Воспоминания о Будущем
Тот, кто придумывал законы природы, наверняка был уверен в том, что никому
и никогда не придет в голову их нарушить. Я сам читал в учебнике физики
для средней школы: «Закон природы невозможно нарушить, потому что это
невозможно». Впрочем, там, кажется, сказано было иначе, но смысл, можете
мне поверить, был именно таким. Со временем, однако, люди стали относиться
к скорости света (фундаментальному закону природы!) так же, как относятся
к дорожным знакам, запрещающим ездить быстрее, чем 250 километров в час.
Смотришь, значит, по сторонам, и если не фиксируешь взглядом воздушку
дорожной полиции, то спокойно жмешь на акселератор и выжимаешь из
двигателя и 300, и 400, а порой если приспичит и 500 километров в час.
Скорость света, конечно, иное дело, но после того, как Жулавский изобрел
свои генераторы, к пределу скоростей стали относиться не лучше, чем к
президенту. Одно время у молодежи было большим шиком разогнаться на трассе
СолнцеСириус, перейти световой барьер и дальше шпарить, ничего не видя и
не понимая как получится. После нескольких смертельных случаев
правительство Соединенных Штатов Израиля решило поставить на всех
трассах Галактики специально для этой цели сконструированные ограничители
скорости. Было это, если мне память не изменяет, в 2075 году. С того
времени летать в плоскости Галактики стало значительно безопаснее, а то
раньше как было? Движешься по трассе, не нарушаешь, и вдруг перед тобой
вываливается в пространство невесть откуда звездолет в огненном коконе, и
капитан вопрошает с надрывом в голосе:
«Какой это год, не скажете?»
Услышав ответ, эти герои космоса обычно хватаются за голову, вопят: «Как?
Опять промахнулся!" и газуют по новой, поскольку не только нашкодить, но и
исправить положение можно только если перейти световой барьер.
Я хочу сказать, что у меня лично никогда не было желания сорвать
ограничитель и включить первую форсажную мощность. Да это и не получилось
бы, пока я летал на звездолете, любезно предоставленном мне жителями
планеты Дарсан. Мало того, что эта машина обладала недержанием устной
речи, у нее еще был постоянно раздражен центр самосохранения. Если бы я
задал дарсанскому звездолету режим превышения скорости света, то в ответ
наверняка услышал бы:
«Ни за что! Мне еще жизнь дорога!»
Типичная отговорка, ибо никто пока не доказал, что движение в
сверхсветовом режиме вредно влияет на неразумные металлические устройства.
Человек иное дело. Тут уж всякое бывало от экстаза до психоза.
Однажды мне пришлось всетаки испытать это мучительное удовольствие не
по своей, конечно, вине.
Я возвращался, помню, с Альбирео к себе во временное жилище. А жил я тогда
(временно, конечно) в вигваме на планете Ухма в системе Денеба. Что я там
делал? спросите вы. Скажу честно: отдыхал душой после того, как вернул
дарсанский звездолет его законным владельцам. А на Альбирео летал для
того, чтобы выступить по местному видео с рассказом о своих юношеских
приключениях в зманпартуле. На обратном пути меня и настиг космический
шершень.
Не буду описывать, как выглядит это насекомое, летающее по Галактике в
районе третьего рукава. Вопервых, у меня нет необходимого словарного
запаса, а вовторых, я хочу поберечь нервы своих читателей, ибо ничего
более гадкого я не видел в своей жизни. Ко всем прочим прелестям шершень
может развивать скорость, близкую к световой. Что остается делать
кораблям, за которыми погнался этот мерзкий монстр? Уходить в сверхсвет
или вступать в поединок. От одной мысли о поединке у меня свело скулы я,
конечно, уничтожу тварь, но каково будет ее многочисленным детям, которые
останутся без матери? Только из этих соображений я сорвал предохранители и
нажал на все акселераторы.
