Посланник - Василий Головачев - Книжная Полка

Глава 3

Вожак «свиты» был уже знаком: тот же гигант, что встретил Сухова в парке и на станции хроносдвига. Только на этот раз он был одет в другой комбинезон и вооружен вместо вардзуни трезубцем, каждый зуб которого светился, как раскаленный кусок металла. Хабуб, всплыло в памяти название трезубца. Это был «младший брат» шиххирта, метатель стрел, обладающих огромной пробивной и взрывной силой.

Главарь выступил вперед. Лицо его не выражало ни гнева, ни удивления, ни ненависти, оно было равнодушно–угрюмым и высокомерным, как и в тех первых встречах, но в глазах его отражались ум и угроза, помноженные на уверенность и невероятную силу, и Никиту невольно охватил от страха озноб.

– Третья встреча – последняя, – проговорил вожак низким баритоном. – Я же предупреждал, что далеко вам не уйти. И еще я предупреждал, что простому смертному Путь не по зубам. Жаль, что вы этого не поняли.

– Это мы еще посмотрим, – сквозь зубы процедил Сухов, направляя острие вардзуни в грудь великана.

Тот глянул на копье, качнул головой.

– Воин Пути не имеет права носить чужое оружие. А тем более сражаться им.

– Он еще не посвящен, – тихо обронил Такэда, готовый открыть огонь из своего устрашающего двуствольного автомата.

Вожак перевел оценивающий взгляд на инженера, дернул уголком рта, обозначая улыбку.

– Оруженосец не имеет права вмешиваться в разговор хозяев.

– Во–первых, он не оруженосец и не слуга, а мой друг, – сдерживаясь, отрезал Никита.

– А во–вторых, я не воин Пути, – продолжил Толя все так же тихо и любезно, – и могу сражаться любым оружием. – Он дал короткую очередь, взбившую пыль у ног вожака.

Четверо СС при этом не сделали ни одного жеста, и это их молчаливое презрение к смерти, ощутимая тень превосходства снова наполнили страхом душу Сухова.

– Он прав, – выговорил Никита онемевшими губами. – Я встал на Путь и действительно не имею права пользоваться не своим оружием.

Вожак снова улыбнулся уголком рта.

– Закон Пути есть закон. Но я могу предложить выбор: вы идете с нами добровольно или... поговорим один на один. Идет?

Никита оглянулся на Такэду, тот отрицательно покачал головой:

– Давай это сделаю я.

– Н–нет.

Сухов глубоко вздохнул и вдруг словно освободил внутри себя запертое до поры до времени чувство долга. И уверенности. И веселой злости. Передал вардзуни Толе.

– Держи, оно еще нам пригодится.

Вожак опустил свой трезубец и вдруг без замаха, движением одной кисти, бросил его в стену пещеры. Трезубец вонзился в стену бесшумно, выбив приличное отверстие, но так, что скалы вздрогнули и загудели. Никита снял шлем и очки, отстегнул нагрудник полицейского, оставив только пластину, защищавшую живот, встал в стойку.

– Прежде чем мы начнем... где вы держите Ксению?

– Кого? – Казалось, командир группы СС удивлен.

– Мою девушку.

– Нигде. Моя команда не получала задания захватить вашу девушку.

Никита растерянно опустил руки.

– Но если не вы, то кто? Другая группа? «Черные коммандос»?

– Не знаю. Время вопросов истекло. – Вожак прыгнул, и не успевший с блоком танцор кубарем покатился по каменистому полу пещеры. – Не начинай дело, если не умеешь хотеть настолько, чтобы мочь. – Больше «эсэсовец» не произнес ни слова.

Он был шире танцора и тяжелее, но двигался так быстро, что иногда размазывался в движении. Сухов явно уступал ему в скорости и в реакции, да и в знании приемов, хотя и отбил две последующие атаки, едва не сломавшие ему руку.

Вожак СС изменил тактику, наращивая темп, буквально выстреливая комбинации приемов защиты и нападения. Он мастерски владел кен–тай итие – принципом максимальной свободы движений и раскрепощенности в бою, используя в качестве оружия любую часть тела, и сила его ударов превосходила возможности защиты Сухова, получившего пару нокдаунов и множество ушибов – там, где его блоки не смогли остановить выпады соперника.

– Суй–но–ката! – не удержался от совета Такэда.

