Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | LAT


Василий Головачев
Черный Человек
 < Предыдущая  Следующая > 
Глава 7
Как самочувствие?
Этот вопрос преследовал Мальгина каждые полчаса в течение суток после операции, вошедшей во Внеземной информационный банк медицинских сведений под названием «Выявление «черных кладов» – закодированных генных записей в мозгу человека»; звонили коллеги по работе, друзья, знакомые, родственники, неизвестно каким образом узнавшие о рискованном эксперименте. Дважды звонили Ромашин и отец, потом Карой, и лишь Купава не позвонила ни разу. Скорее всего она ни о чем не знала, как и ее добровольный информатор Марсель Гзаронваль, он же Семен Руцкий, перешедший из отряда курьеров–спасателей на работу в один из районных центров службы сервиса.
Мальгин должен был находиться под наблюдением врачей в институте еще как минимум трое суток – по рекомендации Гиппократа, но уже через сутки не выдержал и буквально сбежал домой. Его мотивировки «прекрасного самочувствия» не возымели бы никакого действия, если бы не поддержка хирургического инка, не выявившего послеоперационных патологий, и директора института Стобецкого. И лишь последний знал, что его собственное решение основано на согласии службы безопасности, контролирующей пациента своими средствами.
Клим и вправду чувствовал себя сносно. Ушли головные и фантомальные боли – беспричинные, от срабатывания перенапряженных нервных узлов, шум в ушах прекратился, вялость и сонливость улетучились, и лишь мышечная слабость напоминала о буре, бушевавшей недавно в голове, поднявшей на ноги все иммунно–защитные резервы организма.
Ничего сверх обычного восприятия окружающего мира Мальгин не ощущал и даже почувствовал легкое разочарование, когда попытался ночью «напрячь» центры новых знаний и у него ничего не получилось. Но потом вспомнилось: «чтение темного знания возможно только при огромном напряжении воли», – и хирург успокоился. Время огромного напряжения еще не пришло, да и кто знает, что это такое и как проявляется?
Домой его провожали Заремба и Джума Хан. Железовский ушел из института сразу после операции, довольный результатом и полным соответствием своей модели с ходом эксперимента. Уходя, он кинул загадочную фразу (ее привел Джума): «Что ж, еще одним стало больше...» Что он хотел этим сказать, догадаться было трудно.
– Знаешь, на кого ты похож? – сказал безопасник, уложив Клима в спальню под надзор переносного медкомбайна. – Вылитый Фантомас. Но тебе эта прическа идет из–за высокого лба. Лежи теперь, привыкай. Кормить мы тебя будем сами, точно по времени, ты понимаешь. Вот это пойло будешь пить, как минимум, три раза в день. – Хан поставил у изголовья кровати графин с темно–рубиновым зельем. – Это общеукрепляющий бальзам, целый комплекс трав и снадобий. Вообще–то первое время я бы у тебя пожил, а?
– Или я, – вставил Заремба, изучающий жилище хозяина. – А это кто? Кого–то она мне напоминает.
Мальгин перевел взгляд: Иван разглядывал стереографию Купавы в детстве, здесь ей было двенадцать лет.
– Это моя... Наяда.
– Сестра, что ли? Ты о ней не рассказывал.
– Наяды – нимфы родников и ручьев, феи печали, – улыбнулся Джума, глядя на Мальгина прищуренными глазами. – Но надо признаться, ты нас удивил, мастер.
– Чем? – тихо спросил Клим, прислушиваясь к тонкому замирающему звону в голове: словно кто–то нежно тронул струну гитары.
– Да уж, было дело, – согласился Заремба, оживляясь. – Лежишь в полной отключке, глаза под лоб, и вдруг начинаешь давать указания Пирогову – куда направлять лучи сканера. Мы обалдели! Да и еще моменты были интересные.
– Какие? – Внутри что–то болезненно напряглось, на колонке медкомбайна вспыхнули алые огоньки: инк аппарата зафиксировал ухудшение состояния пациента.
– Потом, потом об этом, – быстро сказал Джума. – На, выпей.
