11. Они Видят, Слышат и Чуют
Проблема, заинтересовавшая Тольку, была затронута и на специальном
совещании в Академии наук, где я присутствовал как автор заснятого мною
фильма о пришельцах из космоса. Говорилось о многом, но, пожалуй, больше
всего о природе феномена и его особенностях. Меня же это снова вывело на
орбиту розовых «облаков».
На совещание я пришел примерно за час до начала, чтобы проверить
проектор, экран и звук: фильм демонстрировался уже с дикторским текстом. В
конференцзале я нашел только стенографистку Иру Фатееву, о которой мне
говорили как о будущем секретаре особой комиссии, проектируемой в связи с
совещанием. И, между прочим, предупредили, что это кобра, полиглот и
всезнайка. Спроси у нее, что получится, если смочить обнаженный мозг
раствором хлористого калия, она скажет. Спроси о четвертом состоянии
вещества скажет. Спроси о том, что такое топология, тоже скажет. Но я
не спрашивал. Только поглядев на нее, я сразу всему поверил.
Она была в темносинем свитере, с очень строгой, но абстрактной
орнаментовкой, с тугим пучком волос на голове, но отнюдь не по моде
девятнадцатого столетия, и в чуть дымчатых очках без оправы узких
прямоугольных стеклышках, и всетаки в очках, сквозь которые смотрели на
вас умные, внимательные, очень требовательные глаза. Глаз, впрочем, я,
войдя, не увидел: она даже не подняла головы, чтото дописывая в большом
черном блокноте.
Я кашлянул.
Не кашляйте, Анохин, и не стойте посреди комнаты, сказала она,
попрежнему не смотря на меня, я вас знаю и все о вас знаю, поэтому
представляться не обязательно. Сядьте гденибудь и подождите, пока я не
закончу этого экспозе.
Что такое экспозе? спросил я.
Не старайтесь показаться невежественнее, чем вы есть на самом деле. А
экспозе совещания вам знать не обязательно. Вас туда не приглашали.
Куда? снова спросил я.
В Совет Министров. Там вчера показывали ваш фильм.
Я знал об этом, но промолчал. Прямоугольные стеклышки повернулись ко
мне. «Хорошо бы она сняла очки», подумал я.
Она сняла очки.
Теперь я верю в телепатию, сказал я.
Она поднялась, высокая, как баскетболистка экстракласса.
Вы пришли проверить аппаратуру, Анохин, натяжение экрана и регулятор
звука? Все это уже сделано.
А что такое топология? спросил я.
Глаза без стеклышек испепелить меня не успели: помешали участники
будущего совещания они явно не собирались опаздывать. Кворум собрался за
четверть часа. Преамбулы не было. Только председательствующий спросил у
Зернова, будет ли какоенибудь вступительное слово. «Зачем?" спросил тот
в ответ. Тогда погас свет, и в голубом небе Антарктики на экране начал
набухать малиновый колокол.
На этот раз я мог не комментировать фильма: за меня говорил диктор. Да
и в отличие от просмотра в Мирном, проходившего в напряженном молчании,
этот напоминал собрание добрых друзей у телевизора. Реплики, если можно
допустить такое сравнение, наступали на пятки диктору, чаще веселые,
иногда понятные только посвященным в тайны командующих здесь наук, иногда
колючие, как выпады фехтовальщиков, а порой такие же, как в любом «клубе
веселых и находчивых». Коечто запомнилось. Когда малиновый цветок
проглотил моего двойника вместе со снегоходом, чейто веселый басок
воскликнул:
Кто считает человека венцом мироздания, поднимите руки!
Послышался смех. Тот же голос продолжил:
Учтите нечто бесспорное: никакая моделирующая система не может
создать модель структуры более сложной, чем она сама.
Когда край цветка, загибаясь, запенился, я услышал:
Жидкая пена, да? А какие компоненты? Газ? Жидкость? Пенообразующее
вещество?
Вы так уверены, что это пена?
Ни в чем я не уверен.
Может быть, это плазма при низких температурах?
Плазма газ. Что же ее удерживает?
А магнитная ловушка. Магнитное поле создает нужные стенки.
Нонсенс, коллега. Почему разрозненный, эфемерный газ не распадается,
не рассеивается под давлением этого поля? Оно же не бессиловое, в том
смысле, что не стремится изменить форму.
А как, повашему, создают магнитные поля облака межзвездного газа?
Еще один голос из темноты вмешался в спор:
Давление поля изменчиво. Отсюда изменчивость формы.
Допустим, формы. А цвет?
Я пожалел, что не захватил с собой магнитофона. Впрочем, на несколько
минут зал умолк: на экране другой цветокгигант заглатывал самолет, а
лиловая змеящупальце бесчувственную модель Мартина. Оно еще
пульсировало над снегом, как из темноты снова спросили:
Вопрос к авторам плазменной гипотезы. Значит, повашему, и самолет и
человек просто сгорели в газовой струе, в магнитной «бутылке»?
Впереди опять засмеялись. Я еще раз пожалел о магнитофоне: началась
перестрелка.
Мистика какаято. Невероятно.
Чтобы признать возможность невероятного, мистики не требуется.
Достаточно математики.
Парадокс. Ваш?
Фриша. Только математик здесь действительно нужнее вас, физиков.
Больше сделает.
Интересно, что же он сделает?
Ему проб не нужно. Снимков побольше. А что он увидит? Геометрические
фигуры, как угодно деформируемые, без разрывов и складок. Задачки по курсу
топологии.
А кто, простите, решит задачку о составе этой розовой биомассы?
