3. Лепо. Всесильные и Бессильные
Навстречу им вышли неизвестно откуда четверо гедонийцев с такими же
черными лентами, туго перетянувшими лбы. Ксор что–то мысленно передал им,
но Капитан не «услышал»: мысль была заблокирована. А все четверо, как по
команде, молча уставились на гостей из другого мира. Странный,
страшноватый взгляд: сквозь человека, как сквозь стекло.
Ксор не назвал ничьих имен, не сделал ни одного жеста, в каком можно
было бы усмотреть ритуал знакомства. Но мысленное сообщение его, видимо,
не было ни враждебным, ни равнодушным. Один из четверых шагнул к Капитану
и дружески тронул его за плечо.
– Будешь с нами, – мысленно сказал он. – Круг замкнут, и мысли
спокойны... – И тут же повторил это невразумительное приветствие по адресу
Малыша.
Тот выжидающе взглянул на Капитана: что, мил, ответить? Взгляд Капитана
был понятен без слов: откуда я знаю? А может быть, они и не ждут ответа.
Ответа действительно не ждали. Один за другим гедонийцы, считая, должно
быть, преамбулу знакомства исчерпанной, беззвучно исчезли в толще
молочно–белой стены, куда за ними последовали и космонавты. Очутились они
в длинном, похожем на ресторан зале. Вероятно, это и был ресторан, или
столовая, или кафе, поименованное ксором, как лепо. Да разве дело в
названии, если гедонийское лепо почти не отличалось от своих земных
аналогов. Может быть, только стол без ножек, повисший в воздухе вопреки
закону тяготения, да непривычная, почти зловещая тишина.
«Когда я ем, я глух и нем», – вспомнилось Капитану.
– С пищеварением у них порядочек, – съязвил Малыш, – разговоры не
отвлекают да и шума нет.
Он не успел продолжить, как перед ним повис, материализовавшись как в
эстрадном фокусе, противень–стол – строго говоря, просто легкая розовая
пластинка с неровными, зыбкими, что ли, краями.
Капитан подошел ближе, и стол изменил форму: сжался, вытянулся, будто
почувствовал приближение еще одного человека.
– Садитесь, – пригласил их один из сопровождавших молчунов.
Капитан не успел спросить, куда. Подле стола тотчас же возникли такие
же бледно–розовые пластинки–стулья, словно чашечки неведомых экзотических
цветов без стеблей и листьев. Они мягко, изогнулись, принимая форму кресла
со спинкой.
– Что хотите? – спросил ксор.
– Не знаю, – ответил Капитан. – Что вы, то и мы.
На розовой поверхности стола появилось семь пирамидок.
– Коро, – сказал ксор. – Надо линять.
– Кому линять? – удивился Малыш.
– Не кому, а что, – поправил ксор. – Зито и постепенно.
Малыш ошалело взглянул на Капитана.
– Чему удивляешься? – усмехнулся тот. – Сказано тебе: сразу не линяй, а
постепенно, не торопясь.
Пирамидки на столе щелкнули и раскололись, а из них на розовую
пластинку потекло что–то коричневое: кисель не кисель – не понять, что. Но
странная штука: коричневая масса не растекалась по глянцу стола, а
застывала, булькая и пузырясь, принимая знакомую форму пирога с
подгоревшей корочкой. Сюда бы солонку да полотенце вышитое – хлеб–соль, да
и только.
– Линяйте, – сказал ксор и наклонился над пирогом, блаженно закрыв
глаза. Остальные гедонийцы последовали его примеру.
Малыш осторожно потрогал пирог.
– Мягкий, – оценил он. – Попробовать, а?
– Не стоит, – сказал Капитан. – Зачем рисковать? Да и они не едят.
Он понюхал пирог и почувствовал легкий, едва уловимый запах. Все было в
нем: сладкий дурман клевера, плывущий над полем, нежнейший аромат розовых
кустов, горечь сизого дыма над таежным костром. Он туманил сознание, этот
запах, укутывал в теплоту воспоминаний детства и юности, уводил куда–то
далеко в сказку–быль.