Никита услышал, но у него уже не осталось ни сил, ни ловкости, чтобы последовать совету. К тому же он пропустил удар в голову и на несколько секунд перестал воспринимать действительность. А когда очнулся, увидел близко лицо вожака «свиты Сатаны», его локоть, приближающийся к голове, как в замедленном киноповторе, ладонь второй руки в замахе; время почти остановилось, словно медля в нерешительности – не быстро ли приблизился финал? И туг Никита снова встретил взгляд главаря: в нем не было сомнений, но из черных глубин равнодушия явно проглядывали торжество превосходства и пренебрежение. Именно пренебрежение и заставило сработать подсознание танцора.

Голову из–под локтя он убрать успел, и удар пришелся на плечо, прямо в пятно–звезду Вести. Сухову показалось, что произошел взрыв, даже два: первый – в плече, второй – в голове! На несколько долей секунды он перестал ощущать что бы то ни было; не отключился совсем, не потерял сознание, но и думать ни о чем не мог. Затем голова прояснилась, будто с нее сдернули мешковину, тело буквально зазвенело от прихлынувших сил, произошло странное внутреннее изменение всего организма, в результате которого он стал видеть в других диапазонах спектра и каждый предмет – объемно, будто глядел на него сразу со всех сторон. Изменилось и ощущение силы тяжести и давления воздуха на кожу, появилась аналгезия – полная нечувствительность к боли. А еще Никите явилась вдруг в сознании точная схема боя с вожаком СС, уязвимые места, способы нейтрализации ударов и – еще глубже – понимание собственных резервов (на серию ответных агрессивных атак не хватит, только на блокирование и уход!) и знание странных приемов боя, неизвестных ему ранее...

Мгновение озарения прошло.

Ребро ладони вожака опустилось на шею Никиты, встретив возникший внезапно бугор мышц – уйти из–под удара танцор не успевал, тело само решило проблему защиты. В следующий миг он ответил.

Удар с выплеском энергии был страшен! Он потряс даже самого Сухова, представляющего в данный момент единую жесткую механическую систему, каждый элемент которой участвовал в движении одновременно со всеми, вбирая силу и опираясь на их массу, прочность, инерцию.

Вожак «свиты», несмотря на вес, превышающий вес Никиты в два раза, пролетел по воздуху четыре метра и врезался головой в стену пещеры. Любой человек, получивший такой удар, неминуемо бы погиб, но вожак н е б ы л человеком. Он испытал шок – на время двух вздохов Сухова – и был явно потрясен, но не выведен из строя. Он даже сознания не потерял, лишь на несколько секунд замер на полу на четвереньках и тут же встал, тряхнув головой. Глаза его загорелись мрачным огнем.

Неизвестно, чем закончился бы этот бой, скорее всего поражением землянина, Никиты, не познавшего еще свои возможности и не успевшего довести до нужной кондиции мастерство бойца россдао. Не спасла бы его, наверное, и помощь Вести, раскрывшей тайники информации о том существе, которого звали Хуббат и с которым ему пришлось столкнуться, и сработавшая на мгновение глубокая родовая память, до поры до времени сохранявшая секреты воинских искусств предков Сухова, знаменитых русских воинов. Среди них был и легендарный Радогор, дружинник, а потом сотник в войске князя Владимира, сражавшегося с татаро–монгольскими ордами, чье искусство сражения на мечах было даже воспето в былинах.

В тот момент, когда Хуббат сделал шаг вперед, собираясь продолжать схватку, сработала станция хроносдвига. Фигура, появившаяся в проеме двери, лишь очертаниями напоминала человеческую. У нее была голова – бугром, руки – длинные, до колен, как лапы гориллы, ноги – толстые, с расплющенными ступнями; и все тело прикрывала не то кожа, не то броня малахитово–зеленого цвета, напоминающая крупную рыбью чешую. Глаз у существа не было видно, как ушей и рта. Оно взмахнуло рукой, и четверо помощников Хуббата без звука повалились на пол пещеры. Сам Хуббат сориентировался мгновенно, прыгнул к стене, в которой торчали его «вилы», но существо тоже не дремало: новый взмах лапой – и между застывшими людьми и вожаком СС вспухло облако черного дыма.

– В темпорал, быстрее, – прозвучал холодный металлический голос.

Никита растерянно глянул на Такэду, не опустившего своего оружия. Потом понял, что существо назвало темпоралом станцию хроносдвига. Впрочем, в памяти уже давно сидело это название, просто понятным оно стало только сейчас.

– Быстрее! – повторило существо без рта; казалось, голос исходил от всей его фигуры. – Или вы хотите продолжить «честный» бой?

– Но он предложил...

– Не будь дураком, пошли. – Такэда опустил автомат, подтолкнул танцора ко входу в станцию, спросил на ходу: – Кто вы?

– Истуутука, – ответило существо. – В данный момент ваш проводник, не более того.

– Но я бы хотел... – оглянулся Сухов на редеющее черное облако, сквозь которое уже начала проступать гигантская фигура Хуббата, застывшего как статуя.

– Вперед! Вам еще рано состязаться с младшим братом Вуккуба, да и вообще с раруггами.

Никита споткнулся.

– С кем?!

Но проводник не стал продолжать разговор, он просто втолкнул танцора вслед за Толей в сиреневый полумрак входа в темпорал и шагнул следом.

Дверь уже закрылась за ними, когда Хуббат наконец освободился от «дыма» – парализующей движения Черной Паутины – и метнул трезубец в глубь пещеры. Но дверь станции хроносдвига, рассчитанная на функционирование даже внутри звезд, выдержала.

«Полет» в тоннеле хроноскважины длился год – по ощущениям беглецов, пока они наконец не вышли, пошатываясь от избытка впечатлений, из камеры хроносдвига в коридор темпорала, а потом наружу. И только выйдя за дверь станции, Сухов почувствовал, как болит избитое тело: ныли ребра, стреляло в спине, с толчками крови вонзались в локти и плечи иголки пульсирующей боли, разламывалась голова.

Видимо, проводник почувствовал его состояние, потому что жестом велел Такэде подойти к другу, а сам быстро свернул за угол узкого каменного ущелья, в которое они вышли из темпорала. Высоко вверху, над ущельем, светилось небо дымным фосфором, и было непонятно – ночь это или день.

Дышалось в этом мире легко, сила тяжести равнялась земной, и все же запахи, краски, звуки говорили о том, что это не Земля.

– Как себя чувствуешь? – Такэда поддержал Сухова под локоть.

– Спать хочу, – сонным голосом ответил Никита. Подумав, снял с себя остальные доспехи вильера, потом рубашку и стал изучать свой торс, усеянный синяками и царапинами. Плечо со звездой Вести вспухло и болезненно пульсировало. Звезда вобрала в себя все четыре «семерки»–родинки, изменив цвет на фиолетово–красный. Казалось, кожа в этом месте воспалилась и вот–вот лопнет, обнажив злокачественную опухоль. Покачав головой, Никита надел рубашку, присел на каменную полку в стене ущелья. Внимательно наблюдавший за ним Толя сел рядом.

– Что случилось? Я думал, он тебя добьет, хотел вмешаться... но ты словно обрел второе дыхание. Ох как ты ему врезал! – Такэда хихикнул. – Любо–дорого было смотреть!

– Снова сработала Весть... и кое–что еще... по–моему, открылась родовая память. Я не разобрался. Но этот... проводник наш прав – я еще слаб. Ты слышал? Он назвал моего противника Хуббатом, младшим братом Вуккуба, Хранителя Книги Бездн!

– Слышал. Интересный винегрет получается. Вуккуб спасает тебя от СС, а его братец стремится убрать во что бы то ни стало.

– Чего–то мы еще не понимаем. Они могли уже сто раз убить меня из–за угла или на расстоянии, с помощью винтовки с оптическим прицелом. Неужели понятие о чести существует и у них?

– Нет, не существует. – Проводник вывернулся из–за поворота – странное жуткое существо в отливающей зеленью и перламутром чешуевидной броне. – Во–первых, вас не оценили по достоинству и преследовали малыми силами. Во–вторых, вам помогали. И в–третьих, существует Закон Пути, нарушить который невозможно, ибо нарушение карается лишением свободы. Закон этот гласит: «Воин Пути имеет право защищаться в каждом хроне Веера только своим оружием, отвечающим особенностям данного хрона».

– Ну и что означает эта тавтология? – подумав, осведомился Никита, с трудом справлявшийся с накатывающими на него волнами слабости и безразличия.

– Это означает, что вы, как и любой другой маг, должны найти свое оружие – оно может передаваться по наследству или храниться в определенном месте – и лишь потом, овладев им, начинать Путь.

– Я не маг...

Проводник помолчал. У него не было глаз, подобных человеческим, и все же он разглядывал людей, задумчиво и оценивающе.

– Не мне судить, но «лестница» Шаданакара не открыла бы дверь не магу. Правда, по ней нельзя подниматься и спускаться так неосмотрительно, как это делаете вы. Но к делу. Это мой мир, я в нем – Наблюдатель и получил задание послужить проводником и предложить два варианта. Первый: еще не поздно вернуться. Я заберу Весть, а те силы, которые заинтересованы в миссии Посланника, мага связи, сделают так, что «свита Сатаны» потеряет к вам интерес.

Проводник вытянул вперед длинную лапу с пятью толстыми пальцами без когтей и ногтей и едва не коснулся плеча Никиты, но тот увернулся, едва не свалившись на каменистую поверхность ущелья. Проводник опустил лапу.

– Второй вариант – Путь. Но вы забыли цель. Просто любопытному на Пути делать нечего. И если вы все–таки решите продолжать Путь, вам придется во многом себя ограничить. И учтите: моя помощь – последний подарок Пути, дальше вам придется идти одним, используя лишь свои силы, интуицию и упорство. Правда, – создалось впечатление, что Проводник улыбается, – совсем без помощи вы не останетесь, ведь у вас есть эрцхаор и хохха.

Никита невольно взглянул на перстень индикатора «полезности».

– И Весть, – добавил Проводник. – Итак, что вы решаете?

– Нам нужно отдохнуть, – сказал Такэда.

Сухов вздернул голову, сжав губы так, что они побелели.

– Нет! Мы идем. Разрешите лишь два вопроса и... не удивляйтесь, хорошо? Мое личное оружие... что оно из себя представляет?

– Меч. – Проводник, наверное, все равно удивился, но тактично не подал виду. – Это меч Святогора, былинного богатыря... существовавшего тем не менее в другом хроне. Святогор – ваша инкарнация в одном из Миров Веера, ветоши ваших предков параллельны. Вы не знали?

– Н–нет...

– Странно, у вас же есть хохха... свисток, который «свистит» в любой хрон.

Такэда достал хрустальную бабочку хронорации.

– Наверное, я просто не умею владеть ею.

– Я научу.

– Второй вопрос. – Никита покраснел, отводя глаза, потом побледнел. – У меня... моя подруга, Ксения... она исчезла... Если верить Хуббату, он не получал задания захватить ее. Вы не знаете, где она?

– Не знаю. Но повторяю, у вас есть хохха, система связи и доставки информации, воспользуйтесь ею.

Сухов сделал движение к руке Такэды, в которой сверкал портсигар рации, но с видимым усилием остановил свой порыв. Потом, побледнев еще больше, упал с полки. Толя нагнулся к нему, пошлепал по щекам, пояснил застывшему Проводнику:

– Обморок. Переутомился. Может быть, мы отдохнем у вас какое–то время?

– Вам нельзя здесь долго оставаться; Хуббат быстро вычислит, из какого хрона пришла помощь. Я воспользовался парализующей Черной Паутиной, которая создается только на Элитейе, в соседнем мире.

– Но ему нужен отдых, хотя бы час–два, а потом мы уйдем.

Проводник махнул рукой–лапой.

– Хорошо, семь бед – один ответ.

– О! – Удивленный Такэда разогнулся; Сухов уже приходил в себя. – Вы очень хорошо знаете земные пословицы и язык.

– Не я – лингвер, толмач то есть, киб–переводчик. Я представитель цивилизации, опирающейся на совершенные технологии и запас научных знаний. Человеческая цивилизация достигнет этих высот не скоро. Если достигнет, конечно.

– А как вы... простите... значит, вы не человек? Это ваш настоящий облик или скафандр?

Передняя часть бугра головы Проводника вдруг стала полупрозрачной и исчезла совсем. На людей взглянуло темно–серое, обрамленное седыми или, скорее, серебристыми волосами – ежик на голове, бакенбарды – по щекам, – смышленое личико с огромными, бездонно–черными, выпуклыми глазами, с красными пухлыми губками и носом обезьяны–гамадрила. Губы шевельнулись, произнося фразу тонким голоском, и тут же раздался прежний голос – машины–переводчика:

– Надеюсь, я вас не разочаровал?

– Лемуры! – пробормотал Такэда.

– Совершенно верно, представитель лемурообразных разумных. Чешуя на мне – скафандр, выгляжу я несколько иначе. Ваш товарищ может идти? Нельзя терять времени.

Толя спохватился, помог бормочущему извинения Сухову встать.

Проводник без слов поковылял вперед, беглецы поплелись следом, каждый со своими переживаниями, но с одинаковым чувством ожидания чудес.

Темпорал, или станция хроносдвига, на Аримойе, двойнике Земли, пряталась в одном из скальных массивов, торчащих, как разрушенные замки, по всей громадной площади рега – пустынной равнины, покрытой крупным и мелким гравием. Цвета на равнине преобладали зеленоватые, тускло–желтые, серые, коричневатые: ни одного яркого, насыщенного, спектрально–чистого – все полутона, оттенки.

В зеленовато–жемчужном небе парили облака черных точек – то ли стаи птиц, то ли тучи насекомых. И больше ничего. Будто мир этот был пуст, не обжит разумными существами, не знал ни самолетов, ни ракет, ни другой техники.

Выйдя из незаметной издали щели в стене скал, они остановились, гадая, куда идти. Проводника нигде не было видно. Однако стоило им сделать несколько неуверенных шагов по скрипучему гравию равнины, как огромный валун неподалеку, сросшийся одним боком со скалой, вдруг потек, меняя форму, засиял перламутром, – будто покрытый пленкой жидких кристаллов, превратился в удивительно красивый аппарат, вылизанный по строгим формулам обтекаемости и эстетики. В нем протаяло отверстие, и показавшийся изнутри Проводник подозвал нетерпеливым жестом беглецов.

Внутри аппарата властвовали запахи озона и неведомых трав. Кресла сами подстроились под форму тел седоков, хотя сделали это на пределе возможностей, рассчитанные по формулам своих конструкторов под другие формы и объемы. Однако надежды пассажиров на созерцание природы Аримойи с высоты птичьего полета не сбылись: аппарат подпрыгнул вверх сразу на десяток метров – причем люди не испытали никаких ощущений, в том числе и удара ускорения, – застыл на мгновение и... проявился уже в другом месте, на фоне иного пейзажа, над городом Проводника. Никита вспомнил наконец его имя – Истуутука. Во все глаза танцор смотрел на панораму города, созданного разумными лемурами.

Ни одного здания выше двух этажей! Ни одного здания прямоугольной формы – мягкие линии, округлые, подчиненные геометрии парабол, гипербол, овалов, винтовых поверхностей. Здания переходили друг в друга, создавая удивительную вязь конструкций, вписанных в рельеф с невиданным мастерством. Лишь одна из этих конструкций возвышалась над всеми, не жилое здание и не технологический центр – скульптура, могущая служить памятником Сальвадору Дали: гигантская голова лемура, образованная висящими в воздухе без видимых опор брусьями, полосами, каплевидными натеками и шарами. Издали она смотрелась своеобразно, создавая впечатление ажурной легкости и мощи одновременно.

Цвета в городе царили палево–голубые, шафрановые, зеленовато–малахитовые и белые, с матовым, не режущим глаз блеском. И еще гости отметили отсутствие каких–либо живых существ между зданиями – улиц как таковых не было – и вообще какого–либо движения. Город словно вымер, лишь изредка над каким–нибудь зданием проявлялась капля аппарата, наподобие перенесшего их сюда, и тут же исчезла.

Проводник счел знакомство гостей с городом законченным, и аппарат провалился куда–то в желтовато–розовый полумрак, не то подвал–гараж, не то прямо внутрь дома. Открыл двери. Пассажиры вышли на гладкий, отливающий желтизной пол, напрягая зрение, чтобы разглядеть помещение. Видимо, для хозяина света хватало, хотя по человеческим меркам освещение соответствовало скорее интимной обстановке ресторана Земли. Чмокая плоскими подошвами, словно присосками, Проводник повел их за собой.

У Никиты закружилась голова – интерьер помещения все время изменялся, плыл, будто работал калейдоскоп, – и, если бы не поддержка Такэды, упал бы.

– Мы уже почти пришли, – обернулся Проводник, – потерпите.

Он остановился, но какая–то сила продолжала нести их по коридорам с закругленными углами, зеркальными стенами и переливающимся узорами свечения потолком, вынесла в небольшое помещение, напоминающее раковину с хрустально–перламутровыми стенами, и оставила посередине.

– Приветствую Посланника в моей келье, – сказал Истуутука.

Никита хотел ответить и не смог, силы окончательно покинули его. Он уже не видел, как Такэда раздевал его и укладывал на сформировавшееся в полу ложе–гнездо.