Звездолет рванулся, чтото ярко вспыхнуло за бортом, звезды померкли, а
потом появились опять, и на табло загорелась надпись: «Скорость 1,1
световой».
Вот тутто я и понял на собственной шкуре, что означает слово «наоборот».
Надеюсь, мне не нужно объяснять, что в сверхсветовом режиме все природные
процессы идут вспять. Прошлое как бы меняется местами с будущим, будущее
с прошлым, в пространстве минусы меняются на плюсы, а то, что меняться не
может по определению, просто исчезает, будто его никогда и не было.
Вырвавшись на просторы сверхсвета, я начисто забыл о том, откуда родом.
Вообще говоря, это не имело никакого значения, но ведь именно такие мелочи
обычно и тревожат больше всего. «Откуда я родом?" такой была моя первая
мысль после того, как я взглянул на спидометр и обнаружил, что скорость
света осталась гдето внизу.
Я не смог ответить себе на этот простой вопрос! Неужели с Фрагаллы? Нет,
исключено. Тогда с Вольфа Шестнадцатого? Нет, с чего бы это? Может, с
Арктура? Знакомое название, но я решительно не знал, что оно означает.
Ну и ладно, сказал я себе. Откуда бы я ни прибыл, сейчас важно знать,
куда я направляюсь. Но и на этот вопрос я не сумел подобрать ответа. На
обзорном экране я видел белый фон Вселенной с черными крапинками звезд и
не мог понять, что именно в этом пейзаже кажется мне непривычным.
Расположение созвездий? Да кому оно вообще интересно, это расположение?
Млечный путь выглядел как обычно черная сыпь на белом теле мироздания.
Я попытался вспомнить, как попал сюда, но и этого сделать не смог тоже.
Зато я живо вспомнил процесс собственных похорон: я лежал в гробу и
смотрел в потолок, а мимо почемуто задом наперед шли важные
государственные персоны, и все говорили о том, каким замечательным
человеком и космопроходцем будет Ион Тихий. Мне не понравилось это
воспоминание, я отогнал его, будто назойливого тигра, и тут же вспомнил,
как, будучи немощным старикашкой, пытался взобраться на марсианскую гору
Никс Олимпика. Мне было в ту пору сто двадцать семь лет, но я лез наверх с
упорством столетнего. И добралсятаки, и водрузил на вершине какойто флаг
в дополнение к трем сотням других, уже украшавших эту деталь марсианского
пейзажа.
А еще я вспомнил, как на свое столетие пригласил всех президентов Земли,
но не пришел ни один, хотя каждый прислал поздравительное послание тем
более длинное, чем меньше был размер государства. «Будь здоров, Тихий!"
написал мне президент Соединенных Штатов Израиля Амнон Брумель. А
президент микроскопического государства Москвакольцевая прислал
поздравительный адрес, в котором оказалось две тысячи триста семьдесят
шесть страниц среди них около двух тысяч незаполненных.
Воспоминания нахлынули на меня, как прилив на тихоокеанский берег, и мне
не оставалось ничего иного, кроме как утонуть в пене прибоя. Я вспомнил,
что когда мне было девяносто, мы с моим другом депутатом Нисимом Корешем
попытались взорвать буфет кнессета очень уж нам докучали завезенные с
Юпитера тараканы. Они лазили по тарелкам, а убивать их запрещала
международная конвенция, поскольку юпитерианские насекомые обладали
разумом, хотя и на уровне малолетнего младенца. Ты его настигаешь на месте
преступления за поеданием твоего бифштекса, а он на тебя же и кричит:
«Дядя паахой! Не юбью дядю!»
А еще я вспомнил, как отправился в кокон Вселенной, чтобы разобраться
наконец, каким образом возникло знаменитое правило буравчика. Мне было
тогда семьдесят два года, до пенсии оставалось всего ничего, и нужно было
торопиться выполнить свою жизненную программумаксимум. В кокон я
отправился на...