Капитан рванул ворот рубахи – жарко! – и поглядел на небо. Белая вата
кучевых облаков в синеве неба – низко–низко, рукой дотянешься. Скосил
глаза: у самого лица его покачивалась травинка–былинка и карабкался по ней
коричневый муравей. «Где ж это я?" – думалось лениво, без удивления.
Поляна в лесу, трава еще мокрая. Роса или дождь прошел? И вдруг, как
вспышка молнии, сверкнула мысль: да это же Земля! Он вскочил, побежал по
росистой траве к пестрым, в желтых ромашках холмам, из–за которых
поблескивало на солнце речное зеркальце. Вода по колено – как ноги
холодит! – хрупкий песок на дне, серебристые плотвички брызнули в стороны.
Капитан зачерпнул ладонями воду, хлебнул; заломило зубы. Он упал на
колени, шорты сразу намокли – и пил, пил, пил эту воду с привкусом осоки,
полынной горечи, пил, не в силах оторваться, пока кто–то не рванул его за
плечо.
– Очнись!
И все пропало: и река, и трава, и облака над полем. Он снова сидел за
розовым столом–амебой, растерянно оглядываясь по сторонам.
– Что это было?
– Наркотик, – сказал Малыш.
– Коро. – Ксор взглянул на Капитана, и губы его скривились в некоем
подобии улыбки. – В первый раз?
Капитан кивнул согласно, постепенно приходя в себя. Он чувствовал
какую–то легкость во всем теле, свежесть и бодрость, как после ионного
душа.
– Выпей! – Ксор махнул рукой и поставил перед Капитаном бокал с
мутно–голубой жидкостью.
– Что это?
– Пей. И ты пей. – Перед Малышом возник такой же бокал. –
Нейтрализатор. Для пищеварения.
Жидкость была кисловатой и густой, как кисель. Капитан мгновенно
вспомнил питательную жижицу для ребят–здоровяков в Зеленом лесу, взял
бокал, понюхал – никакого запаха – и выпил до дна. Малыш тоже выпил,
чуточку поморщась: он не любил кислятины.
– Ты что–нибудь чувствовал? – спросил Капитан.
– Ничего. Мгновенное забвение, черный колодец – ни звуков, ни света.
Очнулся, как после доброго сна.
– Коро восстанавливает силы, – вмешался ксор, – но действует
по–разному: у одних вызывает галлюцинации, у других – шок. Результат один:
зарядка организма. Стимулятор.
– А пища?
– Несколько минов необходимых организму химических веществ вы всегда
получите с любым насыщающим вариантом. Остальное для вкуса и для балласта
в желудке. Хочешь – придумаешь. Посмотрите внимательно. – Он обвел рукой
зал.
На разноцветных столах–пленках, в беспорядке разбросанных в
пространстве зала, то и дело возникали и сменялись бокалы всех форм и
расцветок: какие–то кубы, призмы, шары. Кто–то склонился над «пирогами»
коро, кто–то подбрасывал вверх блестящие шарики, я они, повиснув над
столами, разбухали и лопались, а в подставленные сосуды лилась золотистая
жидкость прямо из воздуха. И кто–то прямо из воздуха вытягивал зеленые
нити, сматывал их в клубок и отправлял в рот, запивая уже знакомой
мутно–голубой жидкостью.
И все–таки зрелище это походило скорее на репетицию цирковых
иллюзионистов, чем на привычный земной ресторан или столовку с
шумом–гамом, тостами над вспотевшими бокалами с ледяным шампанским или
байками под кефир или мороженое. Глупо мерить все земными мерками: не
подходят они здесь. Только внешний вид лепо, так сказать, общий антураж,
заставлял вспомнить о земных ресторанах. Что ж, в мире, где существуют
такие предметы обихода, как стул и стол, антураж этот наиболее логичен. Но
лишь антураж, не надо обманываться! Гедонийцы, кстати, тоже похожи на
людей. Внешне? Пожалуй. А психология, а поступки?
– Смотри. – Малыш дернул Капитана за петли шнуровки.
