Черная Кровь - Святослав Логинов - Книжная Полка

* * *

Шли всю ночь, но годного для дн„вки места так и не нашли. Мелкие кусты не давали никакого укрытия, а до ближайшей рощи оставалось чуть не пять часов ходу. Кто–то предложил спуститься в речное русло и закрепиться на одном из бывших островков, что превратились теперь в песчаные холмы, но Бойша на такое не согласился. Конечно, через грязь диатримам будет не так просто пройти, но ведь тут не ленивая старица, ила на дне мало, а на песчаном холме птицы пустынь и вовсе будут чувствовать себя как дома. Тогда уж лучше встретить их просто на берегу – самим тоже просторнее будет.

Незадолго до привала, Бойша послал по рядам весть, чтобы люди, коли случится неладное: ежели кто отобь„тся, потеряется или отстанет – не торопясь, дн„м отлеживаясь и ночами идя – пробирались вдоль берега Великой к Сборной Горе, – есть такое место в лесном краю, его с любой стороны за два дня пути видно. Там род будет ждать, сколько потребуется.

Люди промолчали, хоть и понимали: не об отставших речь, а о вс„м народе. Плохое место выпало для дн„вки – хуже не придумаешь.

Остановились уже при свете, заняв оборону на самом речном обрыве, где хотя бы с одной стороны можно было не опасаться удара диатрим. Карлики сумели бы влезть и по ноголомной крутизне, но без птиц они не сила: детишек хватит, чтобы не пустить их наверх.

Быстро, кто чем мог ковыряли ямки в земле, упирать круто зат„санную пятку ратовища. Муха со своими сыновьями и ещ„ пятком помощников расстилал перед фронтом огромный речной невод, что два дня кряду, надрываясь, п„рли сюда, не обращая внимания на советы бросить ненужную тяжесть. Не слушал советов Муха, молчал или говорил невнятно, словно умом повредился. Бойша уже рукой махнул на старого рыбака. У кого разума нет, того не вразумишь.

И сейчас вождь подош„л к Мугону, кивнул на возящихся рыбаков и тихо сказал:

– Надеются, что диатримы в ячеях запутаются... А они, когда бегут, ноги высоко взд„ргивают. Им даже кусты не помеха, не то что сеть на земле. Ничего из этой задумки не выйдет.

Мугон кивнул, соглашаясь, а Муха, который казалось и не слышал ничего, вдруг вскинул голову и негромко, как в прошлом, когда ещ„ был в разуме, произн„с:

– Не обижай, вождь. Не первый день сети ставлю. В мо„м неводе кто угодно запутается.

Диатримы появились вскоре после восхода солнца, видно и впрямь далеко не уходили, присматривали за бегущими людьми. Загодя рассыпались широким полукругом и хлынули с тр„х сторон! Вот где был истинный страх, что наводит на людей пожиратель трусов вечноголодный Хурак! Хочешь – беги, хочешь – здесь помирай; всюду ровное, как пол, голое место, ни деревца, ни балочки! Укрыться негде, стрелков наверх не посадишь!

Кто–то из баб, увидав бегущую смерть, в голос взвыл, и тут же подавился криком; свои же подруги пасть заткнули – понимали, что не столько в силе, сколько в единой тв„рдости спасение.

Человеческий круг ощетинился копьями. В первом ряду – кто помоложе да поздоровей, потом лучники, а за ними старики и женщины, готовые, если что, подхватить ратовища и закрыть брешь, не дать убийцам ворваться внутрь, где прячутся малые дети, уложены раненые и ждут самые дряхлые старцы.

Таши и Малон вновь оказались вместе.

Люди сжались как можно теснее. Хорошо, что у диатритов нет лучников! Расстреляли бы тогда издали, ни один бы не уш„л... А так – может, ещ„ и отобь„мся...

– Отобь„мся, отобь„мся... – твердила Уника, провожая Таши взглядом, когда он бежал к краю крохотного становища. Твердила как заклинание – и верила, что оно подействует. Впрочем, долго смотреть времени не было. Уника подняла костяную пичку, что досталась ей после схватки в Отшибной землянке, и пошла к обрыву. Е„ место там, а то, мало ли, пошлют диатриты лазутчиков со стороны реки, так ей их и встречать. Ну да не впервой – один уже пытался к ней через стену влезть.

