* * *
Он возвращался домой со сложным чувством сожаления, вины и радости.
Оказывается, он отвык от Земли! Прошло всего три года вдали от нее, а он
уже забыл детали, помнил, что Земля – это что–то большое, зеленое, доброе
и радостное. И теперь «детали» напоминали о себе сами: автоматикой зданий
и технических сооружений, ветром сквозь лапы елей, улыбкой солнца,
голосами детей, потоком людей у станций тайм–фага. Оказывается, он многому
разучился, несмотря на тот же распорядок жизни на корабле, разучился даже
вести себя, иначе почему тогда многие оглядываются вслед? Может, потому
что в его облике видна внутренняя тревога? Постоянное ожидание опасности?
Готовности к немедленному действию? Наверное...
Калаев заметил это сразу, но он на пятнадцать лет опытнее...
Игнат оставил такси на крыше дома, потом вспомнил правила и
скомандовал киб–пилоту: «Свободен». Двухместный пинасс умчался, приняв
чей–то вызов.
Игнат подумал несколько мгновений, улыбнулся в душе, вспомнив, как
звонил домой под чужим именем, узнать, есть ли кто дома. Ему ответили, и
хотя голоса он не узнал, главного добился. Он зашел в одну из ниш
вечернего отдыха, созданную зарослями тенистого клена, достал из сумки
парадную форму официала спасательной службы и переоделся. Затем подмигнул
сам себе, накинул на шею ремень карабина, о котором говорил Калаев, и
спустился к лифту. Через минуту он стоял перед знакомой дверью, снившейся
ему не раз, и странная робость закралась в душу, будто ждал его за дверью
неведомый экзамен, не сдать которого он не имел права.
Дверь в ответ на мысль–приказ утратила монолитность, Игнат шагнул
сквозь ее голубую завесу в прихожую. Из гостиной ему навстречу вышла
тоненькая девушка с сеткой эмкана на пышных волосах. Увидев ослепительно
белую фигуру, сверкающую множеством пряжек, застежек, карманов и поясков,
с устрашающего вида карабином на плече, она невольно попятилась и стянула
с головы эмкан. – Простите, вам кого?
Игнат растерялся, так как ожидал увидеть лицо матери или отца, но
перед ним стояла удивленная не меньше его незнакомка, имевшая с кем–то
отдаленное сходство. Она была очень молода, мила, крупный рот не портил
лицо, а глаза были серые, лучистые и внимательные.
У Игната мелькнула мысль, уж не промахнулся ли он этажом, но прихожая
была знакома, гостиная тоже, запахи напоминали ему детство: он был дома. –
Извините, – пробормотал он. – Вы, кажется?.. Девушка вдруг зажала рот
рукой и тихонько засмеялась.
– Ой, не узнал! Вот здорово! Здравствуйте, дядя Игнат.
– Привет, – тупо сказал Игнат. – Ну конечно, Дениз!
Это была Дениз Сосновская, которую он помнил тонюсенькой, как
стебелек ромашки, светлоголовой, доверчивой девчушкой, большеглазой и
серьезной. Игнат засмеялся вслед за девушкой. – Низа! Вот это сюрприз! Не
узнал, честное слово. Я звонил, думал, мать ответила или кто–то из гостей.
– Это была я. Мы уже неделю гостим у вас. Они отсмеялись, поглядывая друг
на друга сквозь матовое стекло памяти, потом Игнат поднял сумку, которую
оставил у порога, достал оттуда пакет, развернул фольгу и подал Дениз
букет цветов. – Это тебе, из оранжереи корабля. Дениз молча приняла цветы,
глаза ее вспыхнули восхищением. Цветы были ярко–алыми, крупными, похожими
на пляшущие языки пламени, и пахли незнакомо: нежно и тревожаще. – Какие
красивые! Спасибо! Игнат поймал ее взгляд и хмыкнул про себя: похоже, то
время, когда его боготворили, не успело забыться.
Он прошел в свою комнату, бросил сумку на диван, с удовольствием
ощущая полузабытые запахи знакомой обстановки. Включил видеопласт, и
домашний координатор послушно преобразил комнату в поляну, окруженную
березовым лесом. Дениз остановилась на пороге, поглядывая на него из–за
букета.
– Садись, – спохватился он, подвигая сумку. Снял карабин и сел рядом,
размышляя, ждать ли родителей дома или махнуть к кому–нибудь из них: мать
работала в Институте видеопластики, а отец... три года назад, как раз
перед его полетом, его назначили на пост директора УАСС.
Дениз встретила его взгляд и покраснела чуть ли не до слез. Тогда
Игнат начал рассказывать, где был, пока девушка не заслушалась. Наконец он
прервал красноречие:
– Извини, я могу делиться впечатлениями целый день, а ведь ты,
наверное, занята?
Дениз покраснела.
– Готовлюсь к экзаменационное сессии, но...
– Все наоборот, это ты меня извини, что не дал оглядеться. Я поставлю
цветы в воду?
– Конечно, только посоли воду.
Дениз вышла.
Игнат встал, прошелся по комнате–поляне, выключил видеопласт, комната
приодела прежний вид. Что–то мешало ему, какое–то давнее воспоминание,
будоражащее память. Что–то связанное с Дениз... или с ее братом... не
вспомнить, пожалуй. Игнат с досадой щелкнул пальцами, волнение не давало
сосредоточиться. Вошла Дениз.
– Поставила. Ну и красивый же у тебя костюм, дядя Игнат! Она
принялась с интересом рассматривать нашивки, кармашки, ремни и
отличительные знаки официала аварийно–спасательной службы.
– Это парадная форма спасателя – безопасника, – ответил Игнат, в свою
очередь незаметно разглядывая девушку. – Никогда не видела? Отец же
надевал.
Память настойчиво тасовала картины прошлого: как Дениз делилась с ним
школьными новостями, плакала на груди, смеялась, сердилась, когда он не
принимал ее переживаний всерьез... Но тщетно Игнат пытался вызвать в
памяти образ прежней девочки, возникала абстрактная фигурка... светлое
пламя волос... глаза с вечным вопросом... и тихий смех... Перед ним же
стояла взрослая, оформившаяся девушка, серьезная, естественная в каждом
жесте, еще не осознавшая своей привлекательности. – А это – оружие?
Мысль с переодеванием уже не казалась Игнату удачной. К тому же
накатило нетерпение: ждать не хотелось, появилось желание действовать,
звонить на работу отцу, бежать, мчаться, лишь бы не ждать. Но он сдержал
себя. Взял карабин за ствол и передал Дениз.
– Это «дракон», ракетный карабин с автоматической сменой боя. Ужасно
тяжелая и неудобная машинка.
– Машинка? – фыркнула девушка. – Ой, действительно тяжелая! А ты
стрелял из него? Игнат, помедлив, кивнул, закатал рукав куртки и показал
на левой руке три длинных, белых, неровных шрама.
– След так называемой веерной пули. Она рикошетирует от любого
предмета, и от нее очень трудно увернуться, особенно когда она
расщепляется на десять иголок. Мы не знали, вот и получилось.
Дениз потрогала шрамы и спрятала руку за спину.
Игнат засмеялся, отобрал карабин. – По твоему лицу легко читать, о
чем ты думаешь. Если честно, полет был трудный. Многие из моих друзей были
ранены, один погиб, а я... я был осторожен. Ты ждала меня? Дениз вспыхнула
и выбежала из комнаты. Игнат улыбнулся и стал переодеваться в любимый
голубовато–серый костюм, включив сумматор моды. Чувствуя некоторую
скованность, он вышел в гостиную, где Дениз строила замок впечатлений от
их встречи. Неизвестно от чего оба смутились, хотя Игнат отметил этот факт
для себя с изумлением, он протянул девушке ажурный браслет удивительно
тонкой работы из голубого металла.
– Мы нашли целый сейф таких безделушек. Красивый, правда? – Очень!
Браслет был холодным и тяжелым, и Дениз удивленно подняла взгляд, в
котором смешивались радость, и смущение, и еще что–то, чему Игнат не мог
сразу подобрать названия, но что радостным толчком отозвалось в сердце.
– Браслет из чистого осмия, – пояснил он. – Два веха назад он стоил
баснословно дорого. – Но ты, наверное, вез его для мамы... – Не
беспокойся, маме тоже есть подарок. Он помог Дениз нацепить браслет, и в
это время в прихожей чуть слышно всхлипнул дверной автомат. Игнат выскочил
в прихожую – это пришла мама...
