Эльфийский клинок - Ник Перумов. - Книжная Полка

4. Казад-Дум

«И чего только эти Большие не наплетут! – думал вечером Фолко, укладываясь спать. – О каком ужасе они болтали?! Земля как земля, скалы, холмы, речка... сады замечательные... руки бы только приложить...»

Он вздохнул, вспомнив огороды и поля Хоббитании. Его ладони успели отвыкнуть от заступа, и сейчас у него появилось смутное желание вот просто так пойти и подрезать или окопать те яблони у реки.

Однако ночь, проведенная у преддверья Черной Бездны, заставила его забыть обо всем. Провалившись как–то сразу в глухой, тяжелый сон, хоббит внезапно проснулся среди ночи в липком, холодном поту; он не помнил, что ему снилось, зная лишь, что это было омерзительно и отвратительно до тошноты. Лежа на спине, он открыл глаза и едва не задохнулся – воздух в фургоне показался ему донельзя затхлым и тяжелым, он давил на грудь, словно мешки с песком, а вдобавок полог темноты, казалось, собрался в десятки и сотни иссиня–черных клубков, и из каждого на Фолко глядел чей–то холодный, неживой взор. Хоббит окаменел и затрепетал, словно бабочка на булавке; не было сил пошевелиться, потянуться к оружию, закричать. Откуда–то из глубины сознания стал подниматься ощущаемый всем его телом, не только ушами, смутный гул; повозка едва ощутимо вздрагивала. Откуда доносился этот гул, он не мог сказать; он просто понял, что еще мгновение – и его дыхание пресечется навечно. Страха не было; на хоббита наваливалось небытие, бесформенное, всепоглощающее, неотвратимое...

Рядом раздался тяжкий стон, и этот звук неожиданно придал хоббиту силы. Разметавшись в недобром сне, с широко раскрывшимися, но невидящими мутными глазами, рядом с Фолко глухо стонал Торин; рука гнома медленно, неуверенными рывками, но все же ползла к только что сделанному им топорищу из подаренного Олмером посоха.

Хоббит дернулся – все внутри, казалось, оборвалось – и отчаянным движением подтолкнул оружие ближе к раскрытой дрожащей ладони гнома. Пальцы Торина впились в рукоять; опираясь на топор, он стал медленно выпрямляться.

Волосы зашевелились на затылке хоббита – никогда еще он не видел у Торина таких глаз. Они выкатились из орбит, и даже в кромешной тьме под пологом Фолко видел в них слабый отблеск пробившегося через случайную щель лунного луча; эти широко раскрытые глаза были так же незрячи, как и несколько мгновений до этого, когда Торин еще лежал и казался спящим. Неуверенным рывком гном двинулся к запахнутому полотнищу, закрывавшему на ночь вход в фургон, и, рухнув тяжелым телом на жалобно затрещавший полог, вывалился наружу. Раздался глухой тупой стук, и это вывело хоббита из столбняка. Его пальцы крепко держали в мокрой от пота ладони кинжал, подарок Олмера; удушье постепенно отступало. Собрав все силы, он бросился к Торину.

Тот лежал на земле, нелепо разбросав странно вывернутые руки; рядом валялся топор. Хоббит затравленно огляделся – через желтые тучи проглядывал бледный лик омертвевшей луны; мрак был повсюду, призрачный налет ночного светила только оттенял его непроглядность. Фолко еще различал бок фургона рядом с собой, но дальше все тонуло в бездонной и беззвучной темноте. Холодный, равнодушный взгляд бесчисленных невидимых глаз по–прежнему шарил по телу хоббита, но теперь у него было оружие, и он мог защищаться. Если бы у него было время, он наверняка бы попытался вспомнить Аннуминас и призрак Могильников, но здесь все было другое, совсем другое.

Из темноты до него донесся сдавленный хриплый стон. Хоббит дернулся – и сразу же понял, что стонет не Торин, а кто–то другой. Страх настолько парализовал Фолко, что у него не было сил даже нагнуться и посмотреть, что с другом. Стон доносился из фургона; что–то случилось еще с кем–то из гномов. У Фолко страх перерос в неудержимое желание бежать, не разбирая дороги, прочь, прочь от этого дикого места. Перед глазами взвихрилась багровая круговерть; его колени подкосились, он рухнул возле неподвижного Торина и больше уже ничего не видел.

Очнулся он от холода и, едва приоткрыв глаза, тут же изо всех оставшихся сил зажмурился – сверху на него лилась ледяная вода. Чьи–то руки заботливо приподняли хоббита, кто–то обтирал платком ему лицо, вокруг перекликались чьи–то голоса, знакомые голоса его друзей и попутчиков. Хоббит медленно поднимался на поверхность из темного провала беспамятства. Он попробовал заговорить – из горла вырвался стон; тогда он попытался сесть – это удалось, его поддержали. Только теперь Фолко смог наконец оглядеться и понять, что же с ним происходит.

Было раннее утро, он лежал на плаще, предусмотрительно брошенном на мокрую от росы траву; рядом, стиснув ладонями голову, сидел Торин; между пальцев сочилась вода и виднелись мокрые пряди волос. Вокруг толпились люди и гномы; последние, как один, имели до крайности напуганный и изможденный вид – у всех за одну ночь ввалились щеки, воспалились глаза, а кое у кого заметно прибавилось седины в бороде. Люди казались пободрее – они были скорее встревожены, хотя и их лица свидетельствовали о беспокойной ночи.

Рядом с хоббитом на коленях стоял Малыш, поддерживал Фолко за плечи; возле него отжимал мокрую тряпку Рогволд; их тесным кольцом окружали остальные. Рогволд о чем–то настойчиво спрашивал Фолко, но минуло еще несколько минут, прежде чем до хоббита дошел смысл его вопросов.

– Что здесь было? Что было ночью? Что с вами произошло?!

Фолко кивнул, желая показать, что понял, о чем его спрашивают, но, с трудом начав говорить, вдруг ощутил, с каким усилием пробивается в столь недавнюю память. Он лишь смог выдавить, что проснулся среди ночи, что было плохо, так плохо, как никогда раньше, очень страшно, ничего было не сделать, а потом застонал Торин и сказал что–то, а потом дотянулся до топора и полез наружу, а потом упал куда–то, и он, Фолко, полез за ним, и снаружи стало совсем скверно, он тоже упал, и потом все было темно.

Слушавшие переглянулись, а затем Рогволд задал те же вопросы Торину. Тот ответил с трудом, еле–еле выталкивая из себя слова – изо всех сил заставляя себя говорить, как будто воля гнома мстила неведомому врагу за охватившее его помрачение:

– Оно вышло из Ворот Мории. А потом Оно подступило к моему сердцу, и сердце стало холодным, словно снег на горной вершине, и я бы погрузился в вечный сон в Чертоге Ожидания на грани между сном и смертью, но мне стало больно, и я очнулся, а потом Оно накрыло того, кто был возле меня – хоббита, но его сломить оказалось еще труднее, он сумел овладеть собой и даже подтолкнул ко мне топор. Я видел Его так четко, что, казалось, сейчас смогу рассечь Его надвое – голубоватое бесформенное облако, кусок студенистого тумана, – и я попробовал дотянуться до него, попытался разбудить друзей, но внутри у меня все помутилось, и я с трудом мог понять, что нужно делать, кроме того, что нужно попытаться прогнать Его, но, когда я выскочил из фургона, а это оказалось нелегко, ноги меня не слушались. Оно столкнуло меня во мрак, хотя и не смогло заморозить и лишить жизни – я уже не так просто поддавался. Я уже лежал, ни руки, ни ноги не повиновались мне, но я видел бросившегося мне на помощь хоббита и видел, как Оно растаяло, задев мимоходом беднягу Фолко.

Наступила мертвая тишина; сам Фолко тоже остолбенел, он никогда не слышал, чтобы Торин так говорил; ледяной червячок страха вновь зашевелился где–то на дне его сознания. Тем временем Торин с усилием поднялся, оперся на топор и продолжал, обводя собравшихся тяжелым взглядом:

– Вы спросите меня – как Оно выглядело, что хотело сделать, как нападало, как можно от него защититься?! Отвечу так – Оно никак не выглядело. У него не было ни рук, ни ног, ни головы, ни тела – был какой–то сгусток тумана, как я уже сказал, который глазами я толком и не видал, ощущал чем–то иным. Насколько я успел понять. Оно не охотилось специально за нами или за мной. Оно вообще не имеет никакой воли, разума, а тем более цели. Оно вырвалось из Мории и растаяло в небе, растаяло, словно дым от костра. Вы спросите: почему же лишились чувств только мы с Фолко?! Мне думается, лишь потому, что спали не так крепко, как остальные, а когда вскочили, то как бы вдохнули грудью его яд, как отравленный воздух... Только это был не воздух, конечно... Наши мысли пытались найти противодействие Его силе – и Это неведомое врезалось в нас, тогда как над сознанием остальных, худо–бедно, но спавших и не сопротивлявшихся. Это пронеслось, как ураган проносится над залегшим в песок, но валит с ног пытающегося устоять. Я догадываюсь, что из–за чего–то вроде этого тангары покинули Морию. Надо учиться борьбе, а главное – постараться понять Его природу. Ведь Оно действует на нас, гномов, куда сильнее, чем на людей!

– Ты ошибаешься, – медленно проговорил Рогволд. – Я тоже не забуду эту ночь до конца моих дней, и да хранит дух Великого Короля меня от подобного! Теперь ясно, почему отсюда ушли жители... Итак, что будем делать?

Словно давно сдерживаемый паводок нашел наконец брешь в теле плотины – так со всех сторон грянули возмущенные, перепуганные, растерянные возгласы и вопли людей. Фолко от неожиданности присел и даже зажал уши; крики в первый момент оглушили его. Рогволду стоило немалых усилий хоть как–то утихомирить их. Фолко с удивлением и легким испугом взирал на искаженные злобой и животным страхом лица этих людей, в смелости и отваге которых он мог убедиться сам.

– Дело ясное! – брызгая слюной, говорил Игг. – Не–ет, пусть здесь кто хочет остается, а я ухожу. Нам тут делать нечего, окочуришься и не заметишь с этими гномьими вывертами.

– Мы подряжались идти до Мории, и мы дошли! – орал Довбур. – Мы можем драться, и мы дрались и готовы драться с кем угодно – но только с живым врагом, если только меч может достать его! А с этими подземными призраками – нет уж, благодарю покорно, наши клинки тут не годятся! Может, у почтенных гномов найдется нечто получше?!

– Довбур прав! Довбур дело говорит! – поддержали его несколько человек.

Среди них были и Алан, и Веорт, и Ресвальд – самые молодые, отчаянные и бесшабашные из всех. Мало–помалу они разделились на две группы – люди на одной стороне, гномы на другой, и посредине – растерянный, испуганный хоббит и мрачный, спокойный, необычайно прямой и строгий Торин. Он, казалось, не слышал злобных криков своих недавних товарищей, не видел, как отяжелели взгляды гномов и руки их мало–помалу стали подбираться к оружию, особенно после того, как Гердинь крикнул, что не намерен погибать за гномье золото, неизвестно еще кем и как добытое.

– Хорош орать! – возвысил меж тем голос Грольф. – Собирай мешки – и по седлам. Нечего нам тут делать. И вам, гномам, тоже. Уйдем вместе, если хотите!

Рогволд молча кусал губы, его голова поникла, пальцы стиснули рукоять меча, хоббит бросил на ловчего умоляющий взгляд – у него оставалась последняя надежда на Рогволда. Меж тем люди и впрямь принялись увязывать свою поклажу, вытаскивая ее из фургонов. Торин по–прежнему невозмутимо молчал, гномы начали удивленно переглядываться, видя его странное спокойствие; меж тем Рогволд решительно вскинул голову и заговорил, его голос переполняло холодное презрение:

– Гномы пришли сюда не за золотом, почтенный Гердинь, а следуя своей гномьей судьбе, и не нам подозревать их в корыстных помыслах. Подземелья – это их мир, и они не звали нас с собой, но вот с тем, что на земле, обязаны сражаться мы! И не важно, каков будет наш враг, откуда он выйдет, ибо если недра принадлежат гномам, то нам, людям, – вся остальная земля. А кто же может оторвать поверхность от глубины, дом от фундамента? Наш мир един, и то, что сегодня угрожает гномам, завтра обрушится на нас, и мы должны уметь противостоять ему. И позор нам. Следопытам, если мы, которых и так никто не тащит вниз, бросим здесь друзей, с кем рубились плечом к плечу! Делайте как знаете, покрывайте себя позором без меня, я останусь здесь даже один.

Рогволд умолк, вскинул голову и встал в один ряд с гномами. Люди напротив хмурились, чесали в затылках, отводили взгляды, кто–то что–то бормотал, но лишь Игг стал возражать в открытую.

– Мы исходили с тобой немало лиг, Рогволд, сын Мстара, – начал он, – и не тебе упрекать меня в трусости! Но объясни мне, чем я должен сражаться с этим бледным ужасом? Чем, если я, никогда не показывавший в бою спину, не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, ни поднять меч, ни заслониться щитом при Его приближении? Если холод смерти проникает до костей и я чувствую, как жизнь вытекает из меня, словно вода из сита? И еще. С чего ты взял, что Оно угрожает нашему миру? Это порождение глубин, где безраздельно царят гномы. От их возни в недрах и появилось это страшилище! Так кто же должен противостоять Ему – мы или они? Ответь мне на это!

Игг мрачно усмехнулся и тяжело опустился на валявшийся под ногами мешок.

– Оно так и не смогло убить Торина и Фолко, – не отводя твердого взгляда от глаз Игга, заговорил Рогволд. – Значит, Ему можно противостоять. Что же до того, откуда я знаю, что Оно угрожает и нашему миру, то посмотри вокруг! Разве эти брошенные дома и зарастающие пашни не есть ответ?

Среди людей прокатился неясный гул не то одобрения, не то удивления, и Фолко понял, что их решимость уходить поколеблена.

– Мы теряем время, – просто и буднично сказал Торин. – Тангарам пора идти к Воротам, людям – разбивать лагерь, если, конечно, кто–нибудь захочет остаться. Но все остаться и так не смогут – как ни крути, но первая часть нашего пути позади, и нам пора отсылать известия в Аннуминас, как и было договорено с Наместником. Вы, люди, сами решите, кому ехать в Столицу, а мы пока уложим наши заплечные мешки.

Торин, не оглядываясь, зашагал к фургону. За ним молча потянулись гномы. Люди же вновь сбились в тесный кружок, вновь раздались их встревоженные голоса, но теперь в них все больше и больше слышался стыд. Спустя некоторое время Фолко увидел, что Довбур и Игг седлают себе четырех коней и подвязывают седельные сумы. Рогволд, примостившись на плоском камне в стороне, что–то быстро писал на листке желтоватого пергамента. Остальные люди стояли вокруг отъезжающих. Немного погодя к ним подошли и гномы.

Простились спокойно и сурово, без лишних слов и долгих напутствий. Гонцы должны были передать Наместнику послание и рассказать обо всем, что произошло в дороге. Они собирались двинуться на север не Южным Трактом, а напрямик, через опустевшую Остранну, и затем выйти на Западный Тракт в нескольких днях пути к восходу от Пригорья.

Всадники в последний раз прощально вскинули руки, копыта ударили в пыль, и спустя несколько минут фигурки наездников скрылись за зеленью одичавших садов. Спустя три недели весть должна была достичь столицы Северного Королевства.

Остаток дня прошел в беспрерывных хлопотах. Следопыты подыскали себе укромное местечко в небольшом овраге, где стояло несколько старых, но еще крепких сараев, и решили приспособить их под жилье; гномы переложили вещи в заплечные мешки, извлекли с самого дна фургонов долго лежавший там без дела горный инструмент; заготавливались факелы, не были забыты длинные и тонкие веревки, чтобы тянуть за собой, когда идешь по темному подземному лабиринту, а также – на крайний случай – и изрядные куски белого известняка, которым можно было поставить знак на стене. Добрых две трети провианта перекочевало в гномьи мешки; рассчитывать на то, что удастся разыскать какое–то пропитание внизу, не приходилось. Малыш упорно не желал расставаться с пузатым пивным бочонком; Торин долго пытался урезонить друга, однако потом плюнул в сердцах и ушел, заявив Малышу, что тот, конечно, может взять все пиво с собой – если унесет на своих плечах. Маленький Гном, однако, остался этим премного доволен, и не прошло и двух часов, как смастерил из ремней обвязки для бочонка и после нескольких попыток водрузил его себе на спину и даже довольно бодро прошелся с ним.

Среди всей этой суеты и беготни, торопливых, сбивчивых сборов и поисков совсем было потерялся Фолко, сын Хэмфаста, сидевший понурив голову подле своего небольшого мешка. Страх вновь жестоко терзал его сердце; аннуминасские сомнения вновь ожили в нем, и сейчас он с грустью размышлял, что же будет делать под землей, в этой ужасной и, как оказалось, действительно населенной какими–то призрачными чудовищами Мории. Он предпочел бы Могильники, сотню Умертвий вместо одного этого существа! Игры кончились, и хоббит только зябко вздрагивал, хотя день выдался теплый и ласковый. Он окидывал взглядом зелень садов и голубизну реки – сколько времени ему придется довольствоваться созерцанием черных стен подземелья?

Во власти этих мрачных помыслов и нашел его также неприкаянно бродивший из стороны в сторону Рогволд, молодые товарищи которого не допустили его до тяжелой работы. Старый сотник опустился рядом с пригорюнившимся хоббитом и ласково положил ему ладонь на плечо.

– Ты на распутье. Малыш, – с печальной улыбкой проговорил ловчий, и Фолко вздрогнул – голос Рогволда показался ему голосом глубокого старика, в нем появились и незнакомые хоббиту мягкие нотки. – Послушай, Малыш, послушай много повидавшего и хорошо пожившего человека. Не ходи туда.

Фолко бросил короткий взгляд на бывшего сотника и опустил глаза. Рогволд точно угадал его мысли.

– Оставь гномье гномам. Малыш, – продолжал Рогволд. – Ты хоббит, и твои соплеменники все же куда ближе к нам, людям, нежели к этому странному подземному племени. Что ты будешь там делать? Чем сможешь помочь? А здесь ты будешь нужен, очень нужен! Кто тише тебя сможет пробраться по лесу на разведку? Кто лучше стреляет из лука? Нам предстоят нелегкие дни здесь, наверху, но все же не столь тяжкие, как там, внизу... И еще – если ты пропадешь там, я никогда не прощу себе этого, сынок.

Ловчий умолк и отвернулся. Фолко сидел, съежившись от неловкости и растерянности. Что такое говорит Рогволд? Как не хочется идти... Однако именно в эту секунду хоббит решился. Оставаться после этих слов было немыслимо – просто невозможно! Это значит навечно обречь себя на муки совести.

– Я все равно должен идти туда, Рогволд, – выдавил из себя Фолко.

По–прежнему смотревший в сторону бывший сотник вздрогнул.

– Что ж... – медленно произнес он, поворачиваясь к хоббиту и несколько мгновений глядя тому прямо в глаза; Фолко не отвел взгляда, и ловчий вновь опустил голову. – Что ж, ты тоже стал невольником слова... – Он внезапно резко выпрямился. – Но уж раз решил – тогда иди. Только помни – я полезу куда угодно, чтобы вытащить тебя.

Рогволд повернулся и зашагал прочь, очень высокий, прямой, строгий, совсем еще не старый. Хоббит провел ладонью по лбу, отирая пот.

К вечеру, когда солнце уже опустилось и долина утонула в предночном сумраке, вдруг оказалось, что все готово и гномам больше нечего делать на поверхности. Некоторое время все стояли в растерянности, глядя на громады утесов, озаренные багряным закатным заревом; там, особенно четко видные сейчас, стояло несколько могучих дубов – и между ними находились Ворота.

– Пошли?! – полувопросительно, полуутвердительно произнес Торин.

Гномы, переглядываясь и негромко переговариваясь, принялись навьючивать на себя тяжеленные заплечные мешки. Люди кинулись им помогать, на мгновение над долиной взлетел деловитый говор, но вот все было наконец готово, и отряд гномов сбился в томительном ожидании, теперь уже нетерпеливо посматривал на Торина. Тот глубоко вздохнул и рубанул рукой воздух:

– Пошли!

Тесной гурьбой они все вместе зашагали по дороге к Воротам. Люди шли вместе с ними; Фолко еще раз поймал умоляющий взгляд Рогволда и поспешно отвел глаза.

Дорога внезапно кончилась. Они прошли, точно под аркой, под сомкнувшимися над их головами кронами столетних дубов, и дорога уперлась в гладкий, отвесный скалистый утес, в серую каменную стену одного из исполинов Туманных Гор. Дальше идти было некуда. Они пришли.

Торин повернулся к Морийской Стене, поднял правую руку и громко, отчетливо произнес:

– Мэллон!

Серую гладкую поверхность скалы в разных направлениях пересекли тончайшие серебристые линии, сплетшиеся в знакомый Фолко и Торину узор со звездой Феанора и гербом Дьюрина – молотом и наковальней. Однако каменные створки Ворот не сдвинулись ни на дюйм. Гномы остолбенели.

– Мэллон! – еще громче, с отчаянием выкрикнул Торин, прижимая стиснутые кулаки к груди.

Раздался глухой подземный гул, поверхность камня посередине рисунка рассекла черная узкая трещина, обозначившая край створок, но Ворота остались закрытыми.

Гномы побросали заплечные мешки, столпившись позади Торина. Люди, изумленно и встревоженно переглядываясь, встали полукругом за их спинами. Еще и еще раз повторял Торин заветное слово; Мория отвечала приглушенным рокотом, но Ворота так и не открылись. Наконец Торин в отчаянии отвернулся и, как стоял, так и сел прямо на камни, горестно уронив голову. Наступило тягостное молчание.

В первый момент все повернулись было к гномам–морийцам; однако Двалин и Глоин лишь развели руками. Что–то случилось со сработанным еще в дни Второй Эпохи творением гномов и эльфов; путь в Морию был закрыт.

– Может, они заперты изнутри? – с робкой надеждой решился нарушить тишину Дори, однако Глоин отрицательно покачал головой.

– Когда засовы опущены, вот этот выступ должен быть утоплен, – его пальцы коснулись скалы, – а он торчит, как обычно. Здесь что–то иное...

– Что же? – жадно спросил Дори.

– Кто знает, уж не ослабла ли сила эльфийского заговора?! – предположил Глоин. – Хотя с чего бы ему?! Двенадцать лет назад, когда мы покидали Морию, все было как обычно.

– Так что же, идем назад? – подал голос кто–то из следопытов.

Тьма сгущалась. Солнце утонуло в закутавших западный горизонт косматых тучах, наступили короткие южные сумерки, в разрывах облаков проглянули первые звезды. Все потерянно толклись перед Воротами, не зная, что предпринять: гномы слишком хорошо знали неприступность своей крепости, чтобы пытаться пробиться в Морию силой.

И тут из рядов гномов выступил Хорнбори. Его лицо, казалось, окаменело, глаза сверкали, он медленно шел на Ворота, словно навстречу смертельному врагу; он властно простер вперед руку, и хоббит заметил золотистое сияние, на миг окружившее кольцо на пальце гнома, сияние сверкнуло и исчезло, а Хорнбори, приседая, точно таща на себе огромную тяжесть, потянул руку с кольцом на себя, словно ухватившись за невидимую рукоять; он негромко произнес: «Мэллон» – и с трех десятков уст сорвался радостный вскрик. Створки сдвинулись и чуть–чуть разошлись! Трещина расширилась и углубилась, а Хорнбори, обливаясь на глазах потом и постоянно утираясь рукавом, все тянул и тянул створки на себя, и кольцо ярко сияло на его пальце, а черный камень, казалось, стал источать слабый свет. Ворота поддались еще немного; в щель уже можно было всунуть пальцы, и тут с Хорнбори что–то случилось. Он внезапно остановился, пошатнулся; створки вновь стали смыкаться.

Трудно сказать, что толкнуло хоббита в это мгновение; он действовал по наитию, будто во сне, а может, просто внезапно ощутил теплоту, источаемую висящим на его груди кинжалом с голубыми Цветами, и волшебным образом понял, что должен что–то сделать. Его качнуло к Воротам, и он припал к черной щели всем телом.

Кинжал с Гундабада сам собой оказался у него в кулаке, полыхнувшее голубым лезвие скользнуло в щель, хоббит повел им снизу вверх, будто вспарывая неподатливую плотную преграду, и Ворота вновь стали открываться. Все увереннее и мощнее тянул их на себя Хорнбори, а в следующий миг, когда кинжал Фолко оказался на уровне глаз хоббита, что–то скрипнуло за дверьми, глухо лязгнуло, и створки распахнулись в одно мгновение, отшвырнув и Фолко, и Хорнбори. Стой Фолко чуть дальше, а Хорнбори, напротив, чуть ближе, тяжелые Ворота размозжили бы им головы. Однако все обошлось несколькими ссадинами и синяками.

Гномы и люди, забыв даже о Воротах, бросились на помощь к упавшим; некоторое время ушло на ощупывание и отряхивание хоббита и гнома; кряхтя и охая, они наконец поднялись, и только тут все, словно по команде, замолчали и повернули головы. Ворота Мории зияли перед ними черной бездонной пропастью. За ними виднелась высокая арка, а дальше все тонуло в непроглядной темени.

Слова и возгласы замерли на устах. Последняя преграда рухнула: пора было браться за дело, ради которого они проделали неблизкий и опасный путь.

Глоин и Двалин скрылись за порогом; пламя их факелов рассеяло мрак за черной аркой – стала видна небольшая входная площадка, а за ней две крутые широкие лестницы – одна вверх, другая вниз. Гномы тщательно осмотрели распахнутые створки изнутри и не нашли ничего особенного; понять, что помешало Воротам отвориться, они так и не смогли.

Гномы переглянулись. Перед ними лежал открытым вход в Черную Бездну. Они вновь надели себе на плечи лямки тяжелых тюков; потрескивая, стали разгораться смолистые факелы. Гномы столпились на пороге, люди чуть отступили, и между двумя группами пролегла та невидимая, но явственно ощутимая черта, что всегда отделяет в последние минуты уходящих и остающихся. Внезапно Рогволд порывисто шагнул вперед; согнувшись вдвое, он молча обнял хоббита, крепко прижал к груди и отпустил.

– Береги себя, – тихо сказал старый сотник, резко выпрямился и отошел прочь.

Фолко несколько мгновений потерянно топтался на площадке перед Воротами, но в это мгновение Торин высоко поднял шипящий, разбрызгивавший искры факел и твердой поступью вошел под первый свод, за ним потянулись остальные, Фолко шел последним; Торин и Глоин с Двалином начали подниматься вверх по лестнице, а хоббит в последний раз оглянулся.

В черном полуовале надвратной арки, залитой последними закатными лучами, в сером полусвете подступающей ночи, тесной группой стояли Следопыты, вскинув руки в последнем прощании. Они расставались – на сколько? Кто знает, долго ли продлятся их подземные блуждания?

Хоббит споткнулся о первую из ступенек и поспешно уперся взглядом в пол – здесь зевать не приходилось. Начался долгий подъем, крутизну которого усугублял увесистый мешок за плечами. Хоббит сгорбился, пытаясь устроить груз поудобнее; он оттягивал лямки обеими руками, у него не было факела – приходилось неотрывно следить за трепетным пятном света от огня в руках шагающего впереди Брана. Сперва у Фолко не было никаких мыслей – он считал ступени и пыхтел, обливаясь потом, забыл на время про все свои страхи.

Однако лестница кончилась, и перед гномами открылся длинный сводчатый коридор; они зашагали по нему. Шли молча, лишь спереди время от времени раздавались негромкие голоса Глоина и Двалина, обменивавшихся короткими непонятными фразами. Фолко теперь шагал предпоследним – оглянувшись, Бран вдруг нахмурился и пропустил хоббита вперед. Вскоре они миновали первую развилку; в свете факелов Фолко увидел уходящую одним маршем вверх, другим вниз лестницу; в глубине за ней угадывались смутные очертания новых коридоров. Вскоре они миновали легкий, но ощутимый поток прохладного воздуха – Фолко вспомнил, что в скалах над Морией были прорублены многочисленные вентиляционные шахты. Пока они шли путем отряда Хранителей; памятуя описания Красной Книги, Фолко удивился, почему на их пути не встречается так испугавших тогда Перегрина трещин. Временами откуда–то снизу доносился плеск воды, текущей в невидимых штреках: один раз они миновали настоящий мост, переброшенный через глубокую пещеру, потолка которой не достигал свет факелов. Из черноты с обеих сторон несло непонятным, не особенно приятным запахом; от слуха хоббита не укрылись промелькнувшие в неразборчиво произнесенных Глоином словах тревожные нотки.

Как и предсказывала Красная Книга, тоннель сделал плавный поворот и ощутимо пошел под уклон, начав вдобавок ветвиться. Теперь они шли медленнее; Фолко заметил, что морийцы впереди стали чаще задерживаться на развилках, а замыкавший цепочку Бран время от времени делал пометки на стенах. Сам хоббит, хотя его соплеменники и привыкли к подземной жизни, давно бы пропал в этом нескончаемом лабиринте, он с трудом удерживал в сознании направление – сперва они шли на север, теперь стали все круче забирать на восток.

Невольно сравнивая увиденное в скупом свете смоляных факелов с вычитанным в Красной Книге, Фолко лишний раз убеждался, какую же бездну труда и старания вложили гномы, чтобы заделать все расщелины, выстлать полы гладкими плитами и превратить когда–то мрачные пещеры в сверкающие горными кристаллами на потолках залы. Они миновали целую их череду, штук пять, совсем одинаковых, на неискушенный хоббичий взгляд; неожиданно отряд свернул из широкого коридора и стал взбираться по крутой лестнице. Они сошли с пути Хранителей и теперь поднимались вверх.

Подъем длился долго. Составленная из многих маршей, лестница извивалась в теле горы; от каждой площадки брали начало новые и новые переходы, узкие и извилистые. Груз за спиной хоббита, казалось, на глазах прибавляет в весе; глаза заливал едкий пот, лямки врезались в плечи; хоббита внезапно шатнуло в сторону, и он понял, что далеко сегодня не уйдет.

Однако гномы заметили это и тотчас объявили привал. Они устроились на одной из площадок, от которой отходил и скрывался в непроглядной темени неширокий, грубо отделанный коридор. В нескольких шагах за площадкой он сворачивал; свет факелов озарил серую поверхность скругленных у пола и потолка стен. Глоин и Дори пошли на разведку; вскоре они вернулись, и мориец выглядел довольным.

– Мы попали как раз туда, куда нужно, – сказал он, присаживаясь. – Это одна из лестниц, идущих с Первого Яруса на Седьмой. Седьмой Ярус был жилым, как и Шестой. Морийские Копи начинаются под Первым. А эти площадки, мимо которых мы проходили, – это ответвления к складам. Нам нужно подняться на Седьмой Ярус и добраться до Летописного Чертога – он теперь рядом с могилой Балина, сына Фундина.

Фолко попытался сообразить, где же это, но не смог; по Красной Книге выходило, что Хранители добирались до Летописного Чертога целых два дня; они же пока идут лишь несколько часов.

Наступила тишина. Откровенно говоря, хоббит ожидал каких–нибудь торжественных, подходящих случаю фраз от Торина, Глоина или Хорнбори; однако гномы лишь сбросили с себя тюки, разлеглись у стен и закурили. Фолко вертелся от нетерпения, а его спутники, казалось, вошли не в великое Морийское Царство, Казад–Дум на их языке, а в захудалый постоялый двор где–то между Пригорьем и Туманными Горами. Кто–то развязал и пустил по кругу сверток с сушеными фруктами, кто–то откупорил флягу. Фолко уже приготовился спросить Хорнбори сам, что же помогло ему приоткрыть створки, как вдруг, случайно глянув вниз, в черную глубину казавшейся бездонной лестничной шахты, за краем трепетного света факелов он увидел медленно поднимающееся вверх голубоватое сияние, холодное, подобное неожиданно ожившей и полезшей вверх колодезной воде. В то же мгновение, забыв обо всем, он с отчаянным воплем слепо рванулся прочь, ничего не видя и не понимая. Его воля погасла; слепой, бесформенный ужас погнал его вперед прежде, чем он смог понять, чего же, в сущности, испугался... Перед глазами мелькнули стены коридора; еще несколько показавшихся чрезвычайно длинными мгновений – и он со всего размаху ударился грудью о каменную дверь, запиравшую проход. Ноги отказались служить ему, он обессиленно опустился на шершавый пол и сжался в комочек, закрывая руками голову. Чьи–то руки подхватили его, какие–то голоса перекликались вокруг – он ничего уже не мог осознать. Кто–то положил руку ему на лоб, и тут стало полегче; мелькающие с огромной скоростью бессвязные видения уступили место черным сводам морийского коридора и встревоженному лицу склонившегося над ним Торина.

– Да, снова что–то из Глубин, – отвечая на немой вопрос хоббита, быстрым шепотом произнес гном.

Ладонь Торина просунулась под затылок хоббита, так что теперь Фолко смог осмотреться. Панический ужас мало–помалу отступал, но руки Фолко по–прежнему тряслись. Он с трудом повернул голову. Глоин и Двалин уже распахнули дверь, о которую с разбегу ударился хоббит; за ней факелы скупо освещали просторное пустое помещение с низким потолком. Хоббит с трудом заставил себя перевести взгляд к лестничной площадке – вокруг него с оружием наголо сжались готовые к бою друзья, а на самом краю короткого коридора стоял Хорнбори, с высоко поднятым факелом в одной руке и опущенным топором в другой. Сияние исчезло, но ужас, остекленевший глаза оказавшегося рядом с хоббитом Малыша, не проходил так скоро.

Прошло немало времени, прежде чем они смогли оправиться от пережитого. Не вдаваясь в долгие разговоры, Глоин и Двалин скорым шагом повели их вверх по той же лестнице – Хорнбори шагал теперь последним, а все прочие гномы то и дело оглядывались на него с новым интересом, уважением и некоторой боязнью.

Они отсчитали почти три сотни ступеней вверх, когда лестница неожиданно кончилась. У хоббита подкашивались ноги, но он ни за какие сокровища не согласился бы теперь остановиться на отдых возле этого мрачного провала, куда уходила, скрываясь во тьме, бесконечная лестница. Они вышли в широкий и высокий проход, и, к своему величайшему удивлению, хоббит обнаружил, что мрак здесь не столь непрогляден и непроницаем, как на нижних ярусах. Просторную галерею заливал мягкий розовый свет заката; оказалось, что кое–где в скалах прорублены окна. Они двинулись по коридору на юг, как понял Фолко – вдоль самого края Морийских Скал. По левую руку то и дело попадались пустые залы, тянулись сплошной чередой каменные низкие двери, в самой галерее попадались искусно вырезанные из камня скамьи. Многочисленные двери оказались входами в жилые пещеры; отряд заглянул в одну из них.

Факелы осветили просторный зал с высоким потолком; искусно обработанные окаменевшие струи, свисавшие с потолка, казались сказочными чудовищами, вдруг высунувшими наружу свои поблескивающие головы. Покрытые тонкой резьбой белые плиты резко выделялись на фоне серых с черными прожилками стен; высоко над дверью виднелось узкое стрельчатое окно. Вдоль стен тянулся ряд глубоких ниш; посредине стоял обширный каменный стол, его столешница была расколота, и большой кусок валялся рядом на полу. Ниши заполнял ворох брошенной впопыхах одежды вперемешку с инструментами, бадьями, сундуками, деревянными скамьями и стульями – изломанными, как будто кто–то в слепой ярости колотил ими о стены; глиняные горшки, стеклянная посуда превратились под чьими–то тяжелыми ударами в бесформенное крошево; когда–то покрывавшие сундуки ковры были изрублены на мелкие кусочки, и темно–багровые лоскутья были разбросаны по всей пещере.

Пораженные открывшимся им видом, гномы оторопело бродили от одной стены к другой – в каждой нише представала одна и та же картина. Кто–то нашел груду разбитых детских игрушек – растоптанные обломки глиняных и деревянных куколок и с особой ненавистью переломленные пополам маленькие мечи и щиты.

Если бы они не вглядывались, заглянув в пещеру лишь с порога, они, вероятно, ушли бы спокойно, решив, что беспорядок в зале – результат поспешного бегства. Однако теперь все сомнения исчезли. Злая, тупая и мстительная воля, вдоволь потешившись здесь после ухода хозяев, выместила свою ненависть к ним на беззащитной утвари и невинных игрушках, тем самым выдав свое присутствие.

Гномы, посеревшие и задыхающиеся от гнева, обходили одну пещеру за другой – всюду хаос, разгром, запустение...

Тем временем над Средиземьем сомкнулась завеса легкой летней ночи, и свет в галерее померк окончательно. Вновь зажглись факелы, но идти сегодня дальше, в западную ветвь Северного Крыла, где находился Летописный Чертог и откуда было совсем недалеко до Привратных Покоев и Морийского Рва, они не решились. Разыскав небольшую уютную пещеру со сводчатым потолком, который поддерживался рядом причудливо вырезанных колонн, они расположились на ночлег. Здесь нашелся и стол, и широкие сундуки с плоским верхом, которые могли служить ложем, а главное – рядом в галерее под каменным навесом тонкой работы из скалы бил родничок. Струя прозрачнейшей, холодной до ломоты в зубах воды с легким плеском падала в чуть бурлящую каменную чашу, откуда брал начало облицованный белым камнем водовод, скрывавшийся в каменной толще гор, уходя куда–то вниз, на нижние ярусы.

Они разожгли огонь и наскоро поели, поспешив залить пламя, способное их выдать. Факелы потушили – в наступившей темноте лишь слабо мигала найденная до этого Малышом медная светильня, заправленная маслом из чудом уцелевшей бадейки. Это были единственные две целые вещи, обнаруженные ими среди обломков.

Каменную дверь заперли изнутри тяжелым стальным засовом – как объяснил Глоин, обычай запирать даже внутренние двери появился после первых признаков тревоги на Глубинных Ярусах. После этого они сдвинули теснее сундуки и начали неспешную беседу – им было о чем поговорить.

Перво–наперво все гномы, словно прорвалась сдерживавшая их любопытство плотина, обрушились с градом вопросов на хоббита и Хорнбори, пытаясь понять, что же произошло в доселе безотказно работавшем механизме Ворот. Хорнбори заставили показать кольцо на пальце.

– Выкладывай уж все как есть, Хорнбори, – положил руку ему на плечо Дори. – Чего вы там с Фолко у Ворот учинили?!

Голос Дори был, казалось, весел, но хоббит явственно слышал напряжение, скрывавшееся за его усмешкой. Хорнбори сокрушенно развел руками и, словно принимая игру Дори, отвечал в тон ему убитым голосом:

– Да уж, видать, от вас ничего не скроешь, придется во всем признаться и положиться на ваше милосердие. Все из–за этого Кольца!

Вокруг все замолчали. Фолко ощутил холодок в груди; на его глазах словно оживала Красная Книга!

Хорнбори вздохнул, провел рукой по бороде, словно собираясь с мыслями. Он осторожно снял Кольцо с пальца и положил на середину стола; хоббиту на миг почудилось, будто мрак исчез, исчезли стены и горы стали словно из стекла, – он будто глядел насквозь через толщу камня, видя одновременно все исполинское переплетение морийских коридоров; лишь самый низ скрывала багровая завеса. Здесь, наверху, ему все вдруг показалось давно знакомым, обжитым и неопасным – снизу же наползала глухая ненависть.

Фолко не успел разобраться в своих ощущениях как следует – слишком мимолетны они оказались; теперь он не отрываясь глядел на Кольцо, в глубине черного камня которого едва заметно тлел крохотный огонек, словно пламя далекого горна. А Хорнбори говорил, и его слова складывались в сказочные видения, и прошлое наяву оживало перед забывшимся хоббитом...

Хорнбори получил Кольцо от своего отца, тот, в свою очередь, от деда. Умирая, старый гном велел уйти всем, стоявшим возле его постели, оставив только Хорнбори, своего старшего сына. И отец рассказал Хорнбори, что его дед был одним из немногих отчаянных гномов Туманных Гор, что ходили на Дол–Гулдур вместе с эльфами – властителями Лориэна, когда Владычица Галадриэль обрушила в прах стены мрачной крепости Назгулов. Любопытные гномы на следующий день после победы полезли по развалинам поглазеть на оставшееся; среди обвалившихся стен дед Хорнбори, тогда совсем еще молодой гном, увидел черный вход в какое–то подземелье и, не долго думая, нырнул в него. Через проломы в крыше внутрь проникал свет, и на полу среди обломков он заметил чудесное, ярко блестевшее Кольцо. Он не смог побороть искушение и поднял его; а надев себе на палец, так и не смог больше снять. Однако Владычица не могла не заметить его находку и, по словам отца Хорнбори, сказала деду, что его добыча, быть может, – одно из Семи Гномьих Колец, точнее, одно из трех уцелевших, поскольку остальные четыре уничтожили драконы. Три сохранившихся попали в руки Неназываемого, и никто не знает, как и на что он употребил их. По словам Галадриэли выходило, что кольцо Хорнбори когда–то принадлежало Трору, одному из последних Королей–под–Горой, властителю Одинокой Горы. Его внуком был знаменитый Торин Дубощит – спутник Бильбо Бэггинса!

– Кто знает, как все было на самом деле, – продолжал негромко Хорнбори. – Кто знает, как на самом деле происходило все это, но, так или иначе, я долгие годы носил это Кольцо и не замечал за ним ничего особенного. Мне доводилось слышать старинное эльфийское заклятие: Три Кольца – царям эльфийским под небесным сводом; Семь – для гномов, королей в каменной короне; Девять – Людям, тем, что сгинут со своим народом, а Одно – для Властелина на проклятом троне. Ну и там еще дальше про Мордор. Но Три Эльфийских, Три прекраснейших Кольца потеряли силу, и их владельцы ушли на Заокраинный Запад. Наверняка, решил я, утратили могущество и Гномьи Кольца. Но все оказалось не так... – Он развел руками. – А у Ворот меня вдруг словно ужалило что–то. – Он помотал головой, силясь высказать невыразимое. – Тянул на себя Ворота, словно за канат... едва сил хватило, а без хоббита вообще бы не справился. Что ты с ними сделал, Фолко?

– Погоди про хоббита, давай разберемся с Кольцом! – морщась, пристукнул по столу ладонью Торин. – Если это действительно Гномье Кольцо, то что оно может? И еще – кто и когда их выковал? Враг? Или нет? Смертный, надевший одно из Великих Колец, должен становиться невидимым... А у нас что? И все же главное – из чьих рук вышли эти кольца? Светлая или черная воля творила их?

– Чья бы она ни была. Кольцо уже показало свою силу, – заметил Вьярд. – И если это действительно одно из Семи – кто знает, не от близости ли к сердцу нашего мира, мира тангаров, в нем ожила какая–то часть его древней мощи?

– Но в чем состояла эта древняя мощь? – стискивая голову ладонями, ответил вопросом на вопрос Хорнбори. – Ни одно из наших сказаний не сохранило памяти об их действии!

Наступило молчание. Бесшумно тлел огонек светильника; в темноте едва можно было разглядеть лица ближайших собеседников. Хорнбори заговорил снова:

– Когда снизу начала подниматься эта голубень и сразу стало не по себе, я вдруг подумал, что могу как–то помочь. Когда все побежали, я остался, хотя внутри все тряслось, и просто стоял, а сияние вдруг остановилось, пошло вниз и исчезло. Тут–то я и понял, что это снова сделало Кольцо. Оно рассеяло страх, разве вы не почувствовали?

– Верно, – после паузы кивнул головой Торин. – Ну что ж, друзья, это добрый знак! – Гном выпрямился. – Ожила часть древних наших сил – так пусть она послужит нам щитом против Страха Глубин, против Горного Лиха! А ведь кое–что есть еще и у хоббита! Ведь без него Ворота бы не открылись! Так что ты сделал, Фолко?

Хоббиту пришлось рассказать все как было. Кинжал пошел по рукам, и Фолко беспокойно и бессмысленно водил взглядом следом за ним по кругу, сразу почувствовав, что ему не по себе, когда на груди – пустые ножны. Гномы прицокивали языками, скребли ногтем клинок, пробовали его на изгиб – и вернули Фолко со словами общего недоумения. Как и те немногие, что видели кинжал в лагере ночью после встречи Фолко и Торин с Олмером, никто ничего не мог сказать.

– Ворота словно чья–то воля держала, – раздумчиво произнес Глоин, протягивая хоббиту кинжал. – Хотел бы я знать – чья...

– Спустимся вниз – узнаем, – решительно бросил Торин. – А что вы скажете по поводу всего этого? – Он обвел рукой вокруг себя, словно указывая на невидимые во мраке стены пещеры.

– Только одно – здесь, в Мории, у нас есть враг, – без колебаний ответил Двалин. – Мы почуяли чужой запах, еще когда шли через Сухой Мост, а теперь сомнений не осталось – здесь побывали орки!

Все понимали, что нельзя спускаться на Глубинные Ярусы, имея на плечах сильного и многочисленного врага. После долгих споров решили идти вниз тайными ходами. Разговоры могли тянуться бесконечно, но запротестовал Малыш.

– Хватит вам! Ночь пройдет, утро присоветует, – широко зевнул он. – Давайте лучше спать, утром пошарим по верхним ярусам – может, чего и увидим?! А сейчас, если я еще раз зевну, то разорву себе рот до ушей. Кто как, а я на боковую.

Гномы повозились еще немного и улеглись спать. Балин и Скидульф остались караулить во внешнем коридоре. Фолко долго вертелся на жестком сундуке, пока черная пустота не поглотила и его.

Ночь прошла спокойно. Четырежды менялась стража, и не напрасно – уже под утро Глоин и Хорнбори заметили огонек факела в дальнем конце коридора, свернувший в одну из поперечных галерей. Судя по беспечности, те, кто там был, либо не знали еще о присутствии гномов, либо их сбил с толку маневр Глоина и Двалина, и они были убеждены, что гномы сразу пошли вниз. Этим нужно было воспользоваться, и чем скорее, тем лучше.

Гномы лихорадочно вооружались, лишний раз проверяя насадку топоров и секир, крепость чеканов и шестоперов, надежность цепей в шипастых кистенях. Каждый из них, не жалея спины, тащил на себе полное вооружение, и теперь лица товарищей Фолко скрылись за стальными забралами шлемов; длинные кольчужные рубахи с густо посаженными железными пластинами, заходящими одна на другую и оттого напоминавшими рыбью чешую, прикрыли им грудь; кое–кто прихватил с собой даже небольшие круглые щиты. Взяв с собой изрядный запас факелов, они заперли дверь в свое временное убежище, и Глоин спрятал ключ. Растянувшись длинной цепочкой, они двинулись на север, туда, где мелькнул огонь чужого факела.

Впереди шагал Глоин, рядом с ним – Хорнбори, Торин и жадный до боя Дори; замыкали Бран, Балин и Двалин. Фолко оказался в середине рядом со Скидульфом и Строном. Сразу за спиной хоббита раздавалось легкое сопение Малыша.

Шли короткими перебежками от одного укрытия к другому; Фолко держал наготове лук, заряженные арбалеты были в руках и у нескольких гномов. Так прошло около получаса; небо на западе еще оставалось серым, но в галерее уже было довольно светло.

Вскоре жилые пещеры кончились, просторные залы стали чередоваться с черными ответвлениями коридоров. Гномы удвоили осторожность, Глоин и Торин поочередно припадали ухом к полу, надолго замирая, и остальные стояли, боясь даже вздохнуть, не то что пошевелиться; наконец поднявшись, Глоин заявил, что слышит слабый отзвук шагов – на Шестом Ярусе, под ними.

– Идем вниз, – коротко бросил он. – Двалин, где ты там? Давай сюда, надо искать Лестницу.

– Правее, правее, ты что, ослеп?! – ворчливо откликнулся Двалин. – Жми, вон черная прожилка...

Глоин молча провел рукой по скале, раздался легкий скрип, и плита опустилась, открывал вход на узкую крутую лестницу. Гномы по одному втянулись в черный проем.

– Не зажигайте факелов, – предупредил Глоин. – Держитесь за стены, здесь нет провалов.

Хоббит насчитал добрую сотню ступеней вниз, когда вдруг ощутил на лице слабое, но свежее дуновение, – спуск кончился, они вышли в просторный зал, скупо освещенный светом из единственного окна под самым стрельчатым потолком; отсюда брало начало сразу пять коридоров. Глоин и Двалин бросились к их темным входам. Спустя несколько секунд Двалин призывно махнул рукой.

– Идут сюда, – задыхаясь от волнения, шепнул гном подбежавшим товарищам. – Им тут деваться некуда, сюда стягиваются все переходы этой части Яруса.

– Рассредоточиться! – скомандовал Торин. – Если десятка два или три – будем бить, если больше – пропустим. Малыш! Держись поближе к Фолко!

Торин хотел сказать что–то еще, но из глубины коридора явственно донесся топот, и гномы поспешили укрыться. Хоббит поспешно проверил тетиву и вынул две стрелы из колчана.

Прошло несколько томительных минут; Фолко видел суровый бойцовский огонь в глазах притаившегося рядом Малыша; остальные гномы, вжавшись в гранитные стены зала, исчезли в серой мгле – ни скрипа, ни блика. А на пол тем временем упали первые отсветы факелов, и спустя мгновение голова отряда орков – а это были именно орки – показалась из коридора. Фолко впервые видел их и на мгновение забыл обо всем, глядя на исконных слуг Тьмы широко открытыми глазами.

Высокие, плечистые, длиннорукие, орки шли беспорядочной гурьбой, все со щитами и кривыми ятаганами, в низких рогатых шлемах, отличавшихся от гномьих, высоких и глухих; широкие, плоские лица орков были открыты. В скупом свете невозможно было как следует разглядеть их одеяния. Их было чуть больше двух десятков.

– Хаза–ад! – взлетел и забился под потолком звонкий боевой клич гномов Северного Мира.

В ту же секунду стены, казалось, извергли из себя старых хозяев Казад–Дума, и древние скалы вновь, в который уже раз, услышали звонкий спор орочьих мечей с гномьими топорами.

Пещера сразу наполнилась истошными воплями и визгом; гномы бросились в атаку молча. Появившись со всех сторон, они сбивали орков в кучу, тесня в глухой угол зала.

Опомнившись от неожиданности и увидев, что Малыш уже бросился вперед, Фолко отпустил тетиву; здоровенный орк с факелом ткнулся головой в камень. Хоббит не видел, что происходит с другими гномами; он мог уследить лишь за Малышом.

Окруженные орки сражались с яростью, которую Фолко не ожидал встретить у этого отродья; но сегодня бой был равный, один на один, сегодня был простор для гномов – мастеров одиночных схваток, а орки построить стену щитов не успели.

Хоббит рвал тетиву эльфийского лука так быстро, как только успевал найти цель. Ни одна стрела не пропадала даром, все находили дорожку, а Малыш, с мечом в одной руке и даго в другой, не подпускал к хоббиту орков, быстро заметивших бьющего без промаха стрелка. Странное чувство вдруг овладело Фолко – его разум чудесным образом прояснился, здесь решения возникали сразу. Его глаза выбирали очередного орка, определяли упреждение, и в то же время он видел, как сверкает меч в руках Малыша: вот орк, прикрывшись щитом, взмахивает ятаганом, но движение даго, быстрое, молниеносное, отклоняет вражеский клинок в сторону; Малыш, весь извернувшись, ныряет под щит врага и почти лежа бьет снизу вверх, прокалывая орка своим длинным прямым мечом, и тут же вскакивает, и теперь уже его меч отбивает удар очередного врага, а даго делает выпад, и орк не успевает подставить щит; но справа еще один противник. Малыш только начинает поворачиваться к нему, но тот вдруг всхрапывает и валится со стрелой хоббита в горле...

И вдруг все как–то сразу кончилось. Гномы остановились – врагов больше не осталось, на полу зала бесформенными грудами валялись их тела, темная кровь, не задерживаясь, растекалась по отполированному камню.

Фолко опустил лук. Что с друзьями, все ли целы? Он долго не мог сосчитать своих. Но нет, все четырнадцать, все на ногах...

– Эй, вы, долгобородые, что же вы сотворили! – вдруг зло закричал Торин, срывая шлем. – Всех положили, а кого же допрашивать будем? Потешились, нечего сказать! Дори! Я ж ору тебе – хватит, нет, обязательно тебе этого последнего нужно было к стене прижать и голову ему снести! Допросили бы, потом бы и снес...

– Так, что же теперь делать будем?! – подошел к Торину Глоин, на ходу обтирая лезвие топора. – Тут неподалеку есть шахта – до самого низа, до Седьмого Глубинного – может, их всех туда?

Дори, с лица которого не сошла еще боевая злость, в свою очередь, снял шлем, отирая мокрый лоб, и наклонился над телом одного из орков, знаками подзывая к себе остальных. Фолко вдруг почувствовал дурноту и поспешно отвернулся, не в силах глядеть на труп врага с раскроенной головой. До него донеслись голоса друзей:

– Почему они без доспехов?!

– Что, все? А это, глянь, за спиной?! Братцы, они же кольчуги в мешках несли!

– Не ждали нас, значит, – раздался голос Торина. – Хо! А что это у них на щитах? Фолко, иди сюда!

Хоббит, стараясь не глядеть на трупы орков, подошел к друзьям. Торин стоял в середине, брезгливо держа на отлете круглый орочий щит с надрубленным чьим–то топором краем.

– Ты на эмблему посмотри, – дернул хоббита за рукав Дори.

Хоббит взглянул и ахнул – на щите красовалось столь хорошо знакомое еще по Красной Книге грубо намалеванное изображение Алого Глаза Барад–Дура! Справившись с секундным замешательством, хоббит объяснил друзьям былое значение зловещего знака. Наступила тишина.

– Вот и ответ на твой вопрос, брат хоббит, – произнес Глоин. – Они потомки мордорских орков. Наверное, кто–то из этого змеиного племени ускользнул от возмездия и отсиживался в каких–то тайных берлогах все эти годы. Но как они быстро все разнюхали! Сами узнали или надоумил кто?

– Спроси чего попроще, – буркнул в ответ Торин. – Теперь вон снова лови их тут! Кстати, а зачем им оружие, если Мория пуста уже сколько времени?

– Значит, не совсем пуста, – оглядываясь по сторонам, бросил Хорнбори. – И нам надо понять, кто же может быть тут еще на нашу голову!

– Поговорим об этом после, – сердито вмешался Трор. – Куда этих–то денем?

– В шахту, я полагаю, – обронил Торин. – А ну берись, тангары, да нечего носы воротить!

Гномы быстро перетащили груду орочьих тел к огороженному невысоким парапетом черному провалу, откуда веяло сухим подземным жаром. Глоин потянул воздух носом.

– На Седьмом Глубинном все по–прежнему, – сообщил он товарищам. – Жар от Пламенных Очей, как всегда... А вот топки погашены.

– Так что, валим? – деловито осведомился Бран, поворачиваясь к Хорнбори, стоявшему рядом, скрестив руки на груди, с задумчивым и сосредоточенным видом.

– Вали, чего там! – зло крикнул Торин.

Тела орков, одно за другим, низринулись в глубину, как ни прислушивался Фолко, звука падения он так и не услышал.

Поднявшись наверх, в ту пещеру, где они ночевали, гномы торопливо уложили оставшиеся там вещи. Дольше задерживаться наверху не имело смысла: по дороге назад Глоин вспомнил, где находится вход в Тайную Галерею, и теперь их ждал нелегкий трехдневный путь к восточным рубежам Морийского царства.

– Как топор–то, Торин? – мимоходом спросил Фолко товарища, когда они, тяжело нагруженные, уже выходили из дверей в коридор, и Торин молча показал хоббиту сжатый кулак – что у гномов было знаком высшего доверия к оружию.

– Идем к Летописному Чертогу, как уговорились, – объявил Торин, когда все вышли и дверь вновь была заперта. – По дороге будем слушать – если заметим еще кого, придется поработать топорами! Нам позарез нужен хоть один орк живьем.

Тайная Галерея и впрямь оказалась тайной – вход в нее закрывали неотличимые от окружающих стен каменные створки, раскрывшиеся от нажатия руки Глоина на неприметный выступ возле самого пола. Внутри была непроглядная темень. Гномы поправили мешки за спинами, покряхтели, хлебнули пива из бочонка Малыша и без долгих разговоров пустились в путь.

– Итак, хотя бы одного врага мы знаем точно, – на ходу бросил Хорнбори Торину. – Как же ты думаешь управляться с ним?

– Если все остальное окажется бабьими сказками, то к осени нужно будет созвать ополчение из Эребора и с Туманных Гор, – солидно ответил Торин.

– Прекрасно, но кто же встанет во главе?

– Тот, кого изберет хирд, разве ты не знаешь? – набычился Торин.

– Конечно, конечно, – легко согласился Хорнбори и замолчал.

Тайная Галерея, отличавшаяся от обычных почти полным отсутствием развилок – за весь многочасовой путь хоббит насчитал всего пять ответвлений, – вывела их к очередной лестнице, на сей раз винтовой. Глоин остановился, скинул тюк со спины и предложил отдохнуть, прежде чем они пойдут вниз по Бесконечной Лестнице. При этих словах у хоббита захватило дыхание.

– Ты хочешь... хочешь сказать, что это та самая Бесконечная Лестница, что идет через всю Морию от самого ее дна, давно забытого самими гномами? Не по ней ли прошел в свое время Гэндальф? Она ведь должна выходить на вершину Селебдила...

– Так и есть, – подтвердил торжественно Глоин. – Это она самая. Нам нужно пройти по ней вниз на один ярус – так мы окажемся на Шестом; Летописный Чертог находится на Седьмом, но Тайная Галерея здесь слишком сильно уходит к югу, а нам выгоднее срезать.

Они спустились вниз на сотню широких, по краям треугольных ступеней и оказались на другой площадке – ее отличало от верхней лишь большее число бравших начало на ней коридоров.

И вновь долгие часы однообразного утомительного пути; подземная тишина нарушалась лишь треском факелов, тяжелым дыханием гномов да изредка – мягким журчанием текущей куда–то в черноту по каменным желобам воды. Они дважды останавливались; хоббит потерял всякое представление о времени, попытавшись считать шаги, он сбился после трех тысяч. Наконец, когда Фолко понял, что сейчас свалится и ничто уже не заставит его подняться, Торин и Хорнбори – они теперь шли вместе и все время о чем–то негромко совещались, причем довольно жарко спорили, – объявили, что пора становиться на ночлег.

Они побросали свои мешки прямо в тоннеле, на голые камни. Засыпая, Фолко видел сквозь смежающиеся веки фигуры сидевших рядом Торина и Хорнбори; они негромко переговаривались, а потом Торин встал и загасил факел.

Наутро – впрочем, утро было или день, никто, естественно, не знал; просто, когда все проснулись, Глоин и Бран вновь высекли на ощупь огонь, и, наскоро поев, они двинулись дальше.

Этот отрезок времени прошел так же, как и предыдущий, – разве что морийцы, а с ними Торин и Хорнбори, все чаще прижимались к стенам, стараясь по каким–то слабым, одним им слышимым звукам определить что–то для себя; изредка к ним присоединялся Дори, остальные же во всем доверились своим предводителям. Теперь, после боя, они почему–то смогли смелее говорить про напугавший их призрак у входа в Морию и таинственную голубизну, поднимавшуюся по лестничной шахте. Не думать об этом гномы не могли, но, не зная, что сказать, в конце концов принялись строить домыслы, один диковинней другого, и постепенно так сами себя напугали, что едва не набросились с кулаками на Малыша, высказавшего простодушную догадку о новом Великом Лихе.

Вскоре хоббиту до смерти надоело это бесконечное странствие по длиннейшему и мрачному подземелью, напоминавшему внутренности какого–то окаменевшего удава: груз на плечах стал казаться почти неподъемным, и одновременно появилось какое–то дурное предчувствие, томительная неопределенность – так бывает, когда ждешь очень крупной неприятности и не знаешь только, случится она сейчас или на следующий день, и неизвестно, как поступить, чтобы избежать ее... Враг был неподалеку, хоббит ясно это чувствовал, но враг необычный – призрачный, хотя и небестелесный.

Во флягах кончалась вода, а конца пути по Тайной Галерее не предвиделось. Наконец они вновь остановились, и, к великой радости хоббита, Торин объявил, что еще одна ночь – и на следующий день они выйдут к Летописному Чертогу, где они остановятся, чтобы осмотреться.

И снова Фолко спал плохо – вдруг потянуло сыростью, он продрог и с трудом дождался того момента, когда Хорнбори принялся расталкивать остальных. Глаза у хоббита после бессонной ночи слипались и горели, ноги плохо слушались, спину он мог разогнуть лишь с трудом. Однако идти оставалось всего ничего, скоро Летописный Чертог и отдых, отдых, отдых!..

Тоннель упирался в глухую стену без малейших признаков дверей. Глоину и Двалину пришлось изрядно повозиться, а другим – пережить несколько неприятных минут, пока тайная дверь не распахнулась и они не вышли в другой коридор, куда шире, прямее и просторней прежнего. Гладкий пол, отделанные стены выдавали его значение; факелы осветили впереди полукруглую арку, за ней угадывался простор немалого зала.

– Это Двадцать Первый Зал, – почтительно понижая голос, сказал Глоин. – Памятное место... Нам нужно в северную дверь.

– За ней должен быть коридор, а по правую руку – дверь в Мазарбул, – улыбнулся хоббит, припомнив страницы Красной Книги.

Так и оказалось. Дверь, которую девятеро Хранителей некогда мужественно защищали от натиска орков и троллей, ныне была плотно закрыта. Пол перед дверью был чист, и это удивило опытного Глоина: пыль лежала повсюду в Двадцать Первом Зале, на западной стороне Морийских пещер – здесь же, перед дверью Летописного Чертога, пыли почему–то не было.

Подойдя ближе, они нашли разгадку. Каменная плита двери была покрыта белесыми шрамами от ударов каким–то острым металлическим орудием; выглядело это так, будто дверь пытались открыть из коридора.

– Кому–то очень хотелось заглянуть внутрь, – усмехнулся Двалин.

– Так что, дверь закрыта? – осведомился Торин.

– И не простым замком, – продолжал мориец. – Поглядите вокруг, друзья. Нельзя, чтобы это слышали эти...

Гном повернулся лицом к двери и что–то негромко произнес нараспев. В открывшийся проем хлынул серый предутренний свет. Внутри Летописного Чертога все было восстановлено так, как было во времена странствий Фродо, – сундуки в нишах, а под окном – белая могильная плита на сером камне и знакомые Фолко строчки на Всеобщем и Морийском языках.

– Здравствуй, государь Балин, сын Фундина, – негромко промолвил Торин, и все гномы преклонили колена; их примеру последовал и Фолко.

Отдав дань памяти, гномы разошлись по углам, осматривая сундуки. Здесь в отличие от жилых пещер на западе уцелело все, но, открыв первый же сундук, остававшийся незапертым, они наткнулись на записку, брошенную поверх завернутых в холстину книг. Чья–то торопливая рука вывела неровные строчки:

«Тому, кто переступит порог страны предков, кого не остановит темный ужас и отчаяние. Братья! Остерегайтесь Пламенных Очей – они смерть, когда горы начинают дышать. Не опускайтесь на нижние ярусы – страх сводит с ума. Мы не знаем, что это; оно идет из–под земли. В Морийском Рву вновь появился Глубинный Страх, о коем мы ничего не слышали уже двести семьдесят лет. В покинутые пещеры запада пробрались орки; нас слишком мало, чтобы сражаться. Призовите эльфов! Только они, наверное, могут помочь нам. Это древнее зло, и нам оно неподвластно. В сундуках вы найдете подробное описание всего, что произошло в Казад–Думе! И еще – ищите мифрил! Он на Шестом Глубинном, замурован в стену Сто Одиннадцатого Чертога – дорога туда через Замковый Зал. Выждите время, когда Пламенные Очи смежатся сном, – пусть богатства предков вновь послужат тангарам. Мы не успели спасти их. Прощайте! Эребор всегда будет готов подняться по первому зову смельчаков. Мы будем копить силы и ждать. Не спешите обвинять нас в трусости...»

На этом месте записка оканчивалась. Не было ни подписи, ни даты. Торин повертел листок пергамента в пальцах, хмыкнул и пустил по кругу. Когда записка вновь вернулась к нему, он положил ее на прежнее место в сундук, закрыл крышку и, не долго думая, уселся сверху. Уставшие гномы, сбросив с плеч немалую тяжесть оружия, инструментов и припасов, расположились кто где. Малыш втихомолку вытащил затычку из своего бочонка...

Однако они не успели начать совет и углубиться в долгие, столь любимые гномами пространные рассуждения. Едва слышный шорох донесся из–за неплотно прикрытой двери ведущего к Двадцать Первому Чертогу коридора. Хорнбори вскочил, точно подброшенный, и в мгновение ока очутился у проема. Никто из гномов не успел еще ничего сообразить, как Хорнбори с коротким гневным вскриком захлопнул дверь и навалился на нее всем телом.

– Орки, орки в коридоре! – крикнул он, пытаясь, не отходя от двери, дотянуться до топора. – Скорее, Глоин, Двалин!

Из–за каменной створки раздался теперь отчетливо слышимый топот многих ног и глухое рычание, исполненное такой ненависти, что у Фолко все похолодело внутри. Дверь, в которую теперь упирались Хорнбори, Грани, Гимли, Трор и Двалин, мелко затряслась, потом раздался гулкий удар чем–то тяжелым, дверь вздрогнула, но не поддалась. Глоин торопливо шептал слова заклятия, наконец он с облегчением вздохнул, и в тот же миг дверь перестала колебаться. Удары в нее стали куда мощнее, но чувствовались они теперь совсем по–другому – дверь больше не ерзала взад–вперед, лишь слегка вздрагивала.

Хорнбори утер пот со лба.

– Их там не меньше сотни, – вполголоса сказал он столпившимся вокруг него друзьям. – И это какие–то другие орки, не те, что мы положили на Шестом Ярусе. Эти – повыше, плечистее, и лица у них правильнее, мне так показалось... Там было полно факелов, я разглядел таран.

– Что же делать? – затравленно огляделся Вьярд.

– Открыть двери – и вперед! – Жестокая усмешка искривила губы Дори.

– Чтобы тебя превратили в подушечку для игл, только вместо игл будут ихние стрелы? – взвизгнул Вьярд.

– Погодите, погодите! – поднял руку Глоин. – Дверь им сломать вряд ли удастся – она не из тех, что можно пробить или сорвать с петель. Давайте спокойно отступим через восточную дверь – ту, что под окном.

– И куда же дальше? – проворчал Бран, косясь на содрогающуюся под размеренными ударами дверь.

– Вниз, – пожал плечами Глоин. – В конце концов мы пришли сюда разбираться не с орками. Лестница идет до Первого Глубинного, оттуда мы легко проникнем в Замковый Зал и ниже.

– Никуда мы уже не проникнем, – вдруг мрачно усмехнулся Торин, незаметно отошедший к восточной двери. – Мы окружены, это ловушка...

Не сговариваясь, гномы гурьбой кинулись к противоположной стене. Из–за восточной двери доносились те же топот и рычание. Сама дверь, как и первая, запиралась заклинанием, и опасаться того, что враг силой прорвется сюда, не приходилось; но что же делать дальше?

Липкий холодный страх расползался по сердцу хоббита; положение казалось безвыходным. Он видел, как отяжелели гномьи лица, как сдвинулись брови... Разговоры пресеклись; все подавленно молчали.

– Будем прорываться, – хрипло проговорил Хорнбори. – Если только они не выкурят нас отсюда, точно крыс из норы.

Никто не возразил ему, и тогда Торин сказал, вдруг принявшись разворачивать свое одеяло:

– Тогда нам нужно как следует отдохнуть... Двери им не сломать, так что можно спокойно поспать несколько часов, а там...

– Погодите! Может, мы сумеем с ними договориться? – с робкой надеждой подал голос Вьярд. – Может, откупимся чем?

– Разве что тобой, – сверкнул глазами Дори, и об этом больше не вспоминали.

Гномы достали одеяла, свободно разлеглись и закурили.

Грохот за дверью не умолкал. Не было слышно ни криков, ни визга – орки долбили дверь молча, и от этого становилось еще страшнее. Фолко не находил себе места и ворочался с боку на бок. Рядом посапывал невозмутимый Малыш, задремавший так же, как если бы находился в какой–нибудь аннуминасской корчме. Взгляд хоббита, бесцельно метавшийся по стенам и потолку, вдруг упал на окно, и в ту же секунду его словно подбросило.

– Торин, Торин, а что, если так? – Он ткнул пальцем в направлении небольшой квадратной отдушины в стене, откуда проникал свет. – Что там, внизу?

Торин несколько мгновений молчал, соображая, а потом вскочил и ринулся к окну, на ходу поднимая остальных.

Спустя минуту все гномы ожесточенно потрошили свои мешки, добывая из их глубин длинные веревки с железными кошками на концах, – добраться до окна было непросто, нужно было проползти несколько саженей по наклонно уходящей вверх световой шахте. И неизвестно еще, как потом спускаться вниз...

Все это происходило в молчании. Кучка гномов, собранных и необычайно сосредоточенных, столпилась у восточной стены. Глоин метнул якорь, стальные крючья зацепились за край оконного проема. Гномы переглянулись, и тогда вперед выступил Малыш. Ловко, точно всю жизнь только и занимался, что лазал по канатам, он пополз вверх, упираясь ногами в стены шахты. Вскоре он добрался до окна и высунулся наружу. Он смотрел долго, бесконечно долго, у Дори побелели костяшки на судорожно стиснутых кулаках; наконец Малыш оторвался от созерцания окрестностей и повернулся к нетерпеливо ожидающим товарищам.

– Нужно сползти саженей на тридцать – там есть окно! – громким шепотом сообщил Малыш. – Но скала что твое зеркало...

– Веревки крепи, – тоже шепотом распорядился Торин.

Прицелившись, Малыш столкнул вниз два толстых серых комка, потом перегнулся, вгляделся и радостно хлопнул себя по бокам.

Все это заняло у них немало времени. Сначала ушли Торин и Хорнбори. За ними остальные – налегке, в кольчугах и с одними топорами. Оставшиеся в Летописном Чертоге переправили вслед за ними мешки и затем ушли сами. Последними покинули Чертог Дори и Фолко. Уже ныряя в черноту нижнего окна, Фолко пожалел, что, во–первых, во время спуска не смог оторвать взгляда от скалы и, во–вторых, что не захватил с собой ни единой гномьей летописи.

И вновь темень переходов Шестого Яруса, вновь они торопливо уходят куда–то во тьму, вновь в свете факелов появляются и исчезают лестницы, арки, перекрестки, высокие залы с колоннами и без них... Их путь продолжался несколько часов. Они вновь одолели долгий плавный подъем и очутились, как шепотом объявил Двалин, вновь на Седьмом Ярусе.

– Без живого орка я отсюда не уйду, – упрямо гнул шею Торин в ответ на увещевания товарищей.

После долгих и осторожных поисков они отыскали вход в Тайную Галерею и там, за несокрушимой каменной дверью, устроили очередной временный лагерь. Дав себе еще раз краткий отдых, гномы и Фолко вновь отправились на охоту.

Конечно, если бы не искусство Глоина и Двалина, им бы никогда не удалось подобраться к оркам незамеченными. Число врагов, казалось, не превышало тридцати; все они действительно заметно отличались от первых встреченных ими орков. Они казались крупнее, выше и прямее, с не столь длинными руками и более правильными лицами, хоть и косоглазыми; вместо излюбленных орками ятаганов у них были короткие и толстые обоюдоострые мечи.

Зал, где они подстерегали орочий отряд, был тупиковым, из него имелся лишь один выход – именно его и перекрыла шеренга закованных в сталь товарищей Фолко. До их слуха доносились далекие, глухие удары тарана в несокрушимую дверь Летописного Чертога. Торин бесшумно выхватил из–за пояса топор – и гномы молча, единым железным кулаком, ударили по ничего не подозревающему противнику.

Затаивший дыхание Фолко, на сей раз оставленный позади со своим луком, ожидал, что его друзья пройдут через толпу врагов, как и в прошлый раз – легко, стремительно, неудержимо; однако вместо воплей ужаса гномов встретил лишь яростный рык многих десятков глоток – и из зала, скупо освещенного несколькими факелами на стенах, на тангаров двинулись покрытые глухой броней орки–панцирники: в воздухе свистнули стрелы, справа и слева на атакующих нацелились кучки мечников; сталь звонко ударила в сталь; пробитый было строй орков быстро затягивал брешь; врагов становилось все больше, никак не меньше шести десятков, и дрались они не в пример предыдущим – отчаянно и умело. Фолко рванул из колчана первую стрелу.

Окруженные с трех сторон, гномы, однако, не потеряли ни стойкости, ни самообладания; огрызаясь короткими неотразимыми взблесками топоров, они медленно стали отходить к выходу из зала; приглядевшись, Фолко увидел, что в середине строя его товарищи тащат нечто судорожно дергающееся, извивающееся.

Орки напирали, из их глоток рвался неистовый, звериный не то рев, не то клич, ни одна из сторон не уступала другой, но сраженных на полу почти не было. Фолко уложил лишь двоих, еще одного ранил, десяток же стрел пропал даром, скользнув по прочным орочьим доспехам. Между гномами и орками возникла пустота – орки медленно надвигались, гномы столь же медленно отходили, пока вдруг истошно не заверещал тот, кого гномам удалось скрутить. В тот же миг пустое пространство между наступавшими и отходящими исчезло, орки кинулись прямо на гномьи топоры, не щадя себя; две подряд стрелы хоббита угодили двум оркам в уязвимые места – между нагрудником и шлемом, однако орки расстроили порядок в отходившей до этого спокойно и мощно кучке гномов, и отход превратился в бегство. По счастью, гномам удалось оторваться от преследователей; они нырнули в какой–то узкий коридорчик и скрылись в непроглядной тьме. Орки, у которых оказался лишь один факел, промчались мимо, а товарищи Фолко и он сам после всех треволнений этого дня добрались до надежных дверей Тайной Галереи, где смогли наконец перевести дух.

Гномы тяжело дышали, их доспехи носили глубокие следы вражеских ударов; Балин был ранен в плечо – кольчуга его подвела; Брана спасло лишь чудо – меч орка скользнул по его забралу, оставив на нем глубокую вмятину. Не было слышно обычного гномьего хвастовства и похвальбы – все отводили глаза и угрюмо глядели в пол; не нужно было доказывать, что спаслись они лишь чудом.

Гномам удалось убить лишь пятерых противников; еще четырех сразили стрелы хоббита. Взоры невольно обратились к лежащему на полу скрюченному пленнику. По знаку Торина его подтащили ближе к разложенному костру.

Орк оказался крупным, почти на голову выше самого высокого среди гномов Строна. В рыжем свете пламени кожа его лица и рук казалась почти коричневой; глаза – узкие, косые – были как у большинства его сородичей, однако нос напоминал скорее человеческий, как и рот с твердыми, хорошо очерченными губами. Высоким был и его лоб в отличие от низких и плоских, что имели большинство горных орков. Его глаза ненавидяще смотрели на гномов, в этом взгляде не было страха – лишь ненависть и какая–то глубокая, до удивления осмысленная обреченность. Торин начал допрос. Он задал обычные вопросы: откуда орки пришли в Морию, что хотят здесь делать, сколько их, кто предводители – однако пленник упорно молчал, равнодушно уставившись в каменный пол. С глухой угрозой в голосе Торин повторил вопросы – ответом ему вновь было ожесточенное молчание.

– Железо калите, – хрипло приказал Торин своим, и Дори со Скидульфом сунули в пламя несколько длинных крючьев.

– Так что, будешь говорить или как? – зловеще произнес Торин, выразительно глядя на пленника.

Тот заметно вздрогнул, но ничего не сказал. И тут Хорнбори решительно отстранил Торина и шагнул к пленному. Фолко удивился – никогда еще велеречивый и степенный Хорнбори не имел столь величественного и властного облика. Он поднял правую руку, и золотой ободок Кольца сверкнул подобно небольшому язычку пламени, вдруг впрыгнувшему в руку гнома. Секунду Хорнбори глядел в упор на орка, а затем тот медленно и с усилием заговорил. Гномы изумленно переглянулись. Орк говорил на Всеобщем Языке, но плохо, хоббит понимал его с трудом.

Отвечая взявшему допрос в свои руки Хорнбори, орк хрипло и растерянно поведал приумолкшим гномам, что его соплеменники пробились в Морию силой, когда она уже была покинута ее старыми хозяевами; тут им пришлось столкнуться с орками другого племени, пролезшими сюда еще при последних гномах, – между племенами началась вражда. С искривившихся губ пленного срывались неразборчивые проклятия в адрес этих врагов; он ненавидел их едва ли не больше, чем гномов. На вопрос же Хорнбори, откуда они взялись сами и откуда те орки, что противостоят им, пленник ответил, что его род – из тех, что служили когда–то великому магу и чародею, чье имя теперь помнят лишь старейшины; этого давно умершего, к несчастью, повелителя они называли Белой Рукой. Фолко сразу встрепенулся.

Орк рассказал еще немало интересного о том, как немногие его сородичи, уцелевшие в огне последней войны, укрылись в ущельях и долинах Туманных Гор; как роханны охотились на них, точно на зверей; как пришли вести о том, что Белокожие перебили до последнего всех орков, пытавшихся укрыться на Севере; тогда его сородичи решили попытать счастья в подземельях... Гномы узнали также, что сюда, в Морию, прорвалось почти семь тысяч орков–бойцов и вдвое больше их женщин, стариков и детей.

Фолко дернул Хорнбори за рукав и шепнул ему на ухо несколько слов; гном изумленно поднял брови, но все же задал подсказанный хоббитом вопрос. Ух, как задергался, как завращал глазами орк! Но деваться ему было некуда, какая–то сила заставила его говорить, и он выдавил из себя, что да, с незапамятных времен в его народе – среди тех, кто служил Белой Руке, – укоренился обычай похищать женщин из человеческих поселений, чтобы смешивать кровь орков с кровью свободных от изначального служения Тьме людей. На многих гномьих лицах появились гримасы омерзения.

Они узнали также, что Сарумановы орки не перевелись еще в окрестностях Исенгарда; но там опасно, очень опасно – лесные чудища ловят незадачливых, и горе тому, кто попадется на глаза ожившим дубам и грабам Фангорна! Они не знают пощады, и управиться с ними невозможно – они обладают исполинской силой и неистребимы. На вопрос же, где берут еду укрывшиеся в Мории орки, пленник с трудом выдавил, что они по–прежнему живут разбойными нападениями на деревни по обе стороны гор; они, однако, избегают сжигать поселения и творить большое зло – иначе явится либо королевская конница Рохана, либо дружины меченосцев из государства Беорнингов; орки стараются просто брать выкуп, как следует напугав трусливых поселян. Однако их враги, горные орки, проклятие на их головы, на весь их род до двенадцатого колена, точно безумные, грабят, жгут и убивают; и вот–вот начнется большая война. Они остерегаются приближаться к ужасному Эльфийскому Лесу, что к востоку от Мории – ходят за добычей на Север, по долине Андуина. Но, возможно, скоро все переменится...

– Что же именно? – поинтересовался Хорнбори.

Орк весь скривился, судорожно пытаясь зажать рот сам себе, но слова помимо его воли продолжали вылетать из его рта.

– Подземелья теперь наши, – хрипел орк, – это место для нас. Багровая Тьма вновь владеет Нижними... Люди на севере ищут нас, и мы ходим с ними на Южный Тракт и на Западный тоже. Скоро придет конец проклятым эльфам. Вернется хозяин... И будет бой, и мы еще посмотрим, мы еще покажем всем – и проклятым горным червям из пещер Туманных Гор, и Белокожим убийцам! И то, что внизу, свяжет все... и мы будем вместе...

Глаза его закатились, голова упала на грудь. Хорнбори поспешно нагнулся к нему, затем развел руками.

– Все! Грохнулся без чувств. – Он сел к костру. – Ну как вам это нравится, тангары? Багровая Тьма на Нижних Ярусах! Люди на Севере! Да еще и «хозяин»... Что будем делать дальше?

– Ничего мы здесь не сделаем, – обреченно махнул рукой Вьярд. – Уходить отсюда надо, пока целы...

– Ну уж нет, – зашипел Дори. – Багровая Тьма, говоришь? Пока сам не увижу, никуда не уйдем! Конец проклятым эльфам – чуешь, куда замахнулся? Не–ет, нужно идти вниз. Пусть здесь хоть семь тысяч орков, хоть семьдесят семь – нельзя уходить, пока все не поймем. Я предлагаю – немедленно вниз. Там видно будет.

– А с этим что? – хмуро бросил Торин, кивая на орка. – Глянь, кажется, в себя приходит, глазами моргает.

– Что за Багровая Тьма? Почему «конец эльфам»? – строго спросил у орка Хорнбори, вновь поднимая руку с Кольцом.

– Идет То, Что Спало в Глубинах... – прохрипел орк. – Приходит их Час... И мы идем за ними... хотя мы уже почти на треть люди...

– Брось, Хорнбори! – поднялся Торин. – Ты же видишь – у него нет слов. Он чует это, чует своим черным нюхом, что достался его предкам от Властелина Великой Тьмы, а объяснить все равно не сможет. Дори прав. Нужно идти вниз. Разве не ясно теперь, что не только мы, гномы, но весь Запад в страшной опасности? Нельзя терять времени. Идем вниз! Только вот еще что...

Низко нагнувшись к пленнику, он зарычал прямо ему в лицо:

– Кто такой «хозяин»? Где он – здесь или на поверхности? Он орк или человек? Что говорят о нем? Если скажешь правду, – он помолчал мгновение, – мы отпустим тебя, клянусь бородой Дьюрина! Хорнбори, помоги! Откуда ты знаешь, что он есть? Что ты еще о нем знаешь?

– Я не видел его, – отчаянно замотал головой пленный. – Знаю, что он – на земле, и нидинги приходили к нам от него прошлым годом... И знаю, что он есть... этого не объяснить вам. Он тот, кто соберет все, что было рассеяно, и Багровая Тьма тоже двинется... Больше не знаю ничего, клянусь Белой Рукой!

– Ладно, – выдохнул Торин. – Как, Хорнбори?

– Он не врет, – последовал быстрый ответ, – он действительно не знает.

– Тогда развяжите его, и пусть уходит, – хмуро бросил Торин, жестом останавливая вскочившего с негодующим криком Дори, вслед за которым возмутились еще с полдюжины гномов. – Нельзя нарушать слово. Пусть уходит. Пусть даже наведет на наш след своих... Придется поработать топорами!

– С такими, как этот, поработаешь, пожалуй, – буркнул Бран. – Сильны мечами–то махать, не то что эти северные...

Орк скрылся в темноте, и быстрый топот его сапожищ вскоре утих.