Тут я всетаки высунул голову из океана воспоминаний и спросил себя:
«Шекет, что происходит? Почему ты вспоминаешь то, что с тобой еще не
происходило? Как это вообще возможно вспомнить собственное столетие,
если сейчас тебе всего сорок три года? Может, это просто игра
расшалившейся фантазии? А нука, попробуй вообразить себе, как в день
своего столетнего юбилея ты будешь пить шампанское с друзьями на Ганимеде!»
Я попробовал, и у меня ничего не получилось. Согласитесь, есть разница
между фантазиями, которыми можно играть по собственному разумению, и
воспоминаниями, устоявшимися и неизменными по сути своей, ибо то, что
было, то и было. Так вот, я ничего даже мысленно не мог изменить в своем
будущем, в то время как с прошлым, которое, казалось бы, должно было
выглядеть незыблемым, как скала, я мог играть так, будто мне еще только
предстояло его пережить.
Я, например, представил себе свое детство в подводном лагере Эйлат. Я
прекрасно знал, конечно, что в дни моего детства подводный Эйлат только
проектировался, и ни у кого не было уверенности, что денег хватит хотя бы
на возведение основания. Но я всеравно представил себе, будто живу в
огромном аквариуме, на ногах у меня ласты, а в грудную клетку вживлены
синтетические жабры, и я играю в ватерболл с ребятами из иорданского
города Акаба, вколачиваю гол... нет, три гола... а еще лучше пять.
Воображение рисовало мне мою юность, и я менял ее, как хотел. Служба в
зманпатруле? Мм... Нет, лучше поработать в лаборатории Неемана. Чистое
помещение, хорошие оклады...
Фантазию перебило воспоминание о том, как я, в возрасте семидесяти пяти
лет, отправляюсь послом на планету Далияшева. Сбывается моя мечта я
официальное лицо, представитель Соединенных Штатов Израиля. Я вручаю
верительные грамоты президенту Далиишева, и он целует меня в затылок по
местному обычаю...
На мгновение я пришел в себя (должно быть, поцелуй оказался слишком
крепким) и обнаружил, что сижу в кабине звездолета, и спидометр показывает
1,1 скорости света... Ах, вот оно что, подумал я. Конечно, время здесь
идет вспять, я помню то, чего еще не было, но о том, что уже было, могу
только догадываться и строить планы.
Нужно выбираться! мелькнула мысль. Иначе я, подобно алкоголику, буду
пить воспоминания о будущем, а прошлое забуду, да его уже и не было
вовсе... Понятно, почему на всех трассах Вселенной висят ограничительные
знаки: «Проезд со скоростью более 300 тысяч км/с запрещен!»
Из последних мысленных сил я надавил на сенсорный переключатель, и
звездолет начал экстренное торможение. Я, естественно, не помнил уже, что
в сверхсвет отправился, спасаясь от проклятого шершня.
Когда небо за бортом вместо молочнобелого опять стало черным, а звезды
приобрели свои привычные оттенки цветов, я не сразу понял, чем прошлое
отличается от будущего. Все на миг перемешалось: рождение со смертью,
женитьба с разводом, болезни с выздоровлениями, война с миром. Но правы
оказались те путешественники, кто, вернувшись из сверхсвета, говорили:
«Мгновение и вечность никакой разницы!»
Шершень уже почти настиг меня, но то, что казалось мгновением, растянулось
для меня на целую вечность, и я спокойно навел на гадину кормовое орудие,
тщательно прицелился и выстрелил.
О результате умолчу.
Я вернулся на планету Ухма в системе Денеба и никому не стал рассказывать
о том, что пережил за световым барьером. Мне, знаете ли, не доставляет
удовольствия воспоминание о собственной немощи и старости. К тому же, на
мои похороны могли прийти куда больше официальных представителей ведь я
прожил такую замечательную жизнь! Обидно.