Мальгин послушно выцедил стакан почти черного, с рубиновым просверком, напитка, уперся требовательным взглядом в Зарембу:
– Выкладывай.
Молодой нейрохирург помялся, посматривая на недовольного Хана.
– Да, в общем–то, ничего такого... один раз показалось, что ты нас всех внимательно рассматриваешь... с закрытыми глазами. Ну и тому подобное. Тебе все Гиппократ расскажет, попозже, когда окрепнешь. Главное, что нам еле удалось тебя вытащить из Запределья... – Иван осекся, виновато поглядев на Джуму.
– Вот как? – Мальгин тоже посмотрел на врача. – И как вам это удалось? Я действительно одно время чувствовал, что меня затягивает серая трясина.
– Трясина полного покоя, – буркнул Джума.
– Ни один раздражитель не действовал, и тогда он, – Заремба кивнул на Хана, – откуда–то притащил в операционную малый синтезатор «Паганини» и начал играть. Ты и выкарабкался.
– Музыка, – прошептал Клим, вспоминая волшебные звуки. – Я так и подумал – музыка. Выходит, я твой должник, Джу...
– Сочтемся. – Джума Хан легонько похлопал Мальгина по руке. – К счастью, мои музыкальные пассажи затронули твою родовую память и потащили цепочку положительных ассоциаций, иначе процесс восстановления твоего «я» затянулся бы. Отдыхай, я приду вечером.
Спасибо, хотел сказать Мальгин, но передумал: Джума не нуждался в одобрениях, а благодарность чувствовал и так.
Он засыпал и просыпался каждые полчаса и снова засыпал под мелодию дождя, и длилось это состояние почти до вечера, когда наконец удалось справиться с сонливостью и расслабленными мышцами. Приходил ли кто–нибудь к нему, Клим не помнил, а выяснять у «домового» не стал. Душа остановилась у глубокого провала в неизведанные глубины психики и жаждала покоя, и даже мысли о Купаве и обо всем, что было с ней связано, не создавали привычного фона тоски и безнадежности.
Сначала Мальгин удивился такому безразличию, потом подумал о нейролептанальгетическом барьере, который ему обязаны были поставить хирурги, и успокоился. Состояние покоя пройдет, а с тоской бороться нет смысла: он до сих пор барахтается в болоте собственных оценок происходящего и нравственных норм, внушенных ему с детства, и не знает, что делать. Купаву не вернуть. Да и в особой опеке она не нуждается. Должна же она соображать, куда могут завести ее попытки ловить кайф с помощью наркомузыки. Хотя... кто знает, поймет ли, друзья у нее не из клана заботливых помощников. Вот за дочкой надо присмотреть. Ребенок–то мой, – вслух проговорил Мальгин, разглядывая себя в зеркале. С другой стороны, еще жив Даниил, и, чтобы разобраться в ситуации, необходимо его присутствие. Надо помочь Ромашину в его реабилитирующем поиске, это снимет груз вины с обоих. Что касается Купавы, то... может быть, есть смысл запретить себе думать о ней, включив свои новые «блоки»?
Мальгин усмехнулся, покачал головой.
В кого ты превратился, «человек–да»? Неужто так и будешь теперь жить с синдромом раздвоенности и нерешительности? Не пора ли вернуть прежнюю формулу характера – воля, плюс твердость духа, плюс убежденность в своей правоте?
Не пора ли сосредоточиться именно на этом?
Он напрягся и сосредоточился, в голове тихо лопнула гитарная струна, серый ливень хлестнул, казалось, из окна сквозь голову, родив необычные ощущения, и все стихло. Перед глазами заколебались предметы домашней обстановки, сердце болезненно сжалось. Хирург ухватился за раму кровати, закрыл глаза, расслабился.
Спокойно, парень, напрягаться тебе еще рано, слаб. Давай–ка думать о приятном, например, об ужине.... или лучше о чистой родниковой воде, о реке, лесе, грибной охоте наконец... Отпустило? Ну и слава Богу! Из спальни засвистел медкомбайн.
– Слышу, слышу, эскулап, – с досадой отозвался Клим, осторожно отрываясь от стены. Прошлепал в спальню, выпил стакан рубинового бальзама и направился в душ. Купался долго, то с тихим наслаждением, с подвыванием, то с воплями и хлопаньем по спине и бокам, а когда вытерся и прошествовал в халате к «домовому», собираясь послушать новости, в гостиную вошла Карой.
С минуту они молча смотрели друг на друга, потом у Мальгина снова сработал какой–то музыкальный, «струнный» переключатель, в голове прошумел теплый ветер, и хирург уловил слабый пси–шепот в сопровождении волны грустных и одновременно вызывающе–дерзких настроений. Шепота он не разобрал, а «пакет» настроений исходил от Карой, с любопытством разглядывающей его голый череп. Где–то глубоко в колодце памяти на черном фоне мелькнул тающий мираж лица – кто знает, чьего? – и Мальгин очнулся.
– Привет.
– Я думала, что ошиблась квартирой, – проговорила женщина низким голосом вместо приветствия. – А знаешь, тебя безволосие не портит – лоб настолько высок, что скрадывает отсутствие волос.
– Спасибо, – хмыкнул Клим, размышляя: показалось ему или нет, что он «подслушал» мысли Карой, вернее, увидел ее эмоциональный портрет.
– Меня прислал Джума, – продолжала гостья, морща носик и оглядываясь в нетерпении: разбираясь в своих новых ощущениях, Клим забыл предложить ей сесть. – Но я думала, что вы, мастер, лежите и нуждаетесь в лечении и уходе.
– Нуждаюсь, – поспешно сказал Мальгин и сделал утомленный вид. – Особенно в массаже. Я, пожалуй, лягу под присмотр компа.
Карой рассмеялась.
– Малая подвижность, компьютеризация, а также избыток лекарств уже завели человечество в тупик, тебе этого мало? Можно, я сяду?
– О, биг пардон! – Клим дал «домовому» мысленную команду, и в гостиной выросли низкие кресла и столик.
– Мой любимый размер, – сказала Карой с иронией, пробуя кресло. – Любишь комфорт?
– А кто его не любит? – Хирург отдал еще одно распоряжение, и в комнату вплыл поднос, на котором стояли бокалы золотистого стекла, бутылка «Киндзмараули», тарелочки с тостами и коробка конфет.
– Надо же, мой любимый набор, – с той же интонацией протянула гостья.
Клим внимательно присмотрелся к ней, и снова где–то глубоко–глубоко, казалось, внутри позвоночника, тихо щелкнул переключатель, хирурга обдало волной несвойственных ему мгновенных переживаний, а в ушах прошуршал степной ветер и принес еле слышимый неразборчивый шепот, в котором угадывались слова: Джума... несмышленыш... не понять... одиноко...
Мальгин наполнил бокалы, пытаясь держать себя в руках, ничему не удивляться и выглядеть естественным и галантным. Он уже сообразил, что начал воспринимать эмоции и пси–сферу собеседника, как и в случае с Джумой, но было ли это результатом эксперимента, утверждать не брался.
– Комфорт любят все, – повторил он, поднимая бокал, – даже спортсмены и туристы, а не только старики и женщины. За тебя?
– За тебя. – Карой пригубила вино. – Насчет комфорта у меня свое мнение. Слишком памятны примеры, которыми нас нафаршировывали по методу Карнеги на первом курсе университета. Ты тоже должен помнить: в двадцатом веке комфортные условия, вместо обычного сосания груди, начали создавать ребенку сразу же в послеродовой период, а обернулось это болезнями для большинства детей и в конце концов физиологической незрелостью как наследственным признаком.
Мальгин покачал головой.
– Нам такую информацию не давали. Но пример действительно сильный. У тебя с этим было что–то связано?
– Вы, как всегда, проницательны, мастер. Моя ветвь по материнской линии начиналась от прапрапрабабушки, которая практически не могла ходить. Вся эта ветвь словно была проклята: болезни, болезни, пороки сердца, аллергия, хроническая слабость, малый рост...
Карой залпом выпила бокал, успокаиваясь, провела ладонью по лицу. Клим налил еще, проговорил, осторожно подбирая слова:
– Но ты, похоже, сломала эту закономерность.
– Повезло с отцом. Давай о другом. – Женщина откинула прядь волос за ухо, обнажая сверкающую каплю серьги. Капля набухла светом и сорвалась на пол, обозначив падение высверкивающей трассой. Серьга в ухе снова налилась алым сиянием и, спустя несколько секунд, уронила на пол очередь тающих огоньков.
– Нравится?
– Очень! – Мальгин был искренен. – А Джуме?
«Джума... странное имя... хороший парень... но вряд ли..." – прошипело в голове хирурга в сопровождении знакомого «ветра» и грустного вздоха, в то время как губы Карой оставались в покое.
– Джу хороший парень, – повторил Мальгин автоматически и увидел, как брови Карой взлетели вверх.
– Что?!
– Ничего, мысли вслух. – Губы пересохли, и Клим смочил их вином, не слыша, как медкомбайн в спальне заливается протестующим звонком.
Глаза Карой потемнели, с изумлением она справилась быстро и теперь смотрела на хирурга испытующе и недоверчиво.
– Вы никак читаете мои мысли, мастер. Неужели это – результат операции?
– Скорее всего – нет. Одну минуту, мне надо узнать, чего он хочет.
Мальгин поспешил в спальню, выслушал нотацию медицинского инка, выпил стакан бальзама и вернулся в гостиную.
– Пей без меня, мне, оказывается, еще нельзя, иначе угрожают смирительной рубашкой.
Женщина осталась серьезной.
– Если мои предположения верны, то...
– То что?
– Не знаю... надо подумать. Ведь ты еще ничего не решил, мастер?
Мальгин нахмурился.
– Не отвечай, – качнула она головой, – я вижу. И понимаю. Купава одна, с дочерью, Шаламов исчез... Я все понимаю. Я тоже ничего не решила, хотя всегда славилась решительностью. Что–то изменилось во мне, в тебе тоже – до операции, а теперь еще и прямая пси–связь... телепатия, как говорили раньше. Ты будешь знать обо мне все, а я о тебе... обычная слабая женщина, не интрасенс. Мне надо подумать, Клим. Может быть, ты становишься супером, как сказал Ваня Заремба?
– Это плохо?
– Не знаю. Спасибо за вино. Тебе действительно не нужна сейчас моя помощь?
– Помощь? То есть?
– Ну, умыть тебя, накормить, сделать массаж, – рассердилась Карой.
– Если честно, то нет, – кротко сказал Мальгин. – Хотя от массажа я бы не отказался.
– Это тебе сделает инк. Прощай, мастер. Извини, если я...
– Это не проявляется все время, – сказал Клим ей в спину, – не беги так поспешно. Я еще сам не разобрался, как и почему срабатывает мой... мое гипервидение. Не пугайся.
– Я не трусиха, и все же ты меня поразил, Клим. Я приду позже, выздоравливай... «черный человек»–да.
Вышла.
А Мальгин остался стоять, оглушенный, будто на голову рухнул потолок. В таком состоянии его и застал Железовский.
Человек–глыба молча подошел и положил свои огромные длани – руками их назвать язык не поворачивался – на затылок и лоб хирурга, и тому показалось, что под черепом приятно потянуло прохладным сквознячком. Аристарх кивнул сам себе и бесшумно сел в кресло Карой, принюхался.
– Духи «Витэ». От Джумы Хана тоже попахивает этими духами. Это была его жена?
– Испугалась и убежала, – слабо улыбнулся Мальгин. – Хотя, честно говоря, я испугался не меньше. До сих пор не верится...
– Все нормально, интрасенс, когда–то это должно было произойти.
– Как я выгляжу без волос?
– Очаровательно. Похож на Юла Бриннера, актера, играющего в старых ковбойских фильмах. Кстати, волосы можешь вырастить себе сам за два сеанса, это нетрудно.
– Я подумаю. Все утверждают, что такая прическа мне идет.
Мальгин налил вина в чистый бокал, поднял свой и сказал, кивнув на дверь в спальню:
– Черт с ним, пусть вопит.
Математик понимающе кивнул.
– С ним управиться легко, а вот с «минами» внутри труднее. Я пришел помочь тебе, – Аристарх не обратил внимания на протестующий жест хозяина, – разобраться в себе. Чем скорее научишься контролировать свое «экстра–я», тем легче будет справляться с синдромом «черного человека». И не смущайся, мне тоже помогли в свое время.
Клим проглотил вино, не чувствуя вкуса.
– А разве мое... моя телепатия – не результат прорыва подсознания, вернее, маатанского знания?
– Во–первых, не маатанского, а шаламовского, что, кстати, намного упрощает дело, во–вторых, не телепатия, а экстра–видение, что не одно и то же, и, в–третьих, ты интрасенс, то есть экстрасенс от рождения, только реализуешь свои способности с опозданием.
Железовский вдруг набычился, поглядев на Мальгина как–то остро и оценивающе, и тому показалось, что он видит перед собой полупрозрачную фигуру «черного человека». В затылке родилось ощущение вонзившейся иглы, рядом с фантомом, рожденным пси–передачей Железовского – Клим это понял, – появилась еще одна такая же фигура, но с человеческой головой, и все исчезло в красной вспышке боли...
Очнулся Мальгин в постели. Озабоченный Аристарх сидел рядом и переговаривался с кем–то по виому, а заметив движение больного, наклонился над ним:
– Извини, мастер, это я виноват.
– Нет, – сквозь зубы сказал Мальгин. – Похоже, я нечаянно разбудил один из «кладов». Мне надо прежде всего научиться при этом терпеть боль и не терять сознания.
– Я вызвал Джуму и лечащую группу, пусть посмотрит. Вечером составлю программу оптим–тренинга, а с завтрашнего дня начнем выявлять твои резервы, сегодня ты еще не в форме.
Мальгин с благодарностью сжал руку Аристарха и увидел, как у «железного» Железовского порозовели щеки. И у Клима стало удивительно легко на душе, словно они безмолвно сказали друг другу: будем друзьями.
У выхода из спальни Аристарх обернулся.
– Забыл передать тебе привет от Ромашина. Он рад, что ты со мной одного поля ягода.
Исчез. Ни шороха, ни звука. Однако неосознанно включившимся внутренним видением Мальгин легко определил, как человек–глыба миновал гостиную, переднюю, вышел на лифтовую площадку и лишь потом исчез, послав короткое, как толчок сердца, слово–ощущение: будь!..
– Он в порядке, – сказал Джума сдержанно.
Сидевшие напротив переглянулись.
– Немного подробней, – проговорила женщина.
– Он интрасенс. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но экстраспособности его врожденные, ничего общего с «темным знанием» не имеют, просто прорезались поздновато.
Боянова снова посмотрела на соседа, растянула губы в улыбке.
– Кажется, ваши страхи не имеют почвы, Казимир?
– Хотелось бы верить, – улыбнулся в ответ председатель СЭКОНа. – До сих пор кошки на душе скребут, что мы разрешили ему этот плохо спрогнозированный эксперимент. В дальнейшем, вероятно после детального анализа, комиссия подготовит предложение для ВКС о моратории на подобные эксперименты. Даниил Шаламов, потом Майкл Лондон, теперь Мальгин...
– С Шаламовым и Лондоном все было иначе, – возразил Джума.
– Но связь прямая. Впрочем, я поспешил с заявлением. Итак, вы считаете, что этот ваш Мальгин... м–м, как бы это сказать... не опасен?
– Я ему верю, – ответил Джума, помедлив, разговор ему не нравился. – Во–первых, нет полной уверенности, что нам удалось подобрать ключи к «черным кладам» памяти Мальгина. Во–вторых, он очень сильный человек, волевой и жесткий, он способен контролировать себя в любой ситуации.
– Вы можете дать стопроцентную гарантию?
– Могу, – не очень твердо сказал Джума.
Ландсберг пожал плечами и откинулся на спинку кресла.
– Хорошо, мы поняли, – проговорила Боянова. – Надеюсь, чрезвычайных мер по Мальгину принимать не придется. Спасибо за участие в эксперименте, другарь Хан, вы понимаете – подстраховка была необходима. Побудьте с ним рядом еще некоторое время, пока он...
– Честно говоря, прямой необходимости в этом нет, да и ребята ждут в обойме, но пару дней на Земле я еще побуду.
– Вы знаете, что «серая дыра» закрылась?
– Знаю. Очень жаль. До свидания.
Джума Хан вышел.
По кабинету маревом поплыла тишина.
– «Серая дыра» заросла, однако хлопот не убавилось, – нарушила молчание комиссар отдела, словно говорила сама с собой. – А главное, что остались нерешенными не только научные, но и социальные, внешние и внутренние, проблемы. Шаламов не найден. Лондон в том же положении, что и Шаламов. Мальгин тоже под подозрением. Контакт с маатанами не установлен и теперь вряд ли когда будет установлен. Орилоух остается загадкой, причем загадкой довольно опасной...
– Будет вам, Власта, – негромко сказал Ландсберг. – Вы не все перечисленные проблемы несете на своих плечах, с вами работает и Даль–разведка, и погранслужба, и ксенологи, и социоэтики, и мы. Но я вас понял: требуется наше разрешение на какие–то рискованные действия?
Боянова отодвинулась.
– Иногда мне кажется, что вы интрасенс, Казимир. Да, мне нужно добиться согласия СЭКОНа на рейды к Маату, Орилоуху и в Сферу Дайсона.
– Если бы с подобным заявлением в комиссию обратилась Даль–разведка, я бы не удивился. Но что делать службе безопасности на этих планетах и объектах?
Боянова включила проектор, и перед сидящими открылась сияющая бездна, на фоне которой висел желто–лиловый шарик планеты. Если приглядеться, можно было увидеть, что светлый, с перламутровыми переливами фон изображения состоит из мириад зерен, испускающих нежное сияние.
– Сфера Дайсона изнутри, – пояснила Боянова. – Как вы уже знаете, и Маат, и Орилоух являются искусственно созданными мирами и населены странными расами существ, которых трудно назвать разумными, да и вообще живыми. Имеется множество классификаций разумной жизни, но все они сходятся в определении небиологических цивилизаций. Так вот, жизнь обеих планет относится именно к этому типу, и, хотим мы этого или не хотим, выяснять – опасны ли с ней контакты или нет, придется нам. К тому же от Даль–разведки поступил запрос на определение степени риска при непосредственном, прямом изучении этих объектов. Кстати, по заявлениям ксенологов, наблюдающих за ними, Маат практически пуст, «черные люди» покинули его, спеша уйти в «серую дыру», а Орилоух намного снизил трансформационную активность.
– Это не довод, вернее, не самый сильный аргумент. Ваш запрос официальный?
– Вполне. Весь интенсионал по данной проблеме готов уйти в ваш банк по первому требованию.
– Хорошо. – Ландсберг встал, поклонился. – Комиссия сообщит вам свое решение не позднее чем через три дня.
Комнату заливал интенсивный синий свет, так что казалось, будто находишься под водным слоем в метр толщиной. Все остальные цвета поблекли, и предметы в комнате выглядели плоскими и неузнаваемыми. А испускал синее сияние виом во всю стену, в центре которого с тяжеловесной на вид медлительностью вращался шар планеты.
Нептун, подумал Железовский, отыскивая взглядом хозяина.
– Проходите, – раздался голос Ромашина, – размещайтесь.
Математик сел рядом.
На боку Нептуна выплыло овальное фиолетово–черное пятно, и Ромашин остановил кадр.
– Самое загадочное явление прошлых столетий – роторный циклон–эффект под названием Большое темное пятно. И, как оказалось, – самое заурядное явление для мощных турбулентных атмосфер.
– И все же в данном случае это явление не совсем обычное, – пророкотал Железовский. – Дело в том, что с вероятностью в шестьдесят пять процентов орилоун, извергнувший через своего собрата на Землю струю газа, сидит именно в центре Большого пятна.
Ромашин вскинул изумленные глаза.
Железовский едва заметно улыбнулся.
– Мне почему–то кажется, что вы разочарованы.
– Нет, но слишком уж тривиальное решение. Единственный объект на лице планеты, сразу приковывающий внимание, оказывается и местом обитания орилоуна... А если ваш прогноз ошибочен?
– В таком случае орилоун может сидеть в любой точке на твердой поверхности Нептуна, искать его бессмысленно. Но, с другой стороны, вы сами ответили на свой вопрос. Если для людей Большое пятно – интересный объект, почему же и для орилоунов ему не быть таковым? У меня вопрос иного плана: зачем вам этот орилоун?
– То есть как? – опешил Ромашин. – Разве я не говорил?
– Но ведь «серая дыра» закрылась.
– Ну и что? Сеть орилоунского метро сохранилась, а Шаламов не стал настолько «черным», чтобы вообще покинуть нашу Вселенную, как это сделали маатане. Он наверняка скитается сейчас по Галактике, а то и другим галактикам, где сохранились живые орилоуны, и шанс найти его не исчез.
Железовский помолчал, рассматривая темное пятно на боку планеты – гигантский циклонический вихрь размером с Землю, сохраняющий форму вот уже несколько сот лет.
– Я не разделяю вашего оптимизма, но рассчитать варианты поведения Даниила невозможно, и ваше предположение тоже имеет право на существование. Кстати, вы знаете, почему закрылась «серая дыра»? Вернее, почему закрылась так рано? По моим подсчетам, она просто не выдержала экологической нагрузки с нашей стороны. До появления в Горловине людей процесс зарастания шел медленно, «дыра» могла продержаться еще несколько тысяч лет, но потом...
– Я понял. Что ж, экологическая инспекция не всегда способна вовремя оценить опасность человеческого любопытства. Значит, Большое темное пятно? Насколько я осведомлен, в этот район Нептуна сбрасывается уже не один десант, поэтому я не первопроходец, а идти следом всегда легче. Пойдете со мной?
– Пойду. Если докажете СЭКОНу целесообразность рейда. Но все же давайте подождем полной реабилитации Мальгина, он уточнит мой расчет.
– Операция прошла успешно?
– Более чем. В нем проклюнулся интрасенс, что послужит дополнительной гарантией против появления синдрома «черного человека». Клим уже начал потихоньку разбираться в себе, входить во вкус, а главное – научился контролировать состояние инсайта [Инсайт – состояние озарения.], связанное с «черными кладами».
– Силен мужик! – сказал Ромашин искренне. – Вы с ним непременно подружитесь.
– Уже.
– Ну и славно. Втроем мы справимся.
– Еще один неприятный вопрос, можно?
– Валяй.
– Что, если мы не найдем Шаламова? Я имею в виду здесь... дома, в нашем галактическом домене.
– Есть одна идейка... – нехотя проговорил Ромашин. – Может быть, это заумь... конкретно с ней возиться недосуг, да и специалисты нужны классные. Позже я поделюсь ею. Итак, готовим бросок на дно Нептуна?
Синий мир планеты с исполинским зрачком Большого темного пятна стал приближаться, пока весь объем виома не заняла непроницаемая черная мгла, скрывающая за собой не одну тайну планеты.

© Василий Головачев

Разрешение на книги получено у писателя
 www.Головачев.ru 
 
 < Предыдущая  Следующая > 

  The text2html v1.4.6 is executed at 5/2/2002 by KRM ©


 Новинки  |  Каталог  |  Рейтинг  |  Текстографии  |  Прием книг  |  Кто автор?  |  Писатели  |  Премии  |  Словарь
Русская фантастика
Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.
 
Stars Rambler's Top100 TopList