Игнат залез в кабину пинасса, задал курс к ближайшей станции метро, и начал обдумывать идею, все больше убеждаясь в ее привлекательности и не отвечая на «вздохи» Саваофа, расстроенного легкомыслием хозяина.

До метро, однако, долетели нормально. Если наблюдатель и следовал за пинассом, уничтожать его он не стал, не имея на то санкции эмиссара «хирургов». Что самостоятельных действий охране Златкова не предписывалось, Ромашин был уверен. Другое дело, что предпримет эмиссар, когда узнает о визите.

– Нет, пора исчезать, пора, – вслух произнес Игнат.

Выйдя из метро Брянска, он задействовал «кольчугу» – бригаду сопровождения, взял куттер и взлетел над зоной бедствия, в центре которой, в лесах, располагался хроноквантовый ускоритель.

Всего два месяца прошло с момента запуска в Ствол Павла Жданова, но за это время все здесь изменилось.

Кубическое здание хронолаборатории растаяло, и на его месте сначала образовалось озеро хронопены, а затем, когда хронопена испарилась, стометровой глубины воронка с полурастаявшими, пористыми, как губка, стенами. На дне воронки осел слой серебристого металла, зеркально–гладкий, как зеркало, причудливо искажающий перспективу, поэтому наблюдателям постоянно казалось, что они видят на дне воронки странные движущиеся объекты.

Но больше всего изменился Ствол. Спустя два дня после старта Жданова он вдруг налился багровым свечением и буквально взорвался, но не разрушился, а словно застыл в процессе взрыва и теперь издали напоминал гигантскую, гротескно увеличенную колючую головку чертополоха, слепленную из ажурных, иззубренных, перекрученных поверхностей, лохмотьев, сталактитов, листьев, стеблей, тычинок и пестиков. Вблизи становилось видно, что каждый такой «лист» – по сути струя взрыва, застывший в момент разлета фрагмент стен Ствола – состоит из множества ворсинок размером от сантиметра до двух–трех метров, и впечатление производит удивительное, поражающее гармоничностью форм и переходов. Ученые попытались объяснить сей феномен не взрывом, а «выходом в земную физическую реальность чужого закона, изменившего структуру данного объема пространства–времени», и, возможно, они были правы, но лишь Златков обратил внимание на общую форму образования: Ствол теперь странным образом напоминал Древо Времен – то есть Большую Вселенную. Словно некий исполин решил пошутить, а может, проявить свою компетентность и создал для людей «модель Древа Мира», дабы они преисполнились благоговения и восхищения.

Ромашин достал бинокль.

Ядро «модели» представляло собой черное плотное образование диаметром около километра с кавернами и дырами, в глубине которых изредка появлялся мерцающий свет, словно там, внутри полого шара, кто–то разжигал костер. Но пройти внутрь и вернуться не удавалось до сих пор ни одному конкистадору, в том числе и автоматам с защитой от хронопены. Разведчики же из числа живых людей, проплутав по лабиринтам «перекрестка пространств» многие часы и дни, возвращались обратно без особых открытий. Ствол не пропускал их к своим опасным тайнам, а иногда калечил или убивал смельчаков. Именно в связи с гибелью последней разведгруппы и появилось решение СЭКОНа [ СЭКОН – отдел социально–этического контроля за опасными исследованиями. ] о необходимости скорейшего уничтожения бывшего здания хроноускорителя.

Ромашин спрятал бинокль, повторил про себя: как можно скорее уничтожить... – И задал сам себе сакраментальный вопрос: зачем? Зачем «хронохирургам» понадобилось разрушать Ствол, если «война Ветвей» закончилась? А она закончилась, причем победой людей, Жданов дошел до дна Мира и отключил хронобур – если верить расчетам и происшедшим в космосе изменениям.

