Раздел 3.
...Улисс очнулся от нестерпимой горечи во рту и открыл глаза. Он
лежал на полу, Полифем, стоя на коленях рядом, по капле вливал ему в рот
какую–то жидкость из темного пузырька.
– Ты что это, парень? – взволнованно говорил он, приподнимая одной
рукой голову Улисса. – Где это тебя угораздило дозу схватить? Осторожней
надо с такими вещами!
Ужасно болели глаза, клочья черной пелены медленно кружились по
комнате, застилая свет. Кожа на лице и руках горела огнем. Совсем как у
Ксапы, подумал вдруг Улисс. Она точно так же чувствовала себя в первые дни
после падения в реку. Только ожоги были у нее по всему телу... Снова
подкатила тошнота. Улисс скорчился на полу и закашлялся, давясь рвотой. А
вот этого у нее не было, отрешенно думал он. У кого–то другого было.
Совсем недавно. У кого же? И куда он потом делся? Ах, да, Псан–добытчик и
его сыновья! Все то же самое... Только ведь они не прожили и суток...
И вдруг он понял, свирепень! Ну, конечно, он напугал зверя огнем и
грохотом страшной машины, а тот в ответ поразил его своим невидимым ядом.
«Когда надоест жить, – поучал молодью Дед, – кинь копье в свирепня». Улисс
застонал. Эта смерть. Он с трудом поднялся, и снова сел на ящик у стола,
и, закрыв лицо руками, чтобы свет не резал так нестерпимо глаза сказал
Полифему:
– Иди к своему монитору. Я все понял, буду нажимать кнопку когда
нужно. Только торопись, мне недолго... Осталось.
Полифем не ответил. Улисс поднял голову. В комнате никого не было.
Где же он? Неужели этому столетнему дураку не ясно, как дорого сейчас
время? Ведь тот, кого ему послал нарисованный на картинке Бог, скоро
умрет!
В коридоре раздались шаги, и в комнату вошел Полифем с черной
коробкой в руках.
– Сейчас, сейчас, потерпи! – сказал он Улиссу и, поставив коробку на
стол, принялся перебирать в ней разные склянки и блестящие металлические
детали.
– Скорее иди к монитору, – снова заговорил Улисс, тяжело дыша, –
скорее, пока я еще могу нажимать кнопку. У нас осталось мало времени,
понимаешь? Мне скоро конец, свирепень отравил меня. Свирепень... Такой
зверь...
– Да, да, – отвечал Полифем, не слушая, – сейчас все будет хорошо,
сейчас...
Улисс вздрогнул, что–то острое вдруг впилось ему в руку.
– Ничего, ничего, – повторял Полифем, – это просто укол. Будет
немного кружиться голова, но ты не пугайся. Ложись–ка вот сюда, на
постель.
Улисс поднялся, но вдруг почувствовал, что у него отнимаются руки и
ноги. «Поздно, – подумал он, – я умираю». И как подкошенный рухнул на кучу
тряпья у стены.
Уже который день он идет вдоль отвесной стены Предельных Гор,
смотрит, не отрываясь, на зарево, разгорающееся над ним, и никак не может
понять, почему оно не зеленое, как всегда, а красное. Там, за стеной,
новые земли, это он знает точно, но попасть туда невозможно, потому что в
стене нет ни единой щелочки, в которую можно было бы пролезть или хотя бы
зацепиться и подняться наверх. Стена нависает над ним и мерно колышется в
такт отдаленному рокоту, идущему из глубины гор.
Нет, это не горы, это свирепень развалился на дороге в новые земли и
спит. И пока он не проснется, туда но попасть, а когда проснется, всем
землям придет конец – и новым, и старым, и не будет никаких...
Но что это? На вершине стены появляется яркая оранжевая искра и
быстро растет! Это люди забрались на тушу спящего свирепня и подают
сигнал! Они развели там костер и все подкладывают, подкладывают в него
дрова, огонь разрастается, ширится, набухает...
И вдруг раздается страшный грохот – проснулся свирепень. Разгневанный
зверь поднимается на ноги, и огонь, сорвавшись с его спины, падает на
землю тяжелой каплей смертельного яда...
Улисс проснулся. Он лежал на постели Полифема все в той же комнате.
Стена, возвышавшаяся во сне слева, оказалась боковой стенкой деревянного
ящика, на котором стояли большой стеклянный сосуд с водой и светильник,
прикрытый красным колпаком. Через край сосуда свешивался кончик тряпки, и
на нем, медленно набухая, разгоралась оранжевым светом капля воды. Вот
сейчас она сорвется и упадет. Улисс зажмурился.
Что–то не так, подумал он. Ничего этого не должно быть – ни комнаты,
ни красного света, ни водяных капель – все это стало невозможным после
того, что случилось. А что, в самом деле, случилось? Надо бы вспомнить...
Скверное что–то. Такое, что хуже некуда, Удивительно! Осталось
воспоминание о безнадежном каком–то отчаянии, а вот отчего оно происходит,
Улисс забыл. Ксана? Нет, не то. Вернее, Ксана тоже, но она далеко, о ней
ничего не известно... Свирепень! Да, он перегородил своей тушей проход в
новые земли... Нег это был сон. И все–таки свирепень. Его невидимый яд.
Кого–то он этим ядом убил. Кого?
Стоп! Улисс приподнялся на постели, удивленно оглядываясь. Он все
вспомнил, но от этого стал понимать еще меньше. Он жив? Как же так? Почему
исчезла боль в глазах? Куда девалась тошнота? Прислушиваясь к своим
ощущениям, Улисс осторожно встал.
Он чувствовал только слабость в ногах и сильный голод – больше
ничего. Болезнь исчезла.
Полифем дремал над книгой у стола. Улисс подошел к нему и коснулся
плеча – не для того, чтобы разбудить, просто ему хотелось еще раз
убедиться, что он видит этого человека наяву. Полифем вздрогнул и открыл
глаза. Он бросил быстрый взгляд на циферблатстрелка еще не достигла
середины шкалы, – а затем уже повернулся к Улиссу.
– Поднялся? – произнес он, улыбаясь. – Ты себе не представляешь,
парень, как это здорово – знать, что есть живой человек, который может
хлопнуть тебя по плечу! Давненько не испытывал ничего более приятного!
Однажды, правда, я почувствовал на своем плече руку, но тогда за
спиной у меня стоял мертвец и ждал только, чтобы я оглянулся. Не помню,
чем это кончилось, кажется, у меня тогда был бред... Ну–с? Ты, я вижу,
совсем поправился, сынок? Наклонись–ка поближе, я хочу посмотреть на твои
глаза. Не робей, все уже позади. Можешь мне поверить, за сто лет я неплохо
поднаторел в медицине, по крайней мере теоретически. – Полифем сладко
зевнул и захлопнул книгу. – Интереснейшая, черт возьми, наука!
– Я ничего не понимаю. – просипел Улисс. В горле у него было сухо. –
Что со мной случилось? Я думал, это свирепень...
– Свирепень, – задумчиво повторил Полифем, – может, и свирепень... А
ну–ка скинь куртку.
Он поднялся и обошел вокруг Улисса, внимательно его разглядывая.
– Не знаю уж, что там за свирепень, но получил ты вполне достаточно,
чтобы твердо обосноваться на кладбище.
Полифем вернулся к столу и взял стоявшую на нем черную коробку.
– Если бы не регенератор, – сказал он, снимая крышку и показывая
Улиссу уложенные рядами ампулы, – дело могло бы обернуться для тебя очень
скверно. Но это волшебное средство творит прямо–таки чудеса. И вдобавок
замечательно сохраняется. Оно появилось у нас всего за несколько месяцев
до войны, слишком поздно, конечно. Нигде в мире его еще не было, а ведь
оно могло бы многих спасти.
