своего Сокольского, Сергей так толком и не понял. Рассказывала, будто
познакомились на фронте. Евгения тогда выступала во фронтовой концертной
бригаде. У нее был неплохой голос. Вообще сестра почти ничего не вспоминала
о той жизни, какую ей пришлось вести после того, как она покинула стены
детдома. "Училась на артистку", - односложно говорила она и усмехалась с
легкой грустинкой.
В сорок четвертом году для Сергея, да и его приятелей, детдомовская
жизнь кончилась. Их отправили сначала учиться в "ремеслуху", а потом на
"Уралмаш". Именно тогда и прибыла сестрица. Заявилась в общагу, да и не
одна, а с одним из адъютантов мужа, наделала там шороху. Комендант за ней
как собачка бежал. Впрочем, что комендант! И более крупные шишки перед ней
на цырлах ходили. С Сергеем она говорила совсем недолго. Только сообщила,
что очень скоро выпишет его в Москву и постарается устроить жизнь.
- Как только тебе исполнится восемнадцать, - шептала она, когда они
вдвоем гуляли у пруда, - тебе нужно будет жениться. Не удивляйся, фиктивно.
Главное, фамилию поменять, чтобы никто не ткнул в рожу: сын врага народа.
Поменяем фамилию, а анкетку изменить еще проще.
Так и случилось. В сорок шестом он переехал в Москву. Женился на
какой-то бабенке, через полгода развелся, поступил не без помощи сестры в
Институт кинематографии. А дальше все пошло как по маслу. Потом уже он сам
помог перебраться в столицу Сморчку и Соболю. Дружкам закадычным. Помог и им
пристроиться, вывел в люди.
Он хмыкнул. В люди? Звучит, конечно, двусмысленно. Тогда, после войны,
бродячего народу имелось в достатке. Особенно возле вокзалов, железных
дорог. Найдут какого убитого, растерзанного, так даже дело не всегда
заводят. Он тогда, помнится, жил на Потылихе. Комнатушку свою имел, в
коммуналке. А там рядом поезда ходят... Да уж чего вспоминать. Мало ли что
бывало. Именно на Потылихе он впервые и увидел этого Охотника - Иону Ванина.
Тот похаживал к соседке - Олимпиаде. Вот уж идиот! Анонимки писал... Раза
два его вызывали. "Почему на вас пишут доносы? Нет ли за этими грязными
бумажонками чего-нибудь серьезного?" Элементарно доказал, что это бред
сумасшедшего. Не преминул сообщить о родственнике-генерале. Но надо же быть
таким дураком, как Иона?! Написал, что он, Сергей, использует для тайных
убийств облик медведя. Уж лучше бы сообщил, что марсианский шпион. Скорее бы
поверили. Впрочем, что с дурака возьмешь?!
Он встал, потянулся. Все нормально. Жизнь продолжается. В это время у
входа раздался длинный требовательный звонок.
"Кого там несет?" - досадливо подумал Сергей Васильевич. Он не любил,
когда к нему на дачу приезжали гости, особенно без приглашения. Домой, в
московскую квартиру, - пожалуйста. Милости просим! А сюда... Сюда только
самые близкие. Не собственно дача была для него любимым местом, а полгектара
леса, который ее окружал. Высоченные сосны, заросли папоротников между ними.
Это так напоминало детство, леса под Югорском. Болота... Он даже приказал
вырыть небольшой прудик, который очень скоро без присмотра покрылся тиной и
зарос осокой. Но его это вполне устраивало. Даже кваканье лягушек в начале
лета не вызывало раздражения. Напротив, умиляло.
Звонок повторился.
Он отпер входную дверь: на пороге стояла сестра.
- А, это ты? - без особого восторга произнес Сергей Васильевич. -
Заходи.
Генеральша Сокольская, а это была именно она, с каменным лицом прошла
через прихожую и уселась на широкой банкетке, стоявшей перед большим
зеркалом в спальне. Все это время хозяин следовал за ней по пятам.
- Ты как сюда добралась? - поинтересовался он.
- Один знакомый подвез.
- Какой еще знакомый? Я же просил никому постороннему не открывать
местоположение этого дома. Могла бы приехать на собственной машине.
- Я ее, как ты знаешь, подарила этому писаке.
- У тебя есть еще одна... Не надо прибедняться.
Сергей Васильевич, не снимая обуви, упал на широкую кровать и несколько
раз подпрыгнул на ней.
- Так чего тебе нужно, сестрица?
