Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | LAT


Василий Головачев
Черный Человек
 < Предыдущая  Следующая > 
Глава 3
Сложена была Карой великолепно. В своем таитянском парео, загорелая до бронзового свечения, она казалась Мальгину Алкменой, дочерью царя Электриона, чья исключительная красота заставила даже Зевса обратить на нее внимание.
Плавала она бесшумно и надолго уходила в глубины заводи, словно поддразнивая хирурга, пугая его своей смелостью. Мальгин лежал на берегу, покусывая травинку, и думал о том, что наряд женщин не должен быть вызывающим, намек на тайну всегда интереснее и привлекательнее; полное откровение всегда интимно и редко не возбуждает самого примитивного желания, но Карой и в парео не вызывала у Мальгина вожделения, лишь восхищение и невольное легкое волнение.
Они позавтракали у костра вместе с отцом Клима, выпили по кружке вкусного чая, пахнущего дымком, малиной и чабрецом, потом Мальгин–старший отбыл на лодке вниз по течению, скрылся за излучиной реки. Карой предложила искупаться и позагорать, и Мальгин, в душе забавляясь непосредственностью женщины, своей растерянностью и ожиданием неизвестных, но приятных событий, первым полез в воду.
Говорили они мало, ограничиваясь в основном междометиями и малозначащими замечаниями. Клим испытал мимолетное разочарование, когда вместо Купавы увидел на берегу Карой. Но теперь уже не жалел, что его одиночество – отец не в счет – получило пробоину.
– Что вы на меня так смотрите? – спросила девушка, выходя на песчаную отмель и стряхивая с волос капли воды.
Мальгин отвел взгляд от ее точеной загорелой груди с маленькими темными сосками и подвинулся на махровой простыне. Карой села. Потом легла навзничь, зажмурясь и подставляя лицо солнцу.
– Господи, как хорошо!
Мальгин тихо засмеялся.
Карой открыла глаза.
– Что вы смеетесь?
– Просто так. Рад, что вы нашли меня... хотя час назад готов был убить на месте всякого, кто пожелал бы нарушить мой покой.
– Я это заметила. И все–таки вы не ответили на вопрос. Когда я выходила на берег, вы смотрели на меня, как...
– Бальзак.
– Нет.
– Македонский.
– Я не то хотела сказать, а вы, кстати, Клим Мальгин, и им останетесь, хотя что–то от Македонского в вас, пожалуй, есть. – Карой оценивающим взглядом окинула поджарую фигуру хирурга. – Нет–нет, не напрягайте мышцы, я уже поняла, чем вы похожи – шрамами на груди.
Мальгин снова засмеялся, с удовольствием.
– Благодарю за столь лестное сравнение, но есть еще одна вещь, которая объединяет меня с великим Александром: упрямство. Знаете, о чем я подумал, глядя на вас?
– Честно?
– Вполне. Вы – копия Алкмены, жены Амфитриона, красота которой опьянила Зевса до такой степени, что он три дня и три ночи...
– Не продолжайте. – Карой задумчиво разглядывала лицо Мальгина. – В результате их встречи родился Геракл, так? Я хорошо помню эти мифы, они интересны тем, что женщины в них равны мужчинам почти во всем. Поцелуйте меня...
Мальгин, замерев, долгое мгновение смотрел в глаза Карой, постоянно меняющие цвет от желто–рыжего до черного, наклонился и поцеловал ее в полуоткрытые, пухлые, необычайного рисунка губы. Отодвинулся.
– Еще, – прошептала она с закрытыми глазами.
Клим вздохнул, покачал головой, сказал коротко:
– Хан.
– Что? – Карой изумленно распахнула глаза.
– Джума узнает, – серьезно сказал он. – Вызовет на дуэль и убьет, я его знаю.
Она не ответила, снова закрывая глаза и отворачиваясь. Несколько минут прошло в молчании.
– Вы обиделись? – негромко сказал Мальгин, укладываясь рядом и тоже подставляя лицо солнцу, по сравнению с Карой он казался незагорелым.
– Знаете, что мне в вас нравится? – проговорила женщина. – Не поверите.
– Простота.
– Не гадайте, у вас это плохо получается, к тому же вы очень непростой человек, Мальгин, хотя и очень открытый. Вы интересный собеседник, прекрасный специалист, хороший организатор, смелый и решительный человек, и прочее, и прочее, но меня тянет к вам просто как к мужчине. И я не могу этому противиться. И не хочу. Не верите?
– Почему, верю, – сказал Мальгин, чувствуя легкий эйфорический звон в ушах, словно от избытка кислорода. – А как же Джума?
Карой резко привстала, повернулась к хирургу, как разъяренная тигрица, на Клима глянули бездонные черные омуты. Он опасливо отодвинулся.
– Извините, Карой, я не хотел... честное слово, больше не буду.
– С Джумой у меня все иначе, хотя вряд ли я смогу объяснить как. Помните у Блока? «Принимаю тебя, неудача, и удача – тебе мой привет..." Джума – моя неудача, и не надо было напоминать мне о нем, я думала о вас...
Мальгин не дал ей договорить, поцеловал еще раз и не отпускал, пока она не задохнулась. Пробормотал:
– Есть такой закон: с пола упасть нельзя. Лично я нахожусь на полу, и падение мне не грозит. А вам?
– Мне тоже. – В глазах Карой сквозь изумление, гнев, вопрос, растерянность и колебания пробился опасный блеск взаимопонимания.
– Тогда следуйте за мной. – И Мальгин пополз по траве к шалашу, сделанному из лещины и осоки. Эйфорический звон в ушах усилился, перекрывая нудный шепот внутреннего «контролера», думать не хотелось ни о чем и ни о ком, кроме лесной феи, принявшей облик Карой и глядящей ему вслед с радостью и недоверием. Тогда он встал, вернулся и подхватил ее на руки...
Карой улетела в полдень, вызвав по рации видеобраслета из ближайшего поселка загородный пинасс.
– Презираешь? – сказала она с пленительной улыбкой, вглядываясь в лицо Мальгина, стоя вплотную к нему.
– Нет. В противном случае пришлось бы презирать себя. Все непросто, и... не знаю, как назвать... вообще надо бы начать с анализа своих эмоций, но я и так себе верю... Пусть все идет как идет, не надо уточнений... Мне придется многое переосмыслить и кое–что решить... хотя я и рад этому.
– Решай, Мальгин. Мне тоже надо многое переоценить, и прежде всего в себе. Может случиться, что в результате наших переоценок мы больше не встретимся... Но если я позову, ты... придешь?
– Приду, – тяжело обронил Мальгин.
Женщина засмеялась, легонько поцеловала его в подбородок и нырнула в хрустальное нутро пинасса–такси. Аппарат бесшумно взмыл в небо и, тотчас превратившись в золотую точку, пропал.
Пойду спать, подумал Клим, почитаю немного – и спать...
Он стоял несколько минут лицом к небу, ни о чем особом не жалея, собрался было достать книгу и в это время заметил, что в небе снова засияла звездочка. Пинасс возвращался?.. Однако это оказался другой аппарат, не Карой.
Этот был оранжевый, класса «три крыла», и принадлежал спасательной службе. Из кабины на траву выбрался Джума Хан, подходя, помахал рукой. Мальгин почувствовал укол совести и неприятный холодок в груди: если бы Джума прилетел на минуту раньше, он застал бы Карой, хотя сам Клим и не был инициатором встречи. Что было бы, прилети врач десятью минутами раньше, говорить не приходилось.
– Привет, путешественник, – скупо улыбнулся Джума (по–ромашински, подумал Мальгин). – Что–то выглядишь ты бледновато, не по погоде. Не любишь загорать?
– Не успел да и гости отвлекают. Только что от меня улетела Карой.
Джума поднял брови, в глазах его мелькнула хмурая отчужденность.
– Карой? Это любопытно.
Они некоторое время смотрели друг на друга, проверяя впечатление и реакцию, но Мальгин закрылся «наглухо», и прочитать, что творится в его душе, Джуме не удалось.
– Не возражаешь, если я посижу с тобой полчаса? – Врач «Скорой» огляделся. – Благодать–то какая...
Клим надул два матраса и улегся в тени клена – одного из редких лиственных деревьев среди сосен и елей. Джума расстегнул рубашку и пристроился рядом.
– Как здоровье?
– Нормально. Я здесь уже третьи сутки отдыхаю и не думал, что это так приятно после покорения пространств. В суете и обыденности бытия как–то мало задумываешься над философскими проблемами, смыслом жизни, над своим местом в системе отношений в межчеловеческом пространстве. А ведь жизнь – это лишь пауза между рождением и смертью, антракт между двумя сценами, как сказал бы Ваня Заремба, завзятый театрал. Каждый заполняет эту паузу сам, в меру таланта и способностей, не рассчитывая терять, рассчитывая только приобретать. По молодости лет я все считал, что мои потери зависят не от меня, а только от внешних обстоятельств, а теперь вдруг понял: я, и только я, виноват в том, что терял. Хотя, в отличие от поэта, с потерями не согласен.
– Это хорошая формула, я, пожалуй, возьму ее на вооружение. Но ведь не всегда точно знаешь, что твои лучшие побуждения могут обернуться потерей. Например, будучи женатым человеком, я неожиданно вывел другую формулу: не целуйте спящих жен, они пугаются.
Мальгин подумал.
– Это наводит на размышления.
– Вот именно.
– Если жена пугается, она не уверена, кто ее поцеловал...
Джума засмеялся.
– Примерно так же рассуждал и я, и в результате – Карой ушла. Так что, как видишь, я далеко не идеал. А вообще всерьез вести такие разговоры трудно, тем более с умным собеседником.
– Согласен. В каждом из нас сидит свой «черный человек», ждет своего часа, и бороться с ним порой просто нет сил.
– Тебе ли плакаться, мастер? По–моему, до сих пор ты справлялся со своим «черным человеком» успешно. Это Шаламову труднее, а нам с тобой не пристало жаловаться при наличии мощных сдерживающих систем. Я не узнаю тебя, Клим.
– Я сам себя не узнаю, – пробормотал Мальгин.
Где–то в лесу послышался шум, словно кто–то на бегу застучал по стволам сосен. Такой звук Мальгин слышал впервые, на ум пришло слово из лексикона Бажова: голк... По лесу гулял звонкий, светлый, деревянный голк...
– Дятел, – сказал Джума Хан, прислушиваясь. – Лупит по сухой сосне. Ты уже знаешь, что орилоунский трансгресс, о котором упоминал маатанин в разговоре с Шаламовым, в Антарктиде не найден?
– Мне говорил Ромашин. Решено вести поиски и в Северном Ледовитом океане. Но и там его вряд ли найдут.
– Сведения от самого Ромашина?
– Конечно. А твои?
– Из первых рук. Я уже не стажер отдела безопасности, а рядовой оперативник.
– Поздравляю, если только выбор твой обоснован. Как и Оскар Уайльд, я тоже люблю мужчин с будущим... и женщин с прошлым.
По лицу Джумы прошла тень. Он поколебался немного, потом все–таки спросил:
– Клим, можешь не отвечать, если вопрос покажется чересчур личным, но все ж: чем объясняется визит к тебе Карой?
– Скукой, – ответил Мальгин, наблюдая за гаммой чувств, отразившейся последовательно на лице собеседника: интерес, ожидание, недоверие, облегчение. – А насчет поисков орилоунской машины, – продолжал Мальгин, – я посоветовал бы искать ее иначе: дать задание большому инку СПАС–центра покопаться в ПОБах [ПОБы – проблемно–ориентированные банки данных.], содержащих всю подробную картографию Земли вплоть до дна океанов и морей, и проанализировать формы рельефа, близкие к геометрии орилоунских зданий, причем не только живых, но и мертвых, то есть скелетов, как на Страже Горловины.
Джума неожиданно рассмеялся. Клим поднял брови, не понимая причины веселья. Бывший врач толкнул его в плечо:
– Не обижайся, просто мы с тобой действительно схожи по складу ума. Эту идею я уже предложил Лондону.
– Кому–кому?
– Это новый начальник отдела вместо Ромашина, работал в погранслужбе, потом заведовал Североамериканским филиалом Б. Мужик толковый. Говорят, он прямой потомок Джека Лондона, и хотя я в прямую генеалогию не верю, он действительно похож на Джека, почти как две капли воды.
Мальгин вспомнил слова Купавы и проговорил:
– Передавай ему привет. Джек Лондон – один из самых любимых моих писателей, его циклы рассказов, как северный, так и южный, можно перечитывать всю жизнь. Я благодарен ему за то, что он был, а судьбе за то, что она позволила начать изучение литературы с его «Конца сказки» и «Прибоя Канака».
Джума молча вскинул руку в прощальном жесте и полез в кабину.
– Подожди, – вспомнил Мальгин. – Ты–то с какой целью нашел меня в этой глуши?
Новоиспеченный безопасник придержал дверцу машины.
– Во–первых, я соскучился; во–вторых, Ромашин просил передать, что твоей расчетливости предстоит экзамен в самом ближайшем будущем.
– Поясни, не совсем уразумел.
– У слона расчетливость шесть тысяч орфографических вариантов, но смысл всего один. При появлении Шаламова ты должен рассчитывать каждый свой жест, и это время не за горами. Он вернется на Землю, одиночество – не его удел, потому что он все–таки не совсем «черный человек». И еще учти, что он способен трансформировать внешность.
Хан захлопнул дверцу пинасса, прошелестев обшивкой по кустам, и скрылся за верхушками деревьев.
День померк.
Джума улетел озадаченный, а может быть, и уязвленный – если понял значение визита Карой, неожиданного лишь для него; Мальгин–то его ждал, чего уж там греха таить, хотя ждал и другой встречи, которой он одновременно боялся, как удара в спину. Он боялся Купавы, потому что не мог гарантировать собственной твердости и дружески ровного к ней отношения; он боялся ее, потому что давно простил, но не простил самому себе; он боялся, потому что любил ее до сих пор, хотя и казалось ему иногда, что это чувство слабеет, размывается, как рисунок акварелью под дождем. И не потому ли так легко ему было с Карой? Женщина была независима, свободна в решениях и поступках в той же степени, в какой он был несвободен. Господи, зачем же формулу: нет любви без препятствий – возводить в ранг абсолюта?..
Мальгин очнулся: из лодки на него вопросительно и странно смотрел незаметно подплывший отец.
– Ты что–то сказал, па?
– У тебя сегодня день приема гостей? Кто это был?
Заноза тревоги с этим вопросом вошла в сердце Клима и так там осталась, пока он умывался, собирал вещи и одевался.
– Па, я должен идти, извини. Есть неотложные дела. Не сердись, ладно?
– Жаль, – тихо, с грустью сказал старик. – Как я могу на тебя сердиться? Береги себя.
– Спасибо за два прекрасных дня, два вечера и две ночи. Я отдохнул так, как не отдыхал никогда в жизни. Мы еще порыбачим с тобой, обещаю.
Старик прижал его к себе, уколов небритым подбородком – он никогда не брился на природе, отращивал бороду, – пробормотал:
– Ты изменился, Клим...
Мальгин поцеловал его в темную от загара шею и пошел, не оглядываясь, к их туристскому пинассу.
Заремба вошел в кабинет в тот момент, когда Мальгин собирался выключить связь с Гиппократом: он успел узнать все институтские новости и раздумывал теперь над тем, за что браться в первую очередь.
– Привет директору, – сказал молодой нейроконструктор; руки, как всегда, в карманах, на лице непробиваемая безмятежность, в глазах любопытство. – А Богдан говорил, что ты выйдешь только в августе.
– А я еще не вышел, просто заглянул ради интереса. Гиппократ сообщил, что ты успешно сделал сложную операцию на ganglion spinale [Спинномозговой узел – ганглий (лат.).]. Поздравляю.
Заремба небрежно отмахнулся.
– Не стоит поздравлений, я могу делать и более сложно.
Мальгин засмеялся.
– Ты не меняешься. Как дела у Стобецкого?
– У него тоже ничего не меняется: работает, бурчит, каждую неделю ходит в театр с новой дамой. Лучше расскажи, где ты пропадал, – вдруг жадно сказал Заремба. – А то слухи ходят один страшней другого. Где Шаламов? Что там у вас произошло?
На миг в душе Мальгина шевельнулось дремлющее раздражение, он отвык от манеры поведения Зарембы, парень так, наверное, и не избавится от амикошонства, не научится тактичности самостоятельно, надо бы позаниматься с ним, хотя чувство такта, деликатность и галантность, очевидно, должны быть врожденными, генетически запрограммированными. А их планируемое приобретение в зрелом возрасте – процесс длительный и не всегда результативный...
– Какие слухи ты имеешь в виду? – спросил Мальгин, снимая эмкан и приглаживая волосы.
– Говорят, ты дрался с Шаламовым, но тот превратился в «черного человека» и удрал на Орилоух. А еще говорят, что ты стрелял в него...
– Кто говорит? – наливаясь яростью, сипло спросил Мальгин.
Заремба испуганно отступил, в замешательстве потрогал верхнюю губу.
– Да ребята из неврологического, Стоун, Роб, Жека...
– А они откуда знают такие подробности? Что у них за источник информации?
– Не знаю точно. – Заремба пожал плечами. – У Роба приятель в СПАС–центре, может, он?
– Имя приятеля не помнишь?
Молодой нейрохирург засмеялся, преодолевая внутренний трепет: он никогда не видел у товарища таких глаз – в них плавились ненависть и угроза.
– Ты будто ведешь допрос... Имени приятеля Роба я не помню, спроси у него сам. Так ты расскажешь о своих приключениях?
– Расскажу. – Мальгин взял себя в руки; он уже понял, откуда ветер дует, информатором Роба, равно как и Купавы, мог быть только один человек – Марсель Гзаронваль, мстивший ему подобным образом. – Позже расскажу. Не обижайся, Иван, я еще не совсем здоров, и мне вредно волноваться.
Заремба торопливо закивал.
– Все понял, прошу прощения, Клим, но смотри – ты пообещал. Моя помощь не понадобится?
– В чем? – усмехнулся Мальгин через силу. – Спасибо за сочувствие, обойдусь. Таланов у себя?
Заремба как–то странно посмотрел на него.
– Тебе разве ничего не говорили?..
Мальгин молча взглянул на коллегу, и тот снова почувствовал себя неуютно.
– На Совете академии Таланов снял с себя обязанности директора и взял месяц отдыха. Мотивировал тем, что не предусмотрел последствий пробуждения Шаламова и тем самым подверг риску ни в чем не повинных людей.
Вставший было Мальгин снова сел.
– А Гиппократ этого мне почему–то не сообщил... странно... Что Богдан собирался делать?
– Сказал, что будет согласен с любым назначением, и Совет принял решение поменять вас местами. Так что ты теперь – без пяти минут директор. Ты разве не расслышал, как я тебя приветствовал?
– Думал, ты, как всегда, шутишь.
Мальгин медленно и глубоко вздохнул и так же медленно выдохнул: в голове тонко задергал–запульсировал сосудик, и тотчас же ожил «филер» на груди – его писк был слышен только хозяину.
Такой новостью можно свалить и здорового, подумал Клим, а я еще действительно не в форме. Бедный старикан, что ему пришлось пережить! Он ведь на самом деле всю жизнь будет считать себя виновником случившегося, и доказать обратное невозможно, уж такой он человек. Если уж вбил себе в голову какую–то идею – обухом не выбьешь. Кремень... Дредноут!
Последнее слово Мальгин произнес вслух.
– Кто? – не понял Заремба.
Мальгин очнулся.
– Я, конечно. Не обращай внимания, это эвфемизм. Ты, пожалуйста, иди, Иван, мне надо побыть одному. Не говори, что я в институте, не хочу паломничества, хватит с меня и твоих расспросов.
Хирург подошел, похлопал его по плечу и вышел, несколько разочарованный тем, что не смог целиком удовлетворить своего любопытства. Однако быстро примирился с неудачей и тут же переключил внимание на новый интерес. Мальгин невольно позавидовал легкости его характера, сам он был слеплен из другого теста.
На груди снова зашелся писком «филер».
– Слышу, слышу, не нервничай, – буркнул хирург. – И без тебя ясно, что мне необходима консультация.
Он позвонил Купаве, не включая обратной связи, полюбовался на крошечное существо в колыбели, возле которой топтался робот–нянька с немыслимым набором игрушек, и вызвал отдел безопасности УАСС.

© Василий Головачев

Разрешение на книги получено у писателя
 www.Головачев.ru 
 
 < Предыдущая  Следующая > 

  The text2html v1.4.6 is executed at 5/2/2002 by KRM ©


 Новинки  |  Каталог  |  Рейтинг  |  Текстографии  |  Прием книг  |  Кто автор?  |  Писатели  |  Премии  |  Словарь
Русская фантастика
Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.
 
Stars Rambler's Top100 TopList