* * *
Порыв ветра снова привел его в чувство.
Пустое серое небо и пустые поля; в мире не осталось людей – только
сын, его мальчик, его гордость, его надежда, плод самой чистой на свете
любви. Лицо Луара в обрамлении просторного серого капюшона – и просту
пившее сквозь него другое лицо, в таком же капюшоне, другое лицо, и –
небо! – ТО ЖЕ САМОЕ ЛИЦО! Усталый добродушный взгляд, узкие губы, се
ро–голубые, как у самого Эгерта, глаза...
Двадцать лет назад он убил этого человека. Он всадил ему в грудь
не кинжал, как потом утверждала молва. Нет, он проткнул Фагирру острыми
рукоятями железных клещей – клещей палача...
Лошадь зашаталась. Эгерт сполз с седла, лег на землю, уронив лицо
в ледяную лужу. Дождь плясал на его спине.
...Клещи палача. Тория в камере пыток. Шрамы... не сошли до сих
пор, об этом знает лишь Эгерт – да пара поверенных горничных. Он убил
того человека – и свято верил, что вместе с ним загнал в могилу все са
мое страшное, что было в их с Торией жизни...
И ведь он видел раньше. Видел – и не желал понимать, откуда те
приступы глухого беспокойства, которые он давил под пятой своего безус
ловного заслуженного счастья...
Почти двадцать лет. День в день. Девятнадцать с лишним лет...
Окровавленные рукояти торчали из спины. Агония... На другой день
преступление ордена Лаш раскрылось, горожане начали самосуд... А Фагир
ру, он слышал, так и закопали – с клещами палача...
Закопали. Его закопали – а он дотянулся из могилы. Он отомстил
так, как мстят лишь изощренные палачи – он...
Перед глазами Солля переступали грязные копыта измученной лошади.
Эгерт закрыл глаза – и зря, потому что веселое лицо Луара в обрамлении
капюшона было уже тут. Только из глаз сына смотрел Фагирра: «Так–то,
Эгерт. Я знал, что рано или поздно захочешь оказаться там, где сейчас
я. Тебе следовало дать себя убить, Солль. Тебе не стоило противиться
неизбежному и бороться за жизнь женщины, которая уже тогда – уже тогда!
– несла в себе мое семя. Вот тебе подарочек из могилы – сынишка, кото
рого ты любил, как плод... самой чистой на свете любви, хе–хе. Я пре
дупреждал тебя, Солль – лучше быть моим другом, нежели врагом... А те
перь поздно. Плачь, Солль... Плачь...»
Он плакал.
