Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | LAT


Павел Амнуэль
Странные Приключения Ионы Шекета
 < Предыдущая  Следующая > 
Воспоминания о Будущем
Тот, кто придумывал законы природы, наверняка был уверен в том, что никому и никогда не придет в голову их нарушить. Я сам читал в учебнике физики для средней школы: «Закон природы невозможно нарушить, потому что это невозможно». Впрочем, там, кажется, сказано было иначе, но смысл, можете мне поверить, был именно таким. Со временем, однако, люди стали относиться к скорости света (фундаментальному закону природы!) так же, как относятся к дорожным знакам, запрещающим ездить быстрее, чем 250 километров в час. Смотришь, значит, по сторонам, и если не фиксируешь взглядом воздушку дорожной полиции, то спокойно жмешь на акселератор и выжимаешь из двигателя и 300, и 400, а порой – если приспичит – и 500 километров в час.
Скорость света, конечно, иное дело, но после того, как Жулавский изобрел свои генераторы, к пределу скоростей стали относиться не лучше, чем к президенту. Одно время у молодежи было большим шиком разогнаться на трассе Солнце–Сириус, перейти световой барьер и дальше шпарить, ничего не видя и не понимая – как получится. После нескольких смертельных случаев правительство Соединенных Штатов Израиля решило – поставить на всех трассах Галактики специально для этой цели сконструированные ограничители скорости. Было это, если мне память не изменяет, в 2075 году. С того времени летать в плоскости Галактики стало значительно безопаснее, а то раньше как было? Движешься по трассе, не нарушаешь, и вдруг перед тобой вываливается в пространство невесть откуда звездолет в огненном коконе, и капитан вопрошает с надрывом в голосе:
«Какой это год, не скажете?» Услышав ответ, эти герои космоса обычно хватаются за голову, вопят: «Как? Опять промахнулся!" и газуют по новой, поскольку не только нашкодить, но и исправить положение можно только если перейти световой барьер.
Я хочу сказать, что у меня лично никогда не было желания сорвать ограничитель и включить первую форсажную мощность. Да это и не получилось бы, пока я летал на звездолете, любезно предоставленном мне жителями планеты Дарсан. Мало того, что эта машина обладала недержанием устной речи, у нее еще был постоянно раздражен центр самосохранения. Если бы я задал дарсанскому звездолету режим превышения скорости света, то в ответ наверняка услышал бы:
«Ни за что! Мне еще жизнь дорога!» Типичная отговорка, ибо никто пока не доказал, что движение в сверхсветовом режиме вредно влияет на неразумные металлические устройства. Человек – иное дело. Тут уж всякое бывало – от экстаза до психоза.
Однажды мне пришлось все–таки испытать это мучительное удовольствие – не по своей, конечно, вине.
Я возвращался, помню, с Альбирео к себе во временное жилище. А жил я тогда (временно, конечно) в вигваме на планете Ухма в системе Денеба. Что я там делал? – спросите вы. Скажу честно: отдыхал душой после того, как вернул дарсанский звездолет его законным владельцам. А на Альбирео летал для того, чтобы выступить по местному видео с рассказом о своих юношеских приключениях в зман–партуле. На обратном пути меня и настиг космический шершень.
Не буду описывать, как выглядит это насекомое, летающее по Галактике в районе третьего рукава. Во–первых, у меня нет необходимого словарного запаса, а во–вторых, я хочу поберечь нервы своих читателей, ибо ничего более гадкого я не видел в своей жизни. Ко всем прочим прелестям шершень может развивать скорость, близкую к световой. Что остается делать кораблям, за которыми погнался этот мерзкий монстр? Уходить в сверхсвет или вступать в поединок. От одной мысли о поединке у меня свело скулы – я, конечно, уничтожу тварь, но каково будет ее многочисленным детям, которые останутся без матери? Только из этих соображений я сорвал предохранители и нажал на все акселераторы.