Область сжимающейся вокруг Солнечной системы тьмы исчезла, звезды и галактики засияли вновь, хотя рисунок созвездий изменился, к неописуемому изумлению астрономов. Трансфузия полей вокруг Ствола также пропала, экологическая обстановка улучшилась, подвижки почвы, порождающие землетрясения, прекратились, исчезли «привязанные» над хроноускорителем прозрачные «дыры» – зоны поглощения вещества и «пузыри отталкивания», природа залечила раны, нанесенные ей человеком, наступила тишь и благодать. Отчего же ноет сердце при взгляде на это колючее чудо – «чертополох» Ствола? И почему не пропадает ощущение угрозы, исходящей от его колючек?

Может, Златков прав и Ствол надо уничтожить? Чтобы все тревоги рассеялись, а опасное явление исчезло как дурной сон?

В кабине запищал вызов, командир «кольчуги» кобра Харлам Саковец запрашивал инструкции.

– Обычный маршрут, – бросил в микрофон Ромашин, зная, что сегодняшний маршрут будет не совсем обычным. Сегодня, после встречи с директором УАСС комиссар–два Евразийского филиала СБ Игнат Ромашин «погибнет» во время облета Ствола.

ГЛАВА 2

Хотя подземный бункер Центра пояса защиты потерял свое значение как долговременное сооружение с максимально возможной степенью безопасности, его решили сохранить и передать в ведомство вновь созданного Центра по ликвидации последствий и изучению феномена Ствола. Руководил работой Центра второй заместитель председателя СЭКОНа Лев Косулин, а руководство исследовательской бригадой по–прежнему продолжал осуществлять Атанас Златков.

В этот день он прибыл в Центр поздно, к двенадцати часам дня по местному времени и сразу стал свидетелем двух событий, драматического и трагического, изумивших всех сотрудников Центра.

Трагическим событием стала гибель комиссара безопасности Ромашина. Его куттер взорвался во время облета Ствола, столкнувшись с одной из ветвей «чертополоха». Зная расчетливость, ум и силу этого человека, Златков не поверил в его гибель, хотя и засомневался в своих выводах, когда в Центр принесли останки погибшего.

Пока врачи хлопотали вокруг обезображенного тела, пытаясь вдохнуть в него жизнь, случилось второе событие.

Ни с того ни с сего вдруг отвалилась одна из колючек «чертополоха» (застывшая струя взрыва) длиной около двухсот метров, ударилась о землю и взорвалась по–настоящему. Во все стороны брызнули струи чистейшего смарагдового огня, вспухли клубы дыма, а когда опали, перед взорами наблюдателей предстало нечто вроде половинки гигантского ослепительно белого яйца, внутри которой копошились две человеческие фигуры. Служба безопасности Центра, потрясенная гибелью комиссара, на этот раз сработала вовремя и подобрала людей уже через две минуты после их появления, буквально за секунды до того, как яйцо загорелось бездымным фиолетовым пламенем и сгорело без следа, оставив на своем месте глубокую каверну.

Спасенных было двое, и одного из них, Федора Полуянова, знали все работники Центра, второго – только спецслужбы. Им оказался гриф безопасности Григорий Белый, запущенный с особым отрядом в Ствол накануне запуска Павла Жданова.

Размышляя над двумя событиями, происшедшими одно за другим, Златков опустился в бункер и был встречен мрачным начальником Центра, занятым созданием комиссии по выяснению причин гибели комиссара Ромашина.

– Вы мне нужны, – бросил он на ходу, окруженный толпой помощников, секретарей и сотрудников безопасности, обескураженных случившимся. Златков вынужден был повернуть и проследовать за Косулиным в его рабочий кабинет.

Видеопласт кабинета был настроен на морской пейзаж, однако начальник Центра выключил его, движением руки отослал помощников, подождал, пока в кабинете останутся трое – Златков, начальник группы безопасности Центра Базарян и он сам, – повернулся к стоящему Базаряну и сказал дрожащим от ярости голосом:

– Как это могло произойти?!

