22. Не Водица
Семен Агрессор и Терентий Тетерин памятником себе головы не забивали
– внимательно осмотрели, символов своих не нашли, наплевали и забыли. Для
работы они облюбовали себе самый дальний и глубокий штрек. Там, от глаз
подальше, они проводили закрытые заседания масонской ложи, выносили немало
самых коварных и преступных планов мирового господства. Туго придется
человечеству, когда Семен с Терентием сподобятся выйти на волю! Терентий
прикидывал подчинить себе международную наркомафию, Агрессор – сионисткое
лобби. Работали лопатами так себе, неторопко, потому что давно втянули
санитара–десятника в свои липкие тенета.
Но в этот день оба решили вовсе пошабашить.
– Сил никаких больше нет, – сообщил Семен Агрессор. – Видно,
выполнена миссия моего народа на этой земле.
– И я завяжу, – согласился Тетерин. – Сколь можно на тебя пахать? Я
мантулю, а ты то на скрипочке, то кины снимаешь...
– Но у меня нет никакой скрипочки, я не умею на скрипочке! –
возмутился Агрессор. И глубоко всадил свой моторизованный заступ в землю,
давая понять, что вытаскивать его сегодня не намерен.
Терентий всадил свою лопату рядом – еще глубже. Из под лопаты что–то
брызнуло.
– Твою–то мать – колодезь выкопали! – догадался Тетерин.
– Бежим, дурак! – закричал Семен. – То подземные воды! Я
предупреждал, что глубоко копать нельзя...
И тайные масоны, захватив подотчетный инвентарь, быстро и ловко
полезли наверх.
Санитар–десятник, опутанный по рукам и ногам заговорщиками, все же
оторопел от такой наглости и хотел было спихнуть их вниз, но...
– Чего это у вас рожи раскровененные? – спросил он. – Снова консервы
не поделили?
В самом деле, масонские рожи были в крови.
– Это что же – значит, теперь такая вода пошла? – удивился Агрессор.
Терентий утерся, поглядел на рукав:
– Точно, юшка. Вот тебе и колодезь!
Набежало санитарное начальство. Начальство не поверило вечно лживым
масонам и послало десятника на проверку. Десятник похлюпался и вернулся,
как из фильма ужасов. Начальство велело помалкивать и запереть масонов для
секретности в кутузку. Не успела за ними захлопнуться дверь, как яма
сделалась полнешенька до краев...
Доложили Павлу Яновичу. Всю правду говорить Кузьме Никитичу он не
решился – рапортовал, что открыто месторождение нефти, нефтяники Заведения
сегодня же приступают к эксплуатации и строительству нефтепровода Родина –
Мюнхен по совместному проекту. При этом он выбил для себя и ближайшего
окружения добавки к усиленному пайку.
В большой стране такая брехня сошла бы за милую душу. Но во–первых,
нефть пахнет нефтью. А во–вторых, кровь пахнет кровью и ничем более.
Запахло кровью.
Первыми почуяли запах кровопийцы со стажем, вроде Шалвы Евсеевича.
– Пришло времечко, сынок! – порадовал он Тихона Гренадерова.
– Какое такое времечко?
– А наше – старых орлов! И вам, комсомольцам–орлятам, пожива будет! Я
понимаю – кончился либерализм!
– Это как?
– Сейчас объясню. Вот мы с тобой тут сидим. А напротив нас на
казенной койке нахально спит и дрыхнет обитатель Синельников. Как ты
полагаешь – с нами он сейчас?
– Да нет вроде.
– Значит, против нас?
– Так получается...
– А если против нас – бей его на мой ответ!
Тихон Гренадеров подумал и отказался. Шалва Евсеевич тоже подумал и
не полез, боясь получить в лоб. Тогда нарком решил сменить подход:
– Тиша, я тебе еще лучше объясню. Как ты думаешь, если бы мы стали
обитателя Синельникова уму учить – он бы нам сдачи дал?
– Конечно, дал бы.
– Значит, не сдался бы? А если враг не сдается, с ним добрые люди что
делают?
– Так он спит–лежит тихонечко.
– Простота! Это он не спит, а нашу с тобой бдительность усыпляет! Ты
думаешь, из–за кого мы здесь сидим? Да вот из–за таких вот и сидим!
Сосчитай, сколько у него рук?
– Раз, два – две руки...
– Я всегда говорил, что он двурушник! Сигнализировал–то сколько раз –
все без толку...
– Так ты, дядя нарком, тоже двурушник...
– Я двурушник? Да я с двадцать девятого года! Таких как вы! Вот этими
рукам!
Тут запах крови ударил Шалве Евсеевичу в голову особенно сильно, и он
бросился на Тихона. Тихон одной длинной рукой поднял Шалву Евсеевича над
полом, чтобы не покалечить, а другой стал будить дядю Саню. Дядя Саня без
удовольствия проснулся, потянул носом...
– А–а, вон в чем дело! Растащило старую гвардию! Шалва Евсеевич, я же
тебе говорил, что история раком не ходит, чего ты бесишься?
Нарком Потрошилов бился в Тихоновом кулаке и кричал:
– Товарищ Курский! Шире применяйте расстрелы! Повышать массовидность
террора! За Мироныча нашего! Смерть наймитам всех мастей!
Ну, тут и Тихон озверел! Он стал прикладывать Шалву Евсеевича обо что
попало и выкрикивать странное:
– Только так, только так побеждает наш «Спартак»!
Дядя Саня еле–еле раскидал их по углам, но и он почему–то действовал
жестче обычного.
По заведению пронесся грозный гул. В каждой комнате обитатели стали
припоминать друг другу обиды – личные, по отцу, по матери, классовые,
общечеловеческие, национально–территориальные, за старое, за новое, за три
года вперед. Обитатели даже начали ломать казенную мебель, чтобы ее
фрагментами поуродовать друг друга и тем восстановить историческую
справедливость.
Даже в самой санитарной службе появилось откуда–то два крыла: правое
и левое. Правые утверждали, что бессмертие есть конечная цель
кузьмизма–никитизма, а левые – что оно вовсе даже средство для достижения
борьбы за освобождение человечества во всем мире. А тут еще Васичкин
припомнил Тыртычному утаенную от друга еще в тысяча девятьсот шестьдесят
восьмом году бутылку «Кориандровой». Два крыла с грозными криками
бросились друг на друга. Лишь прямая угроза снятия с пайка, объявленная
Павлом Яновичем, смогла удержать их от взаимоистребления. Усмиренные
санитары похватали велосипедные цепи и бросились наводить порядок.
Когда все более–менее утихомирилось, перед личным составом выступил
по телевизору Друбецкой–заде. Как бывший сын геолога, он квалифицированно
объяснил, что из земли пошла никакая не кровь, а самая обыкновенная руда.
Недаром на Руси про кровопускание так и говорили – руду метать. Кроме
того, нефть на Марсе, как учат нас фантасты, именно красного цвета, но там
из этого трагедии никто не делает. А вот обитатели своим
несанкционированным бесчинством огорчили Кузьму Никитича. Поэтому он велит
паникеров и крикунов тяжело наказывать, а остальным пить успокаивающее,
сколько влезет.
Влезло, как водится, много, и все успокоились. Только про масонов,
заключенных в кутузку забыли. Вот они и колотили друг дружку, покуда сил
хватило. Но потом тоже успокоились и уснули в обнимку, потому что в
кутузке, одеял и прочего не полагается. Так что ее не «кутузкой», а
«суворкой» надо бы называть – генералиссимусу Александру Васильевичу там
бы нормально было, а фельдмаршал Михайла Илларионыч комфорт любил.
Заведение уснуло, кровь из–под земли текла и текла потихоньку, и
пропитывала грунт, и он становился жидкий и липкий, но никто не заметил,
как под тяжестью здания этот грунт чуть–чуть осел. Сантиметра на два, не
больше. Только чугунный всадник на помосте вроде бы пошевелился, но и
этого никто не заметил, так как часовым пялиться на охраняемый объект
запрещено уставом.
