* * *
Крик Ромара был слышен во вс„м селении. И ещ„ не успели угаснуть
отзвуки, как наспех похватавшие оружие охотники ринулись к воротам.
Впереди бежал Бойша – и как только успел вождь?
А Ромар уже кричал что было мочи остолбеневшим пастухам,
обихаживавшим невдалеке большую отару:
– Бросай, вс„ бросай, дураки! Беги! Диатриты!
Карлики верхом на чудовищных птицах–диатримах. Узкая тропа давно
кончилась и, рассыпаясь веером вслед за бегущими Таши и Тейко мчалось
не меньше двух дюжин кровожадных птиц. Диатримы на бегу злобно и хищно
орали, мирное курлыканье превратилось в кровожадный клич.
Расстояние между преследователями и Таши с Тейко быстро
сокращалось.
Первым, как и положено вождю, опомнился Бойша.
– Которые с луками – впер„д! Стреляй! Ворота – закрыть!
– Там же люди остались!.. – выкрикнул кто–то, но Бойша только зло
сверкнул глазами.
– В щель проскочат. Не могу я из–за двоих всем родом рисковать!
И все–таки Таши и Тейко не успели бы, окажись путь от Сухого Ручья
до селения чуть длиннее, или – или не заметь диатриты другую добычу.
Наконец опомнившиеся пастухи в ужасе бежали прочь, суматошно
размахивая руками; овец они бросили на произвол судьбы. Но диатрим
сейчас не слишком занимали жалкие двуногие. Перед ними оказалась куда
более вкусная еда.
Передовой отряд диатритов резко взял в сторону, направляясь к
отаре. В толпе воинов кто–то громко охнул.
Задыхающиеся, чуть живые Таши и Тейко с разгону ворвались в
оставленную щель под не полностью задвинутыми плахами. Ворвались – и
рухнули наземь, полуживые.
Перед глазами Таши плавала алая пелена, словно по затылку
хлестнула длань Дзара. Не чуя ног, он повалился прямо в пыль, не слыша
голосов, не чувствуя теребящих его рук; рядом растянулся Тейко, рядом,
словно кровный брат, точно и не было меж ними никогда никакой вражды.
А карлики тем временем, разразившись тонкими торжествующими
воплями – ишь, обрадовались, гады! – завернули птиц к стаду.
Собственно говоря, их и заворачивать было не нужно – диатримы сами
рвались вперед, точно молодые туры на случку. За спиной Бойши
загалдели и загомонили.
– Перебьют же!.. Чего стоим?.. Перебьют!
– Тихо вы! – гаркнул вождь, видя отчаянное выражение на лице
Ромара. – Никому из ворот ни ногой! Видите сами – сожрут вас там и не
подавятся.
– Здесь ничего уже не сделать, – подал голос и безрукий колдун. –
Стадо уже пропало. Радуйтесь, что люди живы остались!..
– Стойте!.. – отчаянный крик прервал Ромара. Старая Крага,
размахивая рукой, ковыляла к воротам. – Стойте! Там люди остались! Мои
в рощу пошли и Таркиных трое, за калиной для пирогов!..
– Тьфу ты, нел„гкая! – всегдашнее спокойствие изменило Бойше. –
Вам когда ещ„ говорилось, чтобы без охраны бабы за ворота не совались?
– Там Чалох с ними, только что он один–то сможет?
– Что же я, Дзара заставлю день погасить? Теперь уже ничего не
поделаешь. И не войте вы, окаянные, не хороните людей прежде времени;
может ещ„ выберутся. Вы лучше по домам пройдите, взгляните, кто ещ„ из
родичей за стенами остался.
Тем временем к воротам добрался и шаман Матхи. Он не произнес ни
слова, просто воины сами расступились перед ним – спиной его шаги
почувствовали, что ли? Шаман вышел вперед, туда, где стояли Ромар и
Бойша, поворотил лицо в сторону врагов, будто вглядывался. Хотя, это
всякий знает, чтобы врага различить, глаз не надо.
Тем временем диатримы дорвались до стада и началось... Такого
побоища не видывали даже самые опытные и бывалые охотники. Хрипло
курлыкая, оголодавшие птицы ринулись на овец. Ударили страшные клювы.