Звездолет рванулся, что–то ярко вспыхнуло за бортом, звезды померкли, а потом появились опять, и на табло загорелась надпись: «Скорость 1,1 световой».
Вот тут–то я и понял на собственной шкуре, что означает слово «наоборот».
Надеюсь, мне не нужно объяснять, что в сверхсветовом режиме все природные процессы идут вспять. Прошлое как бы меняется местами с будущим, будущее – с прошлым, в пространстве минусы меняются на плюсы, а то, что меняться не может по определению, просто исчезает, будто его никогда и не было.
Вырвавшись на просторы сверхсвета, я начисто забыл о том, откуда родом. Вообще говоря, это не имело никакого значения, но ведь именно такие мелочи обычно и тревожат больше всего. «Откуда я родом?" – такой была моя первая мысль после того, как я взглянул на спидометр и обнаружил, что скорость света осталась где–то внизу.
Я не смог ответить себе на этот простой вопрос! Неужели с Фрагаллы? Нет, исключено. Тогда – с Вольфа Шестнадцатого? Нет, с чего бы это? Может, с Арктура? Знакомое название, но я решительно не знал, что оно означает.
Ну и ладно, – сказал я себе. Откуда бы я ни прибыл, сейчас важно знать, куда я направляюсь. Но и на этот вопрос я не сумел подобрать ответа. На обзорном экране я видел белый фон Вселенной с черными крапинками звезд и не мог понять, что именно в этом пейзаже кажется мне непривычным. Расположение созвездий? Да кому оно вообще интересно, это расположение? Млечный путь выглядел как обычно – черная сыпь на белом теле мироздания.
Я попытался вспомнить, как попал сюда, но и этого сделать не смог тоже. Зато я живо вспомнил процесс собственных похорон: я лежал в гробу и смотрел в потолок, а мимо – почему–то задом наперед – шли важные государственные персоны, и все говорили о том, каким замечательным человеком и космопроходцем будет Ион Тихий. Мне не понравилось это воспоминание, я отогнал его, будто назойливого тигра, и тут же вспомнил, как, будучи немощным старикашкой, пытался взобраться на марсианскую гору Никс Олимпика. Мне было в ту пору сто двадцать семь лет, но я лез наверх с упорством столетнего. И добрался–таки, и водрузил на вершине какой–то флаг в дополнение к трем сотням других, уже украшавших эту деталь марсианского пейзажа.
А еще я вспомнил, как на свое столетие пригласил всех президентов Земли, но не пришел ни один, хотя каждый прислал поздравительное послание – тем более длинное, чем меньше был размер государства. «Будь здоров, Тихий!" – написал мне президент Соединенных Штатов Израиля Амнон Брумель. А президент микроскопического государства Москва–кольцевая прислал поздравительный адрес, в котором оказалось две тысячи триста семьдесят шесть страниц – среди них около двух тысяч незаполненных.
Воспоминания нахлынули на меня, как прилив на тихоокеанский берег, и мне не оставалось ничего иного, кроме как утонуть в пене прибоя. Я вспомнил, что когда мне было девяносто, мы с моим другом депутатом Нисимом Корешем попытались взорвать буфет кнессета – очень уж нам докучали завезенные с Юпитера тараканы. Они лазили по тарелкам, а убивать их запрещала международная конвенция, поскольку юпитерианские насекомые обладали разумом, хотя и на уровне малолетнего младенца. Ты его настигаешь на месте преступления за поеданием твоего бифштекса, а он на тебя же и кричит: «Дядя па–а–хой! Не юбью дядю!» А еще я вспомнил, как отправился в кокон Вселенной, чтобы разобраться наконец, каким образом возникло знаменитое правило буравчика. Мне было тогда семьдесят два года, до пенсии оставалось всего ничего, и нужно было торопиться выполнить свою жизненную программу–максимум. В кокон я отправился на...