Вы считаете ее массой?
По этим цветным картиночкам я не могу считать ее мыслящим организмом.
Обработка информации очевидна.
Обработка информации еще не синоним мышления.
Обмен репликами продолжался и дальше. Особенно взбудоражила зал ледяная
симфония облакапилы и гигантские бруски льда в голубом небе.
Как они вытягиваются! Из трехметрового облака километровый блин.
Не блин, а нож.
Непонятно.
Почему? Один только грамм вещества в коллоидальном диспергированном
состоянии обладает огромной поверхностью.
Значит, всетаки вещество?
Трудно сказать определенно. Какие у нас данные? Что они говорят об
этой биосистеме? Как она реагирует на воздействие внешней среды? Только
полем? И чем регулируется?
А вы добавьте еще: откуда она берет энергию? В каких аккумуляторах ее
хранит? Какие трансформаторы обеспечивают ее превращения?
Вы другое добавьте...
Но никто уже ничего не добавил: кончился фильм, вспыхнул свет, и все
замолчали, словно вместе со светом напомнила о себе привычная осторожность
в суждениях. Председательствующий, академик Осовец, тотчас же уловил ее.
Здесь не симпозиум, товарищи, и не академическое собрание, спокойно
напомнил он, мы все, здесь присутствующие, представляем особый комитет,
созданный по решению правительства со следующими целями: определить
природу розовых «облаков», цель их прибытия на Землю, агрессивность или
дружественность их намерений и войти с ними в контакт, если они являются
разумными, мыслящими существами. Однако увиденное еще не позволяет нам
прийти к какимто определенным выводам или решениям.
Почему? перебил из зала чейто уже знакомый басок. А фильм?
Первый вывод: превосходный научный фильм. Бесценный материал для начала
работы. И первое решение: широко показать его повсюду, и у нас, и на
Западе.
Каюсь, очень приятно было все это выслушать. Столь же приятным был и
ответ председателя:
Так же оценили фильм и в правительстве. И аналогичное решение уже
принято. А коллега Анохин включен в состав рабочей группы нашего комитета.
И все же, продолжал академик, фильм еще не отвечает на многие
интересующие нас вопросы: откуда, из какого уголка Вселенной прибыли к нам
эти гости, какие формы жизни едва ли белковые они представляют, какова
их физикохимическая структура и являются ли они живыми, разумными
существами или биороботами с определенной программой действий. Можно
задать еще много вопросов, на которые мы не получим ответа. По крайней
мере, сейчас. Но коечто предположить всетаки можно, какието рабочие
гипотезы можно обосновать и выступить с ними в печати. И не только в
научной. Во всех странах мира люди хотят услышать о розовых «облаках» не
болтовню кликуш и гадалок, а серьезную научную информацию, хотя бы в
пределах того, что нам уже известно и что мы можем предположить. Можно,
например, рассказать о возможностях и проектах контактов, об изменениях
земного климата, связанных с исчезновением ледяных массивов, а главное,
противопоставить отдельным мнениям об агрессивной сущности этой пока еще
неизвестной нам цивилизации факты и доказательства ее лояльности по
отношению к человечеству.
Кстати, в дополнение к уже высказывавшимся в печати объяснениям,
проговорил, воспользовавшись паузой, сидевший рядом с Зерновым ученый,
можно добавить еще одно. Наличие дейтерия в обыкновенной воде
незначительно, но лед и талая вода содержат еще меньший процент его, то
есть более биологически активны. Известно также, что под действием
магнитного поля вода меняет свои основные физикохимические свойства. А
ведь земные ледники это вода, уже обработанная магнитным полем Земли.
Кто знает, может быть, это и прольет какойто свет на цели пришельцев.
Признаться, меня больше интересует их другая цель, хотя я и
гляциолог, вмешался Зернов. Зачем они моделируют все, что им
приглянулось, понятно: образцы пригодились бы им для изучения земной
жизни. Но зачем они их разрушают?
Рискну ответить. Осовец оглядел аудиторию; как лектор, получивший
записку, он отвечал не только Зернову. Допустим, что уносят они с собой
не модель, а только запись ее структуры. И для такой записи, скажем,
требуется разрушить или, вернее, разобрать ее по частям до молекулярного,
а может быть, и атомного уровня. Причинять ущерб людям, уничтожать их
самих или созданные ими объекты они не хотят. Отсюда синтезация и после
опробования последовательное уничтожение модели.
Значит, не агрессоры, а друзья? спросил ктото.
Думаю, так, осторожно ответил академик. Поживем увидим.
Вопросов было много, одни я не понял, другие забыл. Запомнился
единственный вопрос Ирины, обращенный к Зернову:
Вы сказали, профессор, что они моделируют все, что им приглянулось. А
где же у них глаза? Как они видят?
Ответил ей не Зернов, а сидевший с ним физик.
Глаза не обязательны, пояснил он. Любой объект они могут
воспроизвести фотопутем. Создать, допустим, светочувствительную
поверхность так же, как они создают любое поле, и сфокусировать на ней
свет, отраженный от объекта. Вот и все. Конечно, это только одно из
возможных предположений. Можно предположить и акустическую «настройку»
подобного типа, и аналогичную «настройку» на запахи.
Убежден, что они все видят, слышат и чуют лучше нас, произнес с
какойто странной торжественностью Зернов.
На этот раз в зале не засмеялся ни один человек. Реплика Зернова как бы
подвела итог увиденному и услышанному, как бы раскрывала перед ними всю
значительность того, что им предстояло продумать и осознать.