Каждый удар вырывал громадные кровоточащие куски мяса вместе со
шкурой; обезумевшие от страха овцы заметались, но диатримы были уже
повсюду. По дороге от Сухого Ручья подваливали все новые и новые,
спеша присоединиться к пиршеству.
Воины рода могли лишь скрипеть зубами, слыша отчаянное блеяние
избиваемых овец и торжествующее кудахтанье диатрим. Поле в минуту
покрылось полурасклеванными кровоточащими тушами. Птицы жрали от пуза.
– Матхи, – Ромар не повернулся к слепому шаману. – Ты понял, что я
хочу?
– Я понял тебя, Ромар, – как всегда, Матхи говорил очень тихо и
очень спокойно. Да. Пусть отодвинут плахи. А воины пусть встанут по
обе стороны и держат копья наготове.
Ромар кивнул. Лицо безрукого колдуна потемнело; он словно бы тянул
вверх громадную, неподъемную меру. Матхи резко ударил в бубен.
Повинуясь знакам Бойши, воины поспешно отодвигали тяжеленные
дубовые плахи – защиты от зверя, не от человека. Вождь вышел впер„д,
громко закричал, привлекая внимание противника.
Диатримы на лугу уже насытились. Отяжелевшие, осоловевшие, они
медленным, не слишком уверенным шагом кружили по пастбищу. Деловито
суетились карлики, дорезая уцелевших овец. При виде Бойши двое или
трое диатритов – из тех, чьи птицы казались побойчее – двинули своих
скакунов к частоколу.
Безоружный Бойша спокойно шагнул за ворота. Он поднял руки, как бы
в знак того, что хочет говорить; карлики, естественно, не ответили,
сердито понукая обожравшихся птиц.
– Эй, вы! – крикнул вождь.
Ответа не было. Но зато диатримы, разозленные тем, что их оторвали
от еды, припустили во весь опор.
– Ромар, – спокойно сказал Матхи и что было сил встряхнул бубном.
Костяные погремушки и бубенчики разом затарахтели. Бойша одним
движением, извернувшись, точно волк, прыгнул назад.
Распалившаяся от погони птица со всего размаху влетела в ворота.
Влетела – и словно бы натолкнулась на незримую стену.
Голова с окровавленным клювом резко отдернулась назад. Мощные лапы
взбили пыль, отчаянно взмахнул руками карлик–наездник, и диатрима
тяжело грохнулась под ноги охотников, ошеломл„нная и оглуш„нная.
Лицо Ромара почернело от боли. Ставить заслон живому, это не камни
отшвыривать. Живое тело куда весомей.
Сразу же за первой диатримой на землю рухнула вторая птица;
карлик, кувыркнувшись через голову полетел прямо под бок начавшему
приходить в себя Таши.
Третий диатрит оказался посообразительней – смекнув, в чем дело,
резко повернул птицу, и в спину ему тотчас воткнулось четыре или даже
пять стрел. Второй залп лучники направили в дальних птиц, но зацепили
кого или нет, сказать было трудно. Остальные воины всем скопом
ринулись на двух поверженных диатрим. На карликов почти не обратили
внимания: спешенный диатрит – не боец; Таши одной рукой сжал тонкую
шею, и горло тотчас же хрустнуло.
Оглуш„нные птицы истошно заорали, когда иззубренный кремень прош„л
наконец сквозь плотную защиту перьев и вонзился в плоть. Хотя лишить
такую птичку жизни оказалось не так просто. Копь„, по самую обвязку
вбитое в круглый пристальный глаз, было вырвано из рук охотника и со
свистом рассекало воздух в такт взмахам д„ргающейся головы. Судорожно
забили могучие лапы, с легкостью сшибая людей с ног; конвульсивно
ударили клювы – и кто–то из воинов, захрипев, отскочил назад, зажимая
ладонью рваную рану на бедре.
Бойша размахнулся палицей, голова диатримы разлетелась вдребезги,
точно глиняный горшок, хотя ещ„ долго бездыханное тело скребло дорогу
когтями. Вторую птицу прикончили копьями. Уцелевшего карлика хотели
взять живь„м, но случайно затоптали ногами; как, когда, кто – теперь
уж и не разбер„шь и некого Бойше ругать за излишнюю ретивость.
