6
Этим утром, едва проснувшись, Рашель поняла, что не пойдет в учебный
центр. Ее лимит прогулов еще не был истрачен, и сидеть в классе в такой
прекрасный день она не собиралась. Постояла немного у окна, глядя на
гнущиеся от ветра ветки и шлепающиеся в лужи градины, потом, в одной
пижаме, спустилась в столовую.
Родителей, конечно же, дома не было. Все взрослые, имеющие хоть
какое–то отношение к технике управления погодой, суетились сейчас на
климатической станции. Наливая себе чай, Рашель проглядела короткую
записку на мем–планшете. Неполадки на станции... вернемся поздно... к
полуночи быть дома, позвоним... Ага. Удачно сломалась станция, теперь от
урожая останется половина. Цены на фрукты не упадут.
Таури знала много способов поддержать свою экономику. Причем никаких
неудобств жителям это не доставляло. Вчера, перед неожиданной аварией,
весь постоянный персонал станции готовил столы для пикника и завозил
лучшие сорта вин. Добровольцы–помощники неплохо проведут время.
Рашель тоже не собиралась скучать.
До сих пор проходя мимо этого места она чувствовала легкое
поташнивание. Полянка для флаеров, старый деревянный дом – а между ними
самое обычное дерево.
Огромные лапы булрати; когти, впивающиеся в тело; боль, ощутимая даже
сквозь оглушение; рывки из стороны в сторону – ее вертят как котенка, как
куклу, как живой щит... И застывшее, неподвижное лицо Кея Овальда, только
пистолет в его руках подрагивает, пытаясь нацелиться на чужого. Потом
удар, темнота – и он несет ее на руках, а в глазах – спокойная, почти
равнодушная нежность.
Но он же не забыл ее...
Рашель ускорила шаг и вошла в дом. Диадема зонтика на голове
перестала гудеть, отключая силовое поле.
– Не промокла? – спросила Генриетта, не оборачиваясь. Она смотрела в
окно – где порывы ветра продолжали терзать сад. За высокой спинкой кресла
ее почти не было видно.
– У меня зонтик.
– А ты слыхала, что при частом использовании он увеличивает риск
опухолей мозга?
Рашель пожала плечами:
– Я же прошла аТан...
– аТан, аТан! В шестнадцать лет рано думать о бессмертии... –
поворачиваясь, Генриетта пробормотала что–то еще, но гораздо тише. –
Будешь чай?
– Грог, – рискнула предложить девочка.
– Да, теперь мы смелые, можем пить, что попало, плевать на радиацию,
безобразничать во флаере... добрая тетя объяснила, как отключать
контрольные цепи...
Рашель покраснела. Она была уверена, что про ее опыты высшего
пилотажа не знает никто.
– Грога хотим! – хрипло крикнула старушка в пространство и
закашлялась. Она сильно сдала за последние годы... очень сильно. Кей,
наверное, ее бы не узнал. Седые волосы, которые Генриетта перестала
подкрашивать, оплывшее тело, слегка подрагивающие руки. Рашель тихонько
присела рядом.
– Иди, неси грог. Он уже стоял в плите.
Девушка прошла на кухню. В микроволновке остывал прозрачный кувшин.
Плита была старой, явно без блока речевого управления, но Рашель это не
удивило. Она подмигнула огромному черному коту, вылизывающемуся на стуле.
– Привет, Агат.
Кот покосился на нее, но занятия не прервал. Рашель достала кувшин с
грогом и вернулась в холл.
– И открой окно, девочка! – капризно потребовала Генриетта.
Холодный ветер ворвался в комнату. Очень холодный – похоже, дождь
превратится в снег. Рашель поежилась и сказала:
– Так весь урожай вымерзнет...
– Конечно, – согласилась Генриетта. – Получим полную компенсацию от
правительства. Цены подскочат. Десяток планет обойдется синтетическими
витаминами. Ничего, зато нам весело.
Фискалоччи умела испортить самое хорошее настроение. Рашель
вздохнула, и налила в бокалы горячего грога.
– Возьми с софы два пледа, тот, что потолще, дашь мне, – с прежней
сварливой ноткой продолжала старушка. – Мы будем сидеть и разговаривать,
глядя на прекрасную дождливую погоду...
После этой реплики Рашель расхотелось беседовать. Она сидела, кутаясь
в плед, и маленькими глотками пила грог. Не слишком крепкий,
приготовленный явно для нее, но горячий и ароматный. Термические бокалы
были совсем новыми, и грог практически не остывал.
– Ладно, не обращай внимания на глупую старуху, – неожиданно сказала
Генриетта. – О чем ты хотела меня расспросить, Раш?
– Так... о чем–нибудь. Про войну...
– Разве это тема для юной девушки?
– Вы же воевали...
– Другое время, Раш. Стоял вопрос – сохранятся ли люди как вид, или
их сметут чужие. Сейчас мир.
– Пока мир. Я не хочу всю жизнь торговать яблоками.
– Яблоками... Нормального яблока ты и не пробовала, поверь. Твоя
семья растит фрукт, имеющий вкус клубники. Я продаю то, что должно было
быть персиком. Подделки, всюду подделки... Играть с генами растений не
запрещено, а вот добавить капельку ума братьям нашим меньшим – ни–ни!
Генриетта закашлялась, и отхлебнула грога.
– Тетя Фискалоччи... – Рашель запнулась, но все же закончила: –
почему вы не омолодитесь?
Старушка покосилась на нее.
– Девочка, для всего есть место и время. Даже для старости. Нельзя
вычеркивать ее из жизни, только потому, что руки начинают трястись, а ноги
не держат.
Рашель без особой убежденности кивнула.
– Что ж, можешь считать меня скупердяйкой, экономящей на аТане. А
давай и я задам тебе скользкий вопросик?
– Задайте.
– Ты и впрямь так влюбилась в Кея, что собираешься его найти и
очаровать?
Поперхнувшись грогом, девушка повернулась к Фискалоччи:
– С чего вы взяли?
– Да с того, что я старше тебя в пятнадцать раз. Налей–ка мне еще,
девочка... Так вот, то, что в твоем детстве возник герой – прекрасно. То,
что ты окольными путями выводишь меня на разговоры о нем – очень мило.
Изучаешь стреляющие железяки и боевые искусства, чтобы быть достойной Кея
– неизъяснимо трогательно. Я хочу лишь понять – насколько это серьезно?
– А если серьезно?
Фискалоччи помолчала. Когда заговорила вновь, в ее голосе была
непривычная нежность:
– Я очень тебя люблю, малышка. Ты упрямая и упорная, тебя даже не
испугает перспектива искать по всей Галактике человека, который живет под
чужими именами. Но не превращай свою детскую любовь в проклятие.
– Почему это?
– Ты не знаешь, кто такой Кей Овальд.
– А вы знаете?
Рашель даже не заметила, как стала отвечать одними вопросами. Ее
душила обида. За открытым окном стегали косые плети дождя, а прекрасное
холодное утро стремительно превращалось в день неприятных объяснений.
– Я – знаю. Видишь ли, у меня немного развлечений. Одно из них –
следить за событиями в мире. Копаться в файлах инопланетных библиотек,
сопоставлять события, которые вроде бы ничем не связаны... Мне известно
настоящее имя Кея, так же, как ему известно мое.
Генриетта протянула руку, коснулась плеча Рашель жесткими холодными
пальцами.
– Я помогла ему четыре года назад. И помогла бы вновь, поверни время
вспять, хоть это и стоило жизни многим ни в чем не повинным людям. Видит
бог, не мне его осуждать. Но Кей... Кей Альтос... хоть и это его имя,
возможно, не подлинное, по сути своей обречен на одиночество.
– Альтос, – пробуя имя на слух произнесла Рашель.
– Есть люди, которым необходимы препятствия. Для того, чтобы крушить
их, и идти дальше. Кей из их числа. Он хороший телохранитель – это его
основное занятие. Временами он работал как наемный убийца.
– Ну и что?
– Он не способен дать – ничего и никому. Он всегда будет рушить то,
что сочтет неправильным. Очень редко, в переломные моменты истории, такие
люди необходимы – они устраняют опасности и расчищают пути. Но и тогда
созидают другие. Мне бы не хотелось увидеть, как ты встретишь его, и
поймешь, что Кей Альтос не умеет любить. Поверь, девочка.
Рашель молча поднялась, сложила плед и опустила его на кресло,
пристроила недопитый бокал на подоконник, и вышла.
– Ну вот, только хуже сделала, – пробормотала Генриетта. Рашель шла
через сад, и мерцающий купол зонтика над ее головой сшибал с веток
последние яблоки. Девочка была настолько не в себе, что даже не замечала
этого.
– Глупая, самодовольная старая бабка... – покачала головой
Фискалоччи. – И впрямь пора молодеть... пора.