Тот обернулся. Между столами на четвереньках ползли, по–собачьи высунув
языки, четверо гедонийцев, голых по пояс, бритоголовых или преждевременно
облысевших. Крупные капли пота выступили на их загорелых спинах, тяжелое
дыхание доносилось издали. Здоровенные мужланы, ладони–лопаты – встретишь
такого, обойдешь, чтоб не столкнуться, – беспомощно ползли, подгоняемые
гортанными выкриками, странно неуместными в сонной тишине лепо.
Их было двое – погонщиков с дубинками в руках. Капитан искоса взглянул
на свою, болтавшуюся у пояса, – такая же. Эти черные дубинки угрожающе
посвистывали, а сидевшие за столами на стульях–пленках опускали головы или
отворачивались, чтобы не встретиться взглядом с погонщиками. А
встретившись, замирали и не могли отвернуться. Так луч автомобильных фар
гипнотизирует зайчишку на темной лесной дороге, не давая ему свернуть.
Капитан ждал, когда кто–нибудь из обладателей черных дубинок обернется
к нему. Зачем – неизвестно: просто мальчишеское желание Посмотреть в
глаза, не мигая, напряженно, как в детской игре в «гляделки» – кто кого
пересмотрит. Но «пересматривать» не пришлось. Гедониец мельком взглянул на
Капитана, чуть задержал на нем шипы холодных голубых (что, у них у всех
голубые?) глаз и что–то мысленно передал своему спутнику. Тот никак не
ответил, даже не посмотрел на «говорившего», просто прошел дальше,
подгоняя своих «четвероногих», бессмысленно и безропотно двигавшихся к
свободному месту у светящейся стенки.
– Кто это? – спросил Капитан удивленно и только теперь заметил, что их
приятель ксор вытирает ладонью вспотевший лоб, что у его соседа течет
кровь из прокушенной губы, а остальные двое тяжело дышат, стараясь не
смотреть на происходившее рядом. – Кто это? – вынужден был повторить
Капитан.
– Маги, – ответил ксор, не подымая головы от стола. – Властители.
– Властители? – удивился Малыш. – Разве не Координатор управляет Аорой?
– Маги управляют всеми, кто подчиняется.
– А кто не подчинится?
– Того заставят пресмыкаться, ползать, терпеть или даже утратить
память.
– Не понял. Что значит утратить память?
– Мы же не умираем. Лишенных памяти, сознания, личности просто
отправляют на перекройку.
– Чем же они добились этой власти? Дубинкой?
– Взглядом.
Капитан усмехнулся: детская наивность рядом с технической зрелостью.
Парадокс? Скорее ошибочка в сложнейшем механизме гедонийской цивилизации.
Кто–то где–то что–то недосмотрел, и вот уже олимпийцы–полубоги пугаются
«магических» взглядов, откровенно пугаются, даже не пытаясь скрыть
трусости.
– А почему вы сердитесь? – спросил ксор.
– Сердимся? – мысленно переспросил Капитан. – Скорее удивляемся. А как
ты заметил?
– У вас то расширяются, то сужаются зрачки. И лицо дергается.
Капитан сразу понял, почему их лица заинтересовали ксора. Гедонийцы не
щеголяли мимикой, сохраняя даже в минуты душевного волнения, как в данном
случае, мимическую неподвижность лица. Вот почему ксор спутал удивление с
гневом – «зрачки выдали. Да и не только удивление. Капитан скосил глаза на
устроившихся по соседству магов, у стола которых застыли на корточках
«порабощенные взглядом». Пожалуй, ксор прав: тут не удивляться, а кричать
надо, когда кучка отпетых негодяев может запугать целый город, издеваясь и
безобразничая потому, что всем все дозволено, а поскольку их
информационный багаж побольше, то, значит, «ндраву моему не препятствуй».
А если бы их самих проучить, показать бы «высшую математику»
гипноуправления? Пусть бы сами поползали, послужили на задних лапках. И
чтоб все видели, как их так называемая всесильность держится: толкни и
рассыплется карточный домик псевдомогущества.
– Проучил бы ты их, – подсказал Малыш. – Вспомни психологический
практикум в институте. Попробуй – не промахнешься.
Лепесток–стул медленно отодвинулся, отпуская уже вставшего Капитана.
Как это было – мгновенная псипередача или почти невероятная локационная
способность гедонийцев, – но лица всех находившихся в лепо повернулись к
нему. Он чувствовал себя форвардом, идущим к футбольному мячу на
одиннадцатиметровой отметке: еще шаг, еще, удар и... Нет, гола не было.
Капитан не ударил. Он остановился перед магами, воссевшими за таким же
столом–амебой. Их красные трико вызывающе выделялись даже среди общей
пестроты. Но Капитана не интересовали костюмы противников, он сам,
насмешливо прищурившись – совсем мальчишка, напрашивающийся на драку, –
ловил их замораживающий взгляд: а ну, кто кого?!
Голубоглазый маг не был психологом и подвоха не усмотрел. Да и проблемы
«кто кого?" для него не существовало. Самый сильный – он, самый умный –
он.
– Присядь! – приказал он Капитану, кивнув на возникший тут же
стул–пленку.
Посланная им мысль не приказывала, а скорее предлагала, продиктованная
не гневом, а любопытством к смельчаку. Капитан сел, внутренне посмеиваясь
над ситуацией: высокопоставленный феодал снизошел до беседы с дерзновенным
латником. Ну что ж, пусть всесильный испытает ничтожнейшего.
– Что тебе нужно? – послал свой вопрос маг.
Капитан молчал.
– Хочешь пузыриться?
– Я из школы, – сказал Капитан. – Еще не все знаю. Что значит
«пузыриться»?
– Посмотри на них, – усмехнулся маг, кивнув на застывших на корточках
гедонийцев. – Это пузыри. Все, кто служит нам, – пузыри.
– Сами захотели служить? – с наигранной наивностью спросил Капитан.
Маги переглянулись, заблокировав обмен мыслями, но Капитан подумал, что
его, вероятно, принимают за полного идиота.
– Ты глуп, школьник, – наконец «услышал» он. – Просто мы отняли у них
волю и личность.
– И они не сопротивлялись? – Капитан все еще продолжал играть в
Иванушку–дурачка.
– Кто же может сопротивляться?
– Не знаю. – Капитан оглядел зал. – Может быть, этот?
Он показал на розовощекого силача, развалившегося в кресле за соседним
висячим столом. Он казался невозмутимым, этот русоволосый крепыш, и только
тревожные взгляды, которые он искоса бросал на магов, выдавали его
душевное состояние.
– Этот? – Маг презрительно скривил губы. – Это вольный. Хочешь, я его
превращу в пузырь? Сначала его, а потом тебя.
В глазах мага появился недобрый стальной блеск. Капитан не слышал
приказа, он видел только, как задрожали руки розовощекого силача, медленно
опустился недопитый бокал с голубой жижицей, безвольно поникли плечи.
«Пора!" – решил Капитан и мысленно приказал превращенному в «пузырь»:
«Ты один, вокруг никого, тебе весело. Пей!»
Осоловевшие глаза вольного тотчас же приобрели решительность и
осмысленность. Он выпрямился, не спеша поднял недопитый бокал и выпил,
словно бы никто и не посягал на его свободу воли.
«Один – ноль», – мысленно поздравил себя Капитан.
Маг повернул к нему побелевшее от злобы лицо:
– Мне кто–то мешал.
– Я, – сказал Капитан.
Маг резко поднялся, и кресло–лепесток, не успев отодвинуться, растаяло
в воздухе.
– Встань! – приказал маг.
– Зачем? – спросил Капитан. – Мне и так неплохо.
– Встань! – повторил маг, повышая энергетическое напряжение мысли. Его
лицо при этом побагровело.
– Ты самоуверенный кретин, – послал ему ответ Капитан, не заботясь о
том, будет ли понята магом его терминология, – думаешь, что ты самый
сильный в вашем вонючем городе, а на самом деле ты слизняк. И ничего–то ты
не умеешь – только жрать да приказывать. А попадись тебе кто посильнее, на
брюхе за ним поползешь. Хочешь попробовать?
