перекувырнулся в пространстве через голову, сделал фигуру, подобную мертвой
петле.
- Ну вот, - сказал он. - Ну вот...
- Да, мой счастливый друг. Именно "ну вот".
- Ну, ребята... - сказал Дуглас. - Ну, ну... Вот и все.
- Вот и все, - сказал Холодовский. - И запаха больше нет. Он приходит,
но срабатывают аппараты - и его не пускают. Запаха нет.
- Давно уже не было, - сказал Кедрин.
- Хочешь накаркать, друг мой? Помолчи!
- Ничего, - милостиво разрешил Холодовский. - Теперь запах может быть.
Неважно. Он не пройдет.
- Запаха нет, - сказал Дуглас. - Ну, ну... И известий нет.
Известий о Трансцербере все не было, и все яснее становилось, что их
нет. Еще не истекли сроки, принятые на Земле для надежды, и продолжались
попытки найти их, вызвать, установить связь, но каждая неудачная попытка
уменьшала запасы оптимизма. Уменьшала чуть-чуть, но попыток было много...
- Известий нет, - хмуро сказал Гур. - Ну что ж, унылые друзья мои,
будут известия. Будут. Но запах побежден. Возрадуемся!
- Ну, Гур, - сказал Дуглас. - Ну, ну... Сначала доложим как полагается.
Доложим Седову.
Они полетели докладывать Седову. Он, конечно, был в своей каюте, потому
что была не та смена, в которой он работал на сварке. И, конечно, он не
спал, когда его смена спала. А когда он вообще спал?
- Когда спит Седов? - спросил Кедрин.
- Никогда, друг мой, - ответил Гур.
- Как никогда?
- Никогда - значит никогда, - сказал Дуглас. - Вот и все.
- Никто не видел, - сказал Холодовский, - чтобы он спал. Это все, что
мы знаем.
- Говорят, в молодости он спал, - сказал Дуглас.
- Говорят, он потерял сон тогда же, когда и гортань, в
Экспериментальной зоне...
- Нет, друг мой, на Литиевых островах... И не спрашивай больше, друг
мой Кедрин, ибо невежливо спрашивать у тех, кто сознался в своем
невежестве...
Седов ждал их. Он ткнул пальцем в сторону дивана, и они уселись, чинно
положив ладони на колени. Кедрин искоса посмотрел на Седова и отвел глаза.
Но ему снова захотелось посмотреть на Седова, и, чтобы не делать этого,
Кедрин стал разглядывать каюту шеф-монтера.
Если бы ему не было точно известно, что это небольшое помещение глубоко
упрятано в недра спутника и окружено еще десятками и сотнями таких же,
только по-другому оборудованных помещений, Кедрин охотно поверил бы в то,
что за несколько минут, прошедших после установки последнего монитора, еще
нигде не описанная сила перенесла его за много парсеков от Земли, в
командную централь длинного корабля - одного из тех, что рождались в
Звездолетном поясе и уходили далеко-далеко... Вогнутые экраны, огибающий
стены пульт, глубокие пилотские кресла и стандартное складное ложе в углу,
ложе дежурного навигатора, - все это говорило о пространстве и говорило о
хозяине каюты не меньше, а, пожалуй, гораздо больше, чем могла сказать даже
и самая подробная биография. Даже то, как шеф-монтер сидел в кресле -
свободно и вместе настороженно, в положении, дававшем возможность в любую
секунду или откинуться, отдаваясь на милость разгружающей системы, или,
наоборот, перегнуться вперед, чтобы включить какой-нибудь из переключателей
на пульте, - даже эта его поза говорила о долгих годах практики, об опыте,
вошедшем в привычку, в плоть и кровь звездоплавателя. Кедрин не удержался и
снова взглянул на Седова, но и теперь не мог не ощущать к нему какой-то
смутной враждебности. Почему они тогда были вдвоем? Конечно, никто не вправе
ни спрашивать, ни упрекать - да и кого и за что? Но все же, все же...
- Ну, так, - сказал Седов. -.. Что, монтажники? Готово? Слава?
- Готово, шеф, - сказал Холодовский. Он неожиданно счастливо улыбнулся.
- Готово.
Остальные кивнули головами.
- Готово, черт вас возьми! - сказал Седов. - Значит, можно вести
работы, не рискуя подвергнуться атаке запаха? Значит, Кристап будет
последним пострадавшим от этого?
