волосами, округлым приятным лицом, слегка вздернутым носом, хорошо
развитыми мускулами (при жизни Витя постоянно следил за своей физической
формой, служба того требовала, да и нравилось ему быть сильным, ловким,
быстрым - а кому бы это не понравилось?) - и со всеми другими своими
несомненными приметами, и тою в том числе, о которой Тригорьев невольно
подумал: "Не след бы девушке глядеть, без привычки..." Но тут Землянин
извлек уже откуда-то чистую простыню, развернул, взмахнув в воздухе, и
поспешил накрыть тело - но не с головой, как накрывают покойников, а лишь
до подбородка, как человека спящего. Тело можно разглядывать как угодно,
трогать руками, резать, зарывать в землю или сжигать; спящего можно, в
крайнем случае, разбудить - осторожно, чтобы не напугать нечаянно, а
мягко, ласково вывести из сна...
Пока в ванне лежало именно тело, не человек еще, хотя бы и спящий:
ничто не двигалось, грудь не дышала, кожица не подрагивала в тех местах,
где бьются у живого пульсы, закрытые глаза не суетились под веками, как
бывает, когда снится что-то. Тригорьеву не раз приходилось видеть
мертвецов, и вовсе не только своею смертью повергнутых; и он сразу понял,
что тело не живет, и испугался, что у Землянина на этот раз не получилось,
и может быть, как раз оттого, что он, Тригорьев, пришел посмотреть: кто
его знает, дело ведь тонкое... Он уже собрался что-то сказать, просто
чтобы нарушить застывшую тишину, но девушка ветерком подышала ему в ухо:
"Сейчас... сейчас вот..." И вдруг не удержалась и хоть тихо, но
вскрикнула: что-то шевельнулось в ванне - не тело, нет, что-то маленькое,
яркое, какое-то пятнышко ожило, оторвалось от ванны, поднялось в воздух,
пересекло полосу света от настольной лампы, и все узнали: бабочка!
Неизвестно откуда взялась здесь бабочка, вспорхнула и полетела. И не
успели еще люди опомниться от неожиданности, как с телом произошла
какая-то перемена. Нельзя было сразу сказать какая: так же неподвижно
лежало оно, и в той же позе, и по-прежнему лишь голова с чуть потемневшими
от влаги волосами виднелась из-под простыни, и не замечалось дыхания; но
почему-то вдруг очевидно стало: жив! Жив! Тригорьеву захотелось кинуться к
другу, обнять, поцеловать - от радости, из благодарности за то, что ожил -
как будто сделал этим одолжение стоявшим здесь людям, не наоборот;
впрочем, если о самом Тригорьеве говорить, то и в самом деле большую
услугу ему оказал опер Витя, великий груз снял с души... Капитан едва
совладал с собой - а Витя уже дышал! Открыл глаза. Миг смотрел
бессмысленно. Потом негромко произнес: "Э?" и стал водить открывшимися
глазами, никак не разумея, видимо, как, и почему, и где он вдруг оказался,
и почему в ванне, и кто эти люди вокруг него. На Тригорьеве взгляд Виктора
на миг остановился, скользнул дальше, но морщинка пересекла лоб, глаза
возвратились к милицейскому мундиру, поднялись выше и стали разумеющими,
узнающими, потом удивление мелькнуло в них, губы дрогнули, Синичкин
улыбнулся - как-то неуверенно, словно разучился. Тригорьев поймал себя на
том, что и сам улыбается, как мальчишка, рот до ушей. А Витя заговорил. Он
сказал:
- Тригорьев, ты, что ли? Пашка?
- Я, Витя, - сказал Тригорьев почему-то хрипло.
- Ну да, - сказал Синичкин. - А что это с тобой?
- Со мной? - Тригорьев несколько растерялся даже. - А что со мной? Нет,
у меня все в порядке, Витя...
- Постарел ты как-то очень, - сказал Синичкин. - Крепко. Болеешь, что
ли? Э, да ты капитан уже! Когда успел?
- Потом, - сказал Тригорьев, косясь на Землянина с ассистенткой, что
скромно отошли в другой угол, чтобы не мешать друзьям. - Потом, Витя.
Ты-то как?
- А что мне! - сказал Витя уже совсем уверенным голосом. - Все о'кей.
Только почему я тут в ванне? Мы же вроде с тобой только что в отделении
были... Что тут - медвытрезвитель, что ли? Но я-то при чем?
- Успокойтесь, - это уже Землянин вступил в разговор. - С вами ничего
страшного не случилось, совсем наоборот. Ваш друг вам все объяснит -
попозже. А сейчас скажите: как вы себя чувствуете?
- Это кто там - доктор? - Сев в ванне, Синичкин всматривался в обоих,
стоявших поодаль. - Доктор, а чего это я в ванне? Чувствую себя
нормально...
- И все же я вас посмотрю. Позвольте, Павел Никодимович...
Сейчас Землянин заговорил уже нормальным своим тоном, и капитан
послушно отступил подальше. Девушка же успела тем временем отворить дверцу
шкафчика и теперь доставала оттуда форменную милицейскую одежду, заранее
принесенную Тригорьевым. Одежда эта хранилась как реликвия у вдовы
Синичкина, но отдала она ее без возражений, потому что, как оказалось,
была уже не вдовой, но женой - только другого мужа. И это, и многое другое
Предстояло теперь объяснить Виктору, и Тригорьев чувствовал, что очень
трудно будет сделать это - но никуда не денешься, надо...
- Сейчас вам нужно еще пять минут полежать неподвижно, на этой вот
кушетке, - втолковывал Землянин оперуполномоченному. - Потом оденетесь и
сможете идти. Ну, попробуйте встать... Сеня, вы можете выйти. Ну, смелей,
смелей... Поддержите его, капитан. Теперь шаг вперед...
- Ноги как ватные, - сказал Синичкин недовольно. - Что за чудеса в
решете?
- Потом, потом... Еще шажок... И ложитесь. Вот так. Одежда ваша здесь.
А мы выйдем, чтобы вас не беспокоить.
Он и в самом деле повернулся к двери и взял Тригорьева под локоть,
увлекая с собой. В приемной А.М.Бык вполголоса разговаривал о чем-то с
молодым человеком, ведавшим теперь химической книгой. Тригорьев ощутил,
что лоб его взмок. Он вытер лоб платком. Землянин сказал:
- Вот оборудуемся, тогда у нас будет специальная палата для приведения
клиентов в норму. Наймем врача, медсестру или даже двух... - Он помолчал.
- Ну как - интересно было?
Тригорьев немного подумал и признался, не удержавшись от смущенной
улыбки:
- Испугался немного - был момент...
- Испугались? Чего?
- Да вот - когда он все не оживал. И у вас выражение лица было такое,
словно все идет прахом...
- Серьезно? - Землянин усмехнулся. - Ну, не знаю, может быть, со
стороны это так и выглядело. На самом деле это - обычное и неизбежное
явление. Тело созрело, но еще не живет. Нет в нем чего-то такого... что мы
для простоты называем душой. И вот приходится сконцентрировать всего себя
на том, чтобы она - душа - возникла. Как бы призываешь ее войти в тело,
одушевить его, оживить. И она входит - чуть раньше, чуть позже... Сегодня
это еще быстро получилось, бывает, куда дольше приходится ждать. На эту
работу больше всего уходит сил. - Наверное, Землянину приятно было после
удачно проделанного дела поговорить о нем, расслабиться, да и слов нет -
куда приятнее и легче объяснять удачу, чем неудачу. - А если взять старые
записи - по отпечаткам, которым больше ста лет - то душа может и не
прийти. И тело не оживет.
- Куда же она девается? - Тригорьев чувствовал, что тут надо задать
вопрос, чтобы Землянину хотелось говорить дальше.
- Ну, этого я наверняка не знаю. Может быть, уже что-то другое для себя
нашла. А возможно, за это время ослабела, рассеялась или слилась с
основой, первоисточником... Я предполагаю, что души ведь бывают разные - и
сильные, и слабые, вот сильные дольше существуют, а слабые, может статься,
уже и после сорока дней теряют способность... Ну, да это все гипотезы, не
более. Я только знаю, что надо сосредоточиться и звать ее - и она придет.
- Учились этому? - полюбопытствовал капитан.
- Нет, этому нигде не учат - у нас, да и нигде, по-моему. Просто
почувствовал, что вот - надо так. Наверное, для этого дела тоже какая-то
специальная способность нужна.
- Как у экстрасенса, - сказал Тригорьев.
