2. Замкнутые, Что Надо Для Счастья
Оба услышали одно: «ксор».
Ну что ж, ксор так ксор. Не хуже и не лучше сирга. Так же непонятно и
необъяснимо, хотя и созвучно друг другу. А просить объяснений смысла нет:
здесь объяснять не любят и не умеют. Еще одна загадка в одну копилку.
Сколько их наберется?
Ксор подошел ближе, и стена снова выросла позади него – белая и
светящаяся.
– Почему она не открывалась? – спросил Капитан.
– Наложение приказов, – Ксор отвечал машинально: все его внимание было
обращено на внешний вид космонавтов. Он разглядывал их бесстрастно и
холодно, как личинку под микроскопом.
– Чьих приказов?
– Твоих и моих. Вы отключились, и я открыл стену. – Он положил руку на
плечо Капитана: – Вам надо в милеа.
«И этот посылает в милеа», – вспомнил Капитан о совете сирга. Он знал
только то, что эта загадочная (а может быть, загадочное?) милеа находится
(или находилось) «в двух проходах» отсюда (откуда?). Спрашивать ксора о
том, что это такое, он не рискнул и только осторожно поинтересовался:
– Зачем?
– Плохо одеты. Скучно. Из какого клана?
Капитан переглянулся с Малышом. Тот растерянно спросил:
– Про какой отряд он говорит?
– Не отряд – клан.
– А я услышал – отряд.
Ну как тут выпутаешься, если любое неосторожное слово может погубить
экспедицию? Капитан пожевал губами, прежде чем произнести:
– Мы не из клана.
– Вольные?
– Да.
– А почему металл? – Ксор провел пальцем по застежке–«молнии» на куртке
Капитана.
Тот расстегнул и застегнул ее, но ксор не заинтересовался.
– Лишнее, – сказал он. – Идите за мной, – и прошел сквозь внешнюю стену
туннеля. Именно – сквозь, не убирая и не раздвигая ее.
Уже привыкшие к фокусам гедонийцев Капитан и Малыш все же оторопели
перед этим чудом сверхпроницаемости.
А ксор снова появился из стены.
– Что же вы? Жду. – Он махнул рукой. – Быстро, рядом!
Конечно, это был не фокус, а все тот же многократно испытанный
нуль–переход. Нырнули в никуда и мгновение спустя вынырнули в привычном
уже своей пустотой зале с какими–то шкафами вдоль псевдостен. Шкафы сильно
смахивали на щиты–распределители в земных лабораториях, только в переднюю
стенку каждого был вмонтирован экран, похожий на телевизорный. По экранам
бежали полосы – сверху вниз, как при плохой настройке, но ксора это не
смутило.
– Войдете и бросите свою одежду в люк. Потом подумайте. – Он сел на
корточки, обхватил руками голову и застыл в такой едва ли удобной позе.
– Что с ним? – удивился Малыш. – Голова болит?
– Вряд ли. Наверное, так положено. – Капитан принял на вооружение
пифагорийскую формулу: ничему не удивляться. – Пойдем подумаем.
Он пошел к шкафу, на ходу стягивая куртку. Полосы на экране замедлили
свой бег и остановились, чуть подрагивая.
– О чем же думать? – Рациональный Малыш не желал подчиняться явной
нелогичности происходящего.
Капитан не отвечая – он просто был любопытнее – рванул на себя дверь и
вошел в шкаф.
Двери не оказалось, рывок пропал, а в шкафу было темно и пусто.
Где же этот люк, куда надо что–то бросать? Капитан пошарил по стенке и
нашел отверстие. Оно не имело ни стенок, ни дна. А что бросать? Вероятно,
их земные, оскорбляющие здешние вкусы куртки. Можно попробовать.
Он бросил куртку в черную пустоту и стал терпеливо ждать. Ничего не
произошло. Все та же немая темнота. «Идиотизм! – рассердился он. – Сунули
в пустой шкаф, заставили расстаться с привычной курткой и приказали
думать. О чем? И в чем я, интересно, буду разгуливать? Хоть бы шнуровку
гедонийскую получить».
На внутренней стенке шкафа осветился экран – такой же, как и снаружи.
Только вместо бегущих полос Капитан увидел на нем... себя в защитных
шортах, которые он так и не снял вопреки совету ксора, и в белой
сетке–шнуровке.
«Зеркало? – подумал он. – Непохоже. Скорее что–то вроде телемонитора».
Он провел рукой по телу: сетка была настоящей. Одежда по заказу. Ну, а
если не сетка, Окажем, а вестсайдка: плотнее, прочнее и удобнее. Он
подождал, но сетка не исчезала. «Люк», – догадался он, стянул через голову
сетку и швырнул в люк. Теперь его тело плотно облегала майка с короткими
рукавами и круглым воротом, тоже белая, без цветных кругов и
треугольников, какие он видел у гедонийцев.
«Пусть будет зеленой, как и шорты».
Вестсайдка мгновенно окрасилась в травянисто–зеленый цвет.
Капитан подмигнул весело, и его двойник на экране подмигнул в ответ. Он
почти не отличался от среднестатистического гедонийца, этот теледвойник, –
ни одеждой, ни ростом, ни даже лицом. Только глаза выдавали: не холодные,
неподвижные и колючие, а живые и теплые глаза землянина.
«Глаза можно не перекрашивать – хорошенького понемножку», – решил
Капитан и вышел в комнату, на этот раз просто сквозь дверь, без рывка.
Ксор по–прежнему сидел на корточках, обхватив голову руками, а рядом стоял
Малыш в синем трико и гедонийских сандалиях, неизвестно как державшихся на
ноге.
– Давно из цирка? – спросил Капитан.
– А что? – обиделся Малыш. – Мне нравится.
«Вот и еще задачка решена, – подумал Капитан. – Милеа – это попросту
салон верхней одежды, так сказать универмаг с неограниченным
ассортиментом».
– Долго примерял? – спросил он у Малыша.
– Я им сначала фрак заказал, чтоб почуднее. Так не дали.
Капитан засмеялся: фрак! Пожалуй, и на Земле его сейчас нигде, кроме
театральных мастерских, не сошьют, а на Гедоне с ее автоматически
централизованным производством и подавно. В память Координатора – или кто
там этим занимается? – заложен, должно быть, конечный список вещей. Так
сказать, каталог. Вероятно, он огромен и многообразен, но все–таки
ограничен; ограничен мощностью производства, замыслом и фантазией
создателя и вдобавок традициями планеты–матери. Фрака здесь не получишь: о
нем не слыхали.
Он тронул за плечо сидевшего на корточках ксора.
– Мы готовы.
Тот опустил руки и встал. Секунду–другую его глаза все еще были
зажмурены – в трансе он пребывал, что ли? – потом он открыл их и
критически оглядел космонавтов.
– Теперь лучше. Вольные. Проверка воображения. Координатор отсчитает.
Немного, но отсчитает.
– Что отсчитает?
– Инединицы за воображение. Информация.
– А зачем?
– Чтобы жить. Потом будет хорошо.
– Когда?
– После жизни.
– После смерти, – поправил Капитан.
– Нет, после жизни, – не согласился ксор. – Смерти нет.
– А что есть?
– Регенерация.
Капитан уже слышал этот технический термин. Кто–то упоминал о нем в
Зеленом лесу, пояснил его смысл Учитель, как метод смены личности в
неумирающем теле. Капитан видел и первые плоды этого метода – бородатых
младенцев, сосущих питательную жижицу из воздушных трубок. Но сейчас ему
захотелось узнать, что думают об этом зрелые гедонийцы.
– Перерождение, – пояснил ксор. – Исчезнет твое «я», а вместо него
возникнет другое. Ты и не ты. Чужая матрица.
Малыш с интересом вслушивался в их разговор, в котором звучали только
вопросы и реплики Капитана. Мысли ксора он воспринимал как беззвучный
отклик в сознании. Но тем не менее разговор получался, и в него можно было
вступить. Он и вступил.
– Они верят в переселение душ? – спросил он у Капитана.
– Здесь нечто подобное действительно практикуется, – пояснил тот, –
причем на серьезной научной основе. Без чертовщины и мистики.
В глазах ксора впервые промелькнуло нечто вроде удивления.
– Вы те, кто жужжит, – я слышал.
– От кого? – спросил Малыш.
– Общая информация. Как все – слышал.
– Врет?
– Не думаю. Здесь не лгут и, по–видимому, лгать не умеют. Какая–то
система информации для всех, должно быть, все–таки существует. Ее и
называют общей. Интересно, кто и что является ее источником.