Остальные диатриты остановились в отдалении. Смотрели пристально,
на отсутствующий ус мотали. Но страха не показывали. Вона, их тут
целая орда – что им потеря троих!
– Так, – Бойша тяжело дышал. – Ты, ты и ты – останетесь сторожить
у ворот. Вы, пятеро – рассыпаться по частоколу. Вряд ли они на
городьбу полезут, но все–таки... Увидите что подозрительное – на
помощь зовите, сами не геройствуйте.
– Не полезут они, Бойша, – устало проговорил Ромар. Лицо колдуна
блестело от пота. Таши спохватился, потянулся обтереть. Ромар
благодарственно кивнул.
– Не полезут они. Понимают, что враз прикончат.
– А что, по–твоему, они делать станут?
Вот в ч„м сила Бойши – решения своей волей принимает, а совета
спросить никогда не постесняется. Оттого и ошибается редко.
– Будут, мыслю, вокруг частокола кружить, – заговорил Матхи,
словно возревновав, что спрашивают у колдуна, а не у шамана. – Чтобы
мы за ограду сунуться не смели.
– Верно, – Ромар кивнул.
Бойша заметно помрачнел.
– Ладно, – сквозь зубы бросил он. – Старшие охотники – за мной.
Думать станем. И вы, колдун да шаман, думайте!..
– Что нам думать, – горько усмехнулся Ромар. – Поставили мы с
Матхи сейчас в воротах щит, которым камни согнутых отбивали – так
второй раз карлики в эту ловушку не попадутся. Не такие дурные. Эх,
эх, вот если б могли мы все вместе колдовать, как согнутые! Камней бы
побольше поднять – да на птиц этих высыпать!..
Матхи лишь пожал плечами, а кое–кто из воинов даже скривился
выразительно: это надо ж такое сказануть – согнутым позавидовать! Ну
да от Ромара всего ожидать можно; сам старик, а старина заветная ему
словно и не мила.
Медленно расходились от ворот. Схлынула горячка боя, опьянение
первым успехом – все ж трех птиц завалили, не шутка! – и в головы
полезли разные не слишком приятные мысли. Если карлики за ограду не
выпустят – как дальше–то жить? Вон, была отара – и нет е„. Хорошо,
хлеб успели убрать, а то бы и вовсе смертынька подошла. Но самое
главное – вода. Раньше рядом ручь„в полно было, туда по воду ходили, а
ныне вся ручьева пересохла, значит – на Великую топай, а как туда
доберешься, при диатритах со всех сторон?..
Селение сжалось и притаилось, словно обложенный охотниками зверь.
На площадке перед домом Бойши собрались старшие. Таши с Тейко тоже
позвали – пускай расскажут, как карлики через реку переходили, а
заодно – что они, Таши с Тейко, там делали?
Усталые, измученные Ромар и Матхи стояли рядом. Колдун глядел в
землю; Матхи же, напротив, запрокинул голову, подняв незрячие глазницы
к небу – что видел он ими там?..
Речь начал Бойша. Вождь очень быстро вс„ понял, и не тешил
сородичей красивыми сказками.
– Скверно наши дела складываются. Карлики нас за городьбой
замкнули, как мы рыбу в затоне замыкаем. Выходить сможем только ночью.
Никак ты, Ромар, рассказывал, что ночью эти птицы не видят – так?
– Дети тура так говорили, – подтвердил колдун.
– Сегодня до заката придется той водой обходиться, что в домах
осталась. Ночью к Великой пойдем. Но допрежь – посмотрим: уйдут
диатриты отсюда или нет? Откочуют подальше в степь или кружить вокруг
станут? Ежели не уйдут... – лицо Бойши приобрело вдруг донельзя
свирепое выражение, ну чисто страшный Жжарг, пожиратель младенцев, –
то мы тогда с ними в потемках–то по–иному говорить станем!..
– Верно, верно, вс„ верно, да вот только не станут карлики нашей
вылазки ждать, – покряхтел Ромар. – Не впервой им с городьбой да
частоколами сталкиваться. Уйдут они. И далеко. Знаю я, сколько
диатрима эта может за день одолеть. Самому сильному воину не впору.
