* * *
За занавеской Муха толкнул меня локтем:
– Во, там благородный со шпагой стоит... Хоть бы хихикнул, да?
Я смолчала. Я заметила «благородного» раньше; Муха, в отличие от
меня, не подозревал, что, возможно, на нас надвигается следующая круп
ная неприятность. Успокаивало одно – его великолепного отца поблизости
не было, полковник Солль – не иголка, его просто так на площади не
спрячешь.
– Шел бы себе, раз не нравится, – бурчал под нос Муха. Я переоде
валась, шурша множеством юбок, сгоряча втыкая в себя булавки и охая
сквозь зубы – Муха даже не удосужился отвернуться. Он вообще меня не
видел – перед ним стояла не полуголая девица, а старый товарищ, выпол
няющий привычную работу.
– За «Единорога» мало дали, – продолжал бормотать Муха. – А сейчас
ржут – так раскошелятся... Хоть бы немножко... покрыть... расходы–то...
Я знала, как мучится бедняга из–за истории с галантерейщиком и
последовавшими за ней тратами. Хорошо бы визит Солля–младшего не обер
нулся новой бедой.
Стиснув зубы, я честно отрабатывала фарс за фарсом; мой старый
знакомец не смеялся, но и не уходил, и с каждой минутой у меня станови
лось все тяжелее на сердце.
Наконец, мокрый от пота Флобастер велел Мухе отправляться за пла
той. Из–за занавески я разглядела, как Солль–младший бросил что–то на
тарелку; когда Муха вернулся, глаза его были круглы, как блюдечко для
денег:
– Во бывает, а! Стоял, хоть бы хихикнул!
И триумфальным жестом Муха воздел над головой новенькую золотую
монету.
У меня было ровно два мгновения, чтобы сообразить и решиться.
– А–а! – завопил Муха. – Ты чего делаешь?!
Стиснув в кулаке отвоеванный золотой, я откинула полог и соскочила
на землю. Вслед мне летели обиженный Мухин вопль и густое Флобастерово
«заткнись».
Толпа разбредалась; на меня удивленно косились, кто–то засмеялся и
попробовал заговорить. Не удостоив беднягу ответом, я уже через секунду
была на месте, откуда наблюдал за представлением Солль–младший. Теперь
там было пусто, только нищий у стены с готовностью протянул ко мне руку
и завел свое «Подай». Я растерянно оглянулась – и увидела спину, уда
лявшуюся в переулок за квартал от меня.
Мои башмаки ударили по камням мостовой. Для того, чтобы быстро бе
гать, надо точно знать, куда и зачем бежишь.
Он шарахнулся – слава небу, это точно был он, я не спутала его
спину ни с какой другой спиной. Присев в реверансе, я попыталась унять
бешеное дыхание; он явно не знал, чего от меня ждать – и смотрел, пожа
луй, даже опасливо.
– Господин... – пробормотала я, смиренно опустив глаза. – бедные
комедианты... не заслуживают столь высокой платы. Вы, наверное, ошиб
лись монеткой, – и я протянула ему его золотой.
Он удивился и долго молчал, переводя взгляд с меня на монетку и с
монетки на меня. Потом сказал медленно и осторожно, будто пробуя на
вкус каждое слово:
– Нет... Почему же. Я думал... Что это вознаграждение... как раз
соответствует.
Ему было неловко; он не знал, что говорить дальше, стоит со мной
прощаться или следует просто повернуться и уйти. Я присела еще ниже – в
благодарном порыве, и, глядя снизу вверх на его лицо, окончательно уве
рилась, что он не держит зла.
И еще. Я почему–то решила, что разрешение бургомистра у нас почти
что в кармане.