- Я приехала объясниться. Наши с тобой отношения...
- Какие отношения?! Что я должен объяснять?
- Что ты сделал с Валентином?
- С Валентином?
- Ведь это ты его убил?!
- С чего ты взяла?
- Вчера вечером пришло письмо... Без подписи, разумеется. В нем все
объяснялось. Тот человек, которого... - она запнулась, - устранил журналист,
вовсе не виноват в гибели моего сына, а виноват, как оказалось, ты!
- Дай-ка письмо.
- Я оставила его дома.
- Ты врешь! Нет никакого письма.
- Может быть, и вру, но ты повинен в смерти Валентина! Ты его убил!!!
Не знаю уж, с какой целью ты, братец, отправил меня к этому Осипову, сказав,
что он сможет найти убийцу. Никого он не нашел. Подсунули ему какого-то
несчастного, свалили на него черт знает что! Машину я отдала... А ты все
подстроил!
- Иди-ка сюда.
- Зачем?
- Иди, иди. Не бойся. А ты еще очень аппетитная бабенка. Наверное, до
сих пор мужики клюют? Или нет? Мадам, что называется, в самом соку. Ну
подойди!
И когда она приблизилась, братец попытался залезть ей под юбку.
- Пошел прочь, мерзавец! - отскочила как ошпаренная генеральша. - Таких
негодяев, как ты, свет не видывал!
- Да уж, конечно, не видывал, - издевательски произнес Сергей. - Сама
хороша. Помню, помню, как в бане ты ко мне старалась прижаться. В лесной
нашей усадьбе. То одним бочком, то другим... Я теперь понимаю: период
созревания. А потом?.. Или забыла. Году этак?.. Дай черт памяти. В пятьдесят
третьем, по-моему. Еще вождь только что умер. Ах, да! На майские праздники.
В генеральской квартире, на генеральской кроватке...
- Ну ты и скотина!!!
- Гости, помню, веселятся, а в соседней комнате!.. Так сказать, день
мировой солидарности трудящихся. "Кровать была расстелена, а ты была
растеряна". А как там дальше? "И спрашивала шепотом..." Что ты спрашивала?
Что-то я забывчив стал. Вроде ничего и не спрашивала. А? Твой прославленный
герой отсутствовал. Помнится, пребывал в Берлине или Лейпциге? А тебе слал
всякое трофейное барахло, чтобы не скучала. Как сейчас перед глазами
кружевные панталоны цвета семги... и корсет... тоже в кружевах. Ах,
прелестница!
- Замолчи!
- Вот заладила: замолчи, замолчи... К чему эта мелодрама. Мы же не кино
снимаем. Проще нужно быть, доступнее... Тем более с родственником. Ну, иди
сюда! Приподними юбку. Ты сейчас какое белье носишь? Наверное, французское
или осталась верна немецкому? А, сестрица? Я вообще не понимаю, зачем ты
себе придала лжетрагический вид, словно ты не сановная дама, а дешевая
субретка из водевиля. Эта нелепая шляпа, черная вуаль. А в сумочке,
наверное, лежит пистолет. Тот маленький "вальтер", который ты мне раз
показала. Забавная такая игрушка, перламутровые щечки, золотая насечка.
Подарок муженька, чтобы охранять честь. Угадал? Ты пришла меня уничтожить?
Ну же, радость моя, признавайся. Да, я убил твоего ненаглядного сыночка,
Валентинчика. Жалко, конечно, но я ей-ей не хотел. Случайно вышло. Сработали
побочные инстинкты. У всех нас имеются подобные инстинкты, я как раз перед
твоим приходом размышлял об этом. И у сынка тоже они имелись. Но вот беда,
он сделал их главными. Он, ты знаешь, любил воображать себя женщиной, причем
очень достоверно. С ним имели дело очень многие, как бы выразиться помягче,
заслуженные люди. И многоопытные. Господа офицеры хвалили-с... Да его имели
все, кто только хотел. И это в двадцать лет. А ты сокрушаешься. А что бы с
ним случилось в тридцать... сорок. Все равно кто-нибудь бы прихлопнул.
Будущую гордость советской дипломатии...
- Грязь... Грязь!
- Не нужно заламывать руки. Мы не на сцене. Пришла убивать, так убивай.
Ну, смелее! Доставай свой пистолетик. Отлично. Передерни затвор... Молодец.
Сними с предохранителя. Спокойней. Целься. Куда ты, дура, целишься?! В
сердце целься!
