* * *
Ноги мои болтались, не находя опоры, лошадиная спина ходила ходу
ном, а навстречу неслись ярко–зеленые ветви, серые и коричневые ство
лы, пронизанные солнцем, переплетенные ажурными тенями на густом и си
нем небесном фоне. Пальцы мои цеплялись за какую–то твердую ткань, за
какие–то шнурки и ремешки не то на плаще Луара, не то на его куртке;
Луаровы локти удерживали меня, не позволяя сползти с седла. Лошадь ме
талась вправо и влево, огибая кусты; внутри у меня царила счастливая
каша, мысли смешались от потрясения, а внутренности – от немилосердной
тряски, и, глядя в скачущий по боками лес, я как никогда остро понима
ла, как прекрасна, как бесконечна и остра замечательная штука, именуе
мая человеческой жизнью.
Потом лошадь выбралась на дорогу и перешла на ровную, щадящую
рысь. Луар молчал.
– Он не добрался до меня, – сказала я со счастливым смешком. – Его
же подранили, кабана. Хотел, да не добрался, кобель недорезанный...
Почудилось мне или сжимающие меня локти Луара действительно чуть
расслабились? Будто от облегчения?
Он по–прежнему молчал; я с трудом повернула голову, чтобы увидеть
его лицо:
– Или я тронулась умишком, или ты заделался сразу Прорицателем,
великим магом и атаманом разбойников?
Он что–то ободряюще гикнул – не мне, конечно, а лошади. Лес, в ко
торый мы въехали неделю назад с несчастным парнем Михаром, наконец–то
закончился, и вдоль дороги распахнулись зеленеющие поля.
– Луар, – сказала я шепотом, зная, что за шумом ветра он не услы
шит. – Спасибо, что ты пришел...
Дорога повернула, и послеполуденное солнце разом ослепило меня,
выстоив между мной и миром горячую белую стену.
– А я видела твоего отца, Луар, – прошептала я неслышно для самой
себя. – Я видела Эгерта.
Он дал лошади шпоры. Несчастное животное, несущее двойную ношу и
никак не ожидавшее от хозяина столь безрассудной жестокости, дернулось
и перешло в галоп.
– А–а! – завопила я, цепляясь за Луара руками, подбородком и коле
нями. – А–а–а!
Лошадь тоже обижено закричала. Луар сжал губы и натянул уздечку –
лошадь взвилась на дыбы, опрокидывая меня на моего спутника и давая
возможность вблизи рассмотреть его сузившиеся, отчаянные глаза.
До самого вечера между нами не было сказано ни слова; вечером же,
высмотрев у дороги большой и богатый с виду постоялый двор, Луар реши
тельно завернул в ворота измученного коня, и той ночью мне воздалось
сполна.
Он был уже не юноша – он был зрелый мужчина, исступленно–нежный,
умеющий любить и бережно и страстно – и даже медальон у него на голой
шее, пластинка, постоянно попадавшая между нами, не мешала мне. Мы ед
ва не разнесли в щепки ветхую гостиничную кровать – но самыми дорогими
оказались минуты, когда, одновременно проснувшись в сером предутреннем
свете, мы обнялись, не успев еще открыть глаз, на ощупь.
Под окном радостно вопила синица. Хороший знак – птицы поют до
рассвета...
– Ничего этого скоро не будет, – сказал Луар.
Я подождала. Спросила осторожно:
– А что будет?
– Не знаю, – он вздохнул. – Когда б я знал...
Синица звенела, как колокольчик. Медальон сполз с Луаровой груди и
лежал теперь на его белом мускулистом плече; теперь я смотрела на Аму
лет Прорицателя ревностно, как на свидетеля нашей любви, и не сразу
поняла, что бурые пятна на золотой пластинке не что иное, как ржавчи
на.
– Не смотри, – сказа Луар, не открывая глаз. – Мне неприятно, ког
да ты смотришь.
Я перевела взгляд на его лицо – на моих глазах ласковый ночной Лу
ар снова превращался в бронированное чудовище, подмявшее под себя Со
ву.
– Он ржавый? – спросила я шепотом.
Он открыл глаза. Накрыл Амулет ладонью и спрятал под одеялом:
– Да... Ржавчина – это знак... Что Тот, кто приходит извне, явился
снова.
Синица за окном примолкла. По гулкой гостиничной лестнице дробно
топотали шаги – вверх, вниз...
– Луар, – сказала я тихо. – Ты – маг?
Он посмотрел на меня почти испугано:
– Не знаю...
– А Сова? – спросила я еще тише.
Он удивился:
– Что – Сова? Сова уж точно не маг...
– А кто Сова? – не унималась я. – Тфим?
Он поднял брови:
– Так ты все слышала?
Я ткнулась лицом ему в плечо. Перед глазами моими в одну минуту
пролетели все ужасы последних дней; я всхлипнула и успокоилась только
тогда, когда рука его ласково почесала меня за ухом:
– Сова... Служитель Тфим. Служитель Ордена Лаш, который был в свое
время служкой моему отцу... То есть ты понимаешь, кому.
– Так ты шантажировал его! – радостно догадалась я. Луар поморщил
ся:
– На кой пес мне его шантажировать... Я думал, что хоть он–то зна
ет... Зачем они освободили Мор. Кто приказал – Магистр или Фагирра?
За дверью зычно перекрикивались горничные.
– Почему мы все время в гостинице, – спросила я рассеянно. – Всег
да в гостинице... Я хочу, чтобы у нас был дом. И дети.
– Она стоит на пороге, – глухо обронил Луар. – И ждет, чтобы ее
впустили... Та, что пришла извне.
– Так какого она пола, – пробормотала я задумчиво. – Та, что приш
ла, или Тот, кто пришел?
Он глянул на меня хмуро и укоризненно. Отвернулся.
– Луар... – я приподнялась на локте. – Коли ты Прорицатель, то
должен заглядывать в будущее! Погляди... а мальчика... назовем Эгер
том.
Он долго молчал, глядя в потолок.
– А зачем она пришла? – спросила я наконец. – Та, что извне?
– Чтобы войти и воцариться, – отозвался он глухо.
– Так может быть, пускай? – предположила я неуверенно. – Вряд ли
будет хуже, чем теперь...
– А Привратник станет ей слугой и наместником, – пробормотал он.
– Руал Ильмарранен по прозвищу Привратник, – изрекла я неожиданно
для себя. Он подпрыгнул, сел:
– Откуда ты знаешь?
Медальон покачивался на его груди. Я не могла оторвать взгляда от
фигурного отверстия в центре его.
– Ты добралась до книжки? – спросил он спокойнее. – Специально ис
кала? Ну–ну...
– Луар, – сказала я шепотом. – Эгерт и Тория любили друг друга,
даже когда был Черный Мор... Они знали, что у них впереди всего нес
колько дней – и все равно радовались... Может быть, и мы?..
Он встал, не одеваясь, отошел к окну. Исподтишка оглядев его, я с
удовольствием убедилась, что мой муж отлично сложен.
– Ты не веришь мне, – сказал он со вздохом. – Я и сам не всегда
верю... Что над миром действительно висит... Это. Неизвестно что. Во
всяком случае, Завещание Первого Прорицателя описывает приход внешней
Силы как очень паскудную процедуру: «Плачьте, живущие... С неба содра
ли кожу»...
Я поежилась, натянув одеяло до подбородка. Только теперь вместе с
холодком по спине ко мне явилось подозрение, что Луар далеко не шутит.
– Мне же надо с кем–то поделиться, – сказал он вдруг с отчаянием.
– Я же не могу все время быть один... И носить это в себе... Я не
маг... Я не знаю, как прорицать... Я не умею, и мне некого спросить. И
я не знаю, что делать... Я думал, что Фагирра знал. Но все они мол
чат... Не понимают, не помнят... Даже Сова... У него остались какие–то
вещи Фагирры, где–то в тайниках... Обещал добыть... Но и он не знает,
зачем... И это... – он взял Амулет в ладонь, – зачем Фагирре... Зачем
он пытал мою мать – чтобы добыть ЭТО...
Он вдруг закрыл лицо руками. Амулет выскользнул из его пальцев и
снова закачался на цепочке:
– Танталь... Пойди к ней. Пойди, а я не могу... Пожалуйста.
Повозки стояли на обочине, стояли, бессильно опустив оглобли. Не
веря своим глазам, я крепко, до боли вцепилась в Луара. Ни слова не го
воря, он придержал лошадь.
– Ты?!
Муха сидел на земле, растирая кулаком больные красные глаза. Бари
ан, внезапно ставший старым, не удивился мне и не обрадовался; Гезина
судорожно сжимала руку рыжей девчонки. Фантин растеряно хлопал длинны
ми светлыми ресницами:
– Ты... Здравствуй...
Я снова пробежалась взглядом по лицам. И снова, уже в тоске и
предчувствии. Распоротые бока повозок, вывернутые сундуки, пустые ог
лобли...
– Они все забрали, – сказал Фантин. – Лошадей...
– Флобастер?! – шепотом закричала я.
Бариан отвернулся. С видимым трудом указал на одну из повозок;
привычно подтянувшись, я вскарабкалась под изорванный тент.
Кто–то уже сложил ему руки. Он лежал на полу, горделиво вскинув
голову, не желая и не пытаясь скрывать перерезанное горло. Глаза его
не желали закрываться – холодно смотрели в синеющее через разорванный
полог чистое небо.
Рядом случился Луар, и он–то меня удержал.
Я кричала. Я проклинала Сову, я проклинала и себя за то, что была
рядом с убийцей – и не прикончила его. Я клялась небу, что Сова умрет
страшной смертью, что я выжгу дотла и лес и поля, что я отомщу, что я
убью всех, если понадобится, что я всю жизнь буду убивать, но отом
щу... Луар держал меня сзади, я извивалась в его руках, захлебывалась
слезами и проклятиями, и он не выпустил меня до тех самых пор, когда,
ослабев, я тряпкой сползла на пол, к ногам лежащего Флобастера.
Луар о чем–то вполголоса переговорил с Барианом; до меня долетало,
как сквозь вату: «не надо было... псы... и связали всех... он один...
не знаю... теперь все равно...»
Мутными бессмысленными глазами я смотрела, как рука Луара кладет
на доски туго набитый мешочек:
– Не побрезгуй, Бариан... Я задолжал. За тот спектакль... Ты пом
нишь. Самый главный спектакль в моей жизни. Прими. Купи лошадей.
– Откуда у тебя столько денег? – потрясенно спросил кто–то; кажет
ся, это была Гезина, я не разобрала, мне было все равно; я думала, о
том, что Флобастер не простил меня перед смертью. А если и простил, то
я теперь не узнаю.
Никогда.
