Глава 2
Ромашин уже достаточно хорошо ориентировался в сплетениях
коридоров и транспортных линий Института внеземных культур и
лабораторию фантом–моделирования нашел за несколько минут.
Обстановка лаборатории была совсем простой: странный белоствольный
лес заполнял ее всю, оставив свободным только небольшой пятачок
посередине, над которым висела угрюмая, многоугольная бугристая глыба
«черного человека», голого, без нижней металлической «кольчуги».
Каждый ствол «дерева» на уровне чуть выше человеческого роста начинал
ветвиться и под потолком превращался в густейшую паутинную шапку,
сраставшуюся с другими такими же. Изредка в этой «паутине»
высверкивали желтые и оранжевые огоньки, некоторые из них мигали.
Ромашин равнодушно окинул взглядом «зимний заснеженный лес» –
конечно, это был никакой не лес, а система эффекторов комплекса
моделирования, снабженная тысячами датчиков системы измерения, – и
прошел к свободному пространству в центре лаборатории.
У стены за «кустами» конформных аппаратных стоек он увидел краешек
пульта, почти скрытого широкими спинами работников лаборатории;
мужчины были одеты в синие полукомби, женщины – в белые халаты. Еще
трое мужчин стояли у неподвижного «черного человека» и спорили. Шум в
лаборатории стоял изрядный.
Игнат кашлянул.
Мужчины оглянулись. Один из них, толстый, с короткой шеей и
лысиной на полчерепа, шагнул навстречу:
– Ромашин? Мне передали, что вы звонили утром. Коллеги, потише,
пожалуйста... Извините, со временем у меня туго.
– У меня тоже.
– Прекрасно, пару минут можем поговорить. Идемте в совещальник. –
Толстяк махнул рукой собеседникам. – Не меняйте условий, я сейчас
вернусь.
Он открыл незаметную дверь в стене справа и вошел первым.
«Совещальник» оказался рабочим кабинетом заведующего лабораторией,
оборудованным по последнему слову оргтехники и эргономики. Видеопласт
кабинета показывал пейзаж Орилоуха: пляж, усыпанный крупными
кристалликами соли, черная лента «реки» – реки на Орилоухе были
асфальтовыми, – испещренная голубыми трещинами стена льда за рекой и
несколько пушистых белых шаров, плавающих в воздухе.
– Проходите, – махнул рукой хозяин. Короткая бородка а–ля «варяг»
не могла скрыть два его подбородка и выглядела приклеенной, как деталь
маски. – Я Герхард Маттер, ксеноэксперт, исполняю обязанности
заведующего лабораторией, сам он находится в данный момент в Горловине
«серой дыры». Итак, слушаю. Что вас интересует? Кстати, как вас звать?
– Игнат, – подал руку Ромашин, сел, кивнул на видеопласт. – Давно
занимаетесь Орилоухом?
– Второй год. Бездна интересного! Можно работать по Орилоуху всю
жизнь и все равно до конца не размотать этот клубок тайн и загадок.
– Но сейчас вы, насколько я знаю, работаете с Маатом. – Маттер
пожал круглыми плечами.
– Не с Маатом, а с маатанином. Лаборатории дали задание
проанализировать информацию, полученную разведчиками на Маате. Тоже,
скажу я вам, масса непонятного и загадочного.
– За этим я и пришел – услышать мнение компетентного человека о
«черных людях».
– А мнения еще нет, – всколыхнул в улыбке свои подбородки
ксеноэксперт. – Я имею в виду – официально выверенного мнения группы.
Анализ еще не закончен, а данные противоречивы.
– Хорошо, поделитесь личным мнением, клянусь здоровьем не
использовать его как базу умозаключений нашей фирмы.
Глаза Маттера весело блеснули.
– В таком случае, пожалуйста. Первое и главное: лично я считаю,
что цивилизации маатан вопреки общепринятому мнению не существует.
Впрочем, как и цивилизации Орилоуха.
Ромашин, не справившись с изумлением, смотрел на собеседника. Тот
засмеялся с удовольствием, тряся животом, мягкими плечами и руками,
каждая из которых была размером с бедро нормального человека.
– Что, озадачил? Думаете, соригинальничал для эффекта? Ничуть.
Поясняю, в чем суть утверждения. Любой безопасник должен быть в
известной мере социологом и знать, что культура – это приобретенная
разумным существом способность ставить любые цели вообще. Так вот,
похоже, что «черные люди» не имеют целей! Накопление энергии не есть
цель разумного существа, а именно это и имеет место у маатан. Более
того, внегенетическое и внесоматическое знание у рядового маатанина
составляет всего лишь две десятых процента от всего запаса информации.
Вдумайтесь в эту цифру – две десятых процента! Вам это о чем–нибудь
говорит?
Ромашин подумал.
– Дайте собраться с мыслями... честно говоря, вы меня сразили! Вы
хотите сказать, что почти весь объем информации маатане получают
генетическим путем, при рождении?
– Именно! Хотя термин «рождение» – не совсем правилен. А это
значит, что их так называемая «цивилизация» – фикция! Они не
развиваются, и то, что каждый из нас получает в процессе обучения за
день, маатане получают за полтора года! О какой культуре может идти
речь при таком методе познания мира? Складывается впечатление, что
«черные люди» знают лишь себя и кое–что, очень мало, об окружающем
мире. Хотят знать, но не пользуются информацией, вот в чем парадокс!
– У вас есть факты, подтверждающие этот вывод?
Маттер шлепнул громадной ладонью по столу.
– Могу представить. Хотя точно такие же факты имеют и ребята на
«Эдипе–2», которые со мной, естественно, не согласны, особенно
теоретики–ксенопсихологи. Они видят только то, что желают видеть, и в
основном живут по закону Майерса: если факты не подтверждают теорию,
от них надо избавиться.
Теперь улыбнулся Ромашин, а смеялся он редко.
– Вы не жалуете коллег.
– Только тех, кто делает вид, а не работу. Вы же знаете тезис:
если кто–то морщит лоб, это еще не значит, что он думает. Но будем
справедливы, среди них есть и талантливые ученые, блестящие аналитики
и прогнозисты.
– Вернемся к «черным человекам». Кто же они тогда, если у них
отсутствует интеллект? Животные, наделенные сложным инстинктом,
который мы принимаем за разум?
Маттер почесал бороду.
– Вопрос прост – ответ на него сложен. Интеллект–то у маатан есть,
такой примерно, как у наших инков, но... он в них вложен, понимаете?
Так же как у тех же наших инков. Эволюция разума вообще невозможна без
развития органов действия, таких, скажем, как рука человека. «Эволюции
мозгов», так сказать, «чистого ума» не существует, и маатане – тому
пример: они не эволюционируют. Тело маатанина – поликристалл, в
котором трехмерная пространственная периодичность строения нарушается
в двух измерениях, то есть это кристаллы с так называемыми
несоразмерно модулированными структурами, а их оболочка, «кожа», имеет
«запрещенную» в кристаллографии симметрию – оси пятого порядка! В этом
есть свой парадокс: подобные нарушения могут быть только у живых
существ, и поэтому маатане – биологические объекты, но... – Маттер
развел руками, – в остальном они – физические «растворы» нервной
системы в кристаллической структуре, опять же подобно нашим
киб–интеллектам. И еще меня настораживает обстоятельство, что маатане
интенсивно аккумулируют энергию, почти не расходуя, создают внутри так
называемые «зоны с максимально возможным дефицитом энтропии».
– Почему это вас беспокоит?
– Не беспокоит – настораживает. Я не знаю, зачем это им надо.
Никто из наблюдателей и специалистов по контактам еще не видел, чтобы
маатане использовали накопленную ими энергию в каких бы то ни было
целях. Никто! И никто не наблюдал смерти «черного человека». А ведь
это как–то противоестественно, а?
Ромашин промолчал. Эксперт смотрел на него, выпятив толстые губы,
словно решал: может ли продолжать и говорить дальше. Игнат оценил его
скепсис.
– Ваши сообщения многое меняют. Признаюсь, я ошеломлен, хотя
считал, что знаю маатан достаточно хорошо. Вы можете поделиться своими
соображениями с Климом Мальгиным?
– Кто это?
– Тот самый разведчик, который добыл информацию о маатанах
непосредственно на Маате. Он нейрохирург, готовится к операции...
– Кажется, я слышал эту историю. Шаламов? Такая, мне помнится,
фамилия у того парня, что получил информацию маатанского компьютера.
– Совершенно верно, Шаламов. Сейчас он... м–м... вышел из клиники,
но вряд ли удастся обойтись без операции. Так что ваша информация
будет весьма ценной для врачей, для Мальгина в особенности. Я пришлю
его к вам, если не возражаете.
– Ради Бога, о чем разговор, буду рад помочь.
Ромашин встал, поколебался немного, но все же задал вопрос, ради
которого он и пришел:
– Скажите, Герхард... маатане могут стать... не врагами, но
опасными для людей?
– В каком смысле? – выпучил глаза Маттер.
– В прямом. Могут ли их внутренние императивы – равнодушие и
агрессивность – возобладать в их поведении? Превратить их в злобных,
не знающих жалости и доброты существ?
Эксперт покачал головой.
– Тут я пас. Их внутренние мотивы для нас пока – черный ящик,
ларец за семью печатями. Сами знаете пословицу: чужая душа – потемки,
а тут речь идет о «душе» негуманоида...
– Понятно. Спасибо за консультацию.
Оставив озадаченного толстяка–эксперта в лаборатории, Ромашин лишь
по дороге к метро вспомнил, что забыл спросить Маттера об Орилоухе:
почему ученый приравнял маатан и орилоунов? Невооруженным глазом
видно, что «черные люди» отличаются от неуловимых орилоунов, как
журавль от крокодила. Что имел в виду эксперт?
– Послушайте, Игнат, – сказал негромко Лондон, останавливаясь
перед дверью в свою квартиру, дверь утратила твердость, свернулась
валиком вверх, хозяин пропустил гостя в прихожую. – Мне кажется, ваше
участие в деле Шаламова не ограничивается рамками теперешнего
служебного положения. Как эксперт отдела вы можете только
консультировать оперативников, но ни в коем случае не решать проблемы
сами.
Ромашин прошел в гостиную, огляделся, не пряча любопытства, как
обычно.
Майкл Лондон жил в стандартном этажно–ступенчатом модульном доме
типа «гроздь винограда» с прихотливым расположением
квартир–«виноградин»; квартира Лондона венчала «гроздь» на
головокружительной высоте в триста метров и была открыта всем ветрам и
горизонтам. Дом стоял на окраине Колорадо–Спрингс, в центре древнего
экопарка, и с его «крыши» можно было целый день любоваться живописным
пейзажем, включающим в себя реки, скальные ансамбли, величественные
каньоны, прерии и дикие леса.
Квартира нового начальника отдела безопасности состояла из четырех
комнат, жил он с женой и дочерью, уже взрослой самостоятельной особой,
хотя самому ему пошел всего тридцать восьмой год.
Из «глубоких ниш» великолепных стереофотографий, которыми были
увешаны стены гостиной, смотрели на гостя дикие звери: волки,
медведь–гризли, барс, гиена, росомаха, тигры и львы. Причем все они
стояли к фотографу анфас, а некоторые – рассерженные, с угрожающим
оскалом – явно готовились к прыжку. Мастерство фотографа было
очевидным: хищники казались живыми.
Лондон принес по бокалу прозрачного, янтарного напитка, протянул
один Ромашину, отпил глоток.
– Нравится?
– Отменно! – пробормотал Игнат, пригубив. – Кто фотограф?
Хозяин сел в кресло, выдолбленное из целого пня секвойи, отпил
напитка, ткнул себя пальцем в грудь.
– Увлекаюсь с детства.
– Инцидентов не было?
Лондон задрал рукав рубашки, обнажив мускулистую руку с
несколькими беловатыми зажившими шрамами.
– Таких украшений у меня много. Но вы же знаете: охота пуще
неволи. Так все–таки, Игнат, вы не ответили на вопрос. Почему вас так
волнует судьба Шаламова?
Ромашин, не отвечая, выцедил напиток, поднял брови.
– Черт возьми, это же сбитень [Сбитень – древнерусский напиток из
меда, мяты и хмеля.]!
– Совершенно верно, сбитень, рецепт родителей жены. С
удовольствием пьет вся семья. Итак?
Ромашин покрутил в пальцах бокал и поднял на хозяина спокойные
глаза:
– Он опасен, Майкл. Проанализируйте весь объем информации, случаи
с экипажем угнанного им спейсера, с Джумой Ханом, с Мальгиным, а
главное, поговорите с ксенопсихологами, изучающими маатан. Шаламов –
на половину «черный человек», психика его расщеплена, и этот
процесс...
Лондон поднял ладонь, Ромашин замолчал.
– Я все это уже анализировал, Игнат, и не только я – крупнейшие
эфаналитики отдела и погранслужбы, и наши мнения совпали: да, Шаламов
может стать оборотнем, химерой, соединяющей в себе черты «черного
человека» и землянина, но он не может стать нашим врагом – нет причин.
Понимаете? Нет ни объективных, ни субъективных причин. Ведь даже
настоящие «черные люди» не являются врагами людей.
Ромашин покачал головой.
– Вы не учитываете нюансы, Майкл. Конечно, Шаламов не враг нам, ни
вообще, ни кому–нибудь конкретно, но... он не всегда способен
контролировать свои поступки, как раньше, до катастрофы. Что бы ни
утверждали врачи, психика его нарушена серьезно, восприятие им
действительности не может быть адекватным, он уже в большей степени
начинает мыслить категориями маатан, а много мы знаем о «черных» – что
они считают для себя нормальным поведением? Может быть, для них смерть
землянина – нормальное явление, исключительно полезное с точки зрения
энтропийного равновесия. Именно поэтому Шаламов должен быть
изолирован, хотя бы на время изучения его возможностей и попыток
лечения.
Лондон улыбнулся, и Ромашин, как Мальгин когда–то, оценил эту
улыбку, отражавшую вторую, скрытую во время официальных деловых
разговоров и напряженной служебной деятельности натуру начальника
отдела: мягкую, деликатную, великодушную и тактичную. Ромашин
признался в душе, что по внутренним качествам в чем–то уступает этому
человеку, не признающему за собой особых достоинств и не претендующему
на исключительность. И вместе с тем мягкость Лондона хорошо сочеталась
в нем с высокой требовательностью и упорством. Во всяком случае,
убеждений своих он не менял и если уж решил что–то по–своему, то
решил.
– Хотите еще сбитня? Предпочитаю его остальным фирменным напиткам,
хотя люблю и кока–колу, и солинт. Хмель и мяту собирала дочь в прошлом
году, а делает напиток жена, она у меня русская, Катя.
– А дочь как назвали?
– Акулина. Жена настояла. – Лондон вздохнул.
Ромашин засмеялся.
– Вы предлагали другое имя?
– Вообще–то я хотел сына, хотя уже знал, что будет дочь. Но
поверите, все теплилась надежда, что медики ошибаются. Кстати, вы
осведомлены, что предложил врач «Скорой» Джума Хан?
Ромашин замялся на мгновение, а у Лондона собрались вокруг глаз
веселые морщинки.
– Да.
– Результатов еще нет?
– Просчитаны обе Америки, Южная и Северная, Австралия и Африка,
остались Европа и Азия. Вряд ли орилоунский трансгресс отыщется на
территории Европы, слишком уж хорошо она изучена, остается Азия. Ждем.
Что вы еще хотели у меня спросить?
Ромашин помолчал немного. Было воскресенье, выходной день. Лондон,
конечно, удивился, когда Игнат попросил его встретиться, но виду не
подал. Жена и дочь, очевидно, не обрадовались тому, что супруг и отец
остается дома, но привыкли ко всему. Зря пришел сегодня, подумал
Ромашин, мог бы потерпеть до понедельника, человек и так отдыхает
редко...
– Майкл, вы верите в интуицию?
Лондон снова прищурился, изучающе глядя на гостя.
– Верю.
– Тогда установите наблюдение за женой Шаламова. У меня нехорошее
предчувствие, что Даниил вот–вот появится на Земле.
Хозяин посмотрел на окно сквозь бокал красного стекла, встал и
принес еще напитка. Сказал стоя:
– Игнат, вы на двадцать лет старше меня и намного опытней, я
всегда уважал вас и прислушивался к вашему мнению, когда мы работали
вместе – вы в службе Б, я в погранслужбе, – но не все то, что подходит
вам, подходит мне. Извините. – Лондон с сожалением развел руками. – Я
слеплен из другого теста и чту принципы, заложенные в меня с детства.
К тому же вы сами, да и СЭКОН в первую голову, не дадите мне санкции
на наблюдение. Нет причин.
Игнат полузакрыл глаза.
– Принцип у нас один: безопасность людей.
– Да, вы правы, и все же...
– Я понял.
– Извините еще раз, обидеть вас я не хотел, просто так думаю. Но
мы сделаем все, что следует сделать в создавшемся положении. Обещаю
советоваться с вами по каждому... – Начальник отдела не договорил, с
панели «домового» – домашнего координатора, декорированного под
древнеафриканскую маску, кузнечиком прострекотал вызов.
– Включай, – скомандовал Лондон автомату.
Панель превратилась в окно виома, из которого выглянул дежурный
североамериканского СПАС–центра:
– Майкл, вам «две семерки» по треку [Трек – тревожный канал; «две
семерки» – вызов по тревоге общей степени, когда счет идет на
секунды.].
– Причина?
– Разве ваши мудрецы сообщат? Но я понял, что речь идет о какой–то
жутко необычной находке.
Лондон оглянулся на Ромашина, тот встал.
– Орилоун?
– Похоже на то. Где именно, Джо?
– Русский север, полуостров Таймыр. Больше ничего не знаю.
– И на том спасибо. Идемте, Игнат. Кажется, интуиция вас не
подвела. Да и моя меня тоже, иначе я не остался бы дома.
Обменявшись понимающими полуулыбками, они вышли из квартиры и
поднялись к причалу дежурных машин, где Лондона всегда ждал скоростной
куттер.