Генеральша как слепая выполняла приказания. Она стояла в пяти шагах от
брата и направляла ствол прямо ему в сердце.
- Итак! - скомандовал он. - Приготовься! Огонь!!!
От звука выстрела генеральша выронила пистолет и закрыла лицо руками.
- Мимо! - услышала она насмешливый голос. - Ты даже убить толком не
умеешь. А, сестра? Иди-ка сюда. Вот куда пуля попала. Видишь?! В стенку.
Можешь попробовать еще раз. Разрешаю. Впрочем, стоит ли расходовать
патроны?! Я думаю, результат будет прежний. Если только мне самому
попробовать. Хотя нет. Не стоит... Мы еще поживем, повоюем... А что, сестра,
если бы тогда нас не застали бы врасплох? В лесу. Ну, не прилетели чекисты,
гэбисты. Батьку бы не порешили. Как бы мы там жили. Как считаешь? Я иногда
задумывался.. Размышлял. Чем бы кончилась робинзонада. Вот, представь, мы
выросли. Нужно детей определять. Привезли бы из города тебе мужа, мне жену.
Или нас бы между собой поженили? Детишки бы пошли... Лесные аборигены.
Одичали или не одичали? Вопрос покрыт мраком неизвестности.
Генеральша с ужасом смотрела на брата.
- Ты не человек, - произнесла она еле слышно, - ты оборотень.
- Вот тут ты права. Я никому не говорил, тебе скажу первой. Там, на
болотах... На болотах много странного. Так вот. В меня вселился дух. Не
знаю - добрый или злой. Скорее всего к нему не подходит понятие о добре и
зле. Просто дух. Древний. А что касается убийств, то не - вижу здесь ничего
противоестественного. Ведь все мы плотоядны. Каждый кого-то кушает... Закон
естественного развития. Что касается твоего сына, стоит ли о нем жалеть?
Негодный, испорченный мальчишка. Дай-ка сюда пистолетик. Ну зачем он тебе?
Еще кого-нибудь уконтропупишь. Ладно, сестра, живи себе и не морочь мне
голову. А то мало ли что может случиться. И постарайся без мелодрам, без,
так сказать, трагедий. Будь как все. Наслаждайся жизнью, ты еще - хоть куда.
Машину жалко, которую ты отдала этому журналисту? Так чего ж ее жалеть? У
тебя еще одна есть. Новая. Ты ж не сможешь сразу на двух машинах кататься.
Вот и не страдай. У тебя столько барахла, что, продав хотя бы малую часть,
ты сможешь купить себе... паровоз. Как бы ты славно смотрелась на паровозе.
Из труб дым идет, а ты из окошка высунулась, волосы развеваются, вуаль по
ветру, точно пиратский флаг, полощется. Грандиозно! Вот только шляпку можно
потерять.
Не слушая больше глупых разговоров, генеральша стремглав бросилась к
выходу. За стеной раздавались сатанинские взрывы хохота.
Но как только сестра исчезла, Сергей Васильевич как-то сник, погрустнел,
словно некто выключил его зловещую веселость, как граммофонную пластинку.
Еще один ход, приближающий его к главной цели, еще одна гримаса боли, но так
задумано тем, кто сидит внутри. А надо ли ему? Он не уверен. Но в принципе
неплохо сочинено, срежиссировано, разыграно. Сестру, конечно, жалко. А
почему, собственно? Да потому, что хотя тот, кто сидит внутри, полностью
завладел его разумом, его волей, но капелька человеческого все-таки
осталась. Сейчас эта капелька обернулась жалостью. Глупое чувство,
недостойное оборотня.
Он усмехнулся. Он редко позволял капельке человеческого становиться
именно этим чувством. Значительно чаще, нет! Даже несравненно чаще эта
слезинка оборачивалась тем, что у людей называется... Как называется?
Любовью? Но это не любовь. Похотью? Но и это не совсем подходящий термин.
Или в этом у него с тем, кто сидит внутри, основная точка соприкосновения?
Еще один звериный инстинкт? Но на этот раз отнюдь не побочный, а основной.
Любовь и смерть. Два главных инстинкта, которые правят миром.
Он неторопливо прохаживался по дому. Где это все произойдет? Он еще не
решил. В зале. Там просторно. Сергей Васильевич задумчиво осмотрел стены,
покрытые дорогими обоями, несколько старинных гравюр сочетались с
серебристо-серым тоном обоев. На одной из гравюр изображена сцена медвежьей
охоты. Огромный зверь явно не желает становиться добычей. Скорее наоборот.