Так что не станут они тут ночью под наши копья подставляться. Даже
стражи не оставят.
– Так если они ночами уходить станут – неужто ж пропадем? –
крикнул кто–то из охотников.
– Пропасть – не пропадем! – непреклонно отрезал Бойша. – А вот
наломаться – наломаемся до кровавого пота. Но все равно, я так
полагаю, что даже если и ускачут карлики далеко отсюда – достать их и
там можно. Отправим отряд. Идти будет ночью. А днем – лежать, головы
не подняв, и чтоб даже мочились бы и то под себя! – раздались смешки.
– А как стойбище их найдем – дождемся темноты и покрошим всех!
Речь вождя встретили дружными возгласами одобрения, однако Ромар
покачал головой.
– О другом, сородичи, думать надо. Диатриты нам охотиться не
дадут, Великая остановилась, рыбы не стало. С чем зиму зимовать
станем?
– До зимы с карликами покончить надо! – раздался возглас.
– До зимы! Хорошо говоришь, да только легко ли исполнить будет?
Птички их в темноте видят хуже тетери, это верно. Да только если их
всполошить, они всех направо и налево клевать станут, своего от чужого
не отличая. Сколько наших тогда поляжет? Вспомните, сейчас заваленных
птиц добивали, и то Шукан едва без ноги не остался. А в ночи и нам
солнце не светит. И даже, если побь„м их... Карликов эвон какая тьма
привалила. Потеряют они сотню, потеряют две – да только не дорога ли
такая киноварь окажется?
Бойша нахмурился.
– К чему это ты, Ромар, речь–то ведешь? Говори сразу.
– Да к тому, что может статься – нам отсюда уходить прид„тся, –
тихо, без выражения проронил Матхи. Все так и обмерли.
– Это куда ж нам уходить? – старая Крага, похоже, совсем забыла
страх перед шаманом, извечным супротивником женской власти. – Куда?
– Туда, где карлики нас не достанут, – Матхи говорил прежним,
лиш„нным выражения, безжизненным голосом. – На закат. За Белоструйную.
Там наши родовичи тоже есть. А как уходить – помыслим. На то вождь у
нас и есть.
Бойша хмыкнул.
– Ладно, ладно, то дело несейчашнее. Давайте о неотложном решать.
– Бабы–то, бабы, за калиной ушли! – тотчас вновь запричитала
Крага. – Выводить их надо!
– Сказали уже тебе, старая, – разозлился Бойша. – Мне свет Дзара
не затмить. Колдуну с шаманом такое тож не под силу. Или ты
возьм„шься?
– Ну хоть глаза окаянным отвести! – стонала Крага. – Неужто не
сумеете? Матхи, первый раз тебя прошу. Это чародейство мужское! Мне не
осилить.
Ромар опустил глаза.
– Надо попытаться... Матхи...
– Я пойду, – вымолвил Таши, шагнув вперед. – Куда они пошли,
Крага? За калиной?
– Спятил! – зарычал вождь. – Сказано – за городьбу ни шагу!
– Так ведь бабы там, вождь, – Таши опустил голову.
– Милостью Лара, схоронятся, – проворчал Бойша. – В зарослях
отлежатся. Если не полные дуры...
– Так ведь спугаются!.. – не унималась Крага.
Диатриты тем временем оттянулись далеко. Осталось лишь несколько
дозорных.
– Позволь, вождь, – Таши опустил голову, но голос его звучал
тв„рдо и непреклонно. – Позволь... чтобы родичи не говорили...
– Ты это брось! – всполошился Ромар. – Испытание ты прош„л...
Не слушая безрукого колдуна, Крага внимательно поглядела Таши в
глаза.
– Ну, коли выведешь... – голос е„ дрогнул. Таши чуть заметно
усмехнулся. Дорогого стоила эта мимолетная дрожь в голосе старой.
Он не стал брать ни лука, ни стрел. Одно копь„, недлинное, но
толстое, чтобы выдержало, случись что, весь намах мчащейся диатримы. С
такими загонщики идут пугать крупного зверя. Действовать этакой
дубиной несподручно, только себя прикрыть, ежели взбесившееся стадо на
загонщиков поверн„т. Тогда упирай пятку в землю и выставляй впер„д
заточенное остри„. Древко удар выдержит, а там как предки пособят. Вот
и сейчас – вся надежда на загонное копь„. Как диатримы боевые копья
ломают, Таши уже видал. Ещ„ лучше всего подошло бы, конечно, длинное
ратовище – но когда надо ползти, словно волк, подбирающийся к добыче,
оно только помешает.
– Лихом не поминайте, люди, – глухо сказал Таши и, не
оборачиваясь, скользнул под нижней плахой заплота. За спиной царило
молчание. Даже Ромар не дерзнул остановить своего выкормыша. Знал – не
перед людьми, перед собой Таши в долгу. И пока сам не сочт„т, что долг
исполнен – не будет ему покоя.
Таши зме„й скользнул в пожухлую осеннюю траву. Хорошо, высокие
стебли кипрея ещ„ стояли.
Бойша молча смотрел вслед парню. Какой воин; какой охотник... не
может род такого терять. Ишь, как полз„т – ни одной травинки не
шелохн„т. Может, и не заметят супостаты...
Таши полз легко, стелясь пластом, прижимаясь к груди Великой
Матери, и неосознанно моля «не выдай!". Где там эта калина? Не так
ведь и далеко. Должен проползти. Только б дур„хи вопить да метаться не
начали. Приспичило им пироги заводить!..
Калина тянулась густой полосой по крутояру; в непролазную чащу
едва ли сунулась по доброй воле хотя бы одна диатрима. Но вот между
ягодной порослью и частоколом лежало пустое пространство, где
незамеченным проползет разве что желтопузый уж. Один раз ему повезло
здесь пробраться, а как он баб–то назад потащит? А, ладно, хотя бы
предупредит, чтоб забились в самую крепь и носов не высовывали. Ему
помирать невместно. Уника в порубе жд„т. Ничего, ничего, ночью мы с
тобой перемолвимся...
А возле ворот застыл Ромар, и лицо его казалось сейчас страшнее
лика самого разгневанного Лара. Матхи осторожно поднял руку; зрячие
пальцы пробежали по лицу колдуна.
– Тебе его не прикрыть, – еле шевельнулись губы шамана. – Оставь,
не мучайся – его участь в руках Лара. Если Великий Предок захочет
помочь своему сыну...
«Ну где же, расклюй меня диатрима, эти бабы? Куда их занесло?»
– Рута! – приподнявшись, решился вполголоса окликнуть Таши. И
тотчас – услыхал беззаботное щебетание бабьего перетолка. Ишь,
балаболки!.. Трезвонят поч„м зря. Невдом„к, дур„хам, что смерть рядом
кругами ходит.
Вскочив на ноги, Таши ринулся напролом – сейчас они сюда всех до
единого карликов соберут!
– Тихо вы! – зашипел он, выскочив прямо перед опешившими бабами.
Кое–то из них даже попятился. А ну как Таши все–таки мангас, да ка–ак
начнет сейчас...
– Разорались! – Таши шептал чуть слышно, но ш„пот его наполняла
такая ярость, что казалось, будто он кричит. Не должен молодой охотник
так говорить с матерями, пусть даже и нестарыми. Но что тут поделаешь?
Сами ведь смерть свою накликают, неразумные!
– Ты чего? – настороженно спросила Рута.
– Того! Диатриты на наш берег прорвались. Селение обложили, отару
расклевали! Бойша ворота велел заложить – хорошо, Крага о вас
вспомнила!
– Диатриты?.. – ахнула Рута. Она соображала быстрее всех.
– Ой, ой, что же бу–у–удет–то!.. – у Паты плаксиво скривился рот.
Таши сделал зверское лицо, и Пата подавилась воем.
– Чалох–то где? – спросил Таши.
– Так вон спит. Ему же ночью в дозор идти, вот он и отсыпается.
Чалох по–богатырски развалился под кустом, топор и лук отодвинуты
в сторону, чтобы не давили под боком. Сладко спит дозорный, только что
не похрапывает. Но едва Таши коснулся рукой чалохова плеча, тот мигом
проснулся, а услышав новость переспрашивать не стал. Велел сидеть
тихо, сверкнул глазами на Пату – видно знает, кто из баб может от
страха взвыть – и уполз, чтобы высмотреть вс„ самому.
– Что делать–то будем? – спросила Рута.
Она была здесь не самой старшей и не самой горластой, но вот
подошла беда, Хурак пасть разинул, и все разом облепили Руту, защиты
ищут. И она защищает, как может. Побелела, но держится. А остальные
мало что в голос не ревут в ожидании, покуда Чалох обратно приполз„т.
Избаловались бабы за годы беспечальной жизни. Прежде–то, рассказывают,
и воевать женщины умели, а в случае нежданной беды не шумели
по–глупому, а с полуслова слушались того, кто дело понимает. Недаром
власть у них отняли. То–то бы они сейчас накомандовали.
– До ночи в кустах лежать, – ответил Таши. – В темноте птицы у
карликов не видят. А то в обход пополз„м. Есть там местечки, где
чертополох близко к городьбе подходит.
Скорее всего, дождались бы Чалоха и решили засесть здесь, в
густоте – но оказалось, что уши у карликов травой не заложило, и шум
они вс„–таки услыхали.
За спиной Таши внезапно захрустело. В следующий миг, опережая визг
перепуганных баб, он крутнулся на месте, почти наугад выбросив
короткое копьецо насколько хватило рук.
Проломившись через густорост, диатрима уже совсем было нацелилась
одним клевком снести двуногой сыти голову, но этому помешало вовремя
подставленное копь„. Удержать оружие в руках после такого удара было
невозможно, Таши и не пытался этого сделать, он лишь старался, чтобы
воткнувшееся в землю древко не завалилось на сторону. Окажись древко
чуть более хлипким, оно переломилось бы от удара, но здесь Таши
помогла его предусмотрительность. Не боевое копь„ выбрал, а загонное,
чуть не в ногу толщиной, каким бегущего быка остановить можно. Плотно
примотанный наконечник пробил слой жестких перьев – диатрима, считай,
сама насадила себя на рожон. Ещ„ никому прежде не удавалось вот так
одним ударом разделаться с чудовищем высотой чуть ли не в три
человеческих роста.
Вишн„вая птичья кровь частыми толчками побежала по древку. Птица
судорожно зад„ргалась – и рухнула. Карлик успел соскочить; Таши со
всего размаха пнул недомерка ногой в спину. Тот полетел впер„д,
клубком прокатился по земле, вскочил на четвереньки, но больше сделать
ничего не успел, Таши уже прыгнул следом, ударив разом обеими ногами.
Под ногой громко хрустнуло, карлик обмяк.
– Вот так, – хрипло проговорил Таши, вставая. Рута и остальные
глядели на него с ужасом и восхищением. – Не дадут нам тут
отсиживаться.
Вернулся бледный и посуровевший Чалох. Глянул на приключившийся
разор, побледнел ещ„ больше и сразу же велел сниматься. Ему тоже в
голову пришла мысль ползти в обход пастбища.
– А как же... – вякнула Пата, но Чалох сунул ей кулаком в р„бра, и
разговоры прекратились. Таши инда завидно стало, как быстро охотник
порядок нав„л. Чалоху просто, Пата ему родная сестра, да ещ„ и
меньшая. Он е„ и в детстве бивал, и сейчас право имеет.
Пошли. За спиной Таши порой раздавались сдавленные всхлипы, но в
общем–то было довольно тихо.
Вот и край зарослям. Впереди – чистое поле. Смертное поле. И как
подумаешь, что сам помогал с него кусты сводить... Эх!
– Лежать! И – никшнуть всем! – строго предупредил Чалох и кивнул
Таши.
– Вы куда? – заскулили девки. – Нам тут одним стра–а–ашно...
– Мы глянем – и назад, – ободрив таким образом приунывших баб„нок,
мужчины поползли к узкому лазу, каких немало проделали в чертополохе
шныряющие вокруг селения собаки.
Выползли шагов на десять впер„д, огляделись. Вс„ спокойно, никого
нет. Диатриты куда–то попрятались. До самого око„ма – ни одной живой
души. Только земля в отдалении усеяна полураскл„ванными овечьими
тушами. Куда ж вражины–то подевались? Руки стали мокрыми от пота. Ну,
долго так сидеть нечего, надо прорываться.
Вернулись.
– Чисто вроде бы.
Да, впереди было чисто. Даже – обманчиво–чисто. А вот ниже к реке
слышалось алчное курлыканье диатрим. Карлики проч„сывали заросли –
вот–вот могут и на их лежбище наткнуться.
Поползли. Рута, молодец, точно вьюн полевой стелется; а Пата,
дурища, так зад отклячила, что за целое поприще видать. Остальные бабы
и девки кто как справляется. Молчат, и на том спасибо.
До заветных ворот оставалось уже совсем немного, когда знакомое
уже свиристение и кл„кот раздались под самым боком.
Тоже, не прошли гады мимо бурьяна, спрятались да как ловко!
Уложили своих чудовищ, заставили шею вытянуть – и вс„ за пару шагов
ничего не разглядишь. Да и кто знал, что они так умеют – птицы–то
высоченные, за версту видать. А они затаились и поджидают, кто к ним
пожалует.
Одна из птиц уже вскочила и бежала к ним, отмахивая с каждым,
обманчиво–неспешным шагом такие куски, что не верится даже тому, кто
сам на это дело смотрит. Башка со зловещим клювом маячила на
недоступной высоте; никаким копь„м не дотянешься, хоть опять жди, пока
она тебя клевать начн„т. А и напорется диатрима на острый дрын – что с
того? Помощи ей недолго ждать: чуть не под самым носом у ползущих
взметнуло лопухи и как из–под земли полезла оттуда клювастая голова с
гребнем ж„стких перьев на макушке.
Пата заполошно взвизгнула и, потеряв голову, окарачь бросилась к
городьбе. Другие бабы, понимая, что спасение в ногах, вскочили и
припустили рысью.
Сделать можно было только одно: задержать гадин хоть на полмига,
авось успеет кто из женщин спастись. Вон они, ворота, открыты, влетай
с разбега, а птицу, коли дуриком сунется, Ромар с Матхи найдут чем
попотчевать.
Удивительно много мыслей пролетает в голове в такие мгновения,
разные мысли, горькие или светлые, но никогда не мешающие делать дело
или хотя бы умереть достойно. Двумя руками Таши поднял загонное копь„,
приготовился принять на кремень смертельный удар. И тут из травы,
совсем рядом с неловко подымающейся диатримой вынырнул Чалох. С
громким хаканьем, словно дерево валил, метнул боевой топор в
недоступную уже голову, прямо в золотую радугу глаза. А сам уже не
успел ни отпрыгнуть, ни отшатнуться. Окривевшая птица заметалась, не
слушая воплей наездника, свирепо и неточно избивая клювом упавшего
охотника, потом метнулась в сторону и сослепу столкнулась с той
хищницей, которую ждал Таши. Птицы повалились одна на другую,
мгновенно сплетясь в клекочущий клубок.
Таши швырнул в упавших свою жердину и, не глядя, попал куда или
нет, рванулся вслед за удирающими бабами только ветер в ушах свистнул.
В три прыжка догнал толстозадую Пату, ухватил за руку, потащил чуть не
волоком. Серь„зного урона упавшие диатримы не понесли. Карлики быстро
сумели поднять своих птиц, устремившись в погоню. Другие женщины уже
влетали в открытый про„м ворот, поэтому гнались только за Таши и
Патой. Пата словно во сне перебирала короткими ногами, а сзади уже
слышались тугие удары мозолистых птичьих лап: словно палкой пыль из
старой шкуры выбивают.
И вс„–таки, успели, проскочили, под самым носом у бегающей смерти.
Поостереглись диатриты близко к воротам подходить, научились кой–чему
после первого приступа. Пата при всех Таши на шею кинулась, слезы – в
три ручья, ровно Великую оживить решила. Приблизился Бойша – по плечу
молча хлопнул.
– Чалох всех выручил, – сказал Таши.
– Видел, – кивнул вождь. – Но и ты молодец.
Крага подошла, положила на Ташино плечо морщинистую ладонь.
Сказала строго:
– Будешь у меня внуком, заместо Чалоха.
А Тейко в стороне отстоялся.