– Координатор, наверно.
– Не будем гадать.
Ксор внимательно прислушивался к их словам, потом закрыл глаза и
передал мысль:
– Информация общедоступна. Любая информация.
– Откуда вы ее получаете?
– Она везде. Ее надо копить.
– Для кого?
– Для себя. Как в школе. А потом проверять уровень. Набрал минимум –
хорошо.
– А если больше минимума?
– В запас для Нирваны.
Вот так оно и прозвучало, это понятие – нирвана. Старое, почти забытое
на Земле слово. Вечное блаженство, заработанное праведной жизнью. А каковы
нормы праведности? Библейские? Вряд ли. Устарели они и на Земле,
запылились, пожелтели от времени, как истертые страницы священного писания
в каюте Библа. На Гедоне праведность измеряют в битах – или какие здесь
единицы информации? «Кретины», – резюмировал Малыш. Ошибся парень. Скорее
рабы. Они в постоянном неоплаченном долгу перед теми, кто дал им жизнь. А
какова она, эта жизнь? Аора несомненно отличается от мира зеленого солнца.
Стерилизованное существование ради жалких крох информации или того, что
они называют информацией, – хаос каких–то полузнаний, полувпечатлений,
набранных в спешке, на лету. Посидел на корточках, поразмышлял, придумал
что–то – вот и денежка в копилку; сочинил одежонку похитрее – еще денежка.
Так капля за каплей, авось и до Нирваны дотянешь.
– Что значит «нирвана»? – спросил Капитан.
– Покой. Блаженство. Радость.
– А точнее?
– Не знаю. Из Нирваны не возвращаются.
– Кто же знает?
– Учитель.
«Опять Учитель, Великий миф гедонийцев. Все знает, все видит. Живой –
во всяком случае, мыслящий – бог, не вмешивающийся в жизнь, но творящий
ее. Парадоксально звучит, но подтверждается наблюдениями. Пока, во всяком
случае».
Капитан уже не боялся спрашивать.
– Почему ты называешь себя ксором, а нас – вольными?
– А разве это не так?
– Так. Но в чем разница?
– Вы живете в хаосе, а мы – замкнутые.
– Чем замкнутые?
– Не чем, а на что. Замкнутые на себя. Цикличность информации.
Рождается в себе, перерождается, рождает новую.
– Цепь ассоциаций?
– Не цепь, а кольцо. Вы должны знать.
«Мы должны знать, но не знаем. Неувязочка, которую наш немногословный
или, вернее, немногомысленный собеседник может неправильно истолковать. Не
будем дразнить гусей».
– Мне пора, – беззвучно сказал ксор.
– Возьмешь нас? – спросил Малыш.
– Идите. Я в лепо.
– В лепо так в лепо, – согласился Малыш. – Пошли, Кэп.
Они подошли к стене и подождали какую–то долю секунды, пока она не
исчезла. Но не увидели за ней знакомого белесого коридора.
Пол туннеля загибался к потолку длинным ребристым пандусом, а наверху у
крыши виднелся ровный прямоугольник отверстия: кусок синего неба,
вписанный в рамку светящегося потолка.
– Почему мы шли пешком, а не воспользовались мгновенностью
передвижения? – спросил Капитан.
– Мгновенность удобна, но мышечное передвижение необходимо. Нельзя
расслабляться, – сказал ксор и смешался с толпой, вернее, пошел сквозь
нее, обходя сидящих и переступая лежащих.
Вероятно, Капитан был прав: они впервые попали в город в часы, когда
гедонийцы прятались от палящего солнца в своих домах–сотах, превращавшихся
по желанию хозяев в удобные для них комнаты. А теперь в городе кипела
жизнь. Множество людей в пестрых, причудливо скроенных и раскрашенных
костюмах на крышах, на площадях, группами и в одиночку чего–то ждали, как
переполненный зрительный зал ждет стремительного разлета занавеса. А может
быть, впечатление обманывало и ожидающая толпа была просто бесцельным
скучающим сборищем, ожидающим краткого мига развлечения. Откуда и как
придет к нему этот миг? Со стен домов, на которых воображение неведомых
художников меняло светящиеся картины – цветную бессмыслицу красок и
путаную геометрию линий? С мачты–игры – излучатель или антенна? – чуть
вздрагивающей от легкого ветра? Или из черных отверстий в крышах, одно из
которых только что привело сюда двух чужаков в этой толпе.
На этот раз она не безмолвствовала: отрывистые возгласы негодования или
радости, какие–то крики вдалеке, иногда резкий пронзительный свист. Все
это явно противоречило словам ксора о бессмысленности звуков в мире
осмысленной информации.
Малыш не удержался и напомнил об этом их спутнику.
– Ты прав, – ответил тот, – эмоциональные вспышки, низкий уровень
интеллекта, а в результате сокращенный объем информации.
Космонавты уже привыкли к отрывистым мыслям гедонийца и научились
лепить из них стройные, хотя иногда и малопонятные конструкции речи. Но в
последнем объяснении ксора ничего непонятного не было: разумный, по
здешним представлениям, человек не станет выражать свои чувства выкриками.
Старая земная поговорка «молчание – золото» обрела на Гедоне совсем другой
философский смысл.
Неожиданно ксор остановился, отступая на шаг. Перед ним выросли трое –
атлеты в одинаковых белых шортах, одинаковых синих майках–шнуровках,
оставлявших открытыми одинаково загорелые бычьи шеи. У бедер на золотых
колечках висели одинаковые черные дубинки, похожие на земные –
полицейские.
Капитан и Малыш не могли слышать, о чем они говорили с ксором:
мысленный обмен был заблокирован. Но вдруг один из них, как заправский
земной хулиган, ударил ксора по лицу, ударил лениво, словно выполняя
привычную и скучную обязанность.
– С ума сошел, – сказал Малыш и, сжав кулаки, шагнул вперед.
Капитан задержал его:
– Не вмешивайся.
А вмешиваться и вправду не стоило. Обиженный не ответил на удар. Он
по–прежнему бесстрастно глядел на обидчиков, словно пощечина была только
детской забавной шуткой.
А «шутник» в синей шнуровке отстегнул дубинку, и размашисто с оттяжкой
саданул ксора по плечу. Малыш даже зажмурился: такой удар кость перебьет,
рука плетью повиснет. Но ксор только плечом повел – едва заметное
движение, – и дубинка скользнула вниз.
Он обозлился, этот палач–супермен с подозрительно знакомой дубинкой.
Она снова взлетела – черное продолжение руки, снова ксор неуловимо повел
корпусом, и супермен не удержался на ногах: слишком велика была инерция
удара.
Никто даже не обратил внимания на эту сцену. Люди шли мимо или стояли,
даже не обернувшись, – ни любопытства, ни жалости. Да и дружки супермена с
дубинкой только глазели, не вмешиваясь, не помогая и не удерживая своего
компаньона. А тот уже вскочил легко, сноровисто – стальная пружина, не
человек, – вскочил, снова взмахнув дубинкой. Ксор по–прежнему невозмутимо
смотрел на него с затаенной, как показалось Капитану, усмешкой: атакой
больше, атакой меньше – какая разница, если дубинка снова скользнет по
телу, не оставив ни синяка, ни царапины. Так и случилось: нападающий вновь
промахнулся, побежденный удивительным искусством защиты, которым владел их
спутник.
Капитану надоело ждать. Он рванул за плечо хулигана в синей шнуровке и
ребром ладони ударил его по горлу. Тот сразу обмяк и рухнул на дорогу,
уронив дубинку. Капитан подобрал ее – пригодится когда–нибудь, –
перешагнул через упавшего и крикнул Малышу, кивнув на все еще неподвижного
ксора:
– Бери этого непротивленца и шагай дальше. А то он так полдня простоит.
Малыш подхватил гедонийца под руку и присоединился к Капитану, Минуту,
две, три шли молча, потом ксор спросил:
– Зачем ты его ударил? Он подражатель: сам не может. Низкий коэффициент
информационного накопления.
– Кому же он подражает?
– Гатрам.
– Это кто?
– Сверхлюди. Очень опасны. – Ксор даже поежился. – Я бы с такими не
справился. Они знают юго.
– Не понял.
– Силовой комплекс.
– А информация? Тоже с низким коэффициентом?
– Нет, часто выше нормы.
– Значит, ты слабее?
– Нет, мой коэффициент едва ли ниже.
– Но ты их боишься.
– Только потому, что они знают юго.
– И будут нападать?
– Да.
– Зачем?
– Информация. Ударить, убить, послать в перекройку.
– Значит, убийство не наказуемо? – удивился Малыш.
– За что же наказывать? Убитый получает новую личность, а убийца –
новый уровень информации. Только подражатель дешевле ксора.
– К тому же он, вероятно, уже очухался, – заметил Капитан, – так что
новой информации у меня не прибавилось.
Ему показалось, что во взгляде ксора мелькнуло удовлетворение: уж
кому–кому, а ему новый уровень обеспечен. Он противостоял нападению и, не
пошевелив пальцем, выстоял. А впрочем, черт его знает, рад он или
расстроен: мало инединиц за подражателя! Да и умеют ли они радоваться, а
если и умеют, то как? Насколько все–таки земной человек богаче этих
манекенов, убивающих друг друга за лишний десяток сомнительных инединиц!
Во всех отношениях богаче: ему дано великое счастье жить для людей, а не
ради накопления вздорной, даже нелепой, с земной точки зрения, информации,
формирующей разум среднестатистического гедонийца.
Вот он идет рядом, этот среднестатистический гедониец, идет
помалкивает, и не поймешь, о чем он думает. Мол, что это за два чудака за
мной увязались? Элементарных вещей не знают, за информацией не гоняются –
странные, может быть даже опасные существа. А может, и не об этом он
думает, а просто переваривает информацию, добытую в дурацкой дуэли с
подражателем. Тоже, кстати, субъекты. Ходят с полицейскими дубинками,
избивают запросто, могут и до смерти забить – и все это в порядке вещей.
Даже удивления не вызывает. И подбитому, наверно, никто не помог – просто
перешагнули и пошли дальше: инединицы за участие не насчитываются.
Интересно, что бы вы сейчас сказали, уважаемый Библ? Смотреть и
анализировать? Ладно. Посмотрели. А вот с анализом плохо: исходные данные
не поддаются обработке.
Что мы знаем о нашем спутнике? Немногословен, собран, видимо, неглуп,
ловок, умеет отражать чисто мускульным напряжением любой удар. Что еще?
Принадлежит к какому–то клану ксоров, или замкнутых. Как он сказал:
информация, замкнутая сама на себя. Или не так? А хотя, какая разница: все
равно непонятно.
Кое–что, впрочем, ясно: в городе существуют различные группы. Делятся
они по методам накопления и объему накопленной информации. Вольные, ксоры,
подражатели, гатры, сирги – сколько их еще и зачем? А что считается
информацией? Видимо, все, что ими делается: от выбора одежды до умения
убивать. Измеряют ее в каких–то инединицах и панически боятся недобрать
нормы. А какова норма? Может быть, одинаковая для всех, а может быть, для
ксоров одна, а для вольных другая? Задам–ка еще вопросик.
Вопросик был задан, и Капитан получил ответ:
– Никто не знает, какова норма. Набрал – зеленый сигнал.
– Где?
– В ячейке Координатора. Проверка уровня проводится каждый цикл.
– А если не набрал?
– Белый сигнал – предупреждение. Три предупреждения – перекройка.
Хорошенькое дело: добываешь информацию, стараешься, а тебе – раз! – и
белый сигнал. Все вслепую. Жизнь вслепую, смерть вслепую. Хотя смерти нет:
есть перекройка, смена личности. А после?
– Новая личность, новое состояние, – пояснил ксор.
Каков же механизм перекройки? Стирание памяти или изменение
генетического кода? Бессмысленно спрашивать: ответа не будет.
– Где же она проходит?
– Не знаю.
А кто знает? Координатор. А где он находится? Опять не знаю. И так до
бесконечности. Вот куда мы идем, он знает. В лепо мы идем. Зачем?
– Ждут, – послал ответ ксор.
– Кто?
– Ксоры. Я покажу вас.
Отлично! Пусть показывает. Заодно и мы поглядим. Не знаю, как по
гедонийским меркам, но по земным – информации здесь непочатый край. Много
выше нормы. Так что нас–то на перекройку не отправят.
– Пришли, – сказал ксор.
Они стояли у прямоугольного прохода в крыше, от которого уходил вниз
светящийся пандус.
– Идите. – Ксор подтолкнул их к пролету. – Вниз. Прямо.