– Не знаю, – ответил перепуганный Базарян, терзая черные усики. – Он вел куттер сам, никого не взял... все было как обычно... никаких тревожных сигналов... кто же знал, что он врежется в этот чертов «чертополох»?

– Вы! Вы должны были знать! Представляете, что будет?! Самое малое – отстранение от работы! И мне придется подавать в отставку! Понимаете, что произошло?!

Базарян дернул себя за ус, скривился, хотел что–то сказать в свое оправдание, но посмотрел на молчавшего Златкова и проглотил возражения. Промямлил:

– Комиссия разберется... разрешите идти?

– Идите, – выдохнул Косулин, достал из стола белый тюбик адаптогена, чмокнул присоской в шею, бросил тюбик в ящик. – Извините, Атанас, не сдержался. Такая беда!

– Не торопитесь с отставкой, – тусклым голосом произнес ученый. – Надо спокойно разобраться, может быть, служба безопасности и не виновата ни в чем. А что там с выходцами из Ствола?

Косулин несколько оживился, сел за стол, кинул взгляд на плывущие строки бланк–сообщений, вырастил усик микрофона и бутон эмкана, одним движением нацепил дугу с наушником на голову. Теперь он мог общаться мысленно и в звуковом диапазоне с десятком абонентов сразу.

– Сейчас их отмывают, кормят и лечат. Через час приведут сюда. Сначала с ними поговорим мы, потом устроим пресс–конференцию для представителей средств массовой информации. Все–таки после возвращения Марича это лишь второй выход из Ствола живых людей, явление, можно сказать, уникальное.

Златков промолчал, с иронией подумав: «Знал бы ты, что за Марич вернулся из вылазки в лабораторию...»

Лишь самому Атанасу было известно, что под личиной Марича действовал агент «хронохирургов», да, возможно, об этом догадывался Ромашин.

– Так вот, уважаемый коллега, – продолжал Косулин. – Вчера вы изволили заявить, что Ствол перестал быть опасным для природы планеты и человека. Хотелось бы знать, на чем основано ваше заявление. Ведь не далее чем два дня назад вы во всеуслышание дали добро на уничтожение остатков хроноускорителя.

– Я ошибался, – равнодушно ответил Златков, принимая свой обычный сонный вид.

– Когда? Два дня назад или вчера?

– Хроноквантовый ускоритель вовсе не является таковым, это название не соответствует его назначению.

– Да Бог с ним, как бы он ни назывался, он до сих пор работает и преподносит сюрпризы. – Косулин вдруг задумался, озадаченно глянул на собеседника. – То есть как это ускоритель не является таковым? Это же ваша идея, вы его рассчитывали, конструировали, строили...

– Я ошибался, хронокванты ускорить нельзя, их можно только задержать, выбрать один из вариантов ветвления... – Златков пожевал губами. – Простите, Лев, я вряд ли способен нарисовать наглядную картину преобразования хронополей. Во всяком случае Ствол – не ускоритель и не машина времени.

Брови Косулина поползли вверх.

– Но ведь она... он... э–э, проник в прошлое...

– Недавно появилась революционно смелая работа Марка Прашкувича по теории времени. Согласно ей сигналы, посылаемые в прошлое, полностью гасятся своим эхом. Ознакомьтесь, и вы поймете, что ни о каком хронобурении прошлого речь идти не может. Справедлива, вероятнее всего, версия Эверетта.

– О ветвлении Вселенной? Но вы же сами месяц назад разнесли эту версию в пух и прах!

– Я ошибался, – в третий раз признался Златков, и глаза его на мгновение блеснули энергией, иронией и болью. От усилия сдержать эту внутреннюю боль он побледнел, и начальник Центра поспешил перевести разговор на другие рельсы.

– Хорошо, только не волнуйтесь, Атанас, поговорим на эту тему позднее. Как вы думаете, что произошло на самом деле со Стволом? Почему он, во–первых, едва не вызвал вселенскую катастрофу и, во–вторых, легко отвел ее?

Златков вытер ладонью лоб, улыбнулся с долей насмешливости и сочувствия к самому себе, покачал головой.

– Ну и аппетит у вас, Лев. Ответ на этот вопрос знает только Бог... да еще, может быть, Те, Кто Следит... если они вообще существуют. Я же – человек, способный ошибаться, как выяснилось, чаще других.

– Так уж и чаще, – проворчал Косулин, теряя интерес к разговору. – Вы меня ни в чем не убедили. Я считаю, что Ствол опасен и его следует уничтожить. Подготовка уже начата, вам же надо рассчитать фронт взрывных работ и последствия взрыва. С этим вы, я надеюсь, справитесь?

– А если там внутри еще бродят люди?

– Что? Какие люди? – смешался начальник Центра.

– Жданов, члены группы Белого. В Ствол было направлено по крайней мере два десятка человек, вернулись двое... вернее, трое. Где остальные? Вы уверены, что они погибли?

– Но ведь они же... вы сами утверждали... условия внутри башни ускорителя не способствуют... выжить после взрыва...

Златков встал, холодно поклонился.

– И тем не менее придется учитывать этот вариант. Проверьте, уточните, убедитесь.

– Но как это можно проверить?!

– Запустить в Ствол спецкоманду, защищенную по высшему классу. А проводниками послужат вернувшиеся только что оттуда Белый и Полуянов. Позовите меня, как только они придут в себя и обретут возможность говорить. И на вашем месте я бы поставил возле них охрану.

Златков вышел, а озадаченный Косулин остался сидеть за столом, силясь понять, что имеет в виду руководитель исследовательской бригады Центра.

* * *

Григорий Белый отказался разговаривать с начальством Центра и участвовать в пресс–конференции, на которую слетелись сотни корреспондентов крупнейших информационных агентств со всех уголков Земли. Отказ он мотивировал усталостью и нежеланием видеть кого бы то ни было из людей, а также стрессовым душевным состоянием, вызванным гибелью комиссара Ромашина. Таким образом Федору Полуянову пришлось отдуваться за двоих, а так как делал он это неохотно, на вопросы отвечал скупо, то и пресс–конференция закончилась быстро.

Златков, присутствовавший на совещании у начальника Центра и на пресс–конференции, прекрасно понял, что Полуянов о многом умалчивает, а многое преподносит совсем не так, как это происходило на самом деле. Было видно, что бывший хроноинженер (а также начальник группы риска «Роуд–аскер» службы безопасности) тщательно формулирует каждую фразу и пытается по вопросу определить, кто его задал – нормальный человек или «санитар». В конце концов он тоже сослался на усталость и покинул Центр, сопровождаемый обоймой подстраховки, которую приставил к нему вконец задерганный и расстроенный Базарян.

Придя к себе в кабинет, Златков проанализировал все услышанное, восстановил картину происшедших событий – там, на Дне Мира, у начала Ветви времени, порожденной провалом хронобура, и вдруг почувствовал страх. У него постепенно складывалось впечатление, что не только все эти масштабные события были спланированы неким колоссальным интеллектом, но даже мелкие детали вроде участия в операции отдельных личностей, Жданова или самого Атанаса Златкова, к примеру, были скрупулезно учтены и тщательно подогнаны одна к другой, образуя монолитный блок реализованного действия.

Так, может, и в самом деле прав был Блаженный Августин, говоря, что прошедшее и будущее времена существуют одновременно в общем пространстве событий? Недаром и Аристотель задавался вопросом: чем отличается физическая реальность вчерашнего дня от физической реальности дня сегодняшнего или позавчерашнего? Он наверняка был посвящен в истину, иначе зачем природа снабдила его мощным умом, интуицией и ясновидением, способностью творить миры...

На столе зажегся красный огонек вызова, и мысли Златкова свернули в другое русло. Снова перед глазами встало лицо Ромашина, лицо человека незаурядного, посвятившего всего себя без остатка службе безопасности, и снова в голове всплыл вопрос: где ошибся этот человек, провидевший практически все шаги «хирургов», вычисливший почти всех «санитаров»? Или все же он просто сделал хитрый ход? Успокоил врага своей гибелью, подтолкнув его тем самым к более решительным действиям, а сам тем временем готовит ответный удар?

Огонек на столе погас. Загорелся снова. Кто–то настойчиво пытался связаться с ученым, но тот оставался равнодушным к неведомому абоненту.

А если Ромашин все–таки погиб? Что в таком случае делать ему, Атанасу Златкову, осознавшему свое предательство (пусть невольное, запрограммированное хитроумной аппаратурой, но кому от этого легче?) и наполовину избавившемуся от контроля? Рассказать о встрече с комиссаром главе СЭКОНа? Который сам, возможно, является резидентом «хирургов»... Или просто застрелиться?

Дверь кабинета свернулась валиком влево, и в кабинет вошел Игорь Марич, бывший хроноинженер, бывший приятель Федора Полуянова, бывший человек. Включил шумовик, остановился посреди комнаты, сказал угрюмо, с нажимом:

– В чем дело, Атанас?

– А в чем дело? – спростодушничал Златков.

– Косулин приостановил подготовку взрыва Ствола до завершения работы комиссии по расследованию обстоятельств гибели комиссара.

– Разве в этом кроется нечто тревожное? На его месте я сделал бы то же самое.

– Но он издал распоряжение сразу после разговора с тобой! Кстати, что за самодеятельность? Зачем ты ему подбросил полено в костер сомнений – идею о том, что Ствол стал менее опасен? Да еще предложил запустить туда спецгруппу для обследования?

– Дело в том, коллега, – рассеянно ответил Златков, – что в отличие от вас я должен производить впечатление человека думающего, обязан генерировать идеи, предлагать планы, анализировать, считать и решать. Если я перестану это делать, меня вычислят мгновенно. Вы же знаете Ромашина.

– Комиссар уже не в счет, а его команда не сможет противостоять нам, как прежде. И все же мне не нравятся ваши речи и поступки. Прекратите гнать отсебятину, иначе придется...

– Что? – глаза Златкова вспыхнули силой и угрозой.

– Перепрограммировать тебя... вас, коллега, – уже тише продолжил Марич. – Не слишком высовывайтесь, занимайтесь своими трактовками времени, хронополем, исследованиями, моделированием Древа Времен, но не лезьте с практическими советами к высокому начальству. С этого момента будете докладывать мне о своих перемещениях каждые два часа. Уяснили?

– Пошел вон! – не повышая голоса, сказал Златков.

Марич хмыкнул, кивнул про себя, словно соглашаясь с собственным мнением о создавшейся ситуации, и добавил так же негромко:

– Послезавтра сюда прибудет посол «хирургов», он разберется в твоем поведении... коллега. Не позавидую тому, кто не сможет доказать свою лояльность. До встречи.

Инженер вышел, а Златков вдруг рассмеялся, чувствуя странное облегчение, будто с плеч упала гора, давившая его все годы возни с хроноускорителем. До полной победы – над обстоятельствами и судьбой было еще далеко, но одна маленькая победа все же была им одержана: победа над самим собой! Он преодолел порог кодирования, нейтрализовал программу, не стал помешанным и объявил войну «хирургам». Свою войну, интеллектуальную. А вооружен он был гораздо лучше любого «санитара», ибо его оружие – мозг – не требовало особого ухода, спецхранения и работало в любых условиях. Даже если Ромашин погиб, он сам найдет способ перехитрить «хирургов», выяснить, зачем они провоцируют полное разрушение Ствола, чего добиваются, какие планы разрабатывают, и в конце концов отыскать верный рецепт, как сорвать эти планы.