Улисс с удивлением смотрел на ампулы. Почти такие же он выбросил в
шахту Большой Ямы, они лишь немного отличались формой и цветом. И в этих
склянках помещается сила, способная излечить человека, смертельно
отравленного невидимым ядом! Они могли бы поставить на ноги всех тех, кто
умирал, попав под розовый дождь, или был застигнут наводнением в лесу и
умер через несколько месяцев, или отбивался копьем от свирепня... Они
могли бы вылечить Ксану! Если только...
Да, есть одно условие. Ведь Полифем не вылечил никого из тех, кто был
здесь в день войны. Лекарство помогает только живым, оно не может
воскресить мертвого. Если Ксана еще жива, ее можно спасти, а если...
Нужно бежать немедленно к ней! Нельзя терять ни минуты!
Да, но как же он уйдет? Ведь Полифем скова останется один на один со
смертью, грозящей людям. Дождется ли он возвращения Улисса? Сколько
времени ему придется ждать? Нет, в Город идти рано.
– Когда мы сможем покончить с этим монитором? – спросил Улисс.
– Скоро, малыш, – ответил Полифем, – теперь уже скоро. Но сначала ты
должен восстановить силы, больше всего тебе сейчас нужен хороший бифштекс.
Пойдем–ка, я угощу тебя кое–чем, дичи здесь, слава Богу, хватает, да и
боеприпасами я обеспечен еще на сотню лет...
...Среди разбросанных по комнате вещей стоял натянутый на проволочный
каркас мешок с двумя широкими лямками. Полифем называл его рюкзаком и
постепенно набивал всякой всячиной – инструментами, различными деталями,
мотками проволоки, патронами и свертками с едой.
– Одному Богу известно, что там теперь делается, – говорил он,
укладывая в рюкзак фляжку с водой, – наверное, будет не так–то просто
попасть внутрь, да и в самой шахте ползать не легче. Тамошние коридоры
никогда, в общем–то, не предназначались для прогулок, а сейчас и вовсе
могут оказаться непригодными.
– Так что все это, – он приподнял рюкзак и хорошенько его встряхнул,
– может очень пригодиться.
Уж теперь–то я доберусь до этого проклятого механизма! Если
понадобится – зубами прогрызу к нему дорогу. Мы посчитаемся еще за сотню
лет, которую я здесь проторчал. Сколько сделать можно было! Сколько людей
спасти, научить, уберечь, эх!..
– Ну, кажется, все. – Полифем завязал рюкзак и с помощью Улисса
водрузил его на спину. – Подайка мне автомат. Да не бойся, это еще не
самое страшное, что тут есть! Вот так. – Он повесил автомат на шею и,
подойдя к Улиссу, положил ему руку на плечо.
– Пожалуй, пора. Счастливо, малыш. Главное – не забудь про кнопку.
Что бы ни случилось, главное – это кнопка, Я постараюсь управиться
побыстрей, но, может быть, мне понадобится несколько дней. Придется
потерпеть, сыпок. Только никуда не уходи из комнаты. Еды у тебя навалом,
можешь дремать вполглаза – мой будильник разбудит мертвого... Все понял?
Улисс кивнул. Ему было не особенно приятно оставаться одному в этом
каменном мешке под землей, но в общем он считал свои обязанности простыми.
И потом, это ведь ненадолго. День–два, и Полифем вернется.
С монитором будет покончено, и они вместе пойдут и Город. И никакой
свирепень им будет не страшен...
Полифем еще раз окинул взглядом комнату и с затаенной тревогой
посмотрел на циферблат, по которому, медленно приближаясь к красной черте,
ползла стрелка.
– Ну, все, пошел. Прощаться не будем. Увидимся... – Он решительно
повернулся и вышел из комнаты.
Улисс остался один. Пока в коридоре были слышны шаги Полифема, он все
стоял посреди комнаты и глядел на дверь, потом подошел к столу и сел в
мягкое кресло. Теперь главное – терпение, подумал он. Надо ждать. Ждать,
как в карауле на стене. Как в засаде на охоте. Только там с ним были Дед,
Шнбень, Ксана, а сейчас придется ему ждать одному...
Нет, не так. Ксана тоже ждет. И весь Город, и все люди, где бы они ни
жили. Все, кто еще жив, ждут возвращения Полифема. Только мертвым все
равно, их уже не спасти, а живым можно помочь...
Улисс вспомнил далекий голос, звучавший в ящике, который ему
показывал Полнфем. Сквозь хрипы и свист доносились незнакомые, неизвестно
что означающие слова, но главное – это была человеческая речь.
Где–то там, за Мертвыми Полями, или еще дальше живут люди. Нужно
что–то починить, и тогда они смогут нас услышать, говорил Полифем. Можно
добраться до людей или позвать их сюда и тогда вместе хоть что–то
исправить, восстановить хоть часть уничтоженного сто лет назад мира...
Стрелка медленно ползла по циферблату. Когда она приблизилась к
красной черте, Улисс нажал кнопку а вернул ее в начало шкалы. Все очень
просто, когда нужно проделать это один раз. Труднее будет каждый час
нажимать кнопку несколько дней подряд... А ведь Полифем делал это столько
лет!
Откуда–то вдруг послышался отдаленный стук.
Улисс насторожился. Где–то хлопнула дверь, и металлический пол
загудел от частого, отчаянного топота.
Звук все нарастал, и наконец в комнату, хрипло дыша, ворвался
Полифем. Он был без рюкзака и без автомата, на плече болтался выдранный из
куртки клок. Первым делом Полифем подскочил к столу и, выкатив глаза,
уставился на циферблат. Он долго, не отрываясь, смотрел на него, а потом
вдруг закрыл лицо руками и разрыдался.
– Что случилось? – спросил Улисс, усадив Полифема в кресло. – Где
твое оружие? Где мешок? На тебя кто–нибудь напал?
Но тот лишь всхлипывал, отрицательно мотая головой. Улисс дал ему
воды. Полнфем хлебнул и закашлялся.
– Погоди, – выдавил он, – дай мне отдышаться, сейчас все расскажу.
Он долго сидел, обхватив голову руками и чуть покачиваясь из стороны
в сторону.
– Оказывается, это не так просто, как я думал, – заговорил он
наконец. – Все дело во мне. Миллионы раз я в деталях представлял свой
поход к шахте и совершенно упустил из виду одну мелочь. Нажимать кнопку
для меня – это не просто привычка. Это стало уже инстинктом, жизненной
потребностью. Я слишком долго этим занимался и привык считать это самым
главным, И вот теперь не могу уйти от нее. Я чуть с ума не сошел, когда
подошло время нажимать кнопку. Я заставлял себя идти дальше, обзывал
трусом, бился головой о камни, но все бесполезно. В конце концов я бросил
и рюкзак, и автомат и прибежал сюда... Будь ты проклято, дьявольское
изобретение! Из–за тебя я ни на что уже не гожусь! Я способен только
следить изо дня в день за этой трижды осточертевшей стрелкой!
Полифем ударил кулаком по столу и отвернулся. Некоторое время он
молчал, уставившись в стену к тяжело дыша, а затем повернулся к Улиссу с
грустной улыбкой.
– Ничего, малыш, это пройдет... Я попробую еще раз, только мне нужно
немного прийти в себя...
– У–у–ли–исс! – голос был слабый и далекий, но такой зовущий, полный
отчаяния, что, услышав его, нельзя было ни минуты оставаться на месте.
– Я здесь! – закричал Улисс. Он попытался вскочить, но острый край
плиты уперся ему в грудь и не дал даже шевельнуться.
В чем дело? Улисс некоторое время не мог сообразить, что произошло.
Наконец он вспомнил. Ф–фу! Все понятно. Кажется, просто уснул. Он протянул
руку и нащупал в темноте толстый проволочный жгут. Да–да.
Все правильно. Нужно ползти вдоль него. Там впереди виднелась
какая–то дыра. Но почему сейчас ничего не видно? Ну да, свеча погасла.
Сколько же времени прошло? Он полз под огромной кучей металла, находил
проходы, попадал в тупики, возвращался и снова продвигался вперед, а
может, и не вперед – сохранять здесь направление было очень трудно – пока,
наконец, не обнаружил этот жгут и не решил по возможности двигаться вдоль
него.
Он хорошо запомнил наставления Полифема. Он умел обращаться с
автоматом и инструментами, знал на память все каналы и ответвления
монтажного лаза и освоил больше десятка способов отключения механизма
автоматического старта. На обучение пришлось потратить немало драгоценного
времени, но другого выхода не было – Полифем так и не смог заставить себя
надолго оторваться от комнаты с кнопкой.
Все верно, только нужно зажечь свечу, а для этого хорошо бы выбраться
в какое–нибудь более просторное место, где можно хотя бы перевернуться со
спины на живот и достать спички. Улисс подался чуть вперед и вдруг
почувствовал, как пол под ним дрогнул от тяжелого беззвучного удара. Он
насторожился. За первым ударом последовал второй, третий, плита над ним
ритмично вздрагивала, и Улисс вдруг вспомнил, что так уже было. Он уже
слышал, вернее, ощущал эти удары перед тем, как уснул. Нет, не уснул, а
потерял сознание! Едва вспомнив все это, Улисс почувствовал, что у него
снова кружится голова, он уже не мог опоеделить, где верх, а где низ, ему
показалось, что пол коридора проваливается и он летит, кувыркаясь, в
бездонную глубину шахты...
– У–у–ли–и–сс!
Он поднял голову. Нет, это все еще коридор. Но голос! Он прозвучал
теперь гораздо ближе, и Улисс узнал его. Ксана!
– Ксана! – закричал он, – я здесь!
Плита вдруг тронулась с места и стала медленно поворачиваться,
сильней надавив ему на грудь. Улисс рванулся, пытаясь выбраться из–под
нее, по что–то твердое, налетевшее из темноты ударило его по голове и
бросило в небытие...
...Белый холодный свет... Нет, просто несколько светящихся точек
где–то там, в невообразимой вышине...
Наверное, звезды. Значит, опять сплю, подумал Улисс. Ну и хорошо.
Эти несколько звезд светили с неба специально для него, лежащего на
самом дне бездонного колодца... Колодца? Нет, шахты. И не на дне, конечно,
что за ерунда? Улисс попытался поднять голову, но сейчас же в затылке
отозвалась такая боль, что зарябило в глазах.
Он потрогал затылок рукой и нащупал огромную шишку. И все–таки жив,
подумал он. Опять жив. И, кажется, остался на том же месте. Да, вот трубы,
вот плита, а вот и проволочный жгут, вдоль которого нужно ползти. Только
звезды... Откуда они взялись? Он зашевелился, окончательно выбрался из–под
плиты и, застонав от боли в затылке, сел. Можно считать, что все в
порядке, руки и ноги слушаются, крови вроде бы нет, а на остальное
наплевать... Он поднял голову. Звезды сияли в темноте, ничего не освещая,
ко всему равнодушные и неподвижные, наверное, совсем так же они висели над
землей и до войны, и войны никакой не заметили, и не знали, что теперь с
земли их можно лишь изредка увидеть в разрывах багрово–серых туч.
Значит, уже ночь, подумал Улисс. А звезды видны через какую–то дыру.
Интересно, можно ли до нее добраться? Это очень бы пригодилось. На
обратном пути.
Он зажег свечу и, осмотревшись, обнаружил вдруг, что все вокруг
изменилось и прохода, которым он добрался сюда, больше не было. Зато
баррикада из переплетающихся труб впереди стала гораздо реже, прозрачней,
в ней появились большие темные проемы.
Похоже, все, что могло обрушиться здесь на пол, обрушилось от
последнего страшного удара, и подпирало кучу теперь только то, что
держалось по–настоящему крепко.
Повезло, подумал Улисс. Легко отделался. Сколько железа упало вокруг!
Этого хватило бы, чтобы раздавить сотню человек. В крупу, в пыль... Отчего
же случился обвал? Он попытался вспомнить, но в памяти всплывал только
далекий голос. Нет, это был сон, или просто показалось, или... Нет, никак
не вспомнить...
Он нырнул в один из проемов и сейчас же обнаружил длинный низкий
проход под опустившимся почти до пола, но все же целым потолком монтажного
лаза. Скоро он уже шел по коридору, отсчитывая попадавшиеся изредка двери
и люки. Три, четыре, пять... Следующая! Да, вот она, широкая двустворчатая
железная дверь, ведущая в помещение с распределительным пультом. Так
говорил Полифем. Улисс не знал, что это за пульт такой, да ему и не было
до него дела, он должен только поддеть одну крышку и добраться до толстых
черных проводов. Но для этого нужно сначала попасть в комнату... Он взялся
за ручку двери и потянул. Закрыто. Все правильно, чтобы ее открыть, нужно
перепилить вот эту скобу или отвинтить вон те три' болта наверху. Но
инструменты остались в рюкзаке, до них теперь не добраться. Есть только
топор. Маленький, удобный топорик из прочной стали. Ничего, какнибудь...
Он просунул лезвие топора под скобу, слегка ее отогнул, потом ударил
сверху, снова отогнул, снова ударил... Скоба изгибалась все легче, вот
появилась на ее поверхности трещина, и наконец, жалобно звякнув, железная
полоска переломилась. Створки двери распахнулись, и в глаза Улиссу ударил
яркий солнечный свет...
В первый момент он увидел только зеленую траву под ногами, затем
разглядел поднимающуюся сбоку стену дома с двумя большими чистыми окнами
и, наконец, на лужайке перед домом заметил девушку, сидевшую в легком
деревянном кресле у столика. На коленях у нее лежала раскрытая книга.
– Ксана! – прошептал Улисс.
Девушка подняла голову и улыбнулась ему.
– Наконец–то! – сказала она. – Сколько можно тебя звать? Ты что,
спал?
Улисс молча смотрел на нее, на траву, на деревья у ограды, на голубое
небо с плывущими по нему белыми облаками и никак не мог понять, почему все
это кажется ему непривычным, удивительным. Словно он ожидал увидеть что–то
совсем другое, а что именно, забыл. Вот только сейчас помнил и вдруг
забыл. Нехорошее что–то, мрачное, как кошмарный сон. А может, это и в
самом деле был сон? Наверное... Ну, конечно – там нагромождение каких–то
ужасов, даже вспоминать не хочется, а здесь все, как должно быть – вот его
дом, вот лужайка перед домом, а вот его сестра Ксана.
И все же Улисс чувствовал, что сон не отступил окончательно, что он
где–то рядом, и стоит только уловить какой–то особенный звук или поглядеть
в нужную сторону, и он сразу вспомнится.
– Да, – проговорил Улисс, – кажется, я спал.
– Я так и подумала, – усмехнулась Ксана. – А тут Дед приходил, на
речку звал. А я ему: спит, говорю. Всю ночь где–то бродил, а теперь спит.
– А он что?
– Да что он? Дожидаться тебя будет, что ли? Повернулся и ушел.
Говорит, как проснется, пусть приходит на наше место. Он, говорит,
знает...
Улисс кивнул. Это уж точно, Дед любит у реки посидеть. Да и кто не
любит? Воздух свежий, вода журчит, солнышко пригревает.,.
– А ты что же с ним не пошла? – спросил Улисс у Ксаны.
– Да неохота мне с ним без дела сидеть, – сказала она, – опять он
начнет свою жизнь рассказывать. А в воду лезть страшно...
Что–то вдруг словно кольнуло Улисса в сердце.
– Почему страшно? – осторожно спросил он.
– Так она холодная с утра, вода–то!
Улисс опять покивал. Нет, не то... А казалось, вотгот что–то
вспомнится...
Он подошел к сестре и заглянул в ее книгу. На яркой цветной картинке
голубое небо, зеленая лужайка перед домом и девушка в белом платье,
склонившаяся над книгой. Ну совсем как здесь! Однако эту картинку Улисс
уже где–то видел, только вот где? Он попытался вспомнить, но не смог, в
памяти всплыл только запах пыли и хруст битого стекла под ногами. Где же
это было? Нет, никак не ухватить...
Он оторвал взгляд от книги и вдруг заметил прислоненное к столу
толстое суковатое полено.
– А это еще что такое?
Ксана повернула голову.
– Как что? – сказала она, удивленно поглядев на Улисса. – Это же
Шибнева дубина!
– Что?! – Улисс почувствовал, что покрывается ледяным потом. Знакомо
закружилась голова. Откуда–то донесся гулкий тяжелый удар. Шибнева дубина.
Город. Свирепень. Полифем. Шахта. Это не сон! Это здесь, рядом. Это сзади!
Вот куда нужно посмотреть – назад!
И сейчас же за спиной послышался негромкий скрип. Улисс стремительно
обернулся. В рубиновом свете аварийных огней он увидел наклонившееся над
ним невообразимо толстое, покрытое буграми и выростами змеиное тело,
переходящее в огромную круглую голову с ячеистыми глазами и широкой
пастью. По сторонам головы, словно небольшие кожистые крылья, дрожали
полупрозрачные перепонки. Усеянная острыми зубами пасть медленно
приближалась, и не было сил ни бежать от нее, ни защищаться.
Но Улисс не испытывал страха перед неведомой тварью, его гораздо
больше угнетало другое. Он вдруг понял, что ни лужайки перед домом, ни
Ксаны в белом платье не было на самом деле – все это привиделось ему.
Толстая безмозглая змея обманула его, усыпила, заставила поверить
несбыточной мечте, и все это только для того, чтобы без помехи подкрасться
к нему и насытить свое брюхо!
Улисс поглядел на зажатый в руке топор и вдруг бросился навстречу
раскрытой пасти, поднырнул под тяжелую нижнюю челюсть и ударил в то место,
откуда росла перенонка. Вот тебе! За Ксапу и за меня! Резкий толчок
отбросил его в сторону, но и змея испуганно отпрянула и отступила в
коридор. Перепончатые крылья у нее за головой сложились, и сейчас же Улисс
почувствовал, как ушла из мозга боль, не дававшая нормально думать, или,
может быть, шум, заглушавший мысли.
Он вскочил на ноги и, размахивая топором, бросился к двери. Чудовище
готовилось отразить нападение, своими страшными зубами оно могло бы
перекусить его пополам, но Улисс вдруг остановился и, ухватившись за
створки двери, рванул их на себя. Дверь захлопнулась перед самым носом
змеи.
– Вот так, – бормотал он, закрывая задвижку, – если ты не догадаешься
тянуть за ручку, то еще повозишься, а мне много времени и не надо,
остались пустяки.
Он достал из кармана спички и свечу, зажег ее и огляделся. Ага, вот
он, тот самый ящик с черным треугольником на крышке! Улисс подошел к нему,
пристроил свечу рядом и взялся за топор. В это время раздался тяжелый удар
в дверь.
– Не сразу, не сразу! – прошептал Улисс, засовывая лезвие топора под
крышку. – Не запирай, дура!
Крышка слетела на пол. В ящике оказалась коробка поменьше, к ней,
собираясь в пучок, со всех сторон шли черные блестящие кабели.
– Они! – закричал Улисс во весь голос. – Нашел!
Дверь вдруг задрожала и под страшным напором прогнулась внутрь.
– Сейчас, сейчас! – Улисс размахнулся и изо всех сил ударил по
кабелям.
Из–под топора брызнули искры. В комнате вдруг вспыхнул яркий свет,
пронзительный вой разнесся по всей шахте.
И сейчас же со всех сторон послышался дробный стук, писк, скрежет и
топот. Где–то на разные голоса дребезжали звонки.
– Забегали! – кричал Улисс, продолжая рубить.
Вой сирены еще усилился и заглушал теперь даже тяжелые удары в дверь.
Рваное треугольное отверстие появилось уже в одной из створок, но Улисс не
смотрел в ту сторону. Широко взмахивая топором, он перерубал последний
кабель.