- Как аналогию можно принять, хотя сама способность, видимо,
заключается в ином. И еще: тут никаких задних мыслей быть не должно -
только добро, желание блага; никаких скрытых целей. Неясностей, конечно,
множество, над теорией надо еще работать и работать.
- Вот бабочка, - неожиданно для себя сказал участковый.
- Что? - Землянин даже оглянулся. - Ах, эта бабочка, да...
- Это она и есть душа?
- Ну, что вы - конечно, нет. Это, так сказать, отходы производства,
побочный эффект. Записывающая техника у нас не очень качественная, все
ведь своими руками, из чего попало. И вот когда я снимаю данные человека,
случается - запишешь и что-то постороннее, что находилось поблизости в то
время, которое мы записываем, и тоже оставило на окружающем свои следы.
Вашего друга мы записывали по летним отпечаткам - наверное, и бабочка там
была тогда, аппаратура же ее восстановила - приборам ведь все равно, что
там возникает, их дело - расшифровка записи, не более. Вот если...
Но продолжить объяснение Землянин не смог, потому что дверь
распахнулась и вошел милиционер, с порога спросивший:
- Капитан Тригорьев? А, вот вы где, товарищ капитан. К начальнику
райотдела, срочно.
И был таков.
- Ну дела, - сказал Григорьев озадаченно. - Как же я Виктора оставлю -
ему ведь деваться некуда, кроме как ко мне...
- А вы забирайте, - посоветовал Землянин. - Сейчас уже можно.
- В райотдел? Нет, что вы. Он же хотя и милиционер, но незаконный пока
- без документов, как и все ваши... Нельзя. Нет, мы иначе сделаем.
Он отворил дверь в лабораторию. Виктор заканчивал одеваться.
- Я сейчас, - сказал он инспектору.
- Лейтенант, - проговорил Тригорьев официально. - Я срочно по вызову, а
вы тут остаетесь за меня. Чтобы был порядок. Без меня поста не оставлять.
- Слушаюсь, - ответил Синичкин. - Ты скоро?
- По обстановке, - сказал Тригорьев. - Пришлю тебе поесть в любом
случае.
- Да, - сказал Виктор. - А то я почему-то вовсе без денег. Хотя помню -
мелкая заначка оставалась.
- Ну, все, - сказал Тригорьев и вышел, не задерживаясь более: служба
есть служба. Патрульный "уазик" фыркал у подъезда и даже, кажется,
постукивал резиновым копытом.
По дороге Тригорьев размышлял о том, как же будет с оформлением
Синичкина, а также о другом: есть ли у бабочки душа. Но, оказавшись в
кабинете начальника, обо всем этом забыл. Потому что начальник сказал ему
сразу:
- Тригорьев, кооператив твой закрывать собираются.
Тригорьев проглотил комок.
- Так ведь они вроде ничего такого... - начал было он.
- А им ничего и не предъявляют. Просто... - Начальник сделал
выразительный жест. - Но, думаю, с этим можно потянуть.
- Да хорошо бы, - сказал Тригорьев. Он чуть оживился, поняв, что
начальник тоже рвением не горит. И тут же вспомнил, что совсем недавно не
кто иной, как А.М.Бык расспрашивал его о начальнике - что, мол, за
человек, и все такое. Не зря, дверное, расспрашивал: Бык ничего не делает
зря.
- А на каком основании потянем, как думаешь? - продолжал разговор
начальник.
- На каком, на каком... - пробормотал Тригорьев, размышляя. - Есть,
товарищ полковник! - вдруг ожил он. - Кооператив, особенно после газеты,
сильно в рост пошел, зарабатывать стал вовсе даже неплохо...
- Н'да, - кивнул начальник, - вот и я слышал. Ну, и что с того?
- Значит, на него вот-вот какая-нибудь группа выйдет. Это непременно.
- Организованная преступность, - сказал начальник. - А мы, значит, их
ждем.
- Так точно, - сказал Тригорьев. - И кооператив этот у нас вроде
наживки. Так что закрывать его сейчас никак нельзя, поскольку он играет
свою роль в борьбе с организованной преступностью этой самой.
- Годится, - согласился подполковник. - В случае чего так и доложим:
что с этим кооперативом связаны наши оперативные интересы. - Он помолчал.
- А что ты думаешь: вполне ведь могут выйти.