- Будет, - твердо сказал Холодовский,
- Ты ручаешься?
- Головой. Чем угодно.
- Хорошо, - сказал Седов. - В случае чего, сниму с тебя голову. - Он
сказал это грозно, курлыкающий голос был резок, но всем было ясно, что
шеф-монтер очень рад. - Вот и еще шагом ближе к стопроцентной гарантии у
нас.
- Простите, шеф, - сказал Кедрин. - А вы не против стопроцентной
гарантии?
- Я? - спросил Седов. - Ерунда, звездолет гармошкой. Нет, конечно. Я
всегда "за". Только, к сожалению, всегда будут места без стопроцентной
гарантии.
- Почему?
- Потому что гарантия не успевает за человеком. Он идет вперед, не имея
никаких гарантий и не дожидаясь их.
- Почему?
- Да он не может иначе, - сказал Седов и удивленно посмотрел на
Кедрина. - Ну, это все лирика. Запаха нет, это главное. Можно работать.
Теперь не подремлете. Ну, я знаю, что вы и так не дремлете. Особое звено! Но
спать будет некогда.
- Шеф! - сказал Кедрин, не обращая внимания на предостерегающие взгляды
товарищей потому, что ведь должен был он где-то схватиться с этим человеком,
чтобы решить для самого себя, кто же сильнее из них двоих и кто достойнее,
учитывая не только то, что Кедрин уже сделал в жизни, но, разумеется, и все
то, что он мог еще сделать. - Шеф! А почему вы никогда не спите? :
Седов внимательно посмотрел на Кедрина, и тот почувствовал, что не были
секретом для этого человека и любовь Кедрина, и неприязнь, и все, что
относится к отношениям между людьми. Но он медлил с ответом, и Кедрин твердо
решил не отступать.
- Почему, шеф? Ведь не спать невозможно...
"Невозможно не спать, и, значит, ты просто распространяешь о себе
легенды", - вот что хотел сказать Кедрин, и Седов, безусловно, понял это.
- Многое возможно в двадцать втором столетии... - медленно проговорил
шеф, и глаза его улыбнулись, но сразу же сделались печальными. - Многое. Но,
может быть, мне лучше не отвечать на этот вопрос?
Монтажники с укоризной смотрели на Кедрина, и теперь ему подумалось,
что они-то, наверное, что-то все-таки знали... Но идти на попятный было
нельзя.
- Почему нет? Ответьте, шеф, прошу вас.
- Что ж, я отвечу. Стоп! - резко сказал он, увидев, как Гур раскрыл
рот. Их взгляды встретились - глаза Гура, в которых никогда нельзя было
увидеть дна, и глаза Седова, словно одетые прозрачной броней и неуязвимые ни
для чего. - Стоп, монтажник! Если говорю я, то это значит, что говорю я и
меня слушают, Гур, и ты это знаешь. Я отвечу.
Монтажники молчали. Они прощали Седову его способ разговаривать за то,
что больше всего на свете он любил монтажников и корабли - и, конечно, тех
людей, что уходили на кораблях туда, куда поиск вел летящих и
путешествующих. И Гур не сказал ни слова, хотя и не отвел глаз.
- Слушай, Кедрин, - сказал Седов, и в голосе его была даже какая-то
нежность. - Ты молод... здорово молод, и из тебя выйдет монтажник, если
захочешь. А этого стоит захотеть, говорю тебе это по праву более умного, не
обижайся, Кедрин... Недавно ты еще и не мечтал о том, чтобы быть
монтажником, и было время, когда я тоже не мечтал.об этом. Я мечтал летать
на кораблях, а не строить их. И я летал. Я летал немало и хорошо, и если
развернуть все мои прожитые годы на количество пройденных парсеков, то очень
немало придется на одну секунду... Я хвастаю? - перебил он сам себя. - Ну
что ж, это для того, Кедрин, чтобы ты понял, что тебе нечего бояться, н е ч
е г о б о я т ь с я, понял? И в конце концов я хвастлив по натуре, почему же
мне не позволить себе удовольствие?
Он передохнул, а трое монтажников разом коротко усмехнулись
самокритическому замечанию шефа. Но никто не вставил ни словечка, потому что
говорил Седов, а когда он говорил, его слушали.
- Ну вот. Я летал, но однажды оказалось, что больше летать я не могу и
никогда не полечу. Даже на транссистемном. Даже на пузыре. Все. Не полечу.
"Не ты первый", - скажешь ты, Кедрин. А мне все равно, первый я или не
первый. Такие вещи каждый переживает для себя, и умные люди в таких случаях
не сочувствуют. Вот и все. Тебе ясно?
Кедрин молчал, и тогда Гур все-таки нарушил молчание.
- Тогда расскажи ему все, Седов, - сказал он. - Расскажи ему, капитан
"Джордано", друг мой, расскажи ему.
"Капитан "Джордано", - услышал Кедрин и встал.
- Сядь, Кедрин, здесь не парад. Почему я не сплю? Потому что люди
знали: мне нельзя быть пенсионером космоса. И мне разрешили работать здесь.
Потому что надо любить корабли, чтобы строить их. А на спутнике дробь семь,
который называется "Шаг вперед", по милости вот этого монтажника, - он
кивнул в сторону Гура, - работы идут круглые сутки. И некогда спать, потому
что у нас здесь нет стопроцентной гарантии и каждую минуту может что-то
произойти. И может еще сейчас, хотя уже нет опасности запаха. Тебе нужна
технология? Это просто, многое просто в двадцать втором веке. Человек может
не спать, нужна даже не очень сложная по нашим временам операция. Только за
каждый час, который он не доспал, он не доживет двух часов... Вот и все.
Операции эти давно запрещены. Но было время, когда в виде исключения их
разрешали. И вот я не сплю, и мне хватает работы на двадцать четыре часа, на
четыре смены.
- И вы не доживете... сколько же вы не доживете?
- Зачем считать? Нужен иной расчет: в дальнем рейсе ты живешь в три
раза интенсивнее, чем здесь. А там я нес восьмичасовую вахту, и, значит,
здесь мне нужно двадцать четыре часа. Что за смысл жить, не получая от жизни
всего? Ты понял, Кедрин?
- Я понял, шеф, - сказал Кедрин. - Я понял. Я дурак.
- Это пройдет, - утешил его шеф. - Ты спи, тебе надо спать. Но если
что-то мешает тебе жить на полную мощность, отбрось, если это даже будет
стоить тебе нескольких часов жизни...
- Еще один вопрос, шеф, - сказал Кедрин, и Холодовскнй кашлянул в знак
того, что - довольно. Но шеф кивнул.
- Последний, - сказал он. - А то я ударился в лирику?
- Почему вы не смогли заняться другим делом на Земле?
- Кто сказал, что я не смог? Я не захотел. Запомни, - сказал Седов, -
жить в Пространстве и не любить Землю нельзя. Такие не живут в Пространстве.
Потому что все это, и неудобства, - а на планете удобнее, конечно, - и
опасности, а они есть, эти опасности, можно переносить только ради Земли,
ради человечества, которому нужны, черт побери, нужны ему длинные корабли...
Ну, все! Стоп! Сейчас у меня сеанс связи с "Гончим псом".
- Разве он ответил?..
- Еще нет. Но он ответит. Они экономят, и у нас сеансы связи раз в три
недели.
- Но вспышка...
- Кедрин, Кедрин... Ну и что, что вспышка? Конечно, многое могло
произойти. Они могли после этого сигналить, а могли и не сигналить. Мало
что... Но в минуту назначенного сеанса Лобов выйдет на связь, если он жив.
Если он жив и у него нет ровно ничего, даже ушной капсулы, ровно ничего для
связи, он будет кричать, и крик его долетит до Приземелья. Это Лобов. Ты не
знаешь его, а я знаю. Вот если он не ответит в срок, если он сегодня не
выйдет на связь, это значит, нет больше капитана Лобова, второго пилота на
славном корабле "Джордано".
Он умолк, на миг закрыл глаза, и вновь лицо его стало обычным -
примелькавшимся и трудно воспроизводимым, как контуры материков... Он вышел,
и Гур сказал:
- Да, Кедрин, стоило бы тебя, если бы не благородное чувство толкало
тебя на это... В старину, выходя на такие поединки, дома оставляли
завещания... А ты даже не предупредил нас, чтобы мы захватили побольше
моральной корпии. Но он был нежен, ребята, он был нежен сегодня, капитан
"Джордано", необычайно нежен, друзья мои монтажники...
- Да, - сказал Холодовсккй. - Какие люди!.. Я вспоминаю многих. А
сколько сейчас осталось из тех, кто летал с ним? Не считая Лобова, я знаю
еще троих...
- Четверых, - сказал Дуглас. - Четвертому приходится в основном жить на
Земле.
- А как шеф верит Лобову! - сказал Холодовский,
- Ко-пайлот Лобофф, - сказал Дуглас.
- Нет, ты говоришь по-русски без акцента, Дуг.
- Я думаю, - сказал Дуглас и взглянул на часы. - Ну вот, истекло время
связи. Хотел бы я, чтобы Седов сейчас вошел и сказал: "Все в порядке,
ребята, Лобов ответил, они все там целы, черт меня дери".
Дверь распахнулась, вошел Седов, глаза его были непроницаемы. Он
оглядел всех, уселся за пульт. Все молчали.
- Ну, Седов? - спросил Дуглас. - Ну?
- Все в порядке, ребята, - сказал шеф. - Лобов ответил. Они все там
целы, черт меня дери. А теперь исчезайте, мне надо работать. Надо выкроить
еще неделю.
XV
На орбите Трансцербера капитан Лобов отошел от радиокомбайна с видом,
показывавшим, что свое жизненное предназначение он считает выполненным. Все
смотрели на него с некоторым восхищением, и только инженер Риекст смотрел
без восхищения. Весь облик инженера говорил о том, что перерасход энергии -
дело, никакого одобрения не заслуживающее. Даже если перерасход совершен для
установления связи с Землей и Приземельем.
Но капитан Лобов не обратил на это никакого внимания. Он уселся,
придвинул зеркало и задумчиво провел рукой по щеке. С в о и м обликом Лобов
показывал: установление связи с Землей тогда, когда связь не хочет
устанавливаться, - это сущий пустяк, о котором говорить в общем не стоит, а
перерасход энергии для этого - пустяковейший из пустяков.
Что касается исследователей, то они не обратили внимания на это
состязание обликов. Они расселись по местам с таким видом, словно никогда не
сомневались ни в том, что связь будет установлена, ни в том, что Земля
продолжает делать все для того, чтобы вовремя вытащить их отсюда.
Они снова принялись снимать показания аппаратуры, а капитан Лобов
принялся бриться. Он не прервал бритье даже тогда, когда услышал, что
движение корабля по орбите замедляется опять-таки по неизвестной причине - и
расстояние до Ахиллеса сокращается несколько быстрее, чем это было
предусмотрено.
Капитан Лобов считал, что добриться следует при любых обстоятельствах.
Несколько встревоженные этим обстоятельством, исследователи обратились
к капитану Лобову с просьбой возобновить связь с Землей и сообщить туда о
происшедших изменениях.
Капитан Лобов поинтересовался, думают ли ученые, что Пояс может
монтировать корабль скорее, чем сейчас. Нет, ученые так не думали.
Тогда капитан задал вопрос: нужно ли зря волновать людей? Ведь они там
думают, что здесь просто невозможно, как плохо. А на самом деле здесь вовсе
не плохо. Воздух есть. Вода есть. Экоцикл действует. Энергия тоже есть.
Однако ее может и не быть, если сигналить на Землю без толку.
Инженер Риекст подтвердил, что ее может и не быть.
На этом плодотворная дискуссия завершилась, и жизнь пошла своим
чередом, добро и весело, как в операционной перед появлением хирурга. А
хирург, кажется, не собирался заставлять себя ждать.
На Земле торопились. Прошла половина назначенного срока, но работа была
сделана, пожалуй, уже почти на две трети. Второй пояс механизмов поставлен,
оставались жилые и подсобные помещения и оболочка. Зная, что опасность -
запах - перестала быть загадочной и перестала быть опасностью, шеф-монтер
Седов бросил на монтаж и половину личного состава патрулей. Впрочем, вторую
половину он сохранил.
- Ты мне не веришь, шеф, - сказал по этому поводу Холодовский.
- Я тебе верю, провалиться мне в Юпитер, - ответил шеф. - Но больше я
верю опыту, который говорит: осторожность не бывает лишней. Чтобы не
получилось ерунды, разных звездолетов гармошкой.
- Это обидно, - сказал Холодовский, на что Седов ответил:
- Извини, Слава, это уже плохая лирика.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг