II
(только на четверть века раньше, когда не было еще ни этой картотеки,
ни этой квартиры. а сам Баржин был не доктором биологических наук, не
Борисом Вениаминовичем, а просто Борькой, еще чаще – только не дома,
разумеется, – и вовсе Баржой.
И было Борьке–Барже тринадцать лет. Как и любви, коллекционерству
покорны все возрасты. Но только в детстве любое коллекционирование
равноправно. Бывает, конечно, и почтенный академик собирает упаковки от
бритвенных лезвий, – но тогда его никто не считает собирателем всерьез.
Чудак, и только. Вот если бы он собирал фарфор, картины, марки, наконец, или
библиотеку, – но только не профессиональную, а – уники, полное собрание
прижизненных изданий Свифта, – вот тогда это настоящий собиратель, и о нем
отзываются с уважением. Коллекционирование придает человеку
респектабельность. Если хотите, чтобы вас приняли всерьез, не увлекайтесь
детективами и фантастикой, коллекционируйте академические издания.
Не то в школе. Что бы ты ни собирал, – это вызовет интерес, и не
важно, увлекаешься ли ты нумизматикой или бонистикой, лотеристикой или
филуменией, филателист ты или библиофил( Да и слов таких обычно не
употребляют в школьные годы. Важен сам священный дух коллекционирования.
Борькин сосед по парте собирал марки; Сашка Иванов каждое лето пополнял
свою коллекцию птичьих яиц; на уроках и на переменах всегда кто–нибудь
что–нибудь выменивал, составлялись хитрые комбинации. Эти увлечения знавали
свои бумы и кризисы, но никогда не исчезали совсем И только Борька никак не
мог взять в толк зачем все это нужно.
Но что–то собирать надо было – хотя бы для поддержания реноме И такое,
чтобы все ахнули. – ай да Баржа! И тут подвернулся рассказ Нагибина «Эхо».
Это было как откровение. Само собой, Борька был далек от прямого плагиата.
Но понял, что можно собирать вещи, которые не пощупаешь руками. И он стал
коллекционировать чудеса.
Конечно, не волшебные. Просто изо всех журналов. газет, книг, которые
читал, он стал выбирать факты о необычных людях. Необычных в самом широком
смысле слова. Вольф Мессинг, Роза Кулешова, Шакунтала Дэви и Уильям Клайн,
– все что попадалось ему о подобных людях, он выписывал, делал вырезки и
подборки. Сперва они наклеивались в общие тетради. Потом на смену тетрадям
пришла система каталожных карточек, – Борькина мать работала в библиотеке
К десятому классу Борис разработал уже стройную систему. Каждое
сообщение сперва попадало в «чистилище», где вылеживалось и перепроверялось.
Если Оно подтверждалось другими или хотя бы не опровергалось – ему
открывалась дорога в «рай», к дальнейшей систематизации. Если же оказывалось
уткой, вроде истории Розы Кулешовой, то не выбрасывалось, как сделал бы это
на Борькином месте другой, а шло в отдельный ящик – «ад».
Чем дальше, тем больше времени отдавал Борька своему детищу, и тем
серьезнее к нему относился. Но было бы преувеличением сказать, что уже тогда
в нем пробудились дерзкие замыслы. Нет, не было этого, если даже будущие
биографы и станут утверждать обратное. Впрочем, еще вопрос, станут ли
биографы заниматься персоной д.б.н. Б.В.Баржина( Особенно в свете последних
событий.
Так или иначе, к поступлению Бориса на биофак ЛГУ коллекция была
непричастна. Если уж кто–то и был повинен в этом, то Рита Зайцева, за
которой он потел бы и значительно дальше. Ему ЖЕ Было более или менее все
равно, куда поступать. Просто мать настаивала, чтобы он шел в институт( А на
биофак в те годы был ко всему не слишком большой конкурс.
И только встреча со Стариком изменила все А было ото уже на третьем
курсе
Старик в те поры был доктором, как принято говорить в таких случаях,
«автором целого ряда работ», что, заметим, вполне для доктора естественно, а
также – автором нескольких научно–фантастических повестей и рассказов, что
уже гораздо менее естественно и снискало ему пылкую любовь студентов и
аспирантов, в то время как иные коллеги относились к нему с определенным
скепсисом. Уже тогда все называли его Стариком, причем не только за глаза.
Да он и в самом деле выглядел значительно старше своих сорока с небольшим
лет, а Борису и его однокурсникам казался и вовсе( ну не то чтобы старой
песочницей, но вроде того.
Старик подошел к Борису первым: от кого–то он узнал про коллекцию, и
она заинтересовала его. На следующий вечер он нагрянул к Баржиным в гости.
– Знаете, Борис Вениаминович, – сказал он, уходя (это было
характерной чертой Старика: всех студентов он знал по имени и отчеству и
никогда не величал иначе), – очень получается любопытно. Сдается мне, к
этому разговору мы еще вернемся. А буде мне попадется что–нибудь в таком
роде, – обязательно сохраню для вас. Нет, ей–ей, золотая это жила, ваша
хомофеноменология.
Он первым ввел это слово. И так оно и осталось: «хомофеноменология».
Несмотря на неудобопроизносимость. Из уважения к Старику? Вряд ли. Просто
лучшего никто не предложил. Да и нужды особой в терминах Борис не видел
А жизнь шла своим чередом. Борис кончил биофак, – если и не с блеском,
то все же очень неплохо, настолько, что его оставили в аспирантуре. А когда
он, наконец, защитился и смог ставить перед своей фамилией каббалистическое
«к.б.н.", – Старик взял его к себе, потому что сам Старик был теперь
директором ленинградского филиала ВНИИППБ, то бишь Всесоюзного
научно–исследовательского института перспективных проблем биологии,
организации, в просторечии именовавшейся «домом на Пряжке». Нет–нет, потому
лишь, что здание, где помещался филиал, было действительно построено на
набережной Пряжки, там где еще совсем недавно стояли покосившиеся
двух–трехэтажные домишки(
Старик дал Баржину лабораторию и сказал:
– Ну, а теперь – работайте, Борис Вениаминович. Но сначала –
подберите себе людей. Этому вас учить, кажется, не надо.
Люди у Баржина к тому времени уже были. И работа – была. Потому что
началась она почти год назад.
В тот вечер они со Стариком сидели над баржинской коллекцией и
рассуждали на тему о том, сколько же абсолютно не используемых резервов
хранит в себе человеческий организм, особенно мозг.
– Потрясающе, – сказал Старик. – Просто потрясающе! Ведь все эти
люди абсолютно нормальны. Во всем, кроме своей феноменальной способности к
чему–то одному. Это – не патологические типы, нет. А что, если представить
себе все эти возможности сконцентрированными в одном человеке, этаком
Большом Бухарце, а? Впечатляющая была бы картина( Попробуйте–ка построить
такую модель, Борис Вениаминович(
