Спокойной ночи! - Александр Абрамов - Книжная Полка

Вопрос: Вы кому–нибудь рассказывали о своих снах?

Ответ: Нет. В наши дни люди не доверяют друг другу.

Из стенограммы допроса Иоганна

Фебера в Особой комиссии

Неоновая девица над входом в бар, периодически загораясь, сбрасывала с себя остатки одежды. Огненные буквы вспыхивали на черном стекле и фейерверком осыпались на горячий от зноя асфальт. Ли долго пытался понять этот оптический фокус, но, так и не разгадав его, подошел к двери и заглянул в ее большое чистое и прозрачное, как воздух, стекло. Ему очень хотелось войти в зал, протолкаться сквозь вибрирующую в сарте толпу к тому пустому столику около эстрады, который он заприметил, стоя у двери, но он боялся. То был слишком фешенебельный для него ресторан: сюда приходили вернувшиеся из рейса космонавты, забывшие запах земли шахтеры Марса, суровые лоцманы венерианских морей. Он был не похож на пестрые и крикливые кабаки Главной авеню и на дешевые забегаловки ее переулков. Сюда Ли, наверное, не пустили бы – не стоило и пытаться.

– Что задумались? Входите. – Чья–то рука легла ему на плечо.

Ли обернулся: на него ласково смотрел высокий рыжеволосый мужчина в черном селеновом свитере. Он ободряюще усмехнулся и подтолкнул Ли к двери:

– Пошли.

– Меня не пустят, наверно... – неуверенно проговорил Ли.

Вместо ответа незнакомец взял его под руку и открыл дверь. Эскалаторная пластиковая дорожка подвела их ко входу в зал. Танец только что кончился, и возбужденные гипномузыкой люди спешили к своим покинутым спутникам, недопитым коктейлям и прерванным разговорам.

– Хотите получить свои семь футов под килем? – весело спросил незнакомец.

– Семь футов? – не понял Ли.

– Это же название ресторана. Разве не слыхали?

– Странное название, – удивился Ли.

– Старое напутствие морякам, отправлявшимся в плавание. Семь футов под килем – достаточно, чтобы не сесть на мель.

– Разве сейчас есть такие суда?

Незнакомец засмеялся: мальчик был глуповат или наивен; вероятно, только что вышел из школы, где ничему не учат, кроме умения пользоваться современной техникой.

– Мы любим вспоминать прошлое только для рекламы, – сказал он. – Или вспоминаем о былых неудобствах только для того, чтобы сказать: «Как хороша жизнь!»

– А разве она не хороша? – спросил Ли.

Незнакомец молча повел его по залу как раз к тому столику возле перламутровой раковины эстрады, который Ли увидел сквозь дверное стекло. Неизвестно откуда возникший метр услужливо подвинул стулья.

– Как всегда, док? – спросил он с заботливой фамильярностью слуги, прочно усвоившего привычки хозяина.

– Конечно, Рид, за столом я консерватор. А молодому человеку – семифутовый. Самое безвредное пойло из всех ваших коктейлей, кроме чистой воды. К тому же молодой человек у вас впервые.

Ли послышалась явная ирония в реплике незнакомца, но юноша не ответил. Радости жизни, о которых намекнул его спутник, уже начинались. С музыки, неизвестно откуда звучавшей и наполнявшей все его существо. С мигания мерцающих огней в воздухе, то вспыхивающих, то погасающих, то внезапно сменяющих цвет прямо над головой, перед глазами. С пения невидимого хора, доносившегося с пустой эстрады. Звуки томили, будили, звали, спрашивали. О чем–то волнующем и сладостно непонятном. Ли хотелось петь, танцевать, прыгать, кружиться с кем–нибудь в бесконечном, смеющемся хороводе, хотелось кричать что–нибудь очень веселое, объясняться в любви и хохотать, хохотать – он еле сдерживался, стиснув зубы и сжимая руками прыгающие колени.

– Вы что–нибудь чувствуете? – спросил незнакомец.

Голос его прозвучал глухо, словно из–за стены. Ли тупо посмотрел на него:

– Вы о чем?

– По–моему, вы что–то чувствуете. Радость, да? Приступ веселья?

– Откуда вы знаете? – спросил Ли. Ему было трудно оторваться от охватившего его настроения, как от нахлынувшей теплой морской волны.

– Нетрудно догадаться: в этом кабаке хорошая гипноустановка.

– Вот оно что! – протянул Ли. – А я и не подумал.

Он постепенно приходил в себя. Как и все волевые люди, Ли хорошо сопротивлялся массовому гипнозу, особенно рассеянному, когда поле, модулируемое пси–установкой, не имеет четкого направления.

– Обидно. – Ли смущенно посмотрел на своего визави. – Влип, как мальчишка. Не люблю, когда мне навязывают чужую волю.

– Сэ ля ви, говорили когда–то французы. Такова жизнь, – невозмутимо заметил док, смакуя принесенный метром изумрудный напиток в бокале, таком чистом, что казалось, он был соткан из воздуха. – Не принимайте все это так близко к сердцу: таких «мальчишек», которые здесь «влипают» и, главное, стремятся к этому, в одном только нашем городе десяток миллионов, а сколько их в стране, осчастливленной Всеобщим Контролем!

Ли опять послышалась ирония в голосе незнакомца, настолько откровенная, что он спросил:

– Что вы подразумеваете? Я вас не понимаю.