- Непременно выйдут, - убежденно подтвердил Тригорьев.
- Что же, - сказал начальник. - Ну, иди, работай дальше.
- Товарищ начальник... Вопрос разрешите?
- Если в двух словах. Некогда.
- Вы лейтенанта Синичкина помните?
- Синичкина? Это какого? Из ГАИ?
- Нет. Из розыска. Которого убили.
- А. Ну, помню.
- Этот кооператив наш - он ведь людей возобновляет...
- Стоп! - прервал подполковник. - Дальше не говори. Никаких нарушений
законности, понял? С такими мыслями ко мне не ходи.
- Товарищ подполковник! - схитрил Тригорьев. - Так ведь почему мы?
Скажем, жена его бывшая закажет... Но придет-то он к нам - он ведь наш
парень. Неужели дадим пропасть?
- Я тебе сказал: с этим ко мне не ходи. Вот будет по ним общее
постановление - тогда посмотрим. Ступай, займись делом.
7
Оба милицейских работника и предположить не могли в тот час, как близко
вдруг оказались к истине.
Потому что та группа, что контролировала и посильно разгружала от
лишних денег этот район, и в самом деле кооперативом очень
заинтересовалась. И все из-за той же газеты. Ведь время малограмотного
преступника, который газет не читает и радио не слушает, ушло; такие если
и остались, то ходят они в шестерках, и в них ходить будут по гроб жизни.
А беседу в газете прочитал если не кто-нибудь из главарей, то уж из их
консультантов - во всяком случае. Так что информация и сюда
незамедлительно проникла и тоже побудила заинтересованных людей к
немедленным действиям.
Поэтому в дверь квартиры Амелехина А.С. позвонили, а когда дверь
отворили, то вошел в нее молодой человек, прилично одетый, даже фирмово, и
с быстрыми глазенками.
Андрей Спартакович в этот миг был расположен на своей диван-кровати и
обдумывал некий возникший у него замысел. На вошедшего он глянул без
особого привета.
- Чего надо? - спросил он нелюбезно.
- Разговор есть, - сказал пришелец. - Скидай кости с нар.
- Нет разговора, - возразил Амелехин. - Один ахай.
- Сам сходи, - предложил визитер. - Ну, давай по-быстрому. Пахан
обидится.
Услыхав, что пахан, Амелехин спустил ноги с дивана.
- Чей-то вдруг? - спросил он. - Сказали же, чтобы пока не шустрить.
- Потолковать хочет.
- Мать! - крикнул Амелехин уже из прихожей. - Пойду прокинусь. Да не
трясись: не на дело иду.
"Жигуль" ждал их у подъезда. Молодой сел за руль. Ехали недолго.
Дни моей юности, где вы? Где наивная эпоха, когда вор был вором,
милиционер - милиционером, чиновник - чиновником... Но все смешалось в
громадном, в одну шестую суши, бывшем доме Облонских; и теперь ты
разговариваешь с кем-то, и вроде бы знаешь, с кем разговариваешь, а потом
оказывается - нет, не знал с кем. И заподозрить не мог. Раньше ты знал,
что хаза есть хаза, волчья нора с непотребными женщинами, обилием водки,
игрой в буру или железку, ну, в очишко на худой конец - но, собственно,
зачем пересказывать всем известные книжки и фильмы. А теперь...
- Ты только ноги вытирай, как следует, - предупредил молодой, когда
они, поднявшись на лифте на четвертый этаж не самого худшего, прямо
сказать, дома в исторической части столицы, остановились перед дверью,
котельное железо которой скромно пряталось под стеганой обивкой из
японской квазикожи. - Три, три, силы-то накопил на казенной пайке!
Молодец этот, как и все прочие коллеги, был свято уверен в том, что
Доля Трепетный имел хороший срок, а потом рванул, и в родных местах не
показывался столь долго по причине пребывания во всесоюзном розыске.
Амелехин в ответ только фыркнул, но послушно зашаркал подошвами по
аккуратно уложенному перед дверью коврику.
Позвонили, и было отворено. Пол в прихожей радовал хорошим ковром. На
стенах висели картины, ярко выделяясь на фоне обоев-иммигрантов с
преобладанием зеленых тонов. Дверь им отворила приглядная девица в
валютной упаковке; глянув на нее. Доля стал громко дышать, но застеснялся.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг