Глава 2
Купава, как и прежде, жила не в Брянске у Шаламова, а в своем
модульном доме формулы «гроздь винограда» на окраине Рязани, по сути,
в центре древнего экопарка. Квартира венчала «гроздь» на высоте триста
метров и смотрела на все четыре стороны света. Вид отсюда, из «пузыря»
лифтовой кабины, открывался великолепный, и Мальгин несколько минут
любовался пейзажами лесов, полей и перелесков середины сентября,
начала осени...
Мальгин не задумывался, почему он так уверен, что Купава дома, но
интуиция его истоки уверенности не подвела, женщина была дома. И
снова лицо ее, недоверчивоизумленное, ошеломляющее странной,
противоречивой гаммой особого милого трагизма в уголках губ ли,
изломе бровей, загадочности взгляда? заставило хирурга вздрогнуть и
ощутить волну огня и холода, тоски, и старой боли, и невольного
ожидания какихто открытий... которые не заставили себя ждать!
Его сразу насторожило отсутствующее выражение лица Купавы и
затуманенные глаза. А потом он услышал музыку, и по тому, как вдруг
сладко закружилась голова, понял, в чем дело: это была наркомузыка.
Купава крутила наркоклипы!
Отстранив женщину, он прошел в гостиную, озаряемую сполохами
цветоселектора, вытащил из проектора блок иглокассет и с хрустом
наступил на него каблуком. Но голова прояснилась не сразу, а на языке
долго оставался приторный вкус какойто гнили. Мальгин в свое время
профессионально интересовался воздействием наркомузыки,
«раскачивающей» биоритмы деятельности мозга, обостряющей восприятие
электромагнитных колебаний низкой частоты, и знал, что нужно делать,
чтобы снять стресс выключения.
Подхватив слабо сопротивлявшуюся Купаву на руки, он затащил ее в
ванную, пустил горячую воду и, сорвав с нее халат, сунул под струю
душа. Через минуту сменил воду на холодную, затем снова на горячую, и
последние две минуты буквально исхлестал ледяными струями тело Купавы.
Растер ее докрасна махровым полотенцем, пока она не запротестовала,
едва слышно выдохнув:
Я сама.
Пройдя на кухню, знакомую до тихого бешенства, Клим вскипятил
молока, нашел в аптечке возбуждающее (ктото побеспокоился заранее),
растворил таблетку в чашке и отнес в гостиную, где Купава устроилась с
ногами на диване в форме спящего льва.
Кивком поблагодарив его, она принялась прихлебывать из чашки, дуя
на молоко. Мальгин смотрел, как она подетски выпячивает губы,
ослабевшая, бледная, сонная, круги под глазами, и в душе рвались бомбы
и гранаты, отряды шли на отряды, и ктото погибал каждую секунду, и
крепла уверенность, что напрасно он бежал от себя, его будущее перед
ним, и росло чувство вины перед Карой, которая ждала его решения,
делая вид, что ничего не решила сама...
Купава успела переодеться в шорты и полупрозрачную майку, по
которой бродили, смешиваясь, цветные и тоже полупрозрачные пятна.
Пышные волосы она сколола сзади гребнем в форме рыбьего хвоста, и
взору открывались ее маленькие розовые уши с замысловатой формы
сережками из серебристого металла, с вкраплениями черного блестящего
камня. Кольцо на пальце и браслет из того же материала, подаренные ей
Даниилом, дополняли гарнитур, хотя, по мнению гостя, и не
соответствовали наряду.
Что разглядываешь? подняла она взгляд на хирурга, стоявшего
напротив, руки в карманах; попыталась приободриться, а может, уже
сказывалось действие лекарства. Давно не видел?
Все, что угодно, но это! Мальгин глубоко вздохнул, сдерживая
клокотавшую в душе ярость. Наслаждение должно быть результатом,
побочным эффектом достижения цели, а не целью, иначе оно
обесценивается. Ты в состоянии это понять? Кто надоумил тебя
воспользоваться наркоклипами? Ты не знаешь разве, что в одиночку
слушать их опасно можно не выйти из транса?
Купава усмехнулась, отчего присущий ее лицу особый милый трагизм
исчез, сменившись гримасой высокомерия и скрытого злорадства.
Билл сейчас придет, так что я не одна... и лучше бы тебе уйти
раньше.
Мальгин покачал головой, понимая, что сейчас вряд ли достучится до
ее логики и здравого смысла, но все же сказал:
Помнишь, ты спросила, простил ли я тебя? Я тогда ответил, что
простил. Да, я готов простить все, что ты сделала мне, но никогда не
прощу того, что ты делаешь себе! И дочери. Кстати, где она?
Купава смахнула пот со лба, опустила взгляд.
Какое это имеет значение? У матери. Что тебе еще хочется узнать?
Спрашивай и уходи. Она с трудом встала и пошла в ванную. Зашелестели
струи душа.
Мальгин прошелся по комнате, разглядывая обстановку и оценивая,
что изменилось с момента последнего его появления здесь. Остановился у
стенки красивого гарнитура под старину, с двумя стеклянными
фонарямиуступами серванта. На прозрачных полках «фонарей» среди
обычных безделушек, посуды, сувениров из разных стран лежали странные
предметы, которых Клим никогда прежде не видел. Заинтересовавшись,
открыл дверцу и взял с полки круглый и плоский диск, похожий на голыш,
скатанный морем. Голыш оказался неожиданно тяжелым и был слеплен из
мелких черных кристалликов. Время от времени внутри него вспыхивала
искра света и разбегалась тающим световым кольцом к его краям. Камнем
голыш быть не мог, но и металла с таким удельным весом Клим не знал.
Он перевернул голыш и вздрогнул: диск исчез! Не веря глазам, хирург
посмотрел на пол не закатился ли куда? Но голыш как сквозь землю
провалился, растаял в воздухе как мираж.
Ошеломленный хирург не сразу обратил внимание на тихий всхлип,
идущий словно изза стены, затем прислушался и с растущим изумлением
понял, что «плачет» второй необычный предмет из коллекции на полке
нечто похожее на дышащую черную свечу. Стоило посмотреть на нее
пристальнее, как всхлипывание и тоненькое завывание усиливались, а
сама она начинала корчиться, оплывать и вытягивать вверх неяркое
желтое пламя, будто чувствовала взгляд и старалась обратить на себя
внимание, и замирала, когда Клим отворачивался.
Третьим предметом был шар, слепленный из редкого светлого тумана,
внутри которого то плыли звезды, спирали и эллипсоиды галактик, то
вихрились огненные смерчи взрывов, то метались какието живые тени с
просверкивающими из мрака глазамибусинами.
Чтото звякнуло о стекло, Клим снова вздрогнул, разглядывая
появившийся ниоткуда, из воздуха, голыш с искрой внутри. Мда!
Странная вещица, если не сказать больше, можно даже подумать,
неземная. Как и две другие, впрочем. Интересно, откуда они здесь, где
их достала Купава? Или вопрос лучше поставить подругому: кто ей их
подарил?
В прихожей чтото вдруг зашуршало, скрипнуло, с грохотом упал
какойто предмет, похоже лыжи, раздались быстрые шаги, и в гостиную
ворвался высокий, загорелый до черноты, мускулистый парень, одетый
более чем странно: в обтягивающие ноги брюкисетку ни дать ни взять
рыболовная сеть! сквозь которые виднелись узкие желтые плавки, и в
нечто напоминающее металлическую кирасу с дырами на груди, а также
высокие ботинки аля «коммандос». В руке, запястье которой обхватывали
штук семь разноцветных браслетов, он держал блок видеокассет. Замер на
пороге, уставившись на Мальгина, улыбка сбежала с его губ.
Пава, ты не одна? Смотри, что я принес: «Жизнь после смерти»
Парнавы. Кто это? Родственник? Друг предка? говорил вошедший
поанглийски.
Из ванной вышла Купава, распустив мокрые волосы по плечам, с
иронией посмотрела на Мальгина.
Это мой бывший муж, друг Дана.
А здесь он что делает? Ты его пригласила? Юноша говорил очень
быстро, был бесцеремонен и нетерпелив и не понравился Мальгину сразу.
Глаза парня, посаженные слишком близко по канонам классических
пропорций, черные и блестящие, таили в себе заряд неизвестных эмоций и
отражали характер бескомпромиссный и решительный. Впрочем, подумал
Клим флегматически, я могу и ошибаться.
Это Билли, представила нового гостя хозяйка, Вильям Шуман,
друг Марса и мой друг, заканчивает факультет археонавтики Тверского
института истории и культуры.
Гость осклабился и шаркнул ногой.
Добавь: прямой потомок великого композитора, спортсмен,
художник, артист, лауреат многих премий...
Не стоит, Билли, нахмурилась Купава, вдруг порозовев, не
ерничай. Подожди меня в моей комнате, я скоро освобожусь.
Шуман рассмеялся и, поигрывая мышцами, подошел к Мальгину.
Вот, значит, как выглядит знаменитый нейрохирург Клим Мальгин,
угробивший друга. Соперник Марса. Ничего, с виду он даже... герой!
Ни по роду деятельности, ни в системе бытовых отношений да и в
рамках воспитания Мальгин никогда не сталкивался с подобными людьми,
не считая Марселя Гзоронваля, но жизнь уже научила его, как
реагировать на их действия. Если шутовство и ерничество не заходили
далеко, не задевали честь мундира, не переходили в злопыхательство и
насмешку, это забавляло, в ином же случае надо было уметь давать
отпор. Такие люди уважали только силу.
Не понимаю только, какого дьявола ему здесь... фразы Шуман не
закончил.
Клим молча скрутил ему руку за спину, так что тот пискнул от боли,
отобрал блок кассет и повел, согнувшегося, к выходу. Открыв входную
дверь, так же молча придал парню ускорение, проследил за траекторией
полета и аккуратно закрыл дверь. Вернулся в гостиную.
Купава хмурилась и улыбалась одновременно, однако разговор повела
резко:
А ты горазд драться, мастер. Изменился. Раньше мог убедить
словом, теперь же не брезгуешь и кулаком. Аль ослабел?
Извини, пожал плечами Мальгин, пряча принесенные Шуманом
кассеты в карман. Иной раз кулак намного убедительнее слова,
особенно для некоторых твоих друзей. В голосе его вдруг лязгнул
металл. Если он или ктото другой предложат тебе винарко, я из них
дух вышибу! Передашь? Не забудь, пожалуйста, и ты меня знаешь: сказал
сделаю. Одно меня удивляет: как это ты, талантливый психоскульптор,
красивая, умная женщина, связалась с дилайтменами? [Дилайтмен от
слова delight наслаждение (англ.).] Чего тебе не хватает?
Тебе не понять. Губы Купавы задрожали, но глаза вспыхнули
угрозой и злостью. Они делают все, что я захочу, и мне это нравится!
И не ходи больше сюда, слышишь? Ты чужой! Мне, Дану, дочери. Чужой! И
пусть совесть твоя будет чиста: я сама способна постоять за себя,
выбрать друзей, подруг, занятия и круг интересов.
Видимо, Мальгин побледнел, потому что зрачки Купавы расширились,
она отступила на шаг, не спуская с него огромных глаз. Прошептала:
Уходи, Клим, прошу тебя, у нас давно уже разные дороги.
Внутри Мальгина чтото погасло. Он постоял немного, пытаясь
избавиться от гулкого эха слова «чужой» в пустой голове, и побрел к
дверям. Оглянулся, вбирая взглядом съежившуюся, как от удара, фигурку
женщины.
Людям, не слушающим советов, нельзя помочь. Я никогда не желал
тебе зла, ты прекрасно это знаешь, поэтому и бесишься, когда я задеваю
твоих друзей... которые на самом деле далеко не друзья, а враги.
Когданибудь ты убедишься в этом, дай Бог, чтобы это случилось не
поздно. Но не надейся, что я оставлю тебя в покое... по крайней мере
до тех пор, пока не отыщется Даниил.
А зачем его искать? криво улыбнулась Купава. Он сам...
Что? быстро спросил Мальгин. Что сам?
Сам отыщется, нашлась женщина, явно чегото недоговаривая. Но
у Клима не осталось сил это выяснять. Купава вдруг оживилась, уходя от
неприятной темы.
А что ты так печешься обо мне, мастер? Что ты мечешься между
мной и этой... Карой, кажется? Так ее зовут? Что это за дрейф
влюбленности?
Гзаронваль, его подача, сказал ктото равнодушно в глубинах души
Мальгина. А он мог узнать от кого угодно, от того же Джумы. Ну и тварь
же ты, бывший курьерспасатель, «друг» Дана! Неужели урок не пошел
впрок?
Кто она? продолжала Купава с издевательской теплотой в голосе,
наслаждаясь его молчанием. Случайная подруга, жена, любительница
острых ощущений, путана или, как и я когдато, просто среда,
необходимая, но никаких конкретных действий не предпринимающая?
Знаешь, как зрители на концерте? Признайся, я ведь была неплохой
зрительницей, не так ли?
Не так, тяжело, словно ворочая камни, выговорил Мальгин,
унимая поднявшуюся в душе ненависть к наушникам, нашептывающим Купаве
гнусные вещи. Я виноват лишь в том, что не оглянулся на тебя,
прокладывая дорогу для двоих.
А может быть, то была дорога для одного? тихо проговорила
Купава, на миг превращаясь в ту, единственную, которую он когдато
любил. Когдато? А сейчас?..
До встречи, сказал он, удерживая рванувшееся сердце обеими
руками, переживая который раз горечь невосполнимой утраты. Я еще
приду.
Добираясь домой, он вспоминал свои разговоры с Ромашиным, и спорил
сам с собой, и ругался, и стонал в бессилии, понимая, что связан
обязательствами по рукам и ногам. И разорвать эти цепи он не имел
права до тех пор, пока не выяснится судьба Шаламова, а стало быть, и
судьба остальных людей, так или иначе связанных с ним.
Давно ли он был человекомда? И остался ли им? Да и стоит ли быть
им всегда и везде? Говорил же древний философ: человеку нужна смесь
мужества и слабости, уныния и самоуверенности [Вовенарг.]. Дело только
в пропорции...
Утром Клим просмотрел кассеты, отобранные у друга Купавы, выбросил
их в утилизатор, после обычного получасового тренинга позавтракал и
был приятно удивлен, когда «домовой» доложил ему о какойто кодовой
программе, поступившей в комп ночью.
Включай, приказал хирург, надевая обычный рабочий костюм:
серую, с голубыми погончиками и бахромой, рубашку и такие же брюки.
Дежурныйшесть по «треку» слушает, раздался приятный мужской
голос, принадлежавший, несомненно, инку.
Информацию по Таймыру можете выдать?
Уточните район и что имеется в виду конкретно.
Район, ээ... северный берег озера Таймыр.
Понял, квадрат гарантированного риска, объект орилоунская
машина мгновенного масстранспорта. С какого времени и какие сведения
вы хотели бы получить?
Молодец Игнат, подумал Мальгин, похоже, подключилтаки меня к
«треку» безопасников.
Охарактеризуйте ситуацию и дайте картинку нынешнего состояния.
Виом, мигнув, развернул пейзаж северного побережья озера Таймыр, в
песках и торфяных глубинах которого был обнаружен «скелет» орилоуна
неземного варианта метро, обладающего сверх того еще и неизвестными
функциями. Снимок был сделан утром, и косые лучи солнца рельефно
высвечивали свежий котлован и в нем странную черносерую конструкцию,
напоминавшую старинный рассохшийся многоэтажный дом без внешних стен.
«Скелет» дома еще не был выкопан полностью, в котловане скопилось
целое войско строительной и аварийноспасательной техники, но людей
почти не было видно. Сверху «скелет» был накрыт колпаком из материала,
похожего на полированную медь, с тремя толстыми гофрированными
шлангамиотводами, исчезавшими в трех висящих один над другим белых
шарах диаметром в сто метров каждый.
Орилоун продолжает дымить, сказал комментатор кадра. В
основном это газы: азот, метан, гелий, водород, аммиак, а также пыль:
органика, силикаты, фторбороводородные соединения, окислы легких
металлов. Отсос поэтому разделен. Удастся ли устранить причину гейзера
неизвестно.
Затем пошел текст экспозе [Экспозе краткое сообщение
(правительства), в данном случае сообщение с выборкой основных
фактов.], Мальгин читал его минут десять, пропуская то, что казалось
неинтересным.
Первые факты о странном поведении озера Грома как прозвали
издавна озеро Таймыр коренные жители полуострова, энцы, появились еще
триста лет назад, в девятнадцатом веке, хотя и выяснилось это в
последующем столетии двадцатом, когда на Земле была создана
континентальная служба по выявлению и изучению аномальных явлений
природы. Тогда эти факты упорно пытались увязать с концепцией
«пришельцев» из НЛО, и озеро исследовалось лишь архаическими методами,
визуально, без применения технических средств. В двадцать первом веке
Таймыр стал заповедной зоной, доступ к его природе любителям
путешествий сократился, и, несмотря на отступление озера, орилоун так
и не был обнаружен, хотя вполне возможно, что по его крыше прошел не
один человек. Ну а после его обнаружения, когда в него полезли
исследователи, сработал какойто механизм переброса материи из того
мира, с которым орилоун был связан «суперструной» мгновенного
перемещения.
Конечно, в связи с укрощением пылегазового факела
исследовательские работы были приостановлены, хотя безопасники и
проникали в глубь орилоуна на десятки метров, пытаясь найти «дыру
гейзера», однако не нашли. И все же добытых крох информации оказалось
достаточно для вывода: фонтан газа бил... из глубин атмосферы Нептуна,
восьмой планеты Солнечной системы! А это означало, что один из
орилоунов находился на этой огромной синей планете с толщиной
атмосферы в несколько тысяч километров!
Даа! только и смог произнести Мальгин, ошеломленный и
заинтригованный результатами исследований.
Сообщение закончилось.
Сильно разволновавшись, Клим забыл о своем желании узнать коечто
и о судьбе Шаламова, но фантазия его уже заработала, и он, наспех
позавтракав, привычным маршрутом помчался в институт, над которым днем
и ночью горело название: «Институт травматической нейрохирургии
мозга».
После отставки Таланова институтом управлял Готард Стобецкий,
нашедший в себе силы сохранить с Мальгиным прежние отношения. План
работы отделения нейропроблем, которым заведовал Клим, остался
прежним, а сам хирург участвовал в наиболее сложных операциях не чаще
одного раза в месяц, когда требовалось его мастерство и опыт.
В кабинете хирурга встретил возбужденный Заремба.
Не передумал?
Нет. Клим сел за стол, привычно вырастил из его твердой на вид
поверхности эмкан и бегло пролистал новости за сутки. Новых пациентов
не поступало, нужды в его услугах хирурга экстракласса не было,
состояние Лондона оставалось прежним: кома с редкими всплесками
«псевдосознания».
Я проштудировал все, что отыскалось в банках [Имеются в виду
банки информации.] Евромеда, продолжал Заремба, жестикулируя, и,
кроме того, нашел труды по палеомедицине. Действительно, любопытное
чтиво. Итак, когда начнем?
Какой ты прыткий. Завтра. Мальгин вызвал инкадежурного по
отделению и выслушал его рапорт о решаемых коллективом задачах. Но
мне будет необходима консультация биоматематика.
Нет ничего проще, пожал плечами молодой нейрохирург, у меня
друг математик, каких поискать, работает в ксенобиологическом центре
Дальразведки. Знаешь, что он учудил? Составил программу тренировки
мышцантагонистов своего тела и вырастил себе мускульный каркас, не
занимаясь спортом! Теперь это не человек, а гора мышц, страшно
смотреть! Годится?
Не знаю, посмотрим. Свяжись с ним, пусть позвонит, если согласен
поучаствовать в эксперименте. Но разговор должен быть
конфиденциальным.
Он парень не из болтливых, увидишь. Когда подойти?
После обеда.
Заремба поднял вверх кулак и удалился вприпрыжку, полный энергии и
жажды деятельности. Мальгин закрыл за ним дверь на замок, чтобы не
мешали случайные посетители, и принялся решать задачу как
практически вывести свои «черные знания» из кладов подсознания в сферу
оперативной памяти.
Проработал спокойно всего час, а потом пошли звонки внутренних
перекрестных совещаний, встречи со Стобецким и заведующими другими
отделениями, переговоры с инками родственных институтов, осмотры
пациентов и другая рутинная динамика рабочего дня. Лишь к обеду
Мальгин вспомнил о своем желании узнать, не появились ли новые данные
о Шаламове.
Позвонив домой, хирург вывел консортлинию «домового» на стол в
кабинете и снова набрал код «трека» отдела безопасности.
До этого момента он знал историю второго исчезновения бывшего
курьераспасателя в общих чертах, теперь же ему сообщили и
подробности.
После схватки на Симушире, в результате которой Игнат Ромашин
выстрелом из «василиска» усыпил Шаламовачеловека, в спасателе
проснулся «черный человек» и начал действовать в соответствии со
своими понятиями о добре и зле, о правилах поведения и средствах для
достижения цели.
Сначала он псивыпадом уложил Мальгина и Джуму Хана, пытавшихся
наладить с ним контакт, затем всю команду Лондона (парни были опытные
и о стрельбе думали в последнюю очередь), сел в галеон безопасников и
взлетел.
Его пыталась остановить над островом обойма подстраховки, но дело
закончилось тараном и падением куттера с экипажем в море. Шаламов же
вынырнул у метро в Хатанге, где его не ждали, потом на базе УАСС
«Радимич» инцидент у метро привел к «огневому контакту» и ранению
трех человек. Гибели людей, к счастью, удалось избежать. Шаламов
захватил вакуумплотный способный долгое время работать в
пространстве неф и стартовал по грузовой линии метро на Тритон,
спутник Нептуна. Куда он направился дальше, определить не удалось,
Тритон еще не обслуживался бригадой наблюдения за пространством,
располагались на нем лишь редкие посты погранслужбы да пять поселков
исследователей.
Поиски нефа с Шаламовым на борту длились почти месяц, но ни к чему
не привели: спасатель исчез. Почему его потянуло на Тритон, выяснить
не удалось, хотя и существовала гипотеза, по которой на Тритоне
располагался еще один орилоун. Однако искать «метро поорилоунски» на
поверхности спутника Нептуна было нецелесообразно, для этого пришлось
бы привлечь едва ли не весь космофлот Системы, и поиски прекратили.
Не появился Шаламов в поле зрения пограничников ни на Маате, ни на
Орилоухе, ни у Стража Горловины, канув в космос, как в омут.
Так что, теперь его не ищут? уточнил Мальгин.
Практически нет, ответил инк «трека». Погранпосты у Маата и
Орилоуха предупреждены о его появлении, но тревог пока не было.
А пост у Стража Горловины?
Дела со Стражем обстоят сложнее. «Серая дыра» зарастает, по
выражению ученых, и вход в нее стал почти недоступен. Через несколько
дней из Горловины будут эвакуированы последние отряды исследователей,
оставаться там слишком рискованно.
Мальгин кивнул и выключил канал. Посидел с минуту, переваривая
услышанное. Подумал: здесь есть какаято связь между тем, что
Шаламов угнал на Тритон машину, и тем, что пылегазовый фонтан бьет из
атмосферы Нептуна. Либо Дан знал об орилоуне на Тритоне, либо пошел
дальше на Нептун, зная точные координаты орилоунского метро на
планете. Интересно, не это ли имел в виду Ромашин, предлагая мне
участие в поиске Дана?..
Обед Клим поглотил в одиночестве и размышлениях, а ровно в два
часа дня Заремба ввел в кабинет огромного детину в спортивном комби
на голову выше Клима и в два раза шире. Мускулатуру гость имел
действительно впечатляющую, хотя ходил удивительно мягко и тихо. Он
вообще двигался очень экономно, а в кресле сидел почти не шевелясь.
Только поглядывал исподлобья: твердое, широкоскулое лицо, большие, но
тоже помужски красивые, твердые губы, сероголубые глаза, тяжелый
подбородок. Про таких говорят амбал, подумал Мальгин отрешенно.
Великолепная лепнина! Только мимики не хватает, уж больно суров.
Парня звали Аристархом Железовским, шел ему двадцать седьмой год.
У него было еще одно достоинство голос. Когда он заговорил, Мальгин
даже вздрогнул: такого глубокого и тяжелого баса он в жизни своей еще
не слышал.
Годится? весело спросил Заремба, когда они познакомились.
Посмотрим, пробормотал несколько потрясенный Клим, оставаясь
тем не менее верным своим принципам: хотя его внутреннее «я» оценило
незнакомца с первого взгляда, выводы он привык делать на основании
большего объема впечатлений.
Железовский ни разу не пошевелился и не прервал его, пока хирург
вводил присутствующих в курс дела, и, лишь когда Клим закончил,
математик спросил:
Что от меня потребуется конкретно?
Хорошо, что он не поинтересовался этикой эксперимента, вздохнул
про себя Мальгин с облегчением, разрешениято у СЭКОНа я испрашивать
не собираюсь.
Ваша задача, произнес он вслух, дать логикосмысловой
прогноз опыта и математическую модель. Сможете?
Железовский помолчал.
Все зависит от объема информации.
Тогда сегодня вечером приходите сюда, мы включимся в обратную
связь: Гиппократ вы я, получите все, чем обладает институт.
В девять, после паузы уточнил математик и встал. Раньше не
смогу.
Извините, ээ... сказал Мальгин ему в спину с некоторым
сомнением. Надеюсь, я не нарушил ваших планов. Может быть, вам стоит
подумать?..
Мне интересно, оглянулся человекгора, и Мальгин увидел на его
губах улыбку, открытую, дружелюбную, чуть смущенную.
Годится? прошептал Заремба, когда математик вышел.
Мальгин молча хлопнул его по подставленной ладони.
Акулина Лондон заявилась в институт ровно в восемь, демонстрируя
неслыханную для девушек своего возраста пунктуальность. Одета она была
в чешуйчатый костюм блузка и короткая юбка, играющий зеленым
огнем, и в такие же туфли на высоком каблуке, удлинявшие и без того
длинные и стройные ноги. В ушах девушки сверкали алые капли сережек,
ожерелье из таких же капель струилось на груди, как цепь из тлеющих
углей.
«Вырядилась!" с мимолетной неприязнью подумал Мальгин, тут же
меняя свое мнение при взгляде на лицо Акулины: контраст свежести,
красоты, молодости и печали буквально потрясал! И все же могла бы
надеть чтолибо попроще... или я слишком придираюсь? На ее месте
Купава вряд ли оделась бы так... вызывающе.
Идемте. Мальгин встал изза стола, стараясь незаметно
поправить рубашку на спине. Отец лежит в клиническом отделении
этажом ниже.
Вы не поздоровались, укоризненно проговорила Акулина.
Извините. Клима бросило в жар, но он тут же парировал:
Засмотрелся на ваши ноги.
Девушка озадаченно посмотрела на туфли, потом поняла, порозовев.
Надо было, наверное, одеться иначе?
Мальгин молча открыл дверь, сердясь неизвестно на кого, первым
шагнул за порог и нос к носу столкнулся с незнакомым, дочерна
загорелым парнем.
Добрый вечер, пробормотал тот, отступая; одет он был в
спортивный костюм.
Привет, буркнул Клим, оглядываясь.
Клайд? удивилась Акулина, переходя на английский. Что ты тут
делаешь?
Гуляю, огрызнулся парень, быстро приходя в себя. Может быть,
мне нужна консультация. Может быть, я хочу сделать операцию на мозге,
чтобы стать таким же умным, как твой па.
Глаза у Акулины сузились, ничего хорошего не предвещая.
Ты только затем и явился, чтобы сморозить глупость? Ты что
следишь за мной?
Ничуть не бывало, запротестовал Клайд со смехом. А насчет
глупости я уже говорил: хочу, чтобы...
Клайд!
Не придирайтесь к нему, сказал Мальгин, оставаясь спокойным,
вполне понимая чувства молодого человека. Чем сосуд наполнен, то из
него и льется. Он обошел Клайда и направился к лифту, оглянулся.
Идемте. Оба.
Сзади произошел короткий невнятный диалог, шум (парень пытался
обнять подругу), возглас Акулины: «Получил? И не смей больше хамить!»
Шепот Клайда: «И пошутить уже нельзя...»
В лифте парень тем не менее выглядел уверенно и ничуть не был
смущен. Мальгин поймал взгляд Акулины и понял, что она в гневе.
Держись, малыш, посочувствовал он Клайду, хоть ты и самоуверен
донельзя, но и она не мягкая глина.
В бывшем боксе Стобецкого дежурил вездесущий Заремба. Удобно
устроившись в «беседке» управления, он работал в обратной связи с
Гиппократом судя по высвету огней, на полусфере псивириала. Заметив
вошедших, воззрился на них в немом удивлении, затем оценил достоинства
Акулины и уже не сводил с нее глаз.
Что за юница? шепотом спросил он у подошедшего Мальгина.
Дочь Лондона, сухо ответил хирург, вытянул из полусферы
вириала дугу эмкана и оглянулся на топтавшуюся у порога пару.
Проходите, садитесь.
«Беседка» растянула прозрачнокисейные стены, из ее пола выросли
три «бутона» кресел и световая нить виома, развернувшаяся в объем
изображения с внутренностями реанимационной камеры: в зеленоватом
сумраке, опутанный шлангами, с десятками мигающих глазков по всему
телу, полулежал Майкл Лондон.
Акулина, прижав кулачки к груди, тихо вскрикнула:
Папа!
Изменений нет, выслушал Клим псишепот Гиппократа. Реакции
отсутствуют, процессы обмена идут, но вяло. Парасимпатика практически
на нуле. Последняя «фаза хозяина» была девять часов назад.
Мальгин снял эмкан, сказал тихо:
Состояние прежнее, он жив... аппаратно. И всетаки надежда есть.
Спасибо, прошептала Акулина. Я слышала, что у вас уже были
такие больные... Шаламов, да? А отец не станет таким же?
Клим повернул голову и посмотрел ей в глаза. Девушка прочитала
ответ.
Я поняла... никаких гарантий... и все же мы надеемся... я и
мама... мы любим его! Вы спасете отца? Только не говорите «нет»!
Мальгин покачал головой, с трудом отводя взгляд. Этого ты могла бы
и не произносить, девочка, сказать «нет» проще всего, но и «да»
говорить без надежды на успех я не умею. С Шаламовым я тогда ошибся,
недооценил рост его второго «я», а с Лондоном такой ошибки не допущу.
Я поняла, повторила Акулина полушепотом; глаза ее были
глубоки, черны и полны влаги, но слезы она сдержала.
Ушла она вместе с притихшим другом через несколько минут,
посмотрев, как автоматика меняет на теле отца аппараты поддержки
жизни.
Заремба шумно вздохнул, просидев безмолвно что само по себе уже
было чудом! все это время.
Ну и девица! Американка, а по выговору не скажешь. И на отца
она, помоему, не похожа.
У нее мать русская... Кстати, почему ты здесь? Разве у
Билластаршего своих клиницистов не хватает?
А мне интересно работать с Лондоном. Проблемщик я или кожура от
банана? Заремба поднял бесхитростные глаза. Да и Стобецкий не
возражает.
Ну тогда сиди. Мальгин встал и вышел, не оглядываясь.
На душе было пасмурно и неуютно, не покидало беспокойство за
Купаву, хотелось повидать дочь, поговорить с отцом, еще с кемнибудь,
кто мог бы хоть както успокоить его, а откудато наплывали ощущения
смутной тревоги и диссонансом жажда чудес...