средство спасения, вплоть до
лазерного прокалывателя печени!»
– Ничего не понимаю, – сказал я. – Почему хлопать в ладоши смертельно
опасно, и почему спасательная служба будет спасать меня, прокалывая мою же
печень?
– Не знаю, – страшным шепотом сказал Фред. – Именно поэтому мы с тобой
сюда и прилетели. Чтобы понять.
– Так пойдем к диспетчеру или к тем же спасателям и спросим! – воскликнул
я.
– Ни за что! – твердо заявил Фред. – Нас немедленно депортируют с планеты!
– Почему? – удивился я.
– А потому, – объяснил Фред, – что жители Блямзика убеждены, что всем во
Вселенной прекрасно известно, что представляют собой их любимые Единороги,
и потому любые вопросы, свидетельствующие об обратном, они считают личным
оскорблением. Ну представь, к примеру, что ты приходишь домой к президенту
Соединенных Штатов Израиля господину Хаиму Варзагеру и на вопрос охраны,
«Сколько у господина президента кошек?", отвечаешь: «Понятия не имею!»
Долго ты после этого будешь гостем господина президента?
– Ни одной минуты! – согласился я. Действительно, о том, что в доме
господина Варзагера живут семь кошек, знал каждый, это проходили в школах,
об этом создавали фильмы и рассказывали анекдоты. Человек, не знавший
Варзагеровских кошек в лицо, мог быть только дебилом или агентом внеземной
разведки. В обоих случаях в доме президента СШИ делать ему было нечего.
Что ж, если для жителей Блямзика их любимые Единороги были тем же, чем
кошки для президента Варзагера, то я мог понять... местных жителей,
конечно, но никак не содержание плаката.
– Разберемся, – бодро сказал Фред, мы взяли напрокат машину (гоночный
«шерп», на котором можно сбежать не только от единорога, но и от ракеты
класса «воздух–земля»), и отправились в прерию искать Единорогов.
Погода была прекрасная – ясно, сухо, прохладно, перистые облака на небе...
Я могу рассказывать о погоде достаточно долго, ибо кроме погоды на
Блямзике ничего больше и не было. Степь да степь кругом. И все. Не только
Единорогов, но даже простой лисицы. Насекомых, правда, было неимоверное
количество, но нас с Фредом они не трогали – мимо с жужжанием пролетали
мухи, быстрые, как самолеты, и огибали нас с искусством пилота
«скайтранера», выполняющего на бреющей высоте фигуру высшего пилотажа.
Сначала мы с Фредом ехали на юг по раздолбанной дороге, где даже скорость
200 километров в час давалась машине с трудом. Потом мы еще снизили
скорость: Фреду пришло в голову, что единороги, возможно, боятся машину,
мчащуюся стрелой. Мы потащились дальше, делая в час всего 70 километров, и
свернули к востоку просто для того, чтобы местное солнце – Каппа Телескопа
– не светило в глаза.
Вот тогда–то мы и увидели первого в тот день единорога.
Ужасное животное возникло сбоку от машины и чуть сзади. Я не заметил,
откуда оно появилось, но бежал единорог резво, даже обгонял нас немного.
Это стоило видеть: ноги как тумбы, хвост торчком, и морда с огромным рогом
во лбу. Рог сверкал на солнце, как начищенный дамасский клинок.
Фред хлопнул ладонью по кнопке экстренного торможения, и машина застыла на
месте – если бы не ремни, которыми мы были привязаны, нас обоих размазало
бы по пульту управления.
– Эй, – сказал я, отдышавшись, – ты что, рехнулся?
Фредди не успел ответить – морда единорога возникла перед ветровым стеклом
автомобиля, на нас смотрели два маленьких глаза, а между ними сверкал рог,
острый, как наточенный боевой клинок. Что было делать? Оружия, как вы
понимаете, у нас с собой не было – мы же не на охоту приехали, а в
ознакомительную туристическую поездку. Залезать под сидение машины,
спасаясь от рога, было недостойно моего самолюбия. А встречать смерть
лицом к лицу у меня и вовсе не было желания. Пожалуй, единственное, что я
мог предпринять в этих условиях, это...
– Не надо! – воскликнул Фред, увидев, что именно я собираюсь сделать.
Да собственно, я уже и сам понял, что – не надо. Меня предупредили об этом
весьма элегантным способом: что–то сверкнуло, что–то зашипело, и в спинке
кресла рядом с моей головой появилось глубокое узкое отверстие. Такое
отверстие способен выжечь в долю секунды лишь боевой лазер. Похоже, что
сбывались угрозы, начертанные на плакате в космопорту Блямзика. Пройди луч
чуть пониже, и «лазерное прокалывание печени» было бы мне обеспечено.
– Ну–ну, – сказал я философски и положил обе руки на панель управления
машины, чтобы пресловутые спасатели видели меня, откуда бы они ни вели
наблюдение.
Морда единорога между тем продолжала висеть перед капотом, а нетерпеливые
копыта били землю, правда, земля на это никак не реагировала – я хочу
сказать, что, когда бьешь копытом, то должны быть слышны удары, да и пыль
должна подниматься в воздух... Ничего этого не было, и в мою душу начали
проникать черви сомнения. Точнее, я начал понимать, что на самом деле
происходит, а Фред, похоже, все еще не понимал ничего и глядел в глаза
единорога, как кролик – в глаза удава.
Я осторожно снял руки с панели управления и, стараясь не делать резких
движений, нащупал рычаг реверса и дал задний ход. Машина покатилась назад,
а единорог остался стоять посреди дороги. Он смотрел на нас с каким–то
невысказанным сожалением.
– Смотри внимательно, – сказал я Фреду. – Постарайся заметить, куда он
полетит.
– Кто? – удивился Фред.
– Да единорог этот, кто еще, – раздраженно сказал я.
И все–таки момент мы пропустили. Вот стояло посреди дороги животное, и
вдруг его не стало. И рог перестал сверкать.
– Черт, – изумленно сказал Фред. – Куда он делся? Это что было –
голограмма?
– Ничего подобного, – твердо сказал я. – Скорее, наведенная галлюцинация.
Ты не заметил, куда он полетел?
– Нет! – вскричал Фред. – Ты не мог бы изъясняться понятнее?
– Пожалуйста, – усмехнулся я. – Ты помнишь тот плакат в космопорту? Тебя
не удивило, почему нельзя махать руками, и почему спасатели грозят
проткнуть тебе печень? Видишь ли, спасать они должны не тебя от единорога,
а единорога от тебя, вот в чем дело! Видишь этих насекомых? Какое–то из
них способно в минуту опасности превращаться в единорога – точнее,
создавать видимость. Если хлопнуть в ладоши, можно ненароком и прихлопнуть
это насекомое! А оно наверняка редкое, вот его и охраняют, спасают от
туристов, подобных нам с тобой. Туристов, видишь ли, много, а этих
насекомых, вероятно, мало и становится все меньше. Если каждый турист
махает руками или хлопает в ладоши...
– Понятно, – мрачно сказал Фред. – Садись, Иона, за руль, дальше поведешь
сам. А то, если эта морда опять возникнет перед моим носом, я не удержусь
и устрою бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию...
Я пересел за руль и повел машину, не превышая двадцати километров в час.
Так мне казалось безопаснее – для единорогов, конечно, но и для моей
печени тоже.