Черный Человек - Василий Головачев - Книжная Полка

Глава 4

Сияющая бездна открылась впереди: свет струился, переливался, плакал и смеялся, затягивал, обволакивал тело и растворял в себе...

Переливы света были настолько красивы, что дух захватывало от этой феерической гармонии, замирало сердце, исчезали все чувства, кроме одного – чувства удивительного наслаждения...

За зеленой гаммой следовала желтая, потом голубая, малиново–фиолетовая, и заканчивала цикл серая, в которой было не меньше оттенков, чем в любой другой. Тело отзывалось на музыку света волнами такого неизъяснимого, не выразимого словами удовольствия, что хотелось петь, плакать, смеяться, кричать, испытывать боль и в конце концов умереть...

Световые веера стали восприниматься на слух, и даже кожа на голове, на груди, на кончиках пальцев рук и ног начала вдруг осязать этот свет, как шелковистое прикосновение крыльев ангела. Послышался прекрасный, мягкий и теплый, бархатистый, словно шкура кошки, звук, влился в уши и потек по жилам, из артерий в вены, достиг сердца, вызвал взрыв нежности и любви к неизвестному существу, ждущему впереди. Захотелось вонзиться в распахивающуюся бездну еще глубже, достигнуть Дна, самому превратиться в свет и звук и стать Бездной...

Руки и ноги исчезли, осталась только голова, перепутавшая все чувства, потерявшая в водовороте инобытия всякую ориентацию. Она начала расти, распухать, заполнять собой бездну, Галактику, всю Вселенную!.. Жизнь остановилась, хотя смертью назвать эту остановку было нельзя. Глубокая тьма проглянула со всех сторон, поманила пальцем, затопила все вокруг тишиной. Истома и нега... ничего больше, только истома и нега... Радужная гамма солнечного света сменилась убаюкивающей мелодией лунного, бестелесного, прозрачного... Нега и покой... медленно угас последний серебряный луч, замолк и шепот на полуфразе тонкого намека... покой...

Кто–то со знанием дела влепил ему пощечину, так что в ушах еще долго плыл красный колючий звон.

Человек в кресле, одетый в желтый спортивный костюм, зашевелился. Его лицо напоминало лезвие томагавка, горбоносое, смуглое, резкое. Он поднял голову, обвел комнату бессмысленным взором, дотронулся до уха. Рука наткнулась на золотую сетку–еж эмкана, замерла. Сбоку донесся приглушенный мужской смешок. Человек повернул голову и встретил взгляд другого мужчины, дородного, седовласого, с лицом стареющего льва, одетого в деловой костюм «эпок».

– Итак, что скажете, генерал?

– Потрясающе! – «Индеец», которого назвали генералом, сбросил эмкан, с трудом дотянувшись до подноса рядом с креслом, взял стакан с искрящимся золотистым напитком, выпил. Рука его дрожала.

Седовласый «лев» снова коротко рассмеялся, выключил проектор «Иллюзиона», скомандовал кибу убрать аппаратуру в шкаф.

– Как впечатления? Сногсшибательно? А ведь вы прочувствовали всего–навсего вступление в сюиту ля–минор «Деление бактерии». Две минуты. А если бы начали с финала – получили бы, образно говоря, ожог нестерпимого наслаждения. Ну а всего сеанса не выдержал бы даже я, ее создатель. Слишком глубок транс, медитация достигает фрейдовских нейроцентров, наступает циклическое возвращение к насыщению, организм автоматически включает запись снова и снова...

Лезвиелицый «генерал» покачал головой.

– Это должно вести к полному разрушению психики, профессор. Нет? Впрочем, для молодежи подобные развлечения как раз то, что она требует: думать не надо, двигаться не надо, мечтать не надо, беспокоиться ни о чем не надо. Включил аппарат и получай что хочешь, в меру фантазии, ограниченности или испорченности.

– Вы не совсем правы. Наркомузыка и техносекс не способствуют абстрактному видению, они «тренируют» принципы удовольствия и могущества, овладевающие сознанием и неокрепшей психикой молодых весьма прочно. У них не остается ничего, кроме безразличия к будущему и желания исчерпать все, что даровано плотской жизнью. Ну а реализация... «Генерал» поднял руку, его собеседник замолчал.

– Профессор, я знаю, что психосоциология – ваш конек, но мне она ни к чему. Перейдем лучше ко второй, подводной части «айсберга» вашей деятельности. Что интересует вас как инспектора Ордена в первую очередь и что волнует патриархов Ордена во вторую? Кстати, почему вы не воспользовались консорт–линией, а решили навестить меня лично?

– Потому что и консорт–связь не обеспечивает полной секретности, прокачивается через компьютерные центры. Агентурные сети сейчас надежнее остальных способов связи. Генерал, к сожалению, не все делается нами чисто, безопасность заинтересовалась деятельностью «хирургов». Кто допустил утечку?

«Индеец» помолчал, поморщился, допил тоник, сказал нехотя:

– За самодеятельность он уже получил свое.

– Вы утверждали, что кретинов не держите. Из–за него нам теперь приходится менять коды, названия основных баз, тактику групп и их обозначения.

– Он молод, горяч... прирожденный лидер–исполнитель. Рвется к власти, ненавидит интрасенсов лютой ненавистью: кто–то из них не поделил с ним девочку. Проколов больше не будет, ручаюсь.

– Хорошо. Теперь главное – Шаламов, «сын сумерек», как назвали его безопасники. Ваша задача: найти, усыпить, применить глубокое пси–зондирование и выкачать все, чем набит его мозг.

«Генерал» улыбнулся; примерно так же мог улыбнуться кусок льда.

– Вы говорите так легко, будто Шаламов – обычный человек, хомо ординарес.

– Он опасен, я знаю, но не настолько, чтобы мы не справились с ним. Бросьте на него всю макро– и микротехнику, а также погранхимию, компьютерное обеспечение я гарантирую. В крайнем случае примените парализаторы, на Земле еще сохранились арсеналы с грифом «секретно».

– Для поиска такой фигуры, как Шаламов, необходимо установить контроль над коммуникационными сетями.

– Такой контроль уже установлен. Мы подготовили инк того же класса, что и Умник в УАСС, кодовое имя – Сапсан. С помощью одной из вирусных программ он вклинился в координационный комп Европы, остальное – дело техники. Кстати, именно с его помощью мы вышли на информбанки с данными об интрасенсах. Выход на Сапсана возможен с любого домашнего компа... если знать код распознавания. – «Профессор» протянул собеседнику черную кнопку с алой искрой света внутри. – Это ключ к программе. Кроме вас, такие ключи имеют только патриархи. Что вас беспокоит еще?

«Генерал» кивнул, словно рубанул воздух своим узким лицом.

– Не что, а кто: некто Аристарх Железовский, биоматематик Института внеземных культур. Есть подозрения, что он начал работать на безопасность.

– Ну и что? Какую угрозу может нести движению какой–то биоматематик?

– Прежде всего он талантливый математик, известный в научных кругах, и способен вычислить утечку информации из оперсети управления. Конечно, я пользуюсь надежным каналом проникновения в сеть, обходя системы опознавания «свой–чужой», но в любой момент он может выйти на «след» официального канала и пойти дальше.

– Зачем ему это надо?

– Он не стандартный трудяга–программист, его не особенно прельщает даже работа эфаналитика, поэтому он берется решать задачи, совершенно далекие от тематики ИВКа. «Мне интересно», – заявил он еще одному нашему подопечному Климу Мальгину.

– Так попробуйте привлечь его на нашу сторону. Задачи по разрушению не менее увлекательны, чем задачи по созиданию.

– Попробуем, но вряд ли он согласится.

– Тогда устраните его.

«Генерал» снова улыбнулся.

– Я безнадежный эстет, профессор, я не люблю убирать людей до того момента, пока не возникнет ситуация – я или он. Мне хочется переиграть его, хотя он интрасенс, а я нет.

Настала очередь хмуриться профессору.

– Не увлекайтесь, мон шер ами, не переоценивайте себя и своих людей. Вы уже ошиблись с оценкой Мальгина, упустив его дважды, а ведь он еще не интрасенс, лишь «куколка» интрасенса. Эти люди опаснее, чем вы думаете, наверное, они действительно представители нового витка эволюции человека, за ними будущее... если их не остановить. Слава Богу, что они ярые индивидуалисты, но стоит им объединиться – и мы потеряем все! Представляете, что произойдет, если объединятся люди, способные читать мысли, владеющие телом до физического предела, могущие ускорять физиологические процессы, устанавливать между собой связь на колоссальных расстояниях, внушать любой образ?! Остальное человечество смирилось с их появлением, но стоит смириться нам – исчезнет единственная сила, которая способна остановить их прогресс... и нашу гибель.

– Цель, достойная того, чтобы за нее... – «генерал» поднял стакан с напитком, – уничтожить любое препятствие. А с Мальгиным все будет нормально, мы найдем его, выкачаем все, что он знает, а знает он, к моему удивлению, немало.

– Значит, надежды ваши оправдались?

– Он хранит многие экзотические тайны «черных людей», хотя и не способен почему–то ими воспользоваться. Парень он сильный, тренированный, с задатками экзосенса, если судить по способности к внушению, но отключить его можно. Один из моих помощников – его давний соперник и жаждет с ним посчитаться, хотя и побаивается. Вот его–то поспешные действия и сорвали операцию. Но проколов больше не будет.

– А вы сами не боитесь Мальгина? Я слышал, он уложил шестерых ваших парней, а также легко одолел какого–то чемпиона Азии по сабельному бою.

«Генерал» скривил губы, поднес к виску наушник эмкана, и в комнату бесшумно вошел бритый наголо, широкий громадный парень с тяжелым бугристым лицом, поклонился.

– Год, продемонстрируй, – сказал «генерал».

Парень внезапно оказался рядом с профессором, и тот повис вниз головой, удерживаемый за щиколотки: молодой человек держал его на вытянутой руке безо всяких усилий! Перевернул, усадил в кресло, затем сделал движение – рука его исчезла из поля зрения, так велика была скорость удара, – и верхняя кромка стакана на подносе брызнула стеклянной пылью на стену, в то время как вторая половина с напитком осталась на подносе, почти не сдвинувшись с места.

«Генерал» кивнул, парень исчез.

– Ну как?

– Неплохо, – проворчал несколько ошеломленный «лев».– Кто он?

– Моя тень. Кстати, он – брат того самого чемпиона Азии, но сильнее. И таких у меня целая обойма – тридцать человек. А те, что «щупали» Мальгина, обыкновенные мальцы с высоким самомнением и плохим тренингом, дилетанты. Этот не уступит ни одному чемпиону мира любой школы единоборств, хотя никогда не выступал в официальных соревнованиях. По классификации ниндзюцу он – тюнин [Владение боевым искусством ниндзюцу подразделяется на три уровня: 1–й – гений, разведчик и боец (базовые навыки), 2–й – тюнин (развитие психических способностей), 3–й – дзэнин (девять тайных ступеней к просветлению и совершенству).], в совершенстве владеет японским мечом катаной в стиле татикадзе и вообще любым видом холодного и огнестрельного оружия.

– И не выступает в чемпионатах?

– Его мечта – стать дзэнином, овладеть девятью ступенями к просветлению – дзэн, достигнуть сатори... в общем, цель вполне благородная, способная оправдать многое.

– Для ее достижения нужен какой–никакой интеллект, а не просто слепая сила, гибкость, реакция.

– Год закончил медицинский институт, так что по образованию он хирург.

– И при таком интеллекте ему нравится быть вашим исполнителем и телохранителем?

– Спросите у моей ноги, нравится ей ходить или нет. – «Генерал» засмеялся. – Он мой до мозга костей! Знаете, что такое харизма?

Профессор выпятил в раздумье нижнюю губу.

– Погодите... наделение личности свойствами, вызывающими преклонение перед ней и безоговорочную веру в ее возможности. Так? Вы хотите сказать, что этот молодой человек преклоняется перед вами?

– Абсолютно справедливо. Я ведь тоже «черный пояс», да плюс опыт, да плюс знание его психики (у него конкурентный тип реакции на мир), ну и кое–какие технические новинки... вроде имплантированного под кожу суггестора.

– Ах, вот оно в чем дело! – Профессор с любопытством глянул в загоревшиеся глаза собеседника, в котором пробудились эмоции. – Он об этом не знает?

– Обижаете. Конечно, нет. В любой момент я могу превратить его в машину для убийства, в чудовище, и никакой интрасенс не сможет его остановить.

– Где он работает?

– В погранслужбе.

– Похвально. Однако мне пора. Несколько мелких замечаний. Вы уверены, что Майкл Лондон ничего не знает и не помнит?

– Абсолютно! Его проверяли и пограничники, и безопасники, и мы. Он пуст, как воздушный шар, я имею в виду отсутствие маатанских знаний.

– Странно. Он был вторым экзосенсом после Шаламова, знал все, что знает любой «черный человек», и вдруг такая метаморфоза. Здесь какая–то тайна, и патриархи хотели бы ее разгадать.

– Постараюсь.

– Второе. Как вы считаете, не слишком ли шумно стало на Меркурии после рождения «сферы Сабатини», чтобы держать там нашу... э–э... спецлабораторию?

– Мне кажется, наоборот, шум и кутерьма полезны, они маскируют связь с этой... лабораторией, позволяют без особых ухищрений поддерживать линии доставки необходимых материалов.

– Хорошо, мы учтем это соображение. И последнее: ваши мальчики из «эскадрона», как вы сами понимаете, засвечены, использовать их в серьезном деле уже нельзя, пусть развлекаются сами, без опеки, оборвите связь. И упрячьте куда–нибудь эту даму, жену Шаламова–Мальгина, она многое видела и нечаянно может проговориться муженьку или... второму. Заодно попытайтесь устроить засаду Шаламову, ведь он ее зачем–то ищет? А если взять его не удастся, не упускайте его из поля зрения и под видом работников безопасности подразните его, заставьте испытать страх и ярость. Шаламов – очень выгодный козырь в борьбе с интрасенсами, понимаете?

– Кажется, понял. Он не станет разбираться, кто прав, кто виноват...

– Вот именно, а мы подымем шум на всю Систему: мол, интрасенсы опасны, они все – потенциальные убийцы, маньяки, садисты, способные уничтожить весь род человеческий... эту толпу баранов! Масса есть масса, э? Надо лишь подыграть ее чувствам. Толпа не терпит индивидуальности, она ее подавляет, ограничивая свободу ради равенства и подменяя братство стадным инстинктом. Впрочем, я увлекся, прошу прощения. Итак, до связи, генерал.

Седовласый встал, поправил костюм.

– Не провожайте, у меня своя подстраховка. Удачи всем нам!

Вышел.

Хозяин квартиры тоже встал, задумчиво походил по комнате, кивая в такт мыслям «томагавком» лица, подошел к полусфере «домового» и проверил пуговку кассеты: разговор должен был быть записан от начала до конца, но запись оказалась стертой. Профессор, уходя, принял необходимые меры предосторожности, у него действительно была своя подстраховка.

Власта Боянова пробыла на Меркурии недолго: космическим бюро руководили люди, которым она доверяла не меньше, чем себе, – Шевчук и Лютый. Дело свое они знали мастерски и в советах, а тем более в дублировании, не нуждались.

Шевчук был прав, назревали какие–то события с участием старых знакомых – «черных людей» и орилоунов, а также их странной полуживой техники.

Заросшая «серая дыра» продолжала одного за другим генерировать призраки маатанских проникателей, «рассыпавшихся» на облака фотонов при любом прикосновении, а факт появления из «сферы Сабатини» на Меркурии драккара Арджуны, запущенного в Горловину «серой дыры» еще до ее схлопывания, говорил о какой–то глубокой связи этих объектов, понять которую физики пока не могли.

Драккар, вернее его неощутимый голографический мираж, догнали, однако выяснить причину его появления не сумели: аппарат врезался в лопасть солнечного концентратора и превратился в тусклую вспышку света, как и маатанский корабль до него. Пограничники, наблюдавшие за столкновением, были весьма разочарованы, зато они первыми обнаружили еще один объект, наблюдавший за Арджуной: странное полупрозрачное облако, похожее на кусок мыльной пены с мигающими точками внутри каждого «мыльного пузырька». Объект был далеко от пограничного куттера и шел с очень большой скоростью, буквально за несколько секунд исчезнув из глаз, поэтому разглядеть его получше не удалось, но Шевчук не сомневался, что в Системе обнаружен знакомый орилоунский «глазастый» – автомат, сопровождавший Шаламова.

Боянова не возражала, доверяя интуиции Шевчука. У нее тоже появилось предчувствие лавины событий, связанных с «черными людьми» или по крайней мере с их «техникой».

Виды Меркурия комиссара безопасности не прельщали, и, налюбовавшись в течение двух часов на дышащий прозрачный вулкан «сферы Сабатини», а также на окраину дикого лавового плато Моря Жары, вспаханного «сферой», где царили два цвета: серый, со всеми его мыслимыми оттенками от серебра до вечерней полутьмы, и желтый, – она вернулась на Землю.

Проигнорировав настойчивый вызов СЭКОНа, Боянова уединилась с заместителем и не отвечала на запросы, пока не проанализировала деятельность отдела по всем векторам отдачи. Вывод был неутешительным: существовали каналы утечки самой конфиденциальной информации из бюро, занимавшегося проблемой неформальных движений молодежи и делом Шаламова. Системы охраны тайны утверждали, что все идет нормально, доступ к информации имеют только работники отдела, имеющие статус официала, однако сбои в работе оперативных инков говорили об обратном.

– Кто–то запустил в сеть хитрую «вирусную» программу, – сказал Борда, помяв полное лицо. – С еще более хитрым выходом на периферию. Нужен мастер–программист высшего класса, который залез бы внутрь Умника и в режиме «один на один» выяснил параметры «вируса». В управлении таких нет.

– Есть один человек на примете, – сказала Боянова, закидывая руки за голову так, что тонкая ткань костюма рельефно обтянула высокую грудь. Заметила взгляд заместителя, но не смутилась.

– Аристарх Железовский?

– Если бы ты знал, Рене, как он мне нужен.

Борда усмехнулся, не отводя взгляда от груди.

– Красивая вы женщина, Власта... мне б мои двадцать лет! Неужели не нравится никто из нашего племени? Нет достойных?

– А вы хотите сосватать кого–нибудь? – улыбнулась и Боянова.

– Почему бы и нет? Я знаю многих сильных мужчин, не уступающих вам по уму и независимости.

– Этого мало, Рене. Мне подошел бы только тот мужчина, который смог бы ради меня наступить на горло собственной песне, а не демонстрировать свою силу и независимость. И еще мне хочется, чтобы он был способен совершать маленькие глупости.

Борда покачал головой.

– У нас разные оценки мужских качеств. Мне, например, кажется, что сильный не должен быть глупым ни при каких обстоятельствах. Делать глупости – удел слабых.

– Мы говорим о разных вещах, Рене. Вы просто не разбираетесь, какие глупости делаются от слабости, а какие от силы. И на этом закончим дискуссию о моем идеале.

– А я только набрался наглости, чтобы спросить: кто отец вашего ребенка?

Комиссар отвернулась и не отвечала долго, минут пять. По лицу ее проплыли вереницей тени чувств: гнев, досада, горечь, презрение, печаль... и завершило гамму выражение деловитой сосредоточенности.

– Милослав Торопов, – сказала наконец Боянова, все еще не глядя на зама. – Отец ребенка командор погранслужбы Торопов. Еще есть вопросы?

– Уже нет, – пробормотал Борда и, не удержавшись, добавил: – Не в этом ли причина возникшей напряженности между службами?

Глаза Бояновой сверкнули.

– Нет! Причины конфликта в разнице подхода к деятельности погранслужбы, и вы это знаете. – Ответ прозвучал слишком резко, и Власта перевела дыхание, сдерживаясь. – Вы свое мнение высказали? – Комиссар сделала ударение на слове «свое».

– В общем–то... нет. – Виноватое выражение не сразу сошло с лица заместителя. – Кто–то в мужском разговоре затронул эту тему...

– Кто именно?

– Но Власта...

– Кто?!

– Кажется, Ландсберг, но я не уверен...

– Довольно, поговорим об этом позже, после того, как я кое–что выясню. Давайте еще раз пройдемся по делу «Сын сумерек».

Добряк Борда покорно наклонил голову, хотя и не видел смысла повторять уже известные факты. Новостей от сыщиков Столбова и оперативно–розыскной обоймы Хмелевского не поступало, и вопрос: где Купава, Шаламов и Мальгин со товарищи – оставался открытым.