Тут я все–таки высунул голову из океана воспоминаний и спросил себя: «Шекет, что происходит? Почему ты вспоминаешь то, что с тобой еще не происходило? Как это вообще возможно – вспомнить собственное столетие, если сейчас тебе всего сорок три года? Может, это просто игра расшалившейся фантазии? А ну–ка, попробуй вообразить себе, как в день своего столетнего юбилея ты будешь пить шампанское с друзьями на Ганимеде!» Я попробовал, и у меня ничего не получилось. Согласитесь, есть разница между фантазиями, которыми можно играть по собственному разумению, и воспоминаниями, устоявшимися и неизменными по сути своей, ибо то, что было, то и было. Так вот, я ничего даже мысленно не мог изменить в своем будущем, в то время как с прошлым, которое, казалось бы, должно было выглядеть незыблемым, как скала, я мог играть так, будто мне еще только предстояло его пережить.
Я, например, представил себе свое детство в подводном лагере Эйлат. Я прекрасно знал, конечно, что в дни моего детства подводный Эйлат только проектировался, и ни у кого не было уверенности, что денег хватит хотя бы на возведение основания. Но я все–равно представил себе, будто живу в огромном аквариуме, на ногах у меня ласты, а в грудную клетку вживлены синтетические жабры, и я играю в ватерболл с ребятами из иорданского города Акаба, вколачиваю гол... нет, три гола... а еще лучше пять.
Воображение рисовало мне мою юность, и я менял ее, как хотел. Служба в зман–патруле? М–м... Нет, лучше поработать в лаборатории Неемана. Чистое помещение, хорошие оклады...
Фантазию перебило воспоминание о том, как я, в возрасте семидесяти пяти лет, отправляюсь послом на планету Далия–шева. Сбывается моя мечта – я официальное лицо, представитель Соединенных Штатов Израиля. Я вручаю верительные грамоты президенту Далии–шева, и он целует меня в затылок по местному обычаю...
На мгновение я пришел в себя (должно быть, поцелуй оказался слишком крепким) и обнаружил, что сижу в кабине звездолета, и спидометр показывает 1,1 скорости света... Ах, вот оно что, подумал я. Конечно, время здесь идет вспять, я помню то, чего еще не было, но о том, что уже было, могу только догадываться и строить планы.
Нужно выбираться! – мелькнула мысль. Иначе я, подобно алкоголику, буду пить воспоминания о будущем, а прошлое забуду, да его уже и не было вовсе... Понятно, почему на всех трассах Вселенной висят ограничительные знаки: «Проезд со скоростью более 300 тысяч км/с запрещен!» Из последних мысленных сил я надавил на сенсорный переключатель, и звездолет начал экстренное торможение. Я, естественно, не помнил уже, что в сверхсвет отправился, спасаясь от проклятого шершня.
Когда небо за бортом вместо молочно–белого опять стало черным, а звезды приобрели свои привычные оттенки цветов, я не сразу понял, чем прошлое отличается от будущего. Все на миг перемешалось: рождение со смертью, женитьба с разводом, болезни с выздоровлениями, война с миром. Но правы оказались те путешественники, кто, вернувшись из сверхсвета, говорили: «Мгновение и вечность – никакой разницы!» Шершень уже почти настиг меня, но то, что казалось мгновением, растянулось для меня на целую вечность, и я спокойно навел на гадину кормовое орудие, тщательно прицелился и выстрелил.
О результате умолчу.
Я вернулся на планету Ухма в системе Денеба и никому не стал рассказывать о том, что пережил за световым барьером. Мне, знаете ли, не доставляет удовольствия воспоминание о собственной немощи и старости. К тому же, на мои похороны могли прийти куда больше официальных представителей – ведь я прожил такую замечательную жизнь! Обидно.

© Павел Амнуэль

Разрешение на книги получено у писателя
 
 < Предыдущая  Следующая > 

  The text2html v1.4.6 is executed at 5/2/2002 by KRM ©


 Новинки  |  Каталог  |  Рейтинг  |  Текстографии  |  Прием книг  |  Кто автор?  |  Писатели  |  Премии  |  Словарь
Русская фантастика
Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.
 
Stars Rambler's Top100 TopList