Глава 6
– Поехали, – сказал Цион и выбил на панели цифру двенадцать.
Василий плавно отжал рычаг пусковой системы. Машину забило мелкой дрожью,
потом ее затрясло и слегка сплющило. На мгновение Циону показалось, что
камера ужалась в размерах; кресло под ним страдальчески затрещало, стрелки
приборов завертелись как сумасшедшие.
Путешественники подверглись страшному давлению. Цион почувствовал тупое
нытье в затылке и многотонную тяжесть в позвоночнике.
«Еще немного и от меня останется мокрое место» – подумал он, слушая, как
Василий чертыхается. От перегрузок у него оплыло лицо и глаза, казалось,
вот–вот выпрыгнут из орбит.
Полегчало им как–то сразу. Едва не раздавившее друзей непомерное бремя
веков внезапно сменилось приятной расслабляющей невесомостью.
Путешественники взмыли к потолку и повисли там, в неприглядных позах;
Василий не пристегнул ремни безопасности, а Заярконский, последовав его
примеру, расплачивался за чужое легкомыслие. Вскоре дрожание аппарата
прекратилось, и молодые люди с медным звоном повалились на пол.
«Говорил же инструктор, что надо пристегнуть ремни» – недовольно буркнул
Цион, потирая ушибленное колено и осматривая вмятины на громоздких
доспехах. Они успели влезть в них в проходной института Времени. Согласно
технике безопасности, отправляясь в Прошлое, пассажир обязан был
облачиться в костюм выбранной им эпохи.
«Помятый зад облагораживает вашу фигуру, сэр!" – сказал Василий,
придирчиво оценивая урон, нанесенный другу неудачным падением.
Цион открыл люк машины, и в кабину вместе с порывом свежего воздуха
ворвался мощный рокот многотысячной толпы. Заярконский вздрогнул и подался
назад, вспомнив слова инструктора о враждебном приеме со стороны
аборигенов.
«Прочь с дороги!" – презрительно сказал Василий и, оттеснив друга в
сторону, смело вышел из кабины.
Стоял ясный безоблачный день. Вдали у самого горизонта, ярким зеленым
пятном горел весенний бор. Ласковое солнце на Востоке давно уже занялось,
и серебристые лучи его отражались в бурных водах реки, огибающей древние
стены величественного монастыря или замка, одиноко возвышающегося у
подножия каменистых гор. Заснеженные вершины кряжистых великанов
ослепительно сверкали под искристыми лучами припекающего солнца. На
сторожевой башне замка, а может быть пограничной крепости, развевалось
желтое знамя с изображением геральдической лилии. Неподалеку от
«Колесницы» (так Василий окрестил машину), вокруг амфитеатра, разбитого
на гигантском валу, суетились в ложах одетые в пестрые одежды женщины,
большеголовые карлики с продолговатыми лицами идиотов, несущие за своими
повелительницами прозрачные длинные шлейфы, и мужчины в строгих выходных
костюмах из меди, стали и серебра. Носить на себе эти килограммы было
сущим адом: они натирали тело, неприятно дребезжали и непривычно сковывали
члены при ходьбе или верховой езде, когда помимо всего прочего надо было
удержаться в седле и не свалиться в лужу на глазах у прекрасной половины
Англии. Человек, заключенный в эту душную металлическую тюрьму, чувствовал
себя роботом: под стать роботу двигался – рывками, с заметным напряжением,
словно набили его изнутри камнями, под стать роботу думал, тяжело и со
скрипом манипулируя извилинами неповоротливого и раздавленного пудовым
шлемом мозга. Позже в своей известной доктрине «Интеллект и рыцарство»
академик Ашкенази (бывший тесть де Хаимова) вывел из этого некую
закономерность, а резюме открытого им закона втиснул в емкую и остроумную
формулу. «Как двигаешься – так и мыслишь» и, хотя это напоминало древнюю
как мир максиму – «Как работаешь – так и ешь», – умозаключение бывшего
академика имело шумный успех среди исследователей эпохи рыцарства, широко
использовавших в своих трудах практические выводы знаменитого ученого.
Зачарованный созерцанием сверкающих дамских нарядов, Василий воспрял
духом, предлагая приятелю полюбоваться красивыми женщинами.
– Смотри сколько их! – восторженно произнес он, – а как ходят, словно
павы, ни одного лишнего движения...
– Вижу! – уныло сказал Цион, с тревогой оглядывая ликующую толпу
сюзеренов, и жеманных дам с причудливыми головными уборами.
– Кажется, мы попали на турнир, – сказал он Васе, таким тоном, будто его
мучила изжога
– Я знал, что нам повезет! – воскликнул де Хаимов, и глаза его
полыхнули огнем. Василий обожал рискованные авантюры, но Цион не разделял
его восторженности. Человек мягкий и не склонный к рукоприкладству, он
сторонился сомнительных сборищ, связанных с насилием.