Добычей он считает самих охотников. Один, уже растерзанный, валяется на
земле, другой, в берете с пером, пытается удрать. Вставшая на дыбы лошадь,
оскаленные пасти собак... Картинка, похоже, нравилась тому, кто сидит
внутри, поскольку Сергей Васильевич чаще, чем на остальных, задерживал на
ней взгляд.
А может быть, тот, кто сидит внутри, мстит за своих собратьев,
уничтожаемых людьми? Ведь медведей осталось совсем немного. Такие
предположения изредка рождались у Сергея Васильевича, однако он понимал:
понятие мести несвойственно тому, кто сидит внутри. Как несвойственны ему
понятия жестокости или милосердия. Гнев - да, ярость - да, но не жестокость.
Эти чувства присущи исключительно человеку. Правда, утверждают, что хорек
иногда душит кур или волк режет овец больше, чем могут съесть. Но вряд ли на
эти поступки их толкает удовольствие от собственной жестокости, скорее всего
постоянный голод, желание насытиться на всю оставшуюся жизнь. Только люди
получают наслаждение от жестокости.
Оставим эти мысли. Где все-таки совершится задуманное? Зал, конечно,
подходит, но жалко портить обстановку. Лучше, наверное, в подвале. Подвал
просторен, там есть освещение, хорошая вентиляция... А может быть, на улице?
Среди сосен, возле прудика. В естественной, так сказать, обстановке. А если
кто увидит? Место здесь, конечно, уединенное, но мало ли что... И все-таки
на улице самое оптимальное. Конечно, возникнут некоторые неудобства, да и
подходящая ли погода будет. А впрочем, какая разница. Решено. Церемония
состоится возле сосен.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
1
1971 год, август. Москва
Па редакционной летучке шло обсуждение комплекта газеты за прошедшую
неделю, когда в кабинет главного заглянула секретарша.
- Осипова просят выйти, - с некоторым смущением сообщила она, зная, что
с летучки обычно никого не отпускали.
- Кто? - недовольно пророкотал главный.
- Читающий редактор: какие-то вопросы по номеру.
- Ну иди, - главный небрежно кивнул головой. Осипов недоумевая вошел в
кабинет Корзюкова, а именно он вел номер, и оказался неприятно удивлен,
увидев сидящую у окна генеральшу Сокольскую. С того памятного дня, когда он
познакомился с ней, Осипов имел счастье лицезреть ее всего два раза, во
время оформления документов на машину. "И вот снова настал желанный
момент!" - чертыхнулся он про себя.
Осипов не без оснований подозревал, что его машина кое для кого была как
кость в горле. Самое главное, никто толком не знал, как она ему досталась.
Строились разные предположения, пытались выведать у него самого, однако
Осипов стойко молчал, отшучиваясь, что выиграл "Волгу" в лотерею. Видимо,
Корзюков чувствовал какую-то связь между появлением генеральши и обретением
"волги", поскольку несколько раз полушутливо намекал, что с Ивана
причитается за содействие. На этот раз он демонстративно опустил глаза в
лежащую перед ним полосу, а генеральша, напротив, вскочила и бросилась к
Осипову. Журналиста поразила перемена, произошедшая с ней. Обычно холодная,
высокомерная, она сейчас находилась в высшей степени возбуждения. Лицо и
открытую часть шеи и груди покрывали красные пятна, шляпка сбилась в
сторону, вуаль была небрежно поднята. Глаза генеральши лихорадочно сверкали,
она время от времени делала судорожные движения ртом, точно пыталась
проглотить что-то застрявшее в горле.
- Нам нужно срочно поговорить, - почти прокричала она, завидев Осипова.
"Пришла машину назад требовать, - сообразил тот, - ну вот, праздник
кончился..."
- Товарищи, шли бы разбираться куда-нибудь в другое место, - недовольно
произнес Корзюков, почуяв приближение скандала, - вы мне мешаете.
- Идемте ко мне, - предложил Осипов. Генеральша без слов пошла следом.
В кабинете Осипова она тут же закурила и, нервно затягиваясь, уставилась
на Ивана.
Молчал и он, ожидая продолжения.
- Я нашла истинного убийцу моего сына, - неожиданно спокойно сказала
генеральша. - Сама нашла, без вашей помощи.
- Кто же это?! - изумился Иван.
- Погодите, я все расскажу. Не подумайте, что пришла требовать назад
"Волгу", черт с ней! Однако вам нужно довести дело до конца. Убийца моего
сына должен быть наказан!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг