Чугунный Всадник - Михаил Успенский - Книжная Полка

14. Пушкин – Наша Слава Боевая

Когда умирает хороший человек, а тем более Пушкин, сейчас же набежит много народу и посмотрит: нельзя ли чего–нибудь сотворить? Так как воротить хорошего человека, а тем более Пушкина, невозможно, набежавшие решают разъяснить оставшимся, как хороший человек жил, да что ел, да какими предметами пользовался, да что он имел в виду, написав слово «чернь».

С большим опозданием набежал на Пушкина в двадцатые годы Егор Хасбулатович Рогозулин, да лихо так набежал: сочинил и напечатал брошюрку «Тайна бороды Черномора». В брошюрке он неопровержимо доказывал: ежели в поэме «Руслан и Людмила» везде, где речь идет о Черноморе, вместо слова «борода» подставить «елда», то выйдет очень хорошо и озорно. Брошюрку вкупе с автором обвинили в порнографии и сожгли, причем автор не сгорел, а бежал в стальные объятия Лефа. Там он в два счета переменил точку зрения на Пушкина и в два счета объяснил, что Александр Сергеевич – певец ручек, ножек и некоторых других вещей, без которых пролетариат вполне перетопчется. За это ему тоже досталось на орехи. Пришлось бежать к конструктивистам, овладеть смежной профессией молотобойца и создать книгу «Завод–богатырь», которая не устарела и доныне, так как оборудование на этом заводе с тех пор и не менялось.

Одним из первых Рогозулин сообразил, что для удобства литературоведения всех писателей следует собрать до кучи. К сожалению, на известной картине, изображающей встречу писателей на квартире у Горького, мы не увидим Егора Хасбулатовича, потому что он сидит под столом в ногах у Фадеева. Из–за этого произошло недоразумение и Рогозулина чуть было не застрелили, но промахнулись.

Потрясенный избавлением от гэпэушной пули, Егор Хасбулатович немедленно сформулировал определение социалистического реализма и внушил его всем присутствующим непосредственно из–под стола. За это под стол упало немало лакомых кусков, а Демьян Бедный даже пожертвовал своим стаканом водки. Вот так, за недорого, наша литература получила ценный подарок, расплатиться за который не может и посейчас.

В тысяча девятьсот тридцать седьмом году стране было велено праздновать радостное событие: сто лет как Пушкина нет. Егор Хасбулатович воспрял, сильно постарался и отыскал десятую главу «Онегина». Глава эта весьма отличалась от тех, что нашли конкуренты: Александр Сергеевич в ней предрекал события в России на сто лет вперед. Было очень похоже, некоторые даже путали:

Году в семнадцатом я вижу

Старинный город Петроград.

Как санкюлоты по Парижу,

Бежит матрос, бежит солдат.

Бразды правления взрывая,

В буржуев на ходу стреляя,

С призывом «Граждане! Вперед!»

Рабочий тащит пулемет.

Его бессменная подруга,

С кувшином охтенка спешит,

Где запасной патрон лежит,

Протяжно завывает вьюга.

И в белом венчике из роз

Уж веселится храбрый Росс!

Егор Хасбулатович изготовился к почестям, но критик Ермилов нашел, что строки

Ярем он тяжкой продразверстки

Налогом легким заменил

слишком тепло отзываются о нэпе, который мы отбросили к черту.

Попутно Егор Хасбулатович выпустил брошюру «Сукин сын Дантес». В ней рассказывалось, что убийца поэта действительно был порождением безответственных опытов преступного химика Лаперуза над домашними животными. В качестве доказательства прилагалась фотография собачьего хвоста, неизвестно кому принадлежавшего.

В тысяча девятьсот тридцать девятом году Егор Хасбулатович был даже представлен Риббентропу во время известного визита, и пораженный Риббентроп сказал, что в ведомстве доктора Геббельса он всякого навидался и наслышался, но такого... Похвала гитлеровского дипломата была палка о двух концах, но все обошлось.

Где провел Егор Хасбулатович тяжкие военные годы – никто не знает. Жена его только приговаривала: «По четыреста граммов масла на человека! Как мы выжили?!" Помнят, правда, что под эвакуацию ему удалось достать два вагона, а из поверженной Германии он припер всякого добра два вагона же.

Не успев отереть лица от воображаемой пороховой гари, Рогозулин бросился в самую гущу борьбы на фронтах идеологических. В посрамление английскому языку доказал, что тот является хорошо испорченным русским, и шекспировское «my sweat» – не что иное, как наше ласковое «мой свет», а сам Шекспир – холоп Ивана Грозного, бежавший от прогрессивного царя в Альбион на самодельных крыльях с паровым приводом.

Он и Пушкина не забыл: никакой он не эфиоп, не арап, прозвище «Аннибал» получил его предок от Петра под горячую руку, потому что был большой ходок, но всегда отпирался.

Благополучно уцелевая в самые тяжкие времена, Егор Хасбулатович не уберегся, когда всей жизни вышла скидка и послабление. Он дерзко решил возвести литературоведение в ранг точных наук и совершенно самостоятельно разработал единицу оценки всякого творения. Единица эта называлась «эпическая сила» и была конгруэнтна лошадиной.

Когда с помощью рогозулинской методики стали ревизовать литературные запасы, оказалось, что роман М.Бубеннова «Белая береза» в двадцать два раза мощней «Тихого Дона». Великий писатель–гуманист потребовал в закрытом письме, чтобы Рогозулина судили за компанию с Синявским и Даниэлем и приговорили к расстрелу. Когда вышло не по его, он смертельно обиделся и навсегда замкнулся в безднах своего гуманизма.

Надо ли говорить, что в санитарной службе Рогозулин обрел вторую молодость, поскольку первая уже никуда не годилась.