Плавно разворачиваясь неслись диатримы. Смертельной городьбой, вражеским частоколом вырастали их тени над головами людей. Здесь, в чистой степи, не спрячешься ни за оградой, ни за деревом. Рассчитывай только на собственные руки, крепче держи копь„! Тогда, если будешь тв„рд, как родовой нефрит, возможно и выживет кто–то из твоего рода...

– Вот ведь, красиво бегут! – внезапно пробормотал Малон, сдувая с глаз упавшую прядь. – Красиво бегут... твари распроклятые.

Рухнувшие на сжавшуюся людскую кучку диатриты торжествующе визжали. Верно, и в самом деле поверили, что вот она, победа, что ненавистные обитатели этих мест наконец–то пойдут в пищу их птицам, что сейчас они стопчут упорствующих ж„сткими лапами диатрим – и пойдет потеха!..

Стена диатритов уже совсем рядом, видны блестящие безумием глаза птиц, шеи вытянуты в адском стремлении первыми достать корм, загнутые клювы заранее щ„лкают, предвкушая мгновение, когда снова смогут утолить голод, уже начавший мучить пришлую орду. Последний миг – и лучники смогут дать залп, только будет ли с того толк? – Правильный полукруг нигде не нарушен, карлики над„жно укрыты, и даже если удастся сбить кого из бегуний, свалки среди нападающих не произойд„т.

Ещ„ десяток неторопливых толчков сердца и убийственная волна ударит в стоящих людей... разобъ„тся или снес„т преграду?.. – а люди до сих пор не готовы к битве – Муха и несколько его помощников вс„ ещ„ возятся со своим неводом шагах в десяти перед строем вместо того, чтобы стремглав удирать под защиту копий.

– Муха! – зарычал вождь. – Не блажи! Подай назад!

Но видно крепко привык жилистый старик самолично распоряжаться у реки. Когда сеть в руках – никто ему не указ! А может, нарочно искал Муха смерти, не желая уходить от трупа Великой.

– Взде–ень!.. – не обращая внимания на голос вождя, тонко закричал старейшина.

В строю кто–то вскрикнул, кто–то д„рнулся было наперерез, но остановленный соседом, остался на месте и лишь глядел, закусив губу. Люди поняли, что задумал Муха, когда останавливать смертников было уже поздно. Восемь человек подняли привязанный к концам жердей невод, так что один его край оставался на земле, а второй взд„рнулся, поднявшись не только над головами людей, но и приближающихся диатрим.

Старик Муха, пятеро его сыновей, начиная со старшего, который сам вскоре должен стать дедом и кончая неженатым Шукой, и ещ„ двое рыбаков из тех, кому смог довериться старейшина, тяжело ступая, бежали навстречу несущимся диатримам. Ловко сложенный невод разматывался за ними.

Пробежать люди успели не больше дюжины шагов; птичья лава, не заметив, стоптала смертников. Невод упал, накрыв десяток диатрим. Прочие птицы даже не замедлили шага – продолжали бежать, рывком взд„ргивая ногу, а потом выстреливая е„ впер„д огромным шагом. Так они привыкли бегать сквозь заросли саксаула на своей жаркой родине. Что им какая–то сеть?!

Но вот беда, под этой сетью осталось десять таких же могучих птиц, что и нападающие. Они ничуть не пострадали и даже не упали на землю. Страшные рывки бьющихся диатрим д„рнули сеть, сбивая с ног тех, кто подбежал позже. Через мгновение пространство перед людскими шеренгами превратилось в сплошное месиво птичьих лап, голов и тел. Лишь с боков, куда не дотянулся невод, диатриты сумели ударить по людям.

Сливаясь с визгом карликов, засвистели стелы; лучники на выбор отстреливали отползающих и бегущих коротышек. Задние ряды птичьего войска сумели остановиться, но разворачиваясь, диатримы приоткрывали стрелкам своих всадников, и здесь тоже люди сумели нанести изрядный урон.

Большой невод плели из лучшего волокна, стравив в окрестностях селения чуть не все заросли конопли. После каждой ловли невод тщательно просушивали, любовно чинили, не дожидаясь, пока прохудится хоть одна ячея; невод был велик и мог перегородить целую протоку от самого берега и до Сухого острова. Перед прочной бечевой оказывался бессилен ос„тр, в ячеях запутывалась белуга и, не умея вырваться на свободу, сдавалась добытчикам. Не подв„л невод и на этот раз. Хотя небывалый улов сумел прорвать в сети огромные дыры, невод не выпустил никого из тех, кто попал в его ловкие объятия. Вскоре чуть не полсотни диатрим билось на земле, запутавшись в плет„ных вер„вках и мешая друг другу освободиться. Остальные уже не пытались прорваться сквозь гиблое место и, перестроившись под огн„м лучников, полезли в обход опасной сети.

Однако здесь они вновь ударились грудью в острия ратовищ, со вчерашнего дня измазанные их кровью; и вновь, как и вчера, птицы ничего не смогли поделать с этой преградой. Слишком уж узкий проход оставался им для нападения. Как ни понукали птиц карлики, диатримы не желали лезть на копья без разбега. Они пытались растолкать копья тугими боками, жадно тянули шеи, но четыр„хсаженные пики оказывались длиннее, и немногие хищницы умудрялись прорваться сквозь них. А вот стрелки Бойши не упускали своего шанса. Собственно, ратовища только сдерживали птиц, не давая им проломиться внутрь отпорного кольца; сбивали карликов и – при удаче – вышибали глаза диатримам лучники.

Правда, в один момент как–то ухитрились диатриты, то ли уже м„ртвая птица приняла в себя навершия ратовищ, то ли ещ„ что приключилось, но диатриты смяли разом троих охотников и уже совсем было ринулись в открытую брешь, когда на пути у них вырос Ромар. За спиной безрукого колдуна горловыми переливами взвыл Матхи, ударяя в бубен так, что казалось, сейчас заглушит крики воинов и диатричьи визги; лицо Ромара почернело, как в тот приснопамятный день, когда чужинцы рвались в открытые ворота селения...

Незримый щит сбил наземь и опрокинул прорвавшихся, и, пока враги не опомнились, к ним кинулись со всех сторон. Заработали топоры, мотыжные рога, вс„ тяж„лое, что могло бить, крошить и дробить. Прежде, чем оглушенные птицы смогли подняться, их буквально разорвали на куски.

Потеряв многих и многих чужинцы отступили. Далеко не ушли, маячили у горизонта, напоминая противнику, что в три минуты могут налететь на беспечных и вернуть удачу себе. Но вс„–таки, отошли, дали обороняющимся передышку, возможность посчитать потери, перевязать раны. В роду Лара погибло одиннадцать человек; да несколько было раненых, в основном тех, кто упавших диатрим добивал. Кроме того, из–под изодранной сети вытащили восьмерых рыбаков.

Бойша склонился над Мухой, который в смерти казался особенно маленьким и щуплым. Помолчал, потом произн„с сдавлено:

– Прости меня.

М„ртвых снесли под обрыв, упершись копьями, обрушили огромный пласт песка. Теперь, когда люди отсюда уйдут, чужинцам будет не так просто добраться до похороненных тел. Только Великая, когда верн„тся в русло вода, сможет размыть завал. Но это ничего – рыбаки привыкли не обижаться на реку–кормилицу. Небось обрадуется Муха, почуяв ожившую воду.

Туши убитых диатрим разделали, мясо наспех зажарили на углях и, словно в сытые времена, все родичи отъедались свежатиной.

– Нас пожрать хотели, – изгалялся пастух Мачо, ворочая над углями вертел с насаженными на него ломтями птичины, – а вот теперь мы попробуем, какова диатрима на вкус!

На вкус диатрима оказалась превосходной. Конечно, жилистую ногу и гиена не вдруг бы ужевала, а вот белое мясо, вырубленное из груди, поддавалось даже старым зубам.

До самого заката лагерь простоял спокойно – упившись собственной кровью, диатриты не решились на повторную атаку. А Бойша прямо среди дня отрядил полсотни воинов, которые спустились вниз и набрали воды из блуждающего по руслу ручья. Теперь, едва стемнеет можно будет выходить, не тратя времени на то, чтобы накормить и напоить людей.

– Так и до верхового селения, глядишь, доберемся! – ликовали на стоянке.

– До верхового совсем немного осталось, – ободрял людей Бойша, обходя раз за разом походный стан, – а дальше идти просто. Там рощ много. Остановимся, оглядимся и решим, как жить станем.

Четыре дня занимал путь от главного селения до верхового в спокойные времена. Ныне же, тяжело нагруженные, тащились всю седьмицу. Точно степные волки вокруг стада, невдалеке кружили обозл„нные неудачами диатриты. Порой наскакивали на идущих, но сделать ничего не могли. А на большой приступ не решались. Ждали тех, кто, может, отобь„тся и отстанет – однако род ш„л дружно и кучно; ослабевшим помогали, перекладывая груз на более выносливых. Мало–помалу рощ и поросших кустами полей становилось вс„ больше, людской поток подходил к невысокой холмистой гряде, за которой скрывалось верховое селение. Снимаясь с последней стоянки, Ромар объявил громко:

– К утру на месте будем. А может и раньше – в темноте доспеем.

– Этих отсидчиков небось диатриты и не заметили, – проворчал пастух Мачо. – Живут как в старые времена.

– Едва ли... – покачал головой Ромар. – Думаю, родичи из верхнего селения, уже в лесах давно. Ни я, ни Матхи не слышим их голосов... они, должно быть, далеко ушли, дальше Сборной Горы...

– Эк, и д„рнули! – захохотал Мачо. – Бежали – аж пятки дымились!

– Может, и так, да только не спеши судить, ты ж не знаешь, сколько сюда диатритов приходило, – оспорил пастуха Ромар. – Может, они тут тоже городьбу подрыли?..

– Лучше следить надо за городьбой! – Мачо был непреклонен.

Спускалась ночь. Теперь уже всем стало ясно – селение покинуто. Ни огонька, ни сигнального факела на стене – тьма, и больше ничего.

Диатриты во мраке не сражаются. Благополучно дошли до городьбы; благополучно втянулись всем обозом внутрь...

Да, ушли родичи. Но ушли не спешным беспамятным бегством, а с разумением, толково прибрав и захватив с собой вс„, что только могли. Диатриты здесь явно побывали – но поживиться им было особенно нечем, запасы верховые с собой утащили. Так, побито, поломано что–то – а в целом ничего страшного.

– Нал„том они тут проскочили, даже не особенно шарили, – заключил Ромар, обойдя селение. Таши ш„л рядом, светя колдуну двумя факелами.

– Это почему? – полюбопытствовал Таши. Сейчас с Ромаром говорить можно, а то в походе – туча–тучей, непрестанно шепчет под нос тайные заклятья – чужинцев старается учуять...

– Не нагадили нигде, считай, – пояснил Ромар, но таким голосом, что у Таши отчего–то пропала охота спрашивать дальше.

И вс„ было бы совсем хорошо (отдохн„м, дух перевед„м, а там и дальше двинемся, куда диатритам ходу нет), если бы не городьба. Чуть не везде она была подрыта, расшатана, раздраена; в двух местах обнаружились настоящие проломы, кое–как засыпанные земл„й и заваленные бр„внами – видно было, что родичи лепили новую ограду на скорую руку, абы только чужинцы не ворвались внутрь. Нет, случись что – не продержишься тут. Все слабые места за ночь не восстановишь, значит, прид„тся дн„м в проломах с копьями стоять, как на открытом месте.

И тем не менее это место было крепким, достаточно крепким, чтобы провести тут дневку – как и решил Бойша.

Таши запомнил, что Ромар опять помрачнел, ходил, качал головой, вздыхал даже – словно беду предвидя. О ч„м–то толковали с Матхи и Бойшей, те кивали, соглашаясь. Потом объявили решение – завтрашний в селении проведут, а с темнотой дальше двинутся, к Сборной горе. Не может быть, чтобы свои там караула не оставили.

Народ приободрился, повеселел. Люди начинали верить, что конец бедствиям близок, ещ„ немного, пара–тройка переходов – и они достигнут леса. Да и завтрашний день беды не сулит; за частоколом вс„–же безопаснее, чем в открытом поле – хотя прошлый раз отбились именно в чистой степи.

Невиданным зверем ворочалась спасительная ночь. Сам Великий Лар вышел на землю – накинуть темную шкуру на плечи обезземеленного рода, хоть на время прикрыть изгнанников от глаз жадных чудищ, нагрянувших из коренных владений Дзара.

Люди растянулись по брошенным домам. Входили чинно, как в гости, стараясь ничего не тронуть, не порушить – хотя и трогать и рушить было уже нечего. Устраивались на ночлег. По привычке заговаривали входы; двое подростков под руки водили по селению Матхи – вс„–таки здесь не дом, где слепцу известна каждая мелочь, и можно ходить словно зрячему. Шаман гремел бубном, тряс погремушками, отгоняя недобрых духов, что, как мухи на м„д, слетелись к покинутому людьми пос„лку.

Бойша следом за Ромаром обходил частокол, примечая слабые места и тотчас наряжая охотников на починку. Многое за оставшиеся т„мные часы сделать нельзя – уж больно основательно потрепали городьбу чужинцы! – но и сидеть без дела не след.

Ромар же, раскинув амулеты, помрачнел окончательно. Подош„л к Бойше, начал что–то горячо втолковывать. В проломах горели костры, Таши следил за огн„м, прислушиваться ему было некогда и слов он, конечно, не разобрал. Видел лишь, как кивал Бойша, вроде бы соглашаясь.

Бабы и детишки, умаявшись, спали непробудным сном. И Уника спала, обнявшись с матерью; а рядом притулились е„ младшие сестр„нки. Пусть. Потом, если до леса дойдем, не до спанья станет. По–новому селение поднимать прид„тся! Не шутка...

Начинал брезжить свет, когда с грехом пополам закончили дела. Выставили стражу, велев кричать сполох, едва на краю сжатого поля покажется противник. И над селением сгустилась тишина.

Из всех свободных людей один лишь Ромар не повалился спать. Обходил дозоры, щурил глаза вдаль, теребил часовых, требуя зорче глядеть, не упустить приближения врага.

– Рядом орда ходит, – ш„потом сказал Таши безрукий волшебник, набредя на него, стоявшего в свою очередь в дозоре. – Не спят, проклятые. Чую я их. И... они меня тоже чуют. Помнишь, как они тебя с Тейко сквозь заросли углядели? Так вот снова тот чародейник объявился, чтоб ему Лару на рога наколоться! Кружит вокруг... и подручные его неподал„ку ошиваются не иначе, как опять к городьбе подступиться пробуют!

Солнце бессонный Ромар встретил, стоя на приступке городьбы. Рядом стоял Таши, держа наготове лук. Волшебник казался чернее тучи.

– Приступят сегодня твари, – негромко заметил он. – Не могут не приступить. Больше им нас зажать негде – эвон, до леса рукой подать. Дважды отбились – и третий отобь„мся, знаем теперь как... Лишь бы какой новой штуки не учудили. Вижу, затевают они что–то небывалое, а что – не пойму.

– Так если в поле отстоялись – нечто ж за частоколом не выстоим? – удивился Таши. Ромар с досадой д„рнул обрубком плеча:

– Тогда народ тесной кучей стоял, а тут дыры одна от другой далеко. Сумеют ворваться в одном месте – что делать станем? Друг другу на помощь так просто не прид„шь и в селении в кучу не собь„шься. Нас тогда по одиночке перебьют. Была бы моя воля, я бы лучше в чистом поле на дн„вку встал.

– Так куда Бойша смотрит?

– Куда?.. – Ромар невесело усмехнулся. – Люди устали, ног не волочат. Хоть один день надо им спокойно провести. Да и в поле тоже... в прошлый раз всех нас Муха выручил, а ныне от невода и клочьев не осталось. Леса тут поблизости тоже нет – вс„ под поля да пастбища выжжено. С какой стороны ни поверни – вс„ худо получается. Всей надежды, что отстоимся в проломах. Знать бы ещ„, как карлики эти проломы делали... Э, да вот и они! Кричи тревогу!

Солнце, ещ„ по–утреннему красное, висело над самым горизонтом, но света для круглых ж„лтых буркал диатрим хватало вполне, и чужинцы показали, что больше они ждать не намерены.

Вновь, в который уже раз, разинув клювы, неслись диатримы и бесновались их наездники. Вновь Бойша торопился расставить всех по местам. Вновь расхватывали длинные ратовища. И людям уже мнилось – отбились досель, отобь„мся и сейчас. Но тут и случилось то небывалое, чего так боялся Ромар.

Диатриты словно не замечали широких проходов в городьбе, где ожидали их воины зубра. Не так просто было бы пробиться там сквозь завалы бр„вен и щетину изготовленных копий. Карлики мчались туда, где поднималась неприступная, нетронутая городьба. А в лапках у коротышек вместо привычных костяных пик были св„рнутые словно готовое к броску боло, ремни, грубо нарезанные из лошадиных шкур. Видно, загнали где–то пришельцы табун лошадей – не так это и трудно, верхом на диатриме! – а потом не позволили птицам пировать, покуда не изготовили потребный кожаный снаряд.

Ловко прячась за мощными диатричьими шеями, чужинцы летели к частоколу; лихо, с разворота забрасывали на острия брев„н прочные ремни, другим концом захл„стнутые за ту же птичью шею; диатримы разворачивались, д„ргали – и подрытые бревна с треском выворачивались, брызгами летела вверх земля...

Городьба оказалась подрыта куда основательнее, чем мнилось Бойше и даже Ромару. Отв„л глаза хитроумный диатричий маг.

Перескакивая через опрокинутые бр„вна, диатримы врывались в селение, поздно было перестраиваться, пытаться закрыть новые проломы – слишком велики они оказались. Городьба рухнула разом в четырех или даже в пяти местах. И не по одному–два бревна, а сразу целыми сплотками; орда ринулась в проломы.

Тогда–то и закричал Матхи. Закричал страшно, нечеловечески, завыл, раздирая грудь ногтями; потому что, хоть и слеп был, сразу понял, что означает этот жуткий треск и отчаянные крики сородичей.

– Вниз! – заорал Таши Малону, своему уже постоянному напарнику. Ратовища с собой бери!..

Кинулись вниз, обеспамятев. Как же это так?.. Городьба всегда выручала – а ныне так подвела!..

Рвались со всех сторон диатриты.

Таши не знал, где Бойша, где Ромар, где Уника; вдвоем с Малоном они сбили с птицы наездника; и тут оказалось, что длинным, тяж„лым ратовищем не так–то просто отбиваться среди домов. Мешали близко сошедшиеся стены; копь„ даром разодрало птице бок и та, взъярившись от боли, ударила на жалких двуногих всей исполинской мощью.

В тесноте селения быстро развернуть копь„ не удалось. Малон закричал, д„рнул из–за пояса топор, но чудовищный клюв навылет пробил ему грудь. Диатрима вскинула башку, торопясь заглотить окровавленный кусок мяса, который только что был сердцем Калинкиного мужа...

Малона швырнуло под ноги Таши. И тут в нем, оставшемся в живых, будто что–то полыхнуло, как неистовый степной пожар. Это была запредельная, сверхчеловеческая сила, что волею предков пробуждается иногда в мгновенья смертельной опасности. Таши зверем прыгнул впер„д, и диатрима, задравшая голову к небу, пропустила этот, привычный для не„ бросок. Топор ударил, словно не в Ташиной руке был зажат, а у самого Лара–прародителя. Удар упал сзади, так что кремн„вый клин завяз в шейных позвонках.

Что было дальше с обреч„нной птицей, Таши не стал и смотреть. Словно обезумев, рванулся из узкого тупичка, в котором навсегда остался Малон, рванулся к площади посреди селения, где сейчас кипел главный бой.

Диатриты рассыпались по селению, гоняясь за людьми убивая всех, кого могли достать. Повторялся кошмар селения Турана. Но только на сей раз здесь был Бойша, и его воины дрались, забыв про вс„, даже о собственной смерти. Птицы, карлики, люди – сплелись в один кровавый клубок. И, под прикрытием гибнущих мужчин, бежали прочь через опустевшие проломы женщины и дети.

Уже ворвавшись в гущу свалки, Таши заметил Ромара. Безрукий колдун замер, прижавшись спиной к стене, по лицу стекает кровь, одежда тоже вся рдяная, а прямо на него во весь опор нес„тся громадная диатрима и на е„ спине подпрыгивает совсем крошечный карлик, седой, как сова–сипуха. Таши ледяной волной окатило: с полувзгляда понял он, что это и есть тот самый диатричий маг, без которого никогда не сумели бы проклятые так ловко повалить городьбу! И вот теперь достал чужинский чародей врага, сошлись лицом к лицу – один верхом на чудовищной птице, второй – как всю жизнь был, безоружный и перед всякой опасностью открытый.

Таши метнулся было наперерез диатриме, но тут воздух перед Ромаром внезапно вспыхнул. Огненная тень увенчанная парой изогнутых рогов поднялась из–под земли. Страшная голова наклонилась, и диатрима, показавшаяся вдруг маленькой и ничтожной, кувырнулась наземь, сбитая огненными рогами.

Перья на груди птицы тотчас же вспыхнули, огонь метнулся по длинной шее, кроваво–золотые глаза лопнули, лишь ноги ещ„ скребли землю – не желала владычица диатрим отступать даже перед самим Ларом. Седой карлик вскинул пустую руку, словно в ней было привычно зажато копьецо, но огненный рог вонзился ему в грудь. В следующую секунду призрачное видение погасло, Ромар обессилено рухнул у стены, подле трупа своего врага – и руки сородичей подхватили бесчувственное тело, поволокли прочь...

Таши не помнил, что было дальше. Кажется, он подхватил выпавшее из м„ртвой руки копь„ и дрался вместе со всеми, ежесекундно ожидая лютой гибели и чуть ли не удивляясь, что смерть раз за разом обходила его. Он видел гибель своего рода, но продолжал драться там, где иные бросали оружие и сами подставлялись под беспощадные клювы, не в силах тянуть, и желая только одного – чтобы скорее.

И вс„–таки люди не окончательно потеряли головы. Два пролома Бойше удалось отбить. Через них кинулись спасаться дети и женщины, а с ними и часть воинов – потому что иначе бегущие тотчас будут раскл„ваны диатримами.

Таши стоял в проходе, держа наизготовку загонное копь„, пропуская мимо поток бегущих. Сейчас последний из живых людей выбежит наружу и в проходе между домами появится видение торжествующей диатримы. Е„ и надо принять на зазубренный кремень, чтобы хоть на минуту задержать погоню.

– Дай сюда! – раздался сзади голос. Белоголовый, трясущийся Лат неожиданно сильным рывком вырвал из рук Таши копь„. – Беги! – визгливо крикнул он. – Тебе ещ„ женщин до леса вести! А у меня ноги не идут, так я здесь постою.

Не было времени прекословить главе семьи. Таши подхватил другое копь„ – полегче и кинулся догонять бегущих.

Вырвавшиеся за городьбы бежали в разные стороны, кто куда, рассыпаясь небольшими отрядами; иные, впрочем, сбивались в ватаги и побольше. Скорее, скорее, уйти подальше, пока страшная смерть в образе нелетающей птицы не вырвалась за городьбу!

Бойша отступал одним из последних. Группа самых упорных воинов, все немолодые, отходила вместе с ним, отвлекая на себя врага, не позволяя ему собраться загонным кольцом, чтобы начать настоящую облаву. И, когда впер„д вырвался какой–то лихой чужинец, вождь шагнул ему навстречу и вскинул священный нефрит рода. Дубинка оставила в воздухе зел„ный росчерк; шею диатримы, как и в прошлый раз, сбило начисто, а затем случилось страшное – священный нефрит внезапно полыхнул, точно трава весной, и – переломился.

Бойша оторопело взглянул на обломки – и накатившая волна диатритов накрыла его, опрокинула и втоптала в землю уже неживое тело.

Даже вырвавшись за городьбу теряли люди своих во время бегства. Счастье ещ„, что почти все диатриты остались в селении – если прежде защитники не пускали птиц в городьбу, то теперь, несколько смертников, закрепившись в проломе, старались не выпустить их. И лишь убедившись, что в селении больше нет ни единого человека, Стакн – старший среди выживших – велел отходить к дал„кому лесу.

Люди бежали на север. Разрозненные группки карликов настигали их и рвали, почти не встречая сопротивления. Именно в это время погибло большинство родичей: женщин и детей, особенно малышей, что и двух в„сен ещ„ не отсчитали...

Лишь когда роща, до которой чуть не два часа бежали, сомкнула над людьми свои кроны, народ сумел остановиться, и там впервые кто–то заплакал.

Здесь, на лесной поляне Таши отыскал Унику; увидев окровавленного, избитого – но живого Таши она тихонько охнула – и захлопотала над другой женщиной, которой приспела пора рожать, и младенец – девочка – родилась в лесу рядом со смертным полем...