– Не посмеешь. – Глаза мага сузились: щелки–амбразуры и в каждой по
излучателю.
Капитан почувствовал, как кто–то сильный и властный вторгается в мозг.
Неприятное и непривычное ощущение. Он встряхнул головой – ощущение
пропало.
– Посмею, – сказал он и коротко бросил: – Ложись!
Ноги у мага подкосились, словно кто–то срезал его под колени, и он
грузно плюхнулся на пол, прикрыв руками затылок.
– Ползи! И ты с ним! – Он пристально посмотрел на второго мага.
Тот даже не сопротивлялся, упал на живот и пополз к выходу за своим
дружком, вихляя толстым задом в красном трико. Они ползли мимо
бесформенных столиков, мимо гедонийцев, поспешно отодвигавшихся в сторону,
– необычное, нелепое зрелище. Маги в роли порабощенных! Теперь все взгляды
устремились на победившего. Что он прочел в них? Раболепие? Страх? Да,
именно страх пополам с удивлением перед чудом: школьник, чужак и
властители, превращенные им в «пузырей». «Интересно, сколько я получу
инединиц по гедонийскому счету?" – мысленно усмехнулся Капитан. Только
сейчас он почувствовал, как жестоко устал. Нервное напряжение подошло к
максимуму, стрелка у красной черты. Надо расслабиться.
Четверо вольных по–прежнему сидели на корточках, бессмысленно
уставившись в одну точку, хотя магов по соседству уже давно не было.
«Порабощенные взглядом» даже не заметили, что их поработители позорно
бежали, уступив их новому хозяину. А хозяин только рукой махнул:
– Встаньте и ступайте, куда вам нужно. Вы свободны.
И прошло оцепенение, люди вновь стали людьми, впрочем, в гедонийском
смысле этого слова: встали, отряхнулись и пошли, даже не оглянувшись. Кто
их освободил, у кого взгляд оказался могущественнее – какая разница? Здесь
не благодарят. Здесь другой моральный кодекс, если он вообще существует.
Капитан еле доплелся до своего кресла и сел, тяжело дыша; окружающее
плыло перед глазами в назойливо пестрой карусели.
– Выпей, – сказал Малыш, протягивая бокал, на этот раз не с голубой, а
с чернильной жидкостью. – Новый вид гедонийской бурды. Освежает не хуже
коро.
Бурда оказалась тоже неплохим стимулятором. Усталость проходила,
уступая место какой–то воздушной легкости: шагни – и полетишь, как в
детстве летал во сне. Здесь не знали пышущих жаром бифштексов или ломтиков
шашлыка, нанизанных на горячую саблю шампура. Здесь была своя поваренная
книга, но от ее ассортимента не отказались бы и земные гурманы и кулинары.
Еще одно подтверждение гедонийского рационализма: вкусовые ощущения – не
главное. Основной критерий – стимулирующее действие пищи.
Из состояния блаженной расслабленности Капитана вывел молчавший до сих
пор ксор:
– Ты нас обманывал. Зачем? Ты – маг, а не вольный. Координатор не
ошибается.
– При чем здесь Координатор?
– Он устанавливает линию жизни. На контрольной проверке.
– А он и не говорил, что я стану вольным.
– Значит, будешь магом?
– Не знаю, – пожал плечами Капитан. – Я подумаю.
– Пора бы, – мысленно подсказал кто–то сзади, и это было так
неожиданно, что Капитан вздрогнул и обернулся.
Двое – высокие, черноволосые, голубоглазые, в синих сетках–шнуровках,
словно только что вышедшие из зеленого школьного мира, – они стояли у
стола. Что–то неуловимо знакомое почудилось Капитану в лице одного из них,
в прищуре глаз, в изгибе рта, в некоем подобии улыбки.
– Здравствуй, Стойкий, – сказал Капитан и, забыв, что он не на Земле,
радостно протянул руку.