– Неужели? – засмеялся незнакомец и нарочито гнусаво пропел знакомые каждому пошловатые строки: – «Столько наслаждения свыше всяких мер... вам, как провиденье, дарит сомнифер!" Этот оплаченный государством рифмач, по–моему, очень точно сформулировал отпущенные нам радости жизни.

Ли все еще не понимал: при чем здесь сомниферы? Неужели этот чудак ставит их рядом со здешней пси–установкой. Он даже улыбнулся столь очевидной нелепости.

– Чему вы улыбаетесь? – спросил незнакомец.

– Простите, сэр... – начал было Ли.

Но тот перебил его:

– Зовите меня док. Так меня все называют. И здесь... и в других местах, – загадочно прибавил он.

– Хорошо, док, – согласился Ли. – Я только хотел сказать, что сомниферы и гипноустановки совершенно разные вещи.

– Технически, – улыбнулся док.

– Не только технически, – с горячностью возразил Ли. – Гипноустановки одурачивают людей, а сомниферы действительно украшают жизнь, делают ее более интересной и, если хотите, насыщенной.

Рыжий человек в селеновом свитере, сидевший напротив, отставил бокал с таинственной смесью и пристально смотрел на Ли. В его взгляде сквозили любопытство и жалость. Так смотрят на первого ученика в классе, пытающегося объяснить жизнь по школьным программам.

– Милый мальчик, – грустно сказал незнакомец, – вы нелогичны, но это по молодости. Если жизнь недостаточно хороша, то зачем же улучшать ее только во сне?

Ли подумал немного и не согласился. Док что–то упрощает или усложняет.

– Это же развлечения, как и юниэкраны! – воскликнул он.

– Кстати, наши универсальные юниэкраны рассчитаны на собачью неприхотливость. Думающий человек только разучится думать. Но он, по крайней мере, может встать и уйти, – сказал док. – А сомнифер не выключишь и во сне не уйдешь. Так и смотри до утра навязанный тебе сон. Или чужую волю – ваше выражение, юноша.

Ли закипел от негодования: ведь он имел в виду только гипноустановки.

– Ну и что? – Док словно читал его мысли. – В одном случае вам навязывают чужую радость, в другом – чужие сны. А разницы никакой: и тут и там – чужое.

Ли задумался в поисках возражения. Нет, док в чем–то неправ.

– Почему чужое? Ведь я сам выбираю сон по каталогу. Мне только подсказывают образы, мой мозг сам воспроизводит их. Один и тот же сон два человека видят по–разному.

– Но по одной подсказке.

– Почему? Я могу выбрать одно, вы – другое.

– По одному каталогу.

– В конце концов, я сам могу придумать сон.

– И станете сонником.

– Да нет же! – Голос Ли даже зазвенел от обиды. – Кто–кто, а я–то знаю! Сонники смотрят запрещенные каталогом сны.

– А какие сны запрещены? – лукаво спросил док.

Ли вспомнил свой разговор с Биглем, но почему–то все ухищрения сонников, описанные инспектором, показались ему неубедительными. Сейчас док их высмеет.

– Каталог разрешает президентские выборы, а они заказывают выборы Рузвельта или Кеннеди, – робко повторил он слова Бигля.

– А кто такой Рузвельт? – спросил Док.

– Президент, – неуверенно сказал Ли.

– Какой?

– Нас не учили.

– А Кеннеди?

– Его убили, – вспомнил Ли.

– За что?

– Не знаю.

– В том–то и дело, что вы не знаете, – сказал док. – И никто из вас не знает. А если знает, молчит. Запрещено все, что не имеет индекса, указанного в каталоге. Как по–вашему, можно посмотреть во сне сказку о Красной Шапочке?

– Конечно, – улыбнулся Ли. Глупый вопрос. Впрочем, сказочку он не помнил.

– Один мой знакомый, по имени Иоганн Фебер, – задумчиво произнес док, – попробовал рассказать ее во сне по–своему. Там все было – и Красная Шапочка, и волк, и бабушка, только в их словах и делах был особый смысл. Вот и все.

– Что – все? – поинтересовался Ли.

– Дело Фебера разбиралось в Особой комиссии...

– Где он сейчас?

– Не знаю. И никто не знает... Кроме... – грустно усмехнулся док. – Впрочем, оставим это.

Ли был оглушен услышанным. Что такое сонники, он узнал в школе. Что они смотрят запрещенные сны, он услышал от Бигля. Рузвельт и Кеннеди не убедили, а лишь насторожили его. Но Красная Шапочка... Какой же новый смысл можно вложить в детскую сказку?

– Пока есть только одна возможность почувствовать себя человеком, – негромко продолжал док. – Начать с оглупляющих снов...

– Как?

– Не включать сомнифер.

– Я бы не заснул без него, – усомнился Ли.

– Конечно. Это как наркотик. И так же раздражает нервную систему. Сначала просто любопытно, потом втягиваешься. Круговорот развлечений – наяву и во сне. Вечером – гипномузыка, ночью – гипносон. И уже не можешь без сомнифера, как без снотворного. Но я, слава богу, не наркоман.

– Сомниферы же не обязательны, – не совсем уверенно сказал Ли. – Смотрите естественные сны. Это же не запрещается.

– Кто знает? – горько сказал док. – Странное у нас время.

Он поднялся и подозвал метра. Расплатившись, он наклонился к Ли и спросил:

– Надеюсь, я не сделал вас сонником?

Он рассмеялся не без горечи и, не оглядываясь, пошел к выходу. Ли недоуменно посмотрел ему вслед.

– Кто это? – спросил он у метра.

– Доктор психологии Роберт Стоун, – почтительно сказал тот. – Хороший